мли - слугами величайшего божества. Зато мы, приживалы, кому  на
каждом шагу указывают, чей хлеб едим, - нам нужны  ежеминутные  пластыри
на нашу израненную гордость..."
   Сабуров проглядывал журнал за журналом: большей частью шли  стандарт-
ные батоны без изюма - разве лишь с тараканами. Внезапно  он  вздрогнул:
В. М. Крайний - имен двух соавторов было не разглядеть в слепящем  свете
главного имени. Сабуров поспешно заглянул в список литературы.  На  него
ссылались хитроумным образом, перечислив всех от Ромула до  наших  дней,
никак не подчеркнув, что все, кроме него, чистая историография.
   Статье Крайнего шел третий год. А начался их роман...
   В преддверии организованной Крайним конференции (тезисы публикуются!)
в институт приехал раскосый посланец Крайнего и прошел к  Колдунову  без
доклада, дерзкий, словно юный баскак. Сам Колдунов поехать не смог  (ему
предстояла командировка в Карлмарксштадт), но список клевретов набросал,
включив туда и Лиду - пусть видит, где раздают добро и живут  полнокров-
ной жизнью, а где морочат голову и брюзжат. Но  прямо  из  колдуновского
кабинета баскак направился к Сабурову и вручил  ему  личное  приглашение
Василия Модестовича Крайнего,  члена-корреспондента  АН  СССР,  а  также
властителя... нет, оценщика дум.
   Спустившийся от Крайнего раскосый ангел извлек из портфеля замусолен-
ную пачку ксерокопий всех до  единой  сабуровских  публикаций  по  теат-
рально-американской тематике и принялся допытываться с бульдожьим прист-
растием, почему Сабуров, в таком-то месте отыскавший не  доказательство,
а конфетку, в другом, родственном случае воспользовался столь  неуклюжей
конструкцией (почему? Да потому, что не стоило шлифовать работу, которую
никто не будет читать). После этого, приблизив сощуренные, словно в  бе-
шенстве, устрашающие прорези своих глаз цвета черной крови, баскак пред-
ложил обратить сабуровскую задачу - искать не вход, а выход. Сам Сабуров
потому не спешил браться за это, что в количестве публикаций у него ско-
пился некоторый излишек, а раздражение коллег ("конечно, Сабуров печата-
ет всякую соплю!") все-таки не стоило доводить выше определенного темпе-
ратурного порога.
   Началось давно забытое Сабуровым наслаждение совместной работой среди
равных. Пожалуй, Сабуров обладал более кипучей фантазией (и  дурацкой  в
том числе), а баскак бил реже, но только в десятку. Он мыслил формулами,
а у Сабурова в уме громоздились целые миры, он вздувался, сжимался,  вы-
тягивался, исчезал вместе с процессами, которые силился постичь.
   Сослуживцы разбрелись  по  домам,  переговариваясь  с  преувеличенной
громкой небрежностью, но друзей, истосковавшихся после многолетней  раз-
луки, удалось оторвать друг от друга  только  уборщице.  Сабуров  провел
несколько дней в забытом чаду, а потом он вдруг подумал, что все  откры-
тия придется как-то делить, вежливо  поталкиваться,  кто  первый  сказал
"Э!", чья доля в младенце папина, а чья мамина... Нет уж, увольте.
   Конференция состоялась в исконно  русском  туристском  центре  -  над
пестрым множеством церквей (в зимнем воздухе пахло Юоном, и  захватывало
дух от красоты и надежд) возносился отливающей синью  стекла  и  бронзой
металла небоскреб "Интуриста". Зеркальные лифты в нем носились  со  ско-
ростью мысли тугодума и управлялись тоже почти  что  мыслью:  к  кнопкам
этажей достаточно было приблизить палец. В лифтах носились только  беле-
сые фольксдойчи да жгучие джигиты, а если попадался  обыкновенный  чело-
век, можно было не сомневаться, что это твой коллега.  Швейцар  (Сабуров
не встречал внешности благороднее) тигром бросался проверять гостиничные
карточки, видя, сколько неположенного советского люда снует мимо него.
   В двухместном номере, в который Сабурова поселили вместе  с  доцентом
из Омска (кандидатов селили по двое, докторов по одному), самым  порази-
тельным была ванная комната, обилием непонятных кнопок и  переключателей
напоминающая кабину аэробуса. Для каждой части тела, без всяких  дискри-
минаций, имелось отдельное полотенце - от махровой  простыни  до  скром-
ненькой хабэшной салфеточки, приютившейся на крючочке за унитазом, - од-
ной на двоих, но им, непритязательным советским  ученым,  и  этого  было
слишком много.
   Узнав, что Сабуров работает у Колдунова, доцент  загрустил:  да,  вам
хорошо - на любую конференцию Колдунов списком отправит, а из  провинции
разве пробьешься - вот он одиннадцать рублей прозвонил, и  то  разрешили
приехать только без доклада. И Сабуров устыдился  признаться,  что  при-
сутствует здесь помимо воли Колдунова.
   Сабуров еще более возрос в глазах соседа, когда его в  тот  же  вечер
разыскал златокудрый ученик Роговича:
   - Андруша, вы извинить, что я тебя "на ты"  называю...  Интересно,  с
тшэго стекло такое делають? Ты жэ ж мне прамо другой мир открыу, а то  я
жэ ж уже думау, что и вся наука с того состоить: яйца на столе, яйца пид
столом... Ты когда въехау, мы с рэбятами пойшлы до шэфа: это  у  Андруши
жэ ж дохторськая.
   Этого омский доцент не снес и отправился в ванную изучать  пульт  уп-
равления. Загудели моторы.
   - Тшэго это у них так гудить? А шэф говорыть: да вы тшэго, да в рабо-
те совершэнно нитшэго нет!
   Сабуров порадовался, что доцента не оказалось рядом.
   - Тшэго такое иностранци в буфэте зэлэное пьють? Ты слышау про обобш-
ченные инверсии Габриадзе?
   Сельский хлопчик исчез - сосредоточенный взгляд,  умное  лицо,  ясная
точность формулировок. Акцент Сабуров  перестал  замечать:  у  преданных
бессмертному - одно отечество.
   Просто чудо: если влупить эти инверсии безо всяких обоснований,  вый-
дет некое достаточное условие, на которое Сабуров затратил когда-то  це-
лые сундуки изобретательности. Друзья долго с выражением тупого восторга
таращились на достаточное условие, покуда из ванной римским патрицием не
явился доцент в махровой простыне.
   Не успел доцент забраться под одеяло, как снова постучались.  Баскак,
едва поздоровавшись, подсел к журнальному столику, раскрыл блокнот,  вы-
данный всем участникам, и принялся писать.  Сабуров  поторапливал:  ведь
общий метод у тебя такой-то и такой-то, верно?
   - Верно, - с затаенной гордостью согласился баскак и, не сдержав тор-
жества,почти воскликнул: - Метод сходится за конечное число шагов!
   Баскак быстро набрасывал схему  доказательства  -  и  такая  ревность
пронзила Сабурова: ведь был в двух шагах, идиотина!..
   - Великолепно! - еле выговорил Сабуров. - Теоретически это, собствен-
но, уже решение. Но вот как в реализации...
   Тут Сабурову пришлось испытать новое потрясение: за эти несколько ме-
сяцев баскак нагромоздил такие горы  конкретных  формул,  вычислительных
программ!.. Бутылка, брошенная Сабуровым в океан, попала в руки, о кото-
рых можно было только мечтать. И восхищение в  его  душе  очистилось  от
мутного яда ревности.
   При этом баскак гораздо больше походил на спортсмена, чем на  священ-
нослужителя: уж служить в пустом храме он ни за что бы не стал. Он хвас-
тался напропалую: он выступал и у Глазырина (два часа не отпускали), и у
Дроботова (стояли между рядов), и у Ключника (слушали разинув рот).  Са-
буров, любуясь стальной коронкой в глубине его рта,  радовался  за  него
чистейшей материнской радостью.
   Наконец сосед Сабурова окончательно изнемог терпеть похмелье в  чужом
пиршестве и принялся злобно ворочаться, но нежная шведская мебель  отве-
чала едва слышным призывным стоном.
   Сабуров сумел заснуть лишь часов около четырех -  восхитительная  за-
гадка обобщенных инверсий сшибалась в его мозгу с торжественными  фанфа-
рами на выход баск... хана-победителя.
   В огромном фойе, в котором Сабуров сразу почувствовал себя  маленьким
человеком, окруженные толпой любимцев, своими хозяйскими манерами  легко
выделялись люди, наделенные правом давать добро. Из более рядовой публи-
ки отсутствием интереса к окружающим выделялись москвичи.  Невыспавшийся
Сабуров потешал Лиду, блюдя выражение лица, независимое до хулиганского:
разбудивший его доцент поглядывал на него с натянутой улыбкой,  полагая,
что сабуровская непринужденность имеет какие-то более прочные основания,
помимо предерзостного нрава. Колдуновская  списочная  команда  держалась
настороженной кучкой.
   К Сабурову подскочил баскак - правда, здесь он  оказался  всего  лишь
нукером - и потащил представляться Крайнему. Лида проводила его гордели-
вым, а доцент тоскующим взглядом.
   Хотя В. М. Крайний ростом был не выше посредственного - брал  осанис-
тостью, - козалось, он возвышается в центре зала, а нукеры подводят  под
его руку все новых и новых, припадающих на оба колена, Сабуровых и Сидо-
ровых. Крайний каждого встречал лучезарной улыбкой, и только при ближай-
шем изучении открывалась одна ее странная особенность:  улыбка  Крайнего
показывала, что он рад не тому, а за того, кого к нему подводят.
   - Всем-то нужен Крайний, - издали услышал благодушное воркование  Ва-
силия Модестовича Сабуров. - Даже в магазине только и слышишь: кто Край-
ний, где Крайний?
   "Взрывы звонкого смеха не утихали ни на минуту", - недавно  живописал
В. М. Крайнего корреспондент "Известий".
   - А, наш сибирский гость! - приветствовал Крайний Сабурова.
   Взрыв смеха.
   - Как устроились, общежитием вас обеспечили? - в вопросе таилась  не-
кая юмористическая соль.
   - Гостиницей?..
   - За границей эта каланча считалась бы общежитием.
   Взрыв смеха. Крайний, щедрый, как всякий истинный талант, гнал  волну
за волной, пренебрегая тем, что и предыдущая могла еще  служить  и  слу-
жить.
   - А позавтракать успели? А вот Мурат  Мансурович  (нукер-баскак)  уже
дважды. Бедность легче переносится при хорошей зарплате, а голод - после
хорошего приема пищи.
   Взрыв смеха.
   - Аппетит приходит во время еды, - смущенно пробормотал нукер.
   - Значит, вам следует кушать бесконечно, - поймал его на слове  Край-
ний, - поскольку каждая новая порция пищи будет пробуждать новый  прилив
аппетита, который, в свою очередь, будет стимулировать к новому  приятию
пищи, и так до бесконечности.
   Да, корреспондент не солгал: смеялись все. Он не  указал  лишь,  чему
смеялись и почему смеялись. И как смеялись. Кое-кто  -  смущенно.  Мурат
Мансурович не столько смеялся, сколько  багровел  -  можно  считать,  от
сдерживаемого смеха. Молодой доктор, завлаб из отдела Крайнего, усмехал-
ся мефистофельски (он даже к Крайнему обращался с мефистофельским видом,
но говорил при этом исключительно приятные вещи). А громче всех и чисто-
сердечнее всех хохотали поминутно  прибывавшие  и  убывавшие  мимолетные
приживалы вроде Сабурова. Отхохотав положенное, они непременно просили у
Крайнего совета, чтобы приправить  будущую  статью  искренней  благодар-
ностью В. М. Крайнему: любой рецензент поразмыслит, стоит ли спускать  с
цепи свою принципиальность.
   Зеркала чужих мнений, в которые смотрелся  Крайний,  давно  и  хорошо
потрудились над разрушением его личности: самый настоящий  классик,  те-
перь он с важным видом произносил банальности в уверенности, что направ-
ляет блуждающих во тьме на путь истины.
   - Мне нужно повесить пальто на гладкую стену из исключительно твердо-
го материала, - жаловался блуждающий.
   - А вы вбейте гвоздь, - незамедлительно советовал Крайний.
   - Да, это, конечно, гениальное решение, - уныло восторгался  блуждаю-
щий. - Но ни один гвоздь в эту стену не лезет...
   - А вы подберите такой, чтобы влез. В науке следует отступать  только
для разбега.
   Сабурова уже начинало коробить, но он все еще видел себя глазами Лиды
и омского доцента: он как равный участвует в беседе с Крайним - пусть  и
колдуновская команда полюбуется.
   - Наука дело жесткое, - желчно усмехнулся завлаб-Мефистофель. -  Если
мне приходится рецензировать статью, я всегда стараюсь делать это  жест-
ко.
   - Китайская газета "Цзинь-Пао", - не совсем шутя, сказал  Сабуров,  -
возвращала авторам рукописи примерно с таким сопровождением:  преславный
брат солнца и луны! Если бы я дерзнул напечатать столь возвышенное сочи-
нение, то император повелел бы объявить его вечным образцом, и литерату-
ра иссякла бы.
   Публика осторожно засмеялась.
   - Каждый решает сам, - усмехнулся Мефистофель, - говорить правду  или
заниматься лицемерием.
   - Согласен, - кивнул Сабуров. - Когда вся правда вышестоящим уже выс-
казана, можно приняться и за нижестоящих.
   - Ну, ну, не обижайте нашего сибирского гостя, -  Василий  Модестович
пролил на него одну из лучезарнейших своих улыбок. -  Тем  более  что...
забыл, как вас... кое в чем и прав: нашей научной критике не всегда хва-
тает принципиальности по отношению к вышестоящим, - Крайний  только  что
не отгладил себя любовно в качестве одного из вышестоящих.
   - А вот в этом позвольте с вами не согласиться, - с мужеством  отчая-
ния, отбрасывая показной цинизм, возразил Мефистофель. - На  чем  же  мы
будем воспитывать уважение к русской науке, если не на таких именах, как
Остроградский, Чебышев, Крайний? И вы, Василий Модестович, можете на ме-
ня сердиться, но я скажу напрямик: без ваших идей наш отдел...
   - Ну, ну, довольно, - поеживаясь, как под теплым душем,  прервал  его
Крайний. - Хотя... есть определенное зерно: если у двухсот жен турецкого
султана имеется двести детей, то дело без его участия все-таки не  обош-
лось, с этим, наверно, даже Стеллочка не будет спорить.  -  Он  внезапно
обратил залукавившийся взор на единственную среди них девушку.
   Стеллочка счастливо зарделась. Крайнего вообще окружали только счаст-
ливые лица.
   Раздался звонок. Все отправились в зал, а Крайний на трибуну. Зал был
шикарный, в подлокотник был вмонтирован наушничек для перевода с  иност-
ранного. Но Сабуров в этом не нуждался, хотя Крайний и осуществил  нечто
вроде перевода его статей на крайниевский язык,  вследствие  чего  сабу-
ровский метод в глазах профанов выглядел каким-то естественным,  хотя  и
достойным продолжением крайниевских теорий.
   - И все-таки самое трудное сделал ты, - шепнул Сабурову баскак.
   Но больше он этого нигде не повторил.
   - А почему он не рассказывает о твоих  последних  результатах?  -  не
только из благодарности спросил Сабуров.
   - Шеф любит говорить: надо спешить, не торопясь.
   Нукер недовольно замолчал, словно сболтнул лишнее.
   В перерыве к Сабурову беспрестанно подходили, задавали вопросы, сова-
ли свои Советские, Социалистические, Октябрьские, Индустриальные адреса,
записывали его адрес. Златокудрый хлопчик чуть не выдернул ему  руку  из
плеча. Подсеменил Рогович, дружелюбный, седенький подросток:
   - Какой доклад сделал Моде... Васи... Вамосилидестосильевич! Вы  ведь
тоже пробовали чем-то подобным заниматься?
   Через их головы Сабурову то и дело попадались на глаза  изумленные  и
встревоженные лица колдуновской команды.
   Профессор Гурвич, ведущий специалист по легаровским отображениям, ос-
корбленно протолкался к нему:
   - Мне и во сне не могло присниться, что семейство можно исследовать в
одной точке. Где об этом можно прочитать?
   Сабурову казалось, что его приняли за кого-то  другого:  уважительную
суматоху всегда вызывали должности, а не таланты. Он поискал глазами Ли-
ду. Девчоночье лицо ее светилось совершенно неприличным счастьем и  гор-
достью. И Сабуров окончательно понял, что Крайний не обобрал, а  облаго-
детельствовал его: без Крайнего он бы так и издох на своих сокровищах.
   Крайний приближался со сладкой изнуренностью султана, только что  ос-
вободившегося от сто пятьдесят седьмой жены.
   - Приложения просто блестящие! - это Сабуров мог высказать  не  кривя
душой (остальное было чистым маскарадом).
   - Такой стройной теории вы, конечно, не ждали, - великодушно похлопал
его по плечу Крайний.
   "Да я все это знал пять лет назад," - едва сдержался Сабуров.
   - Мне пришлось стать двухсотпервой женой султана... - промычал  Сабу-
ров.
   - Это хорошо сказано, - как знаток одобрил Крайний  и  посмеялся,  со
вкусом выговаривая каждое "ха". Сабуров убедился, что Крайний самым иск-
ренним образом уже не мог отделить свое от чужого:  власть,  пришитая  к
таланту, непоправимо его изуродовала.
   Тем временем Крайний затуманился (вместе с ним  пригорюнились  все  -
солнце за тучку забежало) и на десерт поискал чего-нибудь  возвышенного.
И за окном увидел церковь.
   - Очень тонко кто-то выразился: архитектура - застывшая  музыка.  Да,
сумела Русь отстроиться - а ведь татары когда-то камня на камне здесь не
оставили! Так и представляешь, как эти раскосые мурла карабкались на на-
ши стены...
   Все покосились на нукера, еще прежде успевшего потупиться.
   - Что вы, черти, приуныли? Ах, вот оно что! Скоро мы уже до того дой-
дем, что нельзя будет сказать, что ты русский - сразу обвинят в национа-
лизме. А русскому народу в  исключительной  степени  чужда  национальная
исключительность! Его исключительная щедрость и гостеприимство и легли в
основу нашей исключительной исторической роли! Союз нерушимо=ый  респуб-
лик свободных сплотила-то кто? Великая Русь! Не Литва,  не  Татария,  не
Биробиджан, а все-таки Русь!
   Он растроганно оглядел слушателей, но на их лицах (не считая Мефисто-
феля) ответная растроганность смешивалась со смущением. Досада пробудила
в Крайнем агрессивный аппетит.
   - Забыл, как вас по батюшке, - вдруг обратился он к Сабурову,  -  уз-
найте-ка, что там с перерывом в буфете.
   Сабуров с удовольствием удалился бы, но Мефистофель насмешливо сказал
ему вслед: "В науке нет широкой столбовой дороги". У Сабурова  дернулись
плечи - ведь еще и Лида здесь! - но не поворачивать же  обратно...  Вер-
нувшись, он с наслаждением сообщил, что буфет все еще закрыт.
   - Эта извечная российская расхлябанность! А мы, с нашим извечным рос-
сийским великодушием, продолжаем ее терпеть!
   Раздраженный взгляд Крайнего снова упал на церковь за окном.
   - Сколько подобной красоты у нас отняли за эти десятилетия,  а  мы  и
это готовы простить!
   Сабурова наконец передернуло.
   - Если бы мы действительно дорожили этой красотой, у нас никто бы  не
сумел вырвать ее из рук, - ни на кого не глядя, сказал Сабуров. - Водку,
небось, никому у нас не отнять!
   Воцарилась тишина. Мефистофель смотрел на Сабурова с радостным ожида-
нием, как мальчишка на коверного. У Лиды глаза округлились от ужаса.
   - А что, вы в Сибири так крепко держитесь за водку? - повеселел Край-
ний и, переждав взрыв звонкого смеха, добавил: - Это в порядке юмора.
   - Ах, юмора... Тогда кто крайний смеяться?
   Крайний отечески потрепал Сабурова за предплечье.
   - Ничего, ничего, я тоже, пока не защитил докторскую, был очень разд-
ражителен. Как ни люби науку, а отношения с ней  рано  или  поздно  надо
узаконить. Вам нужно защищаться.
   - Не от кого.
   Крайний посмеялся  и  сделался  серьезен,  не  выпуская  напрягшегося
предплечья. Все затихли, ожидая новой премудрости.
   - Плох тот солдат... Я сам каждое утро  перечитываю  список  действи-
тельных членов Академии и, когда не нахожу в нем себя, принимаюсь за ра-
боту с удвоенным усердием.
   "Имея двести жен, нужно быть очень усердным", - эту  реплику  Сабуров
все же удержал на кончике своего ядовитого языка. А  Крайний  мальчишес-
ки-воровато оглянулся и сообщил, что на днях получил письмо с обращением
"члену корреспондента". Все приятно гоготнули. Воцарилась атмосфера  до-
верия.
   Обращаясь к публике, Крайний продолжал  держать  Сабурова  за  предп-
лечье, время от времени пожимая его в знак того, что помнит о нем. Проз-
венел призывный звонок, Крайний выступил по направлению к залу и, полуо-
бернувшись (но не настолько, чтобы Сабуров попал в поле его зрения), по-
манил его через плечо:
   - Вечером зайдете ко мне. Обсудим ваши диссертационные дела. Мой  но-
мер... ну, в общем, узнаете.
   Свита почтительно задержалась вокруг нового фаворита. Только Мефисто-
фель, кажется, что-то понял по его перекосившейся роже  и  проницательно
бормотнул вполголоса: "Шеф учи