Теперь в устойчивости народного нрава Сабуров усматривал самый надеж-
ный бастион против злоупотреблений власти.
   И однажды, когда у Варвары Петровны при обсуждении  очередного  нашу-
мевшего мошенничества подвели привычный итог: чего ж, мол, ждать  -  при
деспотизме все это неизбежно, - Петр внезапно взорвался:
   - Да что же это: "деспотизм", "деспотизм" - как будто мы сами  ничего
не стоим! Этот взятки берет - виноват деспотизм, тот  горькую  хлещет  -
тоже виноват деспотизм... Разве мы пузыри гуттаперчевые:  чем  деспотизм
пожелает - тем нас и надует? Разве в Ассирии не было  деспотизма  или  в
Египте? Деспотизм... Да если бы все исполнялось по его воле, то и  людей
на свете давно не осталось бы - только звери да холуи бессловесные!  Но,
благодарение судьбе, сквозь все деспотические зверства и  мерзости  люди
проносят нечто бессмертное, неподвластное  никаким  деспотам!  Деспотизм
как монгольская конница: оставляет за собой пожарища, а люди переселяют-
ся в землянки, согревают их своим дыханием - и выживают! И в конце  кон-
цов побеждают могущественную машину всего лишь тем, что  не  хотят  ста-
раться: каждый делает только то, что опасно не делать - и великие  импе-
рии повергаются в прах со всеми ревизорами и палачами!
   - Позвольте, но разве беззакония власти не рождают и в подданных неу-
важения к закону? - снисходя к неумеренной пылкости  юнца,  спросил  из-
вестный в то время правовед.
   - И очень хорошо, что рождают! Подчинение власти не погубило нас,  но
уважение к ней непременно погубит!
   - Вы путаете уважение к власти и уважение к принципам, к законам, ко-
торые служат не узким видам власти, но священным принципам...
   - А принципов тоже не нужно! Есть живые, реальные люди с  их  вечными
заботами о детях, о куске хлеба, есть отношения со знакомыми, с  соседя-
ми, с каждым встречным... Что за  раболепие  -  непременно  смотреть  на
что-то снизу вверх, ждать приказа откуда-то свыше -  будь  это  полицей-
мейстер или Господь Бог, закон или принцип?
   Однако видный правовед как дважды два доказал увлекшемуся  юнцу,  что
деспотическое правление проникает и в нравы людей: разве чиновник, рабо-
лепствующий перед высшими и презирающий низших,  не  частица  народа?  А
стражники, а тайные осведомители? Нет, молодой человек, деспотизм  отра-
жается и на нравах - и притом самым пагубным образом!
   - Именно поэтому его и необходимо уничтожить! - подвел итог  Сабуров,
сверкая глазами: имущественные злодеяния власти никогда  не  вызывали  у
него такого гнева, как ее покушения на души людей, на их отношения  друг
с другом. И государства, и партии должны складываться снизу  как  добро-
вольные союзы маленьких дружеских кружков, в которых все лично знакомы и
симпатичны друг другу. Только такие микроорганизмы  имеют  шанс  уцелеть
под деспотической стопой. Губка жизнеспособнее слона!
   Сабуров был бы пристыжен еще гораздо сильнее, если бы у Варвары  Пет-
ровны узнали о том, что, вступив в качестве камер-пажа в тесные  отноше-
ния с императорской фамилией, он начал невольно видеть в угнетателях са-
мое обыкновенное семейство, хотя членам августейшего семейства было  го-
раздо затруднительнее ощутить в управляемых существа, подобные им самим,
потому что они совсем никогда не вступали с подданными в личные  отноше-
ния, а пользовались исключительно механическими сведениями в виде  цифр,
сводок, докладов (душевной изоляции правителей посвящена особая главка в
книге Сабурова "Психопатология одиночества").  С  другой  стороны,  души
вельмож не были свободны от уважения к родству и чину!  И,  что  гораздо
сквернее, этот разврат шел все ниже и шире: в губернии, уезды, волости и
семейства - нет, этой растлевающей язве необходимо положить конец!
   Когда дело касалось душ, Сабуров не знал колебаний.
   В высших семействах самым будничным образом велись разговоры, которых
постыдились бы в доме мужика. Обсуждались и  пересчитывались  не  только
ордена и аренды, но и милостивые взгляды - в особенности, взгляды,  бро-
шенные на особ женского пола. Генерал-губернаторы и министры  заискивали
не только перед любовниками и любовницами, но даже перед  камердинерами,
и Сабуров почувствовал однажды, что предпочитает зависеть скорее от  ме-
ханических безличных законов, чем от лакеев или  взаимного  расположения
чьих-то детородных органов.
   Великий князь прочил его к себе в  адъютанты.  Преподаватель  физики,
поддерживаемый математиком, горячо советовал Петру подавать в  универси-
тет - "Вы будете гордостью России!" - но если бы он только заикнулся  об
ученой карьере, отец лишил бы его самомалейших субсидий, а двор, со сво-
ей стороны, наверняка назначил бы ему стипендию - там много толковали  о
его дарованиях. Его решение записаться в никому не ведомый казачий  полк
в Восточной Сибири произвело впечатление грома среди ясного неба.
   Генерал-губернатор принял Сабурова чрезвычайно ласково: "Рад буду ви-
деть возле себя честного человека - нечестных у нас в Сибирь не  отправ-
ляют".
   Из дневника Сабурова: "Правительство может выслать к черту на куличи-
ки, но оно не в силах сделать высылку бесчестьем".
   Молодой генерал, александровский лицеист, в чье непосредственное рас-
поряжение поступил Сабуров, также принял его с чрезвычайной  любезностью
и, пригласив к себе в дом, продемонстрировал полную коллекцию лондонских
изданий Искандера (сколь часто имена бессмертных служат паролем в  отно-
шениях между смертными!).
   Здесь же, в доме своего начальника Сабуров  был  назначен  секретарем
всех  грядущих  комиссий:   реформировать   предстояло   промышленность,
сельское хозяйство, суды, полицию, тюрьмы, почты, дороги и улицы, разра-
ботку естественных ресурсов, театральное и книжное дело и прочая, и про-
чая.
   Сабуров днями и ночами напролет изучал состояние  всех  этих  увлека-
тельных вопросов, пересчитывал арестантские портки и перечитывал все сто
томов британских и американских законоуложений, прикидывал, какое колос-
сальное количество людей ежегодно попадает в остроги и  в  какую  колос-
сальную сумму обходится их содержание, которое, притом, нещадно разворо-
вывается: пища отвратительна, одеял нет,  голод,  холод,  вши,  болезни,
вонь (вместо отхожего места чудовищный пруд с эскрементами  и  уложенная
поперек него лестница, однажды обломившаяся под заключенными), - а  над-
зиратели презирают арестантов за недостаток чистоплотности и утверждают-
ся в мысли, что "с таким свинским народом" они вправе поступать  как  им
угодно: кандалы, плети...
   Запись в дневнике: "Почти никто не считает наказание справедливым,  и
это уничтожает малейшее нравственное его значение. В тюрьме взамен  рав-
нодушия к правосудию  приобретается  идеологическая  ненависть  к  нему,
здесь приобретается убеждение, что "настоящие воры" в тюрьму не садятся,
а сами сажают в нее других". Судя по дневнику, Сабурова интересует и ге-
ология, и география, и флора, и фауна; с живейшим интересом он  описыва-
ет, где и как пилят дрова, как "укрючат" лошадей, как добывают  белок  и
выделывают их шкурки, где и как ловят рыбу, где и почему приживаются яб-
локи, а груши не приживаются... а как увлекательны цены на овес, свинец,
соль, мясо, шкуры, свечи, порох, сигары, лес и деготь! Местами его днев-
ник напоминает "Коммерческий вестник".
   Чисто научные итоги своих размышлений Сабуров публиковал в  столичных
журналах и начал получать запросы от иностранных изданий, даже таких ав-
торитетных, как "Британская энциклопедия".
   Главным делом кипучего сегодня была колонизация громадного, в три Ев-
ропы, богатейшего, но дикого и малоисследованного края. Необходимо  было
заниматься снабжением удаленных колоний, производить изыскательские  ра-
боты для прокладывания дорог и закладывания новых поселений: за три года
после корпуса Сабуров объехал бы земной шар, если бы по экватору  распо-
ложить его причудливые маршруты. Сабуров десятками томов выписывал необ-
ходимые сочинения, у таежных костров штудировал Ляйеля и Пэйджа, дневник
его наполнен размышлениями, откуда произошли царапины на скалах,  осыпи,
наносы, сланцы, гнейсы, кварцы, граниты, известняки... Все  складывается
из пылинок: трудно догадаться, что из  этих  пустяков  складывалась  его
орографическая теория, принесшая ему мировое признание.
   Мальчишка, в сущности - Сабуров возглавлял многолюдные команды, в ко-
торых можно было найти и обрусевшего эвенка, и разорившегося мужичка-пе-
реселенца, и проштрафившегося казака, и вышедшего на  поселение  убийцу.
Однако с этой разношерстной публикой, имея при себе порядочный запас ка-
зенных денег, Сабуров углублялся в нехоженную тайгу, сплавлялся по  бур-
ным порожистым рекам, переваливал через горные хребты, - у него делались
усердными даже те, кто считался язвой всяческого начальства.
   Тогда-то Сабуров окончательно усвоил, что трезвые люди, свято  верую-
щие в дисциплинарную триаду: приказал, проверил, наказал, -  именно  эти
практические люди и есть самые необузданные утописты: даже несколько де-
сятков людей - и то уже совершают ежедневно тысячи  бесконтрольных  пос-
тупков. Если люди всего лишь перестанут стараться...
   Что же говорить о миллионах людей, разбросанных на тысячах верст! Нет
ни малейшей возможности разглядеть из Петербурга, в самом ли деле разбит
бурей караван на Лене или вся мука раскрадена. Недаром докладывать о по-
тере упомянутого каравана из трех барж отправили в Петербург именно  Са-
бурова: его там знали лично, - самый громоздкий и дорогостоящий  контро-
лирующий аппарат не в состоянии заменить ни обыкновенного  личного  зна-
комства, ни обыкновенной честности.
   Никакой умалишенный не совершил бы и тысячной  доли  тех  нелепостей,
кои, общими усилиями, совершал правящий аппарат, каждый "винтик" которо-
го в собственных делах демонстрировал отнюдь  не  глупость,  а  изрядную
ловкость и проворство. Поэтому Сабуров не удивлялся, когда люди  малооб-
разованные и недалекие высказывали предположение о чудовищном  заговоре,
снизу доверху пронизавшем всю Россию, хотя заговорщикам  управлять  этим
механизмом было бы так же невозможно, как и теперешнему правительству.
   Только механизм мог действовать с  подобным  отсутствием  смысла:  из
центра приходили указания сеять на камнях и строить на болоте,  запреща-
лось ловить именно  тот  сорт  рыбы,  который  испокон  веков  составлял
единственное пропитание местного населения, зато в виде компенсации раз-
решалась добыча тех пород, коих здесь не водилось от начала времен.  Са-
бурову удалось самолично подержать в руках запрос о разведении винограда
в Колымском округе и предписание о добровольном сборе пожертвований сре-
ди ламутов и юкагиров на памятник композитору Глинке в городе Смоленске.
   Статистическая отчетность словно и впрямь составлялась  одними  меха-
низмами для других механизмов.Из Чукотской земли приходили отчеты, в ко-
торых целые десятки страниц были заполнены нулями:
   ослов и мулов- 0 (нуль)
   верблюдов- 0 (нуль)
   католиков- 0 (нуль)
   протестантов- 0 (нуль)
   просеяно ржи- 0 (нуль)
   собрано ржи- 0 (нуль)
   Но если который-нибудь из нулей отправлялся несвоевременно,  виновные
получали строгий нагоняй.
   Вместе с тем, одурачить механизм, лишенный простейших органов воспри-
ятия, не стоило ровно никакого труда. Из года в год подрядчики поставля-
ли десятую часть положенной соли, а  на  остальное  количество  покупали
расписки у чиновников. И механизм ничуть не  удивляло  (механизмы  удив-
ляться не умеют), когда казенные припасы, законсервированные при  помощи
фантастической соли, подвергались неисчислимым и столь же фантастическим
бедствиям: пожарам, засухам, ураганам, нашествиям мышей, червей и прочих
грызущих и сосущих тварей. Если все акты были составлены по форме, меха-
низм уже не интересовало, каким образом листовой свинец  может  подверг-
нуться десятипроцентной усушке.
   Уже находясь в эмиграции, Сабуров много лет следил за  строительством
пожарной каланчи в городе Чите: пока ее смета утверждалась в Петербурге,
цены на лес и работу успевали вырасти настолько, что требовалась уже но-
вая смета, которую постигала та же участь. И лишь  через  двадцать  пять
лет с величайшими трудами и нарушением законности бумагам  удалось  нас-
тичь истинное положение вещей.
   Полтора года не заделывалась дыра в крыше  -  ждали  архитектора  для
составления сметы. Чтобы изготовить столы для училища, требовалась годо-
вая переписка.
   Подобными несообразностями Сабуров мог бы заполнить целые тома. Вмес-
те с тем, он не уставал изумляться общественным организмам, устроившимся
самостоятельно, применяясь исключительно к  местным  условиям.  Ссыльные
духоборы, с их полукоммунистическим бытом,  предоставленные  собственной
судьбе, благоденствовали там, где со всеми бесконечными казенными  дота-
циями и бесплатной каторжной "рабсилой" терпела крах государственная ма-
шина. Исконные жители края, почему-то называемые инородцами, с их прими-
тивнейшими орудиями устраивались там, где, казалось,  вообще  невозможно
выжить человеку. Сабуров с большим уважением вглядывался в  сложный  быт
орочонов, манагров, долган, дархотов, ламутов и мунгалов, выработавшийся
сам собой, без чьего бы то ни было руководства. И сколь разительно могут
отличаться друг от друга люди одного и того же народа: оленные чукчи  по
своим нравам и вкусам были очень и очень отличны от  чукчей  приморских,
поразительному гостеприимству которых он посвятил несколько растроганных
страниц: ежедневно рискуя жизнью на охоте в своих  утлых  скорлупках,  в
которые и сесть-то решишься не сразу, приморские чукчи в самые неблагоп-
риятные годы изо всех сил старались запастись кормом для собачьих  упря-
жек тех путников, которых они заранее даже знать не могли! При этом  они
нисколько не сожалели о своих непомерных трудах, но, напротив, гордились
своей щедростью и презирали более скуповатых оленных чукчей.
   Сабуров видел, как, стараясь приучить к животноводству охотничьи пле-
мена, казна раздавала им коров и даже посылала солдат накосить  для  них
травы. А хозяева просили дармовых батраков косить  поменьше,  чтобы  им,
хозяевам, пришлось поменьше сушить и сгребать в стога.
   Тогда-то Сабуров усомнился по-настоящему,  относится  ли  жадность  к
"естественным" склонностям человека. Люди вообще склонны  чужие  потреб-
ности называть искусственными, неразумными, а собственные - естественны-
ми, разумными, "настоящими". Оказалось, что и чукчи называют себя  "нас-
тоящими людьми", свои шатры - "настоящими домами", свой язык -  "настоя-
щим языком". Все, как у культурных европейцев.
   Сабуров уже тогда заметил, что пристрастие к тем или  иным  блюдам  и
запахам сформировано не физиологией, а историей:  чукчи  любят  отврати-
тельный для европейца запах тюленьего мяса, а запаха говядины просто  не
переносят, и тоже имеют на этот счет убедительную теорию: "Корова  гряз-
ная, а тюлень чистый - он все время моется".  Впоследствии  Сабуров  при
помощи скрупулезных исследований убедился, что чисто физиологического  в
человеке нет просто-таки ничего. Но в ту пору, о которой я  рассказываю,
основное время у Сабурова отнимала все же государственная служба. Однако
гибель всех его начинаний, а также соприкосновения с людьми, на  которых
несообразности бюрократической машины сказывались самым плачевным  обра-
зом, приводила его сначала в негодование, а понемногу и в отчаяние.
   И забытый призрак Сеньки Быстрова...
   Одна из дневниковых записей этой поры - подлинный  гимн  естественным
наукам: "Либих и Уатт более велики, чем Гомер и Христос. Войны и рабство
исчезнут, когда люди наедятся досыта, когда повсеместно  распространятся
научные способы фабрикации и обработки сырых продуктов". И следом:  "На-
есться досыта есть дело невозможное для человека,  потому  что  аппетиты
его способны расти  безгранично:  они  регулируются  исключительно  пос-
редством душевных связей, при отсутствии коих мы никогда не ощутим и ма-
териального довольства. Кроме того, разделение  труда  разбивает  единый
образ человека на профессиональные касты, которые  либо  презирают  друг
друга, либо каждая каста утрачивает несомненность своих устоев - мы  на-
зываем это падением нравов".
   Последняя фраза снова предвещает то роковое интервью...
   Но уж географические открытия - это непреходящая  ценность!  Сабурову
случилось проехать по проложеннному им  скотопрогонному  пути  до  самых
приисков, вступивших в новую полосу процветания: прежний  прииск  быстро
истощился, и Императорский Кабинет отказался от его разработки; тут  же,
рядом с ним золотопромышленное товарищество "открыло" новый, богатейший,
требовавший все новых и новых рабочих рук. И Сабуров увидел их обладате-
лей...
   В ледяной воде, в едва укрепленных штольнях - жертвы бывали  чуть  ли
не каждый день, - по четырнадцать часов не выпускавшие из разбитых ладо-
ней первобытную каелку, измученные, полубольные, обираемые  и  унижаемые
каждым толстым брюхом и каждой форменной кокардой... А земский исправник
получает от компании две тысячи - какие жалобы тут помогут! И даже зара-
ботанные крохи отнимались грабителями - часто вместе с самой  жизнью,  а
остальное высасывали первыми явившиеся по скотопрогонному пути кабатчики
и отравленные сифилисом шлюхи, чьих сетей истосковавшиеся по теплу и ве-
селью преждевременно состарившиеся, так и не успев повзрослеть, полудети
не умели избежать.
   "Неужели же в этом мире нельзя совершить никакого доброго дела?!" - с
отчаянием вопрошал себя Сабуров. Но нет же: ему всегда удавалось  прино-
сить пользу, когда он делал это напрямую, без посредничества чудовищного
государственного механизма, веками поглощающего таланты и благие  стрем-
ления, а взамен извергающего яд безверия и нечистоты. Чудище  обло,  ог-
ромно, стозевно...
   Честных людей не хватало катастрофически. Однажды, три недели пробив-
шись со свидетелями по яснейшему делу некоего заседателя, который  самым
откровенным образом немилосердно грабил, сек, гноил в  остроге,  Сабуров
сделал приблизительный подсчет и получил, что  ежели  все  честные  люди
Российской империи, превратившись в юристов, примутся с соблюдением всех
формальностей расследовать деяния всех виновных  мошенников,  то  займет
это не менее двенадцати тысяч лет. Поэтому Сабурова нисколько не  утеши-
ло, когда заседатель был все же смещен с должности. (Благодаря  чьему-то
покровительству в Петербурге - личные связи! - он вынырнул исправником в
Камчатке, оттуда вернулся состоятельным человеком и впоследствии сотруд-
ничал в консервативных газетах,  защищая  недвижимость  основ,  то  есть
собственную недвижимость).
   Когда перед окончанием служебного расследования Сабуров в  мрачнейшем
расположении духа зашел перекусить в трактир при  гостинице  -  отчаяние
лишь немного скрашивалось анонимными угрозами, - к нему подсел  какой-то
господинчик. Сабуров поднял голову и едва не вскрикнул: на миг ему пока-
залось, что перед ним Сенька Быстров - постаревший и  состарившийся,  но
пьяненький и жизнерадостный.
   Это был старенький приказный, лет восемнадцать пребывающий под судом,
но убежденный, что все кончится пустяками, а в  ожидании  благополучного
разрешения своего дела "аблакатствующий" по трактирам, готовый по  самой
исходной цене и даже за рюмочку очищенной соорудить прошение, жалобу или
донос.
   - Вы, сударь мой, сейчас видно, что питерский: образованный,  с  нап-
равлением, а стало быть, нас, чиновничью братию, крапивным семенем вели-
чаете. Не трудитесь возражать - не всяк родится  кипарисом  благородным,
иной и крапивою подзаборной, а жить-то всякому одинаково хочется. А пос-
ле такого краткого предуведомления не желаете ли выслушать от  меня  всю
историю государства Российского лет вперед этак на тысячу? Только будьте
любезны прежде спросить для меня графинчик очищенной, а то мне здесь ни-
чего не подают - ну да свет не без добрых людей! Я вас,  питерских,  так
п