есяца...  О,  как  я  жажду  тебе  помочь...  некоторые   боятся   моего
вмешательства в государственные дела (все министры), а другие видят  во  мне
помощника во время твоего отсутствия (Андроников, Хвостов)".
   Так что "темный князь" стал в письмах царицы светлой личностью...
   "Правда, дружок, он (Хвостов. -  Э.  Р.  ),  по-моему,  самый  подходящий
человек, и Наш Друг об этом намекал А<не>  в  своих  телеграммах...  Хвостов
меня освежил...  я  жаждала  увидеть,  наконец,  "человека",  и  тут  я  его
увидела... Никто не знает, что я его принимала".
   Но царь колеблется - все не может привыкнуть к  новой  роли  Аликс...  На
заседании Совета министров в Ставке он так и не объявил о новых назначениях.
   И она продолжает: "18 сентября... Я надоедаю тебе этим,  но  хотелось  бы
тебя убедить... что этот  очень  толстый  опытный  молодой  человек  -  тот,
которого ты должен одобрить (а также и ту старуху,  которая  пишет  тебе  об
этом )... "
   И  Подруга  все  это  время  неутомимо  работает  -   прощупывает   новых
кандидатов.
   "20 сентября... Посылаю тебе... краткое изложение ее (Вырубовой. - Э.  Р.
) разговора с Белецким... Это, кажется, действительно человек,  который  мог
бы быть весьма полезным министру внутренних дел, так  как  он  все  знает...
Андроников дал А<не> честное слово, что никто не будет знать, что Хвостов  и
Белецкий бывают у нее (она видается с ними в своем доме, не во дворце),  так
что ее имя и мое не будут в этом замешаны... Жена Нашего Друга  приходила...
она такая грустная и говорит, что Он ужасно страдает  от  клеветы  и  подлых
сплетен, которые печатаются о Нем... Да, пора положить этому конец.  Хвостов
и Белецкий - вот те, которые могут это сделать".
   Прасковья Распутина так и не отстояла сына. Она попрощалась с  царицей  и
сказала, что должна возвращаться в Покровское, "потому  что  жизни  Григория
грозит опасность".
   Как сообщили агенты, 19 сентября мужик получил  напечатанное  на  машинке
письмо: "Григорий! Наше Отечество разрушается...  хотят  заключить  позорный
мир... Мы, выборные, просим тебя сделать, чтобы министры  были  ответственны
перед народом. И если ты это  не  исполнишь,  то  тебя  убьем...  пощады  не
будет... На нас 10 человек пал жребий... "
   В  обществе  по-прежнему  свято  верили:  все,  происходящее  в   верхах,
инспирирует полуграмотный мужик, абсолютно поработивший волю царицы.
 
   СКАНДАЛЬНЫЕ ПАСТЫРИ
 
   Одновременно с борьбой за  новых  послушных  министров  Аликс  с  тем  же
темпераментом вела борьбу за послушную церковь. В  этом  была  своя  логика:
церковь в России была государственным институтом и цари через  Синод  всегда
жестко управляли ею. К тому же идеи англиканской церкви, зависимой  от  воли
монарха, всегда были в подсознании Аликс. Кровь английских королей...
   И она писала Ники, требуя сместить обер-прокурора Самарина: "Ты  глава  и
покровитель церкви, а он пытается подорвать твой престиж... Немедленно уволь
его, дорогой... " Захотела она изгнать из Синода и непокорных епископов: "Ты
должен действовать и метлой вымести всю грязь, накопившуюся в Синоде... "
   Но кем их заменить, она не знала. Кандидатов опять должен был  поставлять
мужик. Он был "Божьим человеком" при троне - кому ж, как не ему,  руководить
назначениями церковных иерархов? Естественно,  обсуждая  все  с  "мамой".  И
здесь Распутин остался ее "вторым я"...
 
   До того как Аликс включилась в церковные дела, у Распутина  было  немного
союзников среди иерархов. Для большинства из них  он  по-прежнему  оставался
подозрительным темным мужиком и тайным сектантом. Да и для самого  Распутина
официальная церковь, епископы в парче и драгоценностях  -  нечто  далекое  и
враждебное. Он их презирает и по-мужицки побаивается.
   Но  постепенно  страх  проходит.  Царственная  почитательница  Распутина,
признающая его святость, внушает ему уверенность. Она возмущена:  как  смеют
иерархи не признавать того, кто для "царей" является  великим  авторитетом?!
Так что признание Распутина и в этой  среде  становится  синонимом  верности
престолу.
   Примерно с 1912 года царица  начинает  следить,  чтобы  высшие  церковные
назначения получали люди, чтящие "Нашего Друга". С тех пор его (читай -  ее)
поддержка начинает обеспечивать священнослужителям заметные посты...  И  вот
уже в  Первопрестольной  матушке-Москве  сидит  почитающий  "отца  Григория"
80-летний  Макарий,  земляк  Распутина  из   сибирских   краев,   окончивший
Тобольскую  Духовную  семинарию.  О  назначении  экзарха   Грузии   мы   уже
рассказывали - им вопреки Синоду стал опальный епископ Алексий, уличенный  в
связи с молодой учительницей.
   Так начиналось то, что впоследствии войдет  в  практику:  Распутин  будет
рекомендовать на высокие церковные посты грешных пастырей.  И  прежде  всего
обвиненных в тяжком грехе с точки зрения и тогдашних  российских  законов  и
церкви, - в гомосексуализме. И не только потому,  что  этот  грех  делал  их
целиком зависимыми, но и потому, что гомосексуализм для
   Распутина - не грех. У хлыстов была идея  единства  мужского  и  женского
начала в их представлениях о Христе. Хлыст Распутин, веривший в  то,  что  в
него сошел Святой Дух, видимо, ощущал в себе это  единство...  Отсюда  -  не
просто самое лояльное отношение к гомосексуализму, но и возможность  "лечить
от похоти" не только женщин, но  и  мужчин.  Может  быть,  здесь  и  кроется
разгадка столь тесных отношений мужика с Илиодором (в прошлом) и с  Феликсом
Юсуповым (в будущем)?
 
   Так или иначе, после смерти Алексия экзархом Грузии становится выдвиженец
Распутина (и,  следовательно,  царицы)  епископ  Питирим  -  гомосексуалист,
подозреваемый в связях с хлыстами.
   Из показаний Яцкевича: "Питирим - одно из самых  позорных  имен  в  нашей
церкви. Будучи епископом Тульской епархии, которой на  самом  деле  управлял
его келейник Карницкий... с которым епископ находился  в  связи,  осуждаемой
церковью и законом, он расхитил в Туле богатства архиерейской  ризницы,  что
было установлено после его  перевода  в  Курскую  епархию.  В  Курске  также
управлял епископом и епархией его молодой  келейник...  Именно  тогда...  он
стал открыто  покровительствовать...  в  Богодуховском  монастыре...  общине
монахов, которых считали изобличенными хлыстами. В результате его убрали  из
Курска. Потом он стал епископом в Саратове, где около него появляется  новый
молодой келейник, некто Осипенко, занявший место прежнего".
   Вот такой человек через Распутина выдвигался в экзархи Грузии...  И  царь
(читай - царица)  зачеркнул  всех  кандидатов  и,  к  ужасу  членов  Синода,
написал: "Питирим".
 
   В то же время в окружении Распутина появляется  еще  один  преданный  ему
гомосексуалист - священник  Исидор  Колоколов.  Как  показал  в  "Том  Деле"
Яцкевич, он "обвинялся в мужеложестве со своим келейником Флавианом и за это
был назначен рядовым монахом в один из монастырей. Исидор бывал у  Распутина
и вскоре стал... настоятелем одного из монастырей в
   Тобольске,  куда  взял  келейника...  хотя   сожительство   было   Синоду
документально известно".
   Исидор вскоре становится одним из ближайших к Распутину людей. Его не раз
будет принимать царица, он  удостоится  упоминаний  в  ее  письмах  Николаю:
"Провела чудный вечер с Нашим Другом и с Исидором".
   Священника Исидора царица попросит отпевать Распутина...
 
   И наконец, Варнава - еще один весьма необычный выдвиженец "Нашего Друга".
У этого священника из маленького городка Голутвина не было высшего духовного
образования, но своими живыми,  понятными  народу  речами  Варнава  приобрел
огромное влияние на местное население и приезжих московских купцов. Распутин
его сразу отметил - он как бы олицетворял то, что мужик  говорил  "царям"  о
народном пастыре: "Хоть неученый, да верующий, а от ученых нет толку,  почти
все они неверующие". И Аликс  поняла:  этот  двойник  "Нашего  Друга"  готов
служить... И личным желанием Государя (опять же читай - Государыни)  Варнаву
сделали епископом Каргопольским,  хотя  назначение  на  столь  высокий  пост
человека без образования вызвало бурю в Синоде.
   Когда епископ Алексий стал экзархом  Грузии,  на  его  место  в  Тобольск
назначили Варнаву. Распутин должен  был  заботиться  о  духовных  властях  в
Тобольской епархии, в ведении которых было его родное село Покровское. Он не
забывал, сколько хлопот ему принесло расследование тамошней консистории...
   Аликс  радовалась.  Она  хотела,  чтобы  повсюду  сидели  "наши",  чтящие
"Божьего человека" пастыри. И Варнава сразу оказался на особом положении. Не
спрашивая, как положено, высшую инстанцию, по особым разрешениям из Царского
Села он покидал свою  епархию,  приезжал  в  Петроград.  Царь  наградил  его
орденом - к негодованию Синода.
   Варнава  переписывался  с  царицей,  не  забывая  сообщать  о  чудесах  и
счастливых знамениях,  ее  успокаивающих:  "Родная  Государыня...  во  время
обхода кругом церкви в селе Барабинском... вдруг на небе появился крест, был
виден всеми минут пятнадцать, а так как святая церковь  поет  "Крест  царей,
держава верных... ", то и радую Вас сим видением... "
   Епископ знал, что при ненависти к  нему  Синода  он  целиком  зависит  от
Распутина. При этом, как показал на допросе близко знавший обоих  Манасевич,
"после того, как Распутин начал  пить...  Варнава  его  ненавидел,  но  ради
Царского Села прощал ему  многое".  Мужик  это  чувствовал  и  теперь,  если
пребывание епископа в столице затягивалось, следовал пьяный  звонок  "Нашего
Друга": "Не  довольно  ли?  Накатались  тут  на  авто,  теперь,  пожалуйста,
отправьтесь к себе - ходить на своих двоих. Нечего здесь прохлаждаться... "
   Чтобы царице неповадно было всерьез поверить в  Варнаву,  Распутин,  всех
награждавший прозвищами, назвал Тобольского епископа "Суслик"; как  объяснит
Вырубова  -  "за  некоторую  двуличность".   Прозвища   Распутина   тут   же
подхватывала царица. По-детски обожавшая конспирацию, Аликс использовала  их
в переписке с мужем и Аней. Так что Варнава, с легкой руки  Распутина,  стал
для нее всего лишь "Сусликом" - и в письмах, и в разговорах.
 
   ПАТРИАРХ-ЦАРИЦА
 
   В августе 1915 года царица решает сделать Синод  "нашим".  Но  для  этого
надо наконец свергнуть обер-прокурора Самарина, любимца Эллы  и  "московской
клики". И мужик из Покровского с восторгом принимает в этом  участие.  Схема
остается прежней: вызвать Самарина на скандал, заставить напасть на  "наших"
и на самого Распутина. Тогда царь будет вынужден принять решение...
   Распутин теперь часто встречается с Варнавой в  Тобольске.  В  просторной
келье епископа обдумывается действо, которое должно повлечь за собой скандал
в  Синоде.  Повод  найден:  в  Тобольском  монастыре  похоронен   митрополит
Сибирский Иоанн. В ознаменование двухсотлетия со дня смерти  Синод  собрался
его канонизировать. Но Распутин договорился с Варнавой,  что  тот  ждать  не
станет и до официальной канонизации торжественно прославит мощи митрополита.
Это прямой вызов Синоду - нетрудно предсказать ярость Самарина... Но сначала
надо было втянуть в эту историю царя, и Варнава дал телеграмму в Петроград.
   Из  показаний  Вырубовой:   "Варнава   ходатайствовал   перед   Государем
телеграммой о разрешении пропеть величание Иоанну...  Государь  ответил  ему
телеграммой: "Пропеть величание можно, но открывать мощи нельзя".
   Далее все было разыграно, как по нотам. Варнава, будто бы не поняв  царя,
и величание пропел, и  мощи  открыл.  Самарин  немедля  вызвал  самовольного
епископа в столицу  для  расправы.  Заодно  обер-прокурор  хотел  узнать  об
участии Распутина во всем этом деле.
   Началась борьба, исход которой был предрешен. Аликс  тотчас  пишет  мужу:
"29 августа... Самарин намерен отделаться от Суслика за то, что мы его любим
и он добр к Григорию... Мы должны удалить Самарина и чем скорее, тем  лучше,
он ведь не успокоится, пока не втянет  меня  и  Нашего  Друга  в  неприятную
историю. Это очень гадко... "
   Теперь  она  будет  беспрестанно  писать  Ники,  пока  он   не   устранит
ненавистного Самарина: "7 сентября... Самарин желает, чтобы Варнава пошел  к
тебе и сказал бы тебе всю правду о Григории... Ты видишь теперь,  что  он...
только преследует Нашего Друга. Это направлено против нас".
   "Против нас"... Она уже давно не отделяет себя от Распутина...
   "9 сентября...  Сегодня  я  видела  бедного  В<арнаву>.  Милый  мой,  это
отвратительно, как  С<амарин>  обращался  с  ним...  Это  прямо  неслыханный
допрос, и он так гадко отзывался о Григории... и называл Его самыми ужасными
словами... Как преступны его слова насчет  величания...  что  ты  не  имеешь
права разрешать такой вещи, на что В<арнава> благоразумно ему  ответил,  что
ты главный покровитель церкви, а С<амарин> дерзко возразил, что ты ее раб...
"
   Этого было достаточно.
 
   ПОБЕДА!
 
   26 сентября Самарин был уволен с должности обер-прокурора Синода.
   26 сентября, выслушав доклад князя Щербатова,  Государь  объявил  ему  об
увольнении с должности министра внутренних дел.
   26 сентября министром стал Хвостов.
   28 сентября Белецкий был назначен главой департамента полиции и товарищем
нового министра внутренних дел.
   Вместо Самарина был назначен  Александр  Волжин  -  барин  из  старинного
дворянского рода, ленивый сибарит, вряд ли способный отстаивать  собственные
взгляды. Но главное - он был дальним родственником Хвостова,  что  было  для
Аликс верным доказательством преданности Волжина.  Ибо  если  она  верила  в
кого-то, то верила безоглядно...
   Переворот свершился.  Важнейшее  министерство  (внутренних  дел),  тайная
полиция и управление церковью перешли к "нашим". Это была победа. Ее победа.
   До революции оставалось меньше чем полтора года.
 
   Из донесений агентов: "28 сентября в Петроград прибыл  Григорий  Ефимович
Распутин".
   Он стал совершенно другим - это отметят все, его увидевшие. Как описывает
певица Беллинг: "Когда  Распутин  вошел  в  гостиную...  я  ахнула.  Что  за
царственная осанка... сколько собственного  достоинства  в  поклонах  и  как
деликатно он пожимал руки - совсем новый человек".
   Теперь в мужике  была  великая  важность.  Побежден  сам  Верховный,  все
недруги сметены "мамой". Все  узнали  его  силу!  И  сына  вместо  фронта  в
"царицын лазарет" пристроить обещали... Всюду он победил!
   Из показаний Молчанова: "У него было чрезвычайно радостное состояние духа
от того, что великий  князь  убран,  а  Самарин  и  Щербатов  уволены,  и...
назначен Хвостов, о котором Распутин сказал, что это хороший и  близкий  ему
человек".
 
   ЗАМЫСЕЛ "ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ"
 
   Но Распутин не знал, что,  пока  он  ехал  из  Покровского  в  Петроград,
"хороший и близкий ему человек"  уже  обсуждал  с  двумя  другими  "хорошими
людьми", как превратить мужика в послушную марионетку.
   Из показаний Белецкого: "Сейчас же по опубликовании указа о  Хвостове,  а
затем и обо мне, были поручены сведения о выезде из Покровского Распутина...
И между Андрониковым, Хвостовым и  мною  состоялась  выработка  плана  наших
отношений с Распутиным".
   Но все участники "выработки плана" ничего не понимали ни в  этом  мужике,
ни в его положении. Белецкий скажет на  допросе,  что  они  не  представляли
"истинных  размеров  этой  колоссальной  фигуры".  Для  обоих  бюрократов  и
легкомысленного Андроникова  Распутин  по-прежнему  оставался  полуграмотным
мужиком, капризом царской четы, привязанной к нему лишь болезнью сына. И они
решили попросту использовать Распутина. Их план  был  прост:  давать  мужику
деньги на  пьянки,  сделав  его  таким  образом  своим  платным  агентом,  и
оказывать через него давление на Царское Село. При этом  у  каждого  были  и
свои собственные тайные планы,  которые  они  скрывали  друг  от  друга,  но
осуществлять их надеялись также при помощи Распутина.
   Эти планы сначала рассорят "хороших людей", а потом и погубят. Ибо они не
понимали, что имеют дело не с мужиком, но со "вторым я" царицы.
 
   ГОСПОДА УНИЖАЮТСЯ
 
   Как вспоминал Белецкий, "на другой же  день  после  приезда  Распутина  в
Петроград на квартире Андроникова был устроен обед, и состоялось наше с  ним
свидание... Не только я,  который  к  этому  времени  его  еще  недостаточно
изучил, и Хвостов, который... долгий промежуток времени  его  не  видел,  но
даже Андроников и Червинская были поражены некоторою в нем переменою: в  нем
было более апломба и уверенности в себе. ?. Из первых же слов  Распутин  дал
понять, что он несколько недоволен тем, что наше назначение состоялось в его
отсутствие, и это подчеркнул князю, считая его в этом виновным".
   Они не поняли, что мужик просто издевался над ними.  Распутин  все  время
был в курсе интриги с назначением Хвостова и Белецкого. А теперь он играл  -
заставлял гордых бюрократов униженно оправдываться.
   И они оправдывались... Андроников, по словам Белецкого,  "довольно  умело
отпарировал упрек...  изъявлением...  благодарности  за  поддержку  в  нашем
назначении; дал понять Распутину, что... мы особо это ценим,  и...  что  его
советы и поддержка во дворце сразу нас поставят на правильный путь и охранят
от ошибок". После чего князь "сейчас же пригласил к  столу,  начал  усиленно
потчевать его, подчеркивая особое к нему внимание и уважение".  Как,  должно
быть, смеялся умный мужик над этими господами!
   Он сразу поставил их на место, после чего продолжил издеваться. Во  время
обеда "хорошие люди" с изумлением узнали, что "наши назначения, оказывается,
Распутину были известны, и что он против нас ничего не имеет". Но только они
успокоились, только Распутин "поздравил нас... желая нам успехов служебных",
как вдруг он обрушился с упреками на Хвостова - "когда он  к  нему  приезжал
еще в Нижний  Новгород...  Хвостов  даже  не  дал  ему  поесть,  а  у  него,
Распутина, в кармане тогда было всего 3 рубля... "
   Пришлось поунижаться и гордому Хвостову.  "Хвостов  ответил,  что  он  не
знал... и что  Распутину  следовало  бы  прямо  сказать  о  своем  тогдашнем
материальном затруднении,  и  что,  конечно,  этого  теперь  не  будет...  И
добавил, что теперь Распутин может быть спокойным в смысле  охраны  его".  И
Манасевич-Мануйлов добавляет в своих показаниях пикантную подробность: когда
подали уху, Хвостов сказал Распутину,  "что  не  будет  есть,  пока  тот  не
благословит, и когда тот благословил, Хвостов поцеловал у него руку".
 
   Пришлось унижаться и Белецкому. "Тут Распутин мне уже высказал  упрек  за
прошлое соглядатайство за ним и сообщил, что об этом ему говорил сам  царь".
И директор департамента полиции оправдывался и жалко  напоминал,  что  "зато
при мне не было на него покушения... потому что я наблюдал и  за  Илиодором,
устроившим при генерале Джунковском на него покушение".
   Белецкий считал, что он ловко "перевел его внимание на Джунковского;  это
отвлекло Распутина от разговора  обо  мне".  Он  был  неправ:  бросая  своих
собеседников из огня в холодную воду, мужик подавлял их, и когда понял,  что
они готовы ему служить, изобразил свое к ним расположение. И набросился на
   Джунковского - "напомнив об обиде, ему причиненной  Джунковским,  жалобой
на его поведение в Москве (расследование скандала в  "Яре".  -  Э.  Р.  )...
гневно закончил словами: "Я ему этого не прощу!"
   Продолжая пугать своей яростью обоих бюрократов,  он  "распалился  против
Самарина" и заставил их предать "достойнейшего человека их круга". "Никто из
нас Самарина не защищал, а наоборот", - с грустью вспоминал Белецкий.
   Наконец наступил финал: Андроников "вызвал Распутина в кабинет" и передал
ему 1500 рублей. Как  они  были  наивны  -  покупать  его,  через  чьи  руки
проходили тогда сотни тысяч! И мужик провел их еще раз - "всем видом показал
удовлетворение"... После чего состоялось подношение от Хвостова и Белецкого.
"Мы решили тайно от князя... оставшись одни, дали ему лично 30