ненависть и не мог, несмотря на все услуги Хвостова, побороть
свою", - справедливо отмечал Комиссаров.
   Хвостов развил бешеную деятельность. Он задумал привлечь на свою  сторону
нового распутинского любимца  Манасевича  и  через  него  спешно  обработать
Распутина. Казалось,  сделать  это  совсем  просто,  ибо  в  это  время  сам
"Рокамболь" пожаловал к Хвостову со щекотливым делом.
   Манасевич жил с актрисой  Лерма-Орловой.  Полуфранцуженка,  одна  из  дам
петербургского "полусвета",  вроде  Шейлы  Лунц,  совершенно  вскружила  ему
голову. Однако  на  редкость  уродливый  "Рокамболь"  узнал,  что  красотка,
принимая деньги от него, совершенно  бесплатно  одаривала  своими  милостями
молодого шведа Петца, дававшего  ей  уроки  верховой  езды.  Уроки  эти  так
увлекли  актрису,  что  несчастный  Манасевич  никак  не  мог  посетить   ее
вожделенную постель.
   Хвостов с готовностью согласился помочь, и вскоре бедный Петц был обвинен
в том, что продает через Швецию лошадей в германскую  армию.  Сначала  шведа
посадили в тюрьму, потом выслали из страны.  Теперь  Манасевич  вновь  начал
посещать перепуганную актрису,  а  Хвостов  стал  ждать  ответных  шагов  от
счастливого любовника.
   Наивный "Толстопузый"! Он забыл, что такие люди благодарными  не  бывают.
Манасевич в это время вел свою  большую  игру  -  устраивал  тайные  встречи
Распутина с кандидатом в премьеры, которого сам и нашел.
 
   НУЖНЫЙ "СТАРИКАШКА"
 
   В начале 1916 года Белецкий узнал об этом кандидате. И  его  личность,  и
несколько зловещая обстановка  встреч  с  ним  поразили  главу  департамента
полиции. Оказалось,  что  Распутина  по  ночам  возят...  в  Петропавловскую
крепость, и там, в помещении коменданта, его и поджидает тот, кому мужик уже
успел дать прозвище "Старикашка", - 67-летний член  Государственного  Совета
Борис Владимирович Штюрмер.
   Встречи  устраивала  дочь  коменданта  крепости  Никитина.  Эта   молодая
фрейлина императрицы, по свидетельству Вырубовой,  "пользовалась  репутацией
легкомысленной особы, и ее старались не принимать при дворе". И даже возраст
Штюрмера не был "опровержением слухов, которые о них циркулировали"...
 
   Однако после размышлений Белецкий был вынужден признать, что выбор совсем
не плох. Да, у Штюрмера была "неудобная" немецкая фамилия, но таких  фамилий
и при дворе, и среди бюрократии было немало. Зато он был "человек испытанной
верности трону, имеющий огромный круг знакомств в придворных кругах". В 1914
году в его доме собирался знаменитый политический салон, где, в  отличие  от
повсеместной   безудержной   критики   Распутина,   господствовала   критика
"конструктивная" - то есть  рассматривались  варианты,  как  спасти  тонущую
власть, не трогая "Нашего Друга".
   Приходил туда и сам Белецкий. "В кружке Штюрмера, -  показал  он,  -  был
цвет русской аристократии и влиятельной бюрократии... члены  Государственною
Совета,  сенаторы,  потомки  древнейших  русских   фамилий...   губернаторы,
церковные иерархи... "
   И царица знала: штюрмеровский кружок никогда не требовал  головы  "Нашего
Друга". Тем не менее все попытки Штюрмера вернуться к активной  политической
деятельности ни к чему не приводили. И вот пробил его час...
   Вычислить автора идеи о Штюрмере для Белецкого  было  легко.  Во  времена
могущественного  министра  внутренних  дел  Плеве  Штюрмер  служил   в   МВД
директором  департамента,  и  там  же  тогда  работал  Манасевич  -  агентом
спецслужбы. Белецкий вызвал к себе "Рокамболя" и  "спросил  его,  почему  он
предал Хвостова... Тот, извинившись, выразительно сказал: "Вам  будет  лучше
при Штюрмере... "
   И Белецкий, пожелав наладить контакт с будущим  премьером,  решил  утаить
"смотрины" от Хвостова: "Я... через Манасевича заверил  Штюрмера  в  моем  к
нему расположении и готовности сообщать ему известные мне сведения".
   Затем неутомимый "Рокамболь" организовал встречу Штюрмера с  митрополитом
Питиримом. Впоследствии Манасевич показал,  что  владыка  спросил  его:  "Не
вызовет ли замена  Горемыкина  лицом  с  иностранной  фамилией  каких-нибудь
разговоров?" Манасевич  ответил,  что  "важен  человек,  а  не  фамилия",  и
добавил, что "Штюрмер - новый для Думы человек, оттого думцам будет неудобно
сразу его забаллотировать". И осторожный Питирим, имея в своем тылу царицу и
Распутина, составил благоприятную записку  о  деятельности  Штюрмера  -  для
царя.
   Изгнанному  из  спецслужб,  запятнавшему  себя  множеством   темных   дел
Манасевичу была обещана должность чиновника по особым поручениям при будущем
премьер-министре. Таким образом, он становился агентом Распутина и "дамского
кабинета" при "Старикашке".
 
   А Хвостов продолжал оставаться в неведении...  И  тогда  Манасевич  решил
упредить события и сам отправился к "Толстопузому".  Он  рассказал  ему  про
будущее назначение Штюрмера и  пояснил,  что  все  это  сделали  Распутин  и
Питирим Хвостов пришел в ярость. Он жаждал мести..
   20  января  в  3  часа  дня  вызванный  к  царю  Штюрмер  вышел  от  него
премьером-министром России. А Горемыкин, встреча которого с  Государем  была
назначена на 5 часов, пришел с докладом и, к полному своему изумлению,  ушел
с отставкой.
   Манасевич-Мануйлов получил должность чиновника по особым  поручениям  при
премьере. И вскоре при его посредстве состоялась важнейшая встреча. Несмотря
на все уверения Манасевича и  разговоры  со  "Старикашкой",  Распутин  своей
звериной интуицией чувствовал угрюмую неприязнь Штюрмера. И  решил  еще  раз
получить необходимые заверения в его верности...
   Из донесений агентов наружного наблюдения: "21.1. Распутин с Гаер  поехал
к Книрше, а оттуда один к артистке Орловой (содержанке Мануйлова), где  были
Мануйлов и Б. В. Штюрмер". После веселой попойки у Книрши  мужик  поехал  на
свидание с новым премьером. На сей раз место для свидания  было  выбрано  не
зловещее, а романтическое  -  любовное  гнездышко,  квартира  Лерма-Орловой,
злосчастной любовницы Манасевича.
   Из протокола допроса Манасевича Чрезвычайной комиссией:
   " - Вы присутствовали при встрече? - Нет, я был в  другой  комнате.  -  А
лицо, которому квартира принадлежала? - Нет, ее не было... Они  (Распутин  и
Штюрмер. - Э. Р.  ),  когда  прощались,  расцеловались.  Я  как  раз  был  в
столовой... "
   Этот поцелуй как бы  закрепил  итог  разговора.  А  Манасевич,  продолжая
играть  излюбленную  двойную  роль...  отправился  к  Хвостову  -   сообщить
подробности о секретной встрече. Он любил сталкивать людей...
   Из показаний Хвостова: "Пришел Манасевич... сообщил, что свидание привело
к хорошему результату, и Распутин готов оказывать ему (Штюрмеру. - Э.  Р.  )
поддержку перед царем... Штюрмер обещал  со  своей  стороны  советоваться  с
Распутиным по делам, имеющим важное значение для трона, и просил верить, что
Распутин будет иметь в его лице друга. После чего они расцеловались".
   И мужик сказал (имел право!): "Россия у меня в кулаке"...
 
   СПЕКТАКЛИ МИНИСТРА
 
   Хвостов начал мстить. Первый удар он нанес по Питириму - сделал явным то,
что митрополит так старательно скрывал: его близкое знакомство с Распутиным.
Для  этого  было  задумано  целое  театральное   действо:   Хвостов   вызвал
Комиссарова  и  поручил  ему  привезти  Распутина  к   Питириму.   "Исполняя
поручение, - показал впоследствии Комиссаров, - я обнаружил,  что  Распутина
нет дома и он находится в Царском. Приблизительно  через  час  он  прибыл  в
сопровождении  своей  семьи,   секретаря   Питирима   Осипенко   и   Акилины
Лаптинской... Я тихо сообщил Распутину, что нас ждут в  Лавре  митрополит  и
Хвостов... После чего мы  сразу  ушли  с  Распутиным".  Почуявшие  неладное,
"Осипенко и Акилина стали шуметь, что я увожу Распутина и... некоторое время
бежали за нашим извозчиком, крича Распутину: "Куда ты едешь, он тебя завезет
куда-нибудь!"
 
   Между тем сам Хвостов уже приехал в Лавру и сидел в покоях  Питирима.  Он
мирно  беседовал  с  митрополитом,  когда  тому  тихо  доложили  о  прибытии
Распутина.
   Из показаний Комисарова: "Питирим, конспирируя свое близкое знакомство  с
Распутиным... сказал Хвостову, что прибыл  какой-то  грузин,  с  которым  он
должен поговорить... И вышел к нам... С  Распутиным  Питирим  поцеловался...
После чего Распутин представил меня... назвав "хвостовским генералом".
   Можно  представить  ужас  иерарха!  Тут  же  последовал  мрачный   вопрос
Питирима: "Почему вы не в форме?" Комиссаров ответил, что носит ее только на
службе. "Пришлось Питириму пригласить нас в ту комнату, где сидел Хвостов".
   Весь  Петроград  говорил  об  этом  розыгрыше.  Престиж  митрополита  был
уничтожен. Вырубова и императрица пылали гневом. Что касается Распутина,  то
он... был доволен. Ему не нравилось, что митрополит стесняется знакомства  с
ним - это унижало мужика. С другой стороны, он понимал - теперь с Хвостовым,
которого  он  терпеть  не  мог,   будет   покончено.   "Мама"   не   простит
"Толстопузому" его розыгрыша!
   Отомстив Питириму, Хвостов решил ударить по  самому  мужику.  Обезумевший
министр задумал изгнать его из дворца. Он поверил, что  сможет  сделать  то,
чего не смог сам Столыпин! И придумал еще  одно  театральное  представление:
предстояло "вовлечь Распутина в массовую  драку,  довести  его  до  крупного
скандала с полицейским протоколом и оглаской, чтобы  в  Царском...  пришлось
согласиться на его удаление". Тогда Хвостов, пусть даже изгнанный за это  из
министров, мог  триумфально  вернуться  в  Думу  -  как  человек,  сваливший
Распутина.
   В своем новом спектакле Хвостов решил задействовать... Манасевича  -  так
он ему доверял! Из средств департамента полиции "Рокамболю" были даны деньги
на то, чтобы "устроить веселую вечеринку в доме его друга, репортера Михаила
Снарского". По окончании вечеринки Снарский должен был задержать  Распутина,
а когда все гости разойдутся - выпустить его на улицу одного. И тогда агенты
должны были схватить Распутина, увезти его и зверски избить -  чтобы  помнил
свое место! А потом объявить все это результатом пьяной драки, устроенной...
самим Распутиным.
   Загримированный Хвостов сам приехал наблюдать за  избиением  ненавистного
мужика. У дома репортера уже  сидели  в  авто  переодетые  агенты.  Но  окна
квартиры Снарского  были  почему-то  странно  темны...  В  то  время,  когда
замерзший Хвостов  в  нетерпении  разгуливал  на  морозе,  поджидая  мужика,
Распутин,  Манасевич  и  Снарский  весело  кутили  в  отдельном  кабинете  в
"Палас-театре" - пропивали деньги, полученные... на избиение Распутина!
   Хвостову оставалось только смолчать. Он был  унижен,  осмеян  -  и  этого
простить не мог... Именно тогда, судя  по  показаниям  Комиссарова,  Хвостов
впервые сказал ему: "Распутина надо убить".
 
   "ЧАСТНОЕ АССИГНОВАНИЕ" НА УБИЙСТВО
 
   Начав готовить убийство  мужика,  Хвостов,  естественно,  переговорил  со
своим заместителем.
   Из показаний Белецкого: "Он указал, что  нас  обоих  тяготят  свидания  с
Распутиным и постоянная боязнь обнаружить нашу близость к нему... вследствие
бестактности поведения  Распутина...  И  наконец,  избавление  от  Распутина
очистит атмосферу около трона, умиротворит общество и Думу... "
   Убить Распутина, как полагал Хвостов, "будет  нетрудно".  А  оправдаться,
почему не уследили,  -  и  того  легче:  "сославшись  на  тайно  от  агентов
совершаемые отъезды Распутина". И Белецкий сказал,  что  согласен.  Убийство
решено было поручить "нашему полковнику" - Комиссарову.
 
   Естественно,  Белецкий  солгал  Хвостову.  Как  он   объяснял   потом   в
Чрезвычайной комиссии, он "не верил в удачу,  уже  убедившись  как  хитер  и
интуитивен Распутин, и как мало  умеет  Хвостов  в  организации  дел  тайной
полиции". К тому же, "взвесив мистический характер Государя.. помня о многих
юродивых, бывших  до  Распутина,  я  спросил  себя:  "Что  будет  после  его
устранения?" И ответил: "Появление нового странного  человека  во  дворце  в
духе Мити Козельского". А с Распутиным Белецкий уже сработался...
   Но главное, о чем он не сказал на следствии -  о  своем  решении  предать
Хвостова: дать ему организовать  убийство,  а  затем...  предотвратить  его,
выдав своего шефа "царям". Белецкий верил, что тогда в Царском Селе  наконец
поймут: лучшего министра внутренних дел, чем он, не найти...
 
   Белецкий  посвятил  в  интригу  Комиссарова,  и,  когда  Хвостов   вызвал
полковника и изложил задание, тот,  изобразив  для  правдоподобия  некоторое
сомнение, согласился. И тут случилось поразительное - увидев, что Комиссаров
колеблется, Хвостов тотчас предложил ему деньги, причем громадные.  "Он  мне
100 000 сулил, показывал 2 пачки по 50 000", - вспоминал Комиссаров. - Потом
он цену увеличил, довел ее до 200 000". Полковник был  поражен,  потому  что
знал - из бюджета министерства Хвостов таких денег взять не мог.
   В своих показаниях Белецкий отмечает,  что  Хвостов  говорил  ему,  будто
"имеет для этого дела значительное частное ассигнование, и в  деньгах  можно
не стесняться" И он понял: за инициативой  Хвостова  убить  Распутина  стоят
очень могущественные силы...
 
   Между тем Хвостов  перешел  к  непосредственному  планированию  убийства.
Белецкий пока видел  свою  задачу  в  том,  чтобы  "критиковать  эти  планы,
откладывая исполнение". Или попросту  саботировать  их...  Наконец,  Хвостов
предложил послать Распутину ящик  отравленной  мадеры  -  якобы  от  банкира
Рубинштейна. Белецкий немедленно  "отправил  Комиссарова...  за  ядами.  Тот
принес Хвостову множество флакончиков с ядами  и  рассказал,  как  действует
каждый яд... " Для видимости пришлось отравить одну из кошек Распутина. Но в
мадеру была налита совершенно безвредная жидкость -  флакончики,  переданные
Хвостову, на самом деле были от лекарств, а названия ядов Комиссаров выписал
из учебника по фармакологии.
 
   ПРОВОКАЦИЯ
 
   Однако Белецкий вскоре почувствовал, что даже неопытный Хвостов  начинает
его подозревать. Пора было топить шефа и всплывать на самый верх. И Белецкий
разыгрывает спектакль в лучших традициях департамента полиции...
   В то время бежавший из России Илиодор перебрался в Норвегию, откуда начал
грозить опубликовать книгу "Святой черт" и поместить в ней оставшиеся у него
копии писем царицы и ее дочерей Распутину. Хвостову,  естественно,  пришлось
вести переговоры с монахом-расстригой о покупке опасных документов.  Илиодор
запросил бессовестно много, начался изнурительный  торг.  И  тогда,  видимо,
Хвостову пришла в голову новая идея: отправить  к  Илиодору  своего  агента,
якобы для продолжения переговоров. Агент должен был передать монаху деньги и
склонить его к тому, чтобы Илиодор организовал  через  своих  сторонников  в
России убийство Распутина - то, что ему не удалось сделать в 1914 году.
   В качестве агента Белецкий  порекомендовал  Хвостову  своего  человека  -
некоего  Ржевского.  Так  началась  провокация...  Наивный  Хвостов  передал
Ржевскому инструкции и документы. Далее Ржевский разыграл все, как по нотам.
В поезде он устроил громкий скандал, а когда  у  него  потребовали  паспорт,
стал угрожать офицеру, кричал о своей близости к  министру  внутренних  дел.
Ржевского арестовали, и на первом  же  допросе  он  показал,  что  отправлен
Хвостовым к Илиодору - договориться об убийстве Распутина.
   Одновременно Белецкий известил  монаха  о  том,  с  какой  целью  к  нему
направляется человек от Хвостова. Расчет  был  точен:  Илиодор,  которому  в
Норвегии пришлось очень туго (он был рабочим на заводе в Христиании), понял,
что у него появилась возможность помириться с мужиком и вернуться в  Россию.
И он тотчас послал телеграммы Вырубовой и Распутину.
   Из показаний Вырубовой: "В телеграмме  Илиодора,  полученной  Распутиным,
говорилось о том, что высокие особы подготовляют покушение на его жизнь... а
в телеграмме, полученной мною, он сообщал о том,  что  ко  мне  приедет  его
жена,  которая  привезет  документы...  что  Хвостов  организовал   убийство
Распутина... Затем ко мне явилась скромно  одетая  бедная  женщина...  стала
показывать мне... телеграммы Хвостова о том, что он предлагает  ее  мужу  60
тысяч за убийство... Кажется, телеграммы были подписаны... Государь  поручил
расследование этого дела Штюрмеру".
 
   Еще не поняв, кто стоит за  историей  со  Ржевским,  Хвостов  бросился  к
Белецкому обсуждать - что ему делать? Белецкий подвигнул шефа на решительный
(а точнее - на  самоубийственный)  шаг:  поехать  к  царю,  показать  записи
агентов, наблюдавших  за  Распутиным,  и  выложить  все  начистоту.  Хвостов
согласился. С каким нетерпением ждал его Белецкий из Царского Села!
   Вернувшись, Хвостов, судя по воспоминаниям Белецкого, рассказал, что царь
взял его доклад о Распутине и ушел с ним в покои царицы. Министр  слышал  их
разговор в повышенном тоне. Потом Николай вернулся и сухо попрощался. Доклад
остался у царя.
   Когда Хвостов ненадолго вышел из кабинета Белецкого, тот, как и  подобает
начальнику тайной полиции, не побрезговал тотчас обследовать портфель  шефа,
где и обнаружил... оба экземпляра доклада о Распутине. И убедился в том, что
подозревал с самого начала: Хвостов ничего не сказал Государю о мужике.
   Впрочем, вскоре Белецкий узнал, что вместо доклада о  Распутине,  Хвостов
сделал  царю  доклад...  о  Белецком!  Министр  предложил  отправить  своего
заместителя в провинцию генерал-губернатором, обвинив... в  заговоре  против
Распутина! Так они предавали друг друга.
   В ответ  Белецкий  нанес  новый  удар.  Симанович  заявил  в  департамент
полиции, что к нему приехал некий инженер Гейне и сказал,  что  Ржевский  по
поручению Хвостова организовывал покушение на Распутина.  "Толстопузый"  все
понял, но было уже поздно...
   Из показаний Вырубовой: "Ко мне приехал  страшно  взволнованный  Хвостов,
плакал, сказал, что вся история - это "шантаж", затеянный Белецким...  чтобы
спихнуть его с места... что все это неправда, что это "жидовская провокация"
(имеется в виду заявление Симановича. - Э. Р. )... и просил об этом доложить
Их Величествам. Я исполнила его просьбу, но получила ответ, что,  даже  если
он не виноват в этой истории, он виноват в том, что связался с таким  типом,
как Ржевский".
 
   Вот в такой обстановке началась сессия Думы. И царь приехал на нее  -  по
совету  мужика!  Следователь  Чрезвычайной  комиссии  впоследствии   спросит
Штюрмера: "Вы не припоминаете, что бывший  император  9  февраля  1916  года
присутствовал на молебне по случаю открытия Думы?.. Вам  известно,  что  это
Распутин настаивал на том, чтобы царь туда поехал, и  это  он  сказал  царю,
чтобы тот посетил Думу?"
   Идея действительно была  блестящая.  Несмотря  на  скандал  с  Хвостовым,
приезд царя на какое-то время утихомирил Думу.
 
   РАЗГРОМ РАСПУТИНЦЕВ
 
   Комиссия  Штюрмера,  расследовавшая  историю  покушения  на  Распутина  и
участие в нем Хвостова, уже работала, когда Комиссаров  предпочел  выйти  из
игры - причем весьма экстравагантно.
   Из показаний Комиссарова: "Я явился в его (Распутина. - Э. Р. )  квартиру
и в присутствии Вырубовой и большого числа его поклонниц... не без площадных
слов выбранил Распутина". Полковник стоял перед мужиком и крыл его  матом  -
за все унижения, насмешки и издевательские поручения. Так он  отвел  душу...
Потом, естественно, он "больше Распутина не видел и  в  конце  февраля  1916
года оставил Петроград по своему желанию и настоянию Царского Села".
   Когда Белецкий приехал извиняться за Комисарова, Распутин, по его словам,
"вздохнул и не без смущения сказал: "Уж  больно  шибко  он  меня  материл...
прямо страсть как  шибко".  Мужик  уважал  умение  материться,  свойственное
истинно русским господам.
 
   Работа комиссии Штюрмера вызвала и другие весьма  неожиданные  инциденты.
Хвостов понял, что "отдан на съедение Штюрмеру", и сделал отчаянный ход - по
его приказу был арестован Симанович. Его взяли