из слов Распутина, сказанных моему агенту в Покровском... Он сказал:
"Ну, а ваш Джунковский... " и свистнул. А 16 августа была записка Государя о
том, что я должен уйти". Газеты полнились слухами о готовящемся "перемещении
самых высших чинов".
 
   Николай поехал объявить "Грозному дяде" об отставке. Как молилась  Аликс,
как боялась, что он передумает...
   "22 августа... Бог помазал тебя  на  коронации,  поставил  тебя  на  твое
место, и ты исполнил свой долг... Все  к  лучшему,  как  говорит  Наш  Друг,
худшее позади... Я протелеграфирую Нашему Другу сегодня  вечером,  чтобы  Он
особенно помолился о тебе... Встреча с Н. не будет приятной - ты ему  верил,
а теперь убеждаешься в правоте того, что Наш Друг  говорил  столько  месяцев
тому назад, что он неправильно поступает по отношению к тебе, твоей стране и
твоей жене... Бог - с тобой, и Наш Друг - за тебя,  поэтому  все  хорошо,  и
позднее все тебя будут благодарить за то, что  ты  спас  страну...  Левые  в
ярости... карты их раскрыты, и ясна  их  интрига,  для  которой  они  хотели
пользоваться Н. "
   Перед отъездом она передала ему маленькую гребенку Распутина. И сам  "Наш
Друг", и его вещи - все должно было помогать ей... "23 августа... Не забывай
расчесывать  волосы  перед  всяким  трудным  разговором  или  решением.  Эта
маленькая гребенка принесет помощь... "
   Но вдовствующая  императрица  ("тетя  Минни",  как  звали  ее  в  большой
Романовской семье) все поняла. Она не обманывалась насчет роли мужика -  она
слишком хорошо знала невестку.
   Из дневника великого князя Андрея Владимировича: "24 августа... Днем  был
у тети Минни... нашел ее в удрученном состоянии... она считает, что удаление
Николая Николаевича приведет к неминуемой гибели. Она все спрашивала:  "Куда
мы идем, куда мы идем? Это не Ники, не он... он - милый, честный  и  добрый,
это - она... она одна  ответственна  за  все,  что  происходит"...  Она  еще
прибавила, что  это  напоминает  ей  времена  императора  Павла,  который  в
последний год начал удалять от себя всех преданных людей, и печальный  конец
нашего предка мерещится ей во всем ужасе".
   Из дневника вдовствующей императрицы Марии Федоровны: "21 августа...  Все
мои слова были напрасны... Все это не умещается в моем мозгу".
 
   25 августа Ники сообщил Аликс из Ставки о самом трудном разговоре  в  его
жизни: "Благодарение Богу,  все  прошло...  и  вот  я  опять  с  этой  новой
ответственностью на моих плечах, но да исполнится  воля  Божия!..  Все  утро
этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, я много молился и  без  конца
перечитывал твое первое письмо. Чем больше приближался момент нашей встречи,
тем больше мира воцарялось в моей душе. Я. вошел с доброй, бодрой улыбкой  и
просто спросил, когда я прикажу ему уехать. Я таким же манером ответил,  что
он может остаться на два дня; потом мы  поговорили  о  вопросах,  касающихся
военных операций, о некоторых генералах и прочее, и это было все".
   Когда-то врага "старца" - Столыпина -  хотели  отправить  наместником  на
Кавказ. Теперь царь отправлял туда другого его поверженного врага - великого
князя Николая Николаевича.
   Царица до конца, до самой революции не прекратит борьбы против  "Грозного
дяди". Уже вскоре после его отставки она  писала  мужу:  "15  сентября...  Я
нахожу, что Н. берет с собой слишком большую свиту... я боюсь, что они будут
там (на Кавказе. - Э. Р. ) продолжать свои интриги... "
 
   "НАШИ" ДЕЙСТВУЮТ
 
   Это   был   воистину    государственный    переворот.    Пал    Верховный
главнокомандующий, за ним должны были слететь с  постов  министр  внутренних
дел и директор департамента полиции. По замыслу Аликс (и  этого  царь  тогда
еще не знал) должен был уйти и новый обер-прокурор Синода Самарин.
 
   Кандидатуры "наших" на ключевые посты в  МВД  и  департамент  полиции  ей
поставил мужик. Все, что в начале года обдумывалось на Гороховой,  -  теперь
свершалось. И свершали это новые правители России: царица с  Подругой  и  их
главный помощник - "Наш  Друг".  Он  отсутствовал  в  столице,  но  за  него
действовал его человек - Андроников, с которым мужик все  обговорил  в  свой
трехдневный   визит   в   Петроград.   Тотчас   после   отъезда    Распутина
"подозрительный князь" был принят Подругой...
   Из показаний Вырубовой: "Я познакомилась с ним незадолго до того, как  он
привез ко мне Хвостова... Это был  надушенный,  нафабренный,  подобострастно
держащийся человек, привозивший массу сплетен, цветы  и  конфеты".  А  потом
князь привез к ней "на смотрины" будущего министра внутренних дел...
   Из письма Аликс: "29  августа...  Любимый  мой,  Аня  только  что  видела
Андроникова и Хвостова. Последний произвел на нее прекрасное впечатление".
   После  чего  Андроников,  "надушенный  и  нафабренный",  передает  список
кандидатов на пост обер-прокурора Синода... уже самой царице!
   "7 сентября... Вот тебе, дружок, список имен  лиц  (очень,  к  сожалению,
небольшой), которые  могли  бы  быть  кандидатами  на  место  Самарина...  я
получила этот список от Андроникова".
   Царице были нужны во власти верные люди, но она все  время  боялась,  что
Ники  ошибется  (он  уже   ошибался   столько   раз:   Столыпин,   Коковцов,
Джунковский... ). Теперь она сама решила заняться подбором министров. Но как
не ошибиться?. Очень просто - надо следовать правилу,  о  котором  она  сама
неоднократно говорила: министром может стать только тот, кто верит  "Божьему
человеку" и  будет  предан  ему.  Ибо  это  автоматически  означало  веру  и
преданность ей - ведь желания  "Божьего  человека"  всегда  совпадали  с  ее
желаниями. Таковы должны быть теперь министры! Но так как таковых ни  Аликс,
ни Аня не знали, то оба  начинающих  государственных  деятеля  мудро  решили
положиться во всем на мнение "Нашего Друга". А тот, уезжая, прислал к ним  в
помощь "надушенного и нафабренного" Андроникова...
 
   Каких же кандидатов представил Андроников от  имени  Распутина?  На  пост
директора департамента полиции выдвигался Белецкий - та же кандидатура,  что
и в начале года. Но министр внутренних дел...
   Андроников предложил Распутину выдвинуть в министры... Алексея  Хвостова,
старого знакомца мужика, того самого Нижегородского губернатора, к  которому
Распутин безуспешно ездил с Сазоновым накануне гибели Столыпина.
 
   ПУТЬ ВО ВЛАСТЬ ОБРАЗЦА 1915 ГОДА
 
   К тому времени Хвостов перестал быть губернатором, ушел с государственной
службы, но оставался столь же толстым и розовощеким. Он был избран  в  Думу,
стал председателем фракции правых, гордо  носил  на  лацкане  значок  "Союза
русского народа". Его антинемецкие речи очень нравились в Царском Селе.  Как
объяснял  потом  Хвостов  следователям  Чрезвычайной  комиссии:  "Я  занялся
немецким шпионажем и немецким засильем. Этот вопрос меня  в  высшей  степени
заинтересовал".
   Лучшую кандидатуру найти было трудно - думец, но лидер правых, к тому  же
неукротимый борец со шпионажем, что немаловажно: слухи  вокруг  Распутина  и
царицы не умолкали. И наконец, Хвостов - русский,  что  весьма  благоприятно
при обилии немецких фамилий в "верхах". Андроников  хорошо  его  знал  (как,
впрочем, и всех  мало-мальски  значительных  людей)  и  не  сомневался,  что
Хвостов пойдет на любые  условия,  чтобы  взойти  на  Олимп.  Видимо,  после
разговора с Хвостовым он сумел убедить в этом и Распутина. Мужик еще  помнил
холодный прием, оказанный ему  Нижегородским  губернатором,  но  Андроников,
вероятно, сумел ему доказать, что прежнего гордого Хвостова не существует  -
есть новый, который понимает: чтобы быть  министром,  надо  служить  "Нашему
Другу". Колебания Распутина были окончательно опрокинуты предложением  князя
назначить заместителем будущего министра Белецкого, с которым  Распутин  уже
встречался и в чьей преданности был убежден.  Белецкому  должен  был  отойти
департамент полиции и, следовательно, охрана Распутина. И когда  "Наш  Друг"
согласился, Хвостов, пройдя "смотрины" у Вырубовой, проследовал к царице.
   Из показаний Хвостова: "Императрица приняла меня милостиво и намекнула...
что, хоть я и не безгрешен по отношению к Распутину, она уверена, что  глаза
у меня раскроются... и она не будет против  моего  назначения,  если  только
охрана Распутина будет лежать на Белецком".
   Но пока Аня и царица вместе с Андрониковым обсуждали будущие  назначения,
в Думе произошло опасное событие.
 
   МУЖИК ОБЪЕДИНЯЕТ НЕНАВИДЯЩИХ
 
   С  удалением  великого  князя  Николая  Николаевича   общество   и   Дума
столкнулись   с   новой   реальностью.    Итак,    был    новый    Верховный
главнокомандующий,  которого  считали  неспособным  возглавлять  армию,  был
старик-премьер   Горемыкин,   которого   считали   неспособным   возглавлять
правительство, ибо он находился под абсолютным влиянием царицы. Были упорные
слухи о готовившихся назначениях, которые теперь, в отсутствии  царя,  стали
прерогативой Государыни. И была угроза формирования  кабинета  "темных  сил"
под незримым премьерством полуграмотного мужика, который вот-вот вернется  в
столицу...
   Так полагала Дума. И 25 августа 1915 года свершилось  невозможное  -  300
депутатов из 442 объединились в так называемый "Прогрессивный блок". Все эти
весьма разные, а подчас и попросту ненавидевшие друг друга  люди  сплотились
под знаменем борьбы с "темными  силами".  Блок  должен  был  без  потрясений
отстранить от власти царицу и Распутина и повести страну к созданию подлинно
конституционной монархии. Для этого следовало добиться отставки Горемыкина и
создания "правительства доверия", ответственного перед Думой. Блок  выступал
под лозунгом "Массы остаются спокойными, за них говорит Дума".
   В то же  время  Гучков  готовил  очередной  думский  запрос  -  о  дебоше
Распутина в ресторане "Яр". И тогда Хвостов доказал, что заслуживает доверия
"Нашего Друга"...
 
   Из показаний Вырубовой: "Хвостов рассказал,  что...  готовится  запрос  в
Думе. Они (депутаты. - Э. Р. ) просили подписи Хвостова,  но  он  отказал  и
заметил, что если  этот  вопрос  будет  поднят,  то  амнистия  (в  то  время
готовился указ царя об амнистии заключенным. - Э. Р. )  не  будет  дарована.
Они подумали и... отказались от запроса".
   30 августа Аликс писала Ники: "Следовало бы  отделаться  от  Гучкова,  но
только как?  Вот  в  чем  вопрос.  В  военное  время  -  нельзя  ли  выудить
что-нибудь,  на  основании  чего  его  молено  было  бы   засадить?..   Ведь
омерзительно видеть его игру, речи и подпольную работу... Говорят, будто  Он
(Распутин. - Э. Р. ) живет сейчас в Царском  Селе,  точно  так,  как  раньше
утверждали, будто здесь находится Эрни... "
 
   Действительно, самые невозможные слухи гуляли по столице, пока "Наш Друг"
по-прежнему сидел в Покровском, ожидая  обещанных  перемен.  Он  боролся  за
сына. Он понимал, что его  жалкий,  почти  слабоумный  отпрыск  погибнет  на
фронте... И мужик отправил в Петроград жену Прасковью - вымолить  у  "царей"
разрешение, чтобы сына оставили дома. Он посылал умоляющие  телеграммы...  И
опять Аликс просит Ники: "Не можешь ли ты разузнать, когда  призывается  Его
губерния,  и  тотчас  мне  это  сообщить?..  Касается  ли  это  Его  сына?..
Пожалуйста, поскорее ответь... Прилагаю прошение Нашего Друга, напиши сверху
свою резолюцию. Мне кажется, что эту просьбу вполне можно удовлетворить".
   Но царь опять промолчал. И опять она его просила: "1 сентября... Наш Друг
в отчаянии, что Его сына призывают. Это  Его  единственный  сын,  который  в
отсутствии отца ведет все хозяйство".
   И на сей раз Ники смолчал. Он не мог объяснить ей, что царь может  менять
министров, но оставить сына Распутина дома он не может - это было бы  прямым
вызовом обществу.  Аликс,  сосредоточенная  на  борьбе  за  "наших",  как-то
запамятовала, что не так  давно  на  фронте  был  убит  сын  великого  князя
Константина Константиновича Олег, совсем мальчик. И отец не  выдержал  горя,
его задушил приступ грудной жабы... Как же он мог освободить от службы  сына
Распутина?!
   Но Аликс,  как  всегда,  упорно  добивалась  своего:  "11  сентября...  Я
понимаю, что мальчик должен быть призван, но можно устроить его санитаром  в
поезде, или чем-нибудь вроде этого... Он  единственный  сын...  Так  хочется
помочь и отцу, и сыну... "
   Сына Распутина призовут, но в конце концов она сумеет устроить его в свой
санитарный поезд...
 
   В Думе не прекращались негодующие разговоры о скором  назначении  угодных
мужику министров, о том, что премьер Горемыкин ездит  теперь  на  доклады  к
царице.
   6 сентября Зинаида Юсупова писала сыну  в  Крым  своим  забавным  шифром:
"Общее настроение отвратительное. Нафталиновая шуба (Горемыкин. -  Э.  Р.  )
продолжает ездить к Ваполиде (Аликс. - Э. Р. )... Она прямо торжествует!"
   В Москве - столице антираспутинской оппозиции - выступил Владимир  Гурко,
почтенный человек правых убеждений, камергер, член Государственного  Совета.
Одна фраза, сказанная им, облетела всю Россию: "Мы желаем сильной  власти...
мы понимаем власть с хлыстом, но не под хлыстом".
   "Это - клеветническая двусмыслица,  направленная  против  тебя  и  Нашего
Друга. Бог их за это накажет", - написала царю Аликс 8 сентября.
 
   "ДУША МОЯ СКОРБИТ... "
 
   Мужик понял:  он,  который  столько  раз  спасал  царского  сына,  своего
единственного - не защитил. Сына забрали в армию.  И  тогда  Распутин  тяжко
запил. В нем окончательно проснулся "Темный" - человек-зверь...
   Из донесений  агентов:  "Сентябрь,  5...  Темный  находился  в  гостях  у
брата... Туда же пришел отец и начал ругать его  самыми  скверными  словами.
Темный, как бешеный, выскочил из-за стола, вытолкнул отца за  дверь,  свалил
на землю и давай бить кулаками... Отец кричал: "Не бей, подлец!"... пришлось
их силой растаскивать, у отца оказался подбитый глаз, так что весь закрылся.
Оправившись, старик стал еще пуще ругать Темного, грозя  рассказать,  что...
он (Григорий. - Э. Р. ) ничего не знает, а только знает Дуню  (Печеркину.  -
Э. Р. ) держать за мягкие части... После этого пришлось  Темного  удерживать
от вторичного нападения на отца".
   Агенты с удовольствием читали Распутину вслух газеты, которые по-прежнему
не оставляли его  вниманием.  И  еще  -  его,  видимо,  мучили  видения.  Он
чувствовал, что там, в далеком Петрограде, надвигается неотвратимое...
   "6 сентября Распутин сказал: "Душа моя  очень  скорбит.  От  скорби  даже
оглох. Бывает на душе 2 часа хорошо, а  5  неладно...  потому  неладно,  что
творится в стране... да и  проклятые  газеты  пишут  обо  мне,  сильно  меня
раздражают. Придется судиться".
 
   Пока Распутин пил в Покровском, царица не уставала просить мужа побыстрее
назначить Хвостова  министром.  И  опять  шли  в  ход  предсказания  "Нашего
Друга"...
   "8 сентября... Нам нужен энергичный человек, знающий людей, и  с  русским
именем...  Разгони  всех,  назначь  Горемыкину  новых   министров,   и   Бог
благословит тебя и их работу!.. Моя икона с  колокольчиком...  действительно
научила меня распознавать людей...  Колокольчик  зазвенел  бы,  если  б  они
пришли ко мне с дурными намерениями; он  помешал  бы  им...  А  ты,  дружок,
слушайся моих советов, это не моя мудрость, а особый  инстинкт,  данный  мне
помимо меня, чтобы помогать тебе... " Царь колебался, он еще не свыкся с  ее
прямым участием в делах государства. А она нервничала - вся  ее  неукротимая
энергия была направлена на то, чтобы ему помочь. И  она  сердилась,  что  он
этого не понимает...
   "10 сентября... Прошу тебя, поговори серьезно  о  Хвостове  как  министре
внутренних дел с Горемыкиным. Я  уверена,  что  он  подходящий  человек  для
теперешнего момента, так как никого не боится и предан тебе".
   Но новый министр внутренних дел - это было только начало. 11 сентября она
уже требует головы обер-прокурора Самарина: "Возьми клочок бумаги и  запиши,
о чем тебе нужно поговорить (с Горемыкиным. - Э. Р. )... 1. Самарин - глупый
нахал... теперь они (Дума. - Э. Р. ) утверждают, что ты не  сможешь  уволить
С<амарина>, но ты это сделаешь... Немедленно уволь  его,  дорогой,  а  также
Щербатова... Прошу тебя, назначь Хвостова на его место".
   О Хвостове она будет писать упрямо и настойчиво. И не отступит, пока царь
не уступит.
   "12 сентября... Все министры никуда не годятся... "
   "14 сентября... Некоторые сердятся, что  я  вмешиваюсь  в  дела,  но  моя
обязанность - тебе  помогать...  даже  и  в  этом  меня  осуждают  некоторые
министры и общество... Таков уж бестолковый свет... "
   Она уверена: враги в Ставке не дают Ники возможности исполнить эти мудрые
решения. Недаром там находится недруг "Божьего  человека"  -  великий  князь
Дмитрий Павлович...
   "13 сентября... Мой  дорогой...  почему  ты  не  отсылаешь  его  в  полк?
Получается нехорошо: ни один из  великих  князей  не  находится  на  фронте,
изредка наезжает Борис, а бедные Константиновичи всегда больны".  Она  опять
забыла о гибели младшего из Константиновичей...
   Она  умеет  воевать  -  и  беспощадно.   Вчерашний   жених   ее   дочери,
воспитывавшийся в Семье, должен отправиться на фронт, на смерть - за то, что
посмел идти против "Нашего Друга".
 
   А "Наш Друг" всегда рядом с Семьей  -  он  не  забывает  посылать  нужные
телеграммы.
   Из писем царицы: "8 сентября... Насчет известий с фронта Наш  Друг  пишет
следующее (прибавь это к твоим  остальным  телеграммам)...  "Не  ужасайтесь.
Хуже не будет, чем было. Вера и Знамя обласкают вас".
   "9 сентября... Списал ли ты для себя на отдельной бумажке Его телеграмму:
"Не оподайте (не падайте духом. - Э. Р. ) в  испытаниях,  прославит  Господь
своим явлением... "
   Таковы  были  радужные  предсказания  провидца   за   полтора   года   до
революции... Отправил Распутин и еще одну нужную  телеграмму  -  с  просьбой
назначить министром "угодного Богу" Хвостова. Впереди было заседание  Совета
министров в Ставке, на котором, как  ждала  Аликс,  наконец  объявят  о  его
назначении. И она просила Ники обратиться к помощи  незримо  присутствующего
"Нашего Друга":
   "15 сентября... Не забудь перед заседанием  министров  подержать  в  руке
образок и несколько раз расчесать  волосы  Его  гребнем...  О,  как  я  буду
думать, и молиться за тебя, мой любимый!"
 
   В Петрограде волновались. Товарищ министра внутренних  дел  Моллов  через
свою агентуру получил  достоверное  сообщение  о  том,  что  царица  вызвала
Хвостова в Царское Село и обнадежила скорым назначением на пост министра.
   Из показаний Моллова: "Я доложил князю Щербатову, что его  и  мои  дни  в
должности, надо думать, уже сочтены... Щербатов... не согласился  с  этим  и
сказал, что он недавно возвратился  из  Ставки,  где  милостиво  был  принят
Государем".
   История с Саблером повторялась...
   15 сентября в министерство внутренних дел прибыл взволнованный  начальник
Петроградского охранного отделения полковник Глобачев.
   "Глобачев предъявил мне телеграмму одного  из  агентов,  приставленных  к
Распутину. В телеграмме этой значилось, что Распутин  получил  от  Вырубовой
письмо следующего приблизительно  содержания:  "Сана  (царица.  -  Э.  Р.  )
грустит, жаждет видеть дней через десять. Благослови"... В той же телеграмме
значилось, что Распутин собирается вскоре приехать в Петроград".  Сопоставив
события, Моллов окончательно понял свое будущее...
 
   Аликс продолжает забрасывать мужа письмами. Она не может  остановиться  -
темперамент не дает. 17 сентября она отсылает ему целых два письма.
   "Телеграфируй хоть одно слово, чтобы успокоить меня! И если решил  насчет
Хвостова,  напиши:  "Я  помню  про  хвост".  Если   министры   не   сменены,
телеграфируй: "Перемен пока нет".
   Но она знает: что бы Ники ни решил без  нее,  когда  он  вернется  -  она
победит. И заклинает: "Приезжай как можно  скорее  и  произведи  перемены!..
Хвостов надеется, что с умом и решительностью удастся все наладить через 2 -
3  м