о кончится не  иначе  как  какой-нибудь  казенной  долж-
ностью, - сказал ему этот приверженец либералов, - и это рано или поздно
приведет тебя к чему-нибудь такому, за что тебя в газетах с грязью  сме-
шают. Я о тебе здесь услышу только тогда, когда ты осрамишься.  Припомни
мои слова. Даже с чисто финансовой точки зрения лучше  зарабатывать  сто
луидоров честной торговлей лесом и быть самому себе хозяином, чем  полу-
чать четыре тысячи франков от правительства, хотя бы во главе его  стоял
сам царь Соломон.
   Но Жюльен в этих рассуждениях усмотрел только мелочную ограниченность
деревенского богача. Наконецто пришло для него время появиться на  арене
великих событий. Ему хотелось поменьше такой  сытой  уверенности  и  по-
больше широких возможностей. В душе его  не  было  сейчас  ни  малейшего
страха перед голодной смертью. Попасть в  Париж,  который  представлялся
ему населенным умными, выдающимися людьми, страшно хитрыми и  лицемерны-
ми, но чрезвычайно учтивыми, вроде епископа Безансонского или  Агдского,
- это счастье затмевало для него все. Он ответил  своему  другу,  что  в
данном случае действует не по своему усмотрению,  а  подчиняется  аббату
Пирару.
   На другой день около полудня он явился в Верьер, чувствуя себя счаст-
ливейшим человеком в мире: он надеялся повидаться с г-жой де Реналь.  Но
прежде всего он отправился к первому своему покровителю, старому  аббату
Шелану. Тот встретил его сурово.
   - Считаете ли вы себя хоть сколько-нибудь обязанным мне? - сказал ему
аббат Шелан, даже не ответив на его приветствие. - Вы сейчас позавтрака-
ете со мной, а за это время вам наймут другую лошадь,  и  вы  уедете  из
Верьера, не повидавшись ни с кем.
   - Слышать - значит повиноваться, - отвечал Жюльен с постной миной се-
минариста; и дальше в их разговоре уже больше не было  речи  ни  о  чем,
кроме богословия и латинской словесности.
   Он вскочил в седло и, проехав примерно лье, очутился на опушке  леса;
оглядевшись по сторонам и видя, что кругом нет ни души, он  углубился  в
чащу. На закате он отослал лошадь с каким-то крестьянином с первого  по-
павшегося двора, а немного попозже зашел на виноградник и уговорил хозя-
ина продать ему лестницу, и тот согласился пойти с ним и донести  ее  до
рощи, которая тянется над Аллеей Верности в Верьере.
   - Сам-то я горемыка, беглый рекрут...  контрабандист,  -  сказал  ему
крестьянин, прощаясь с ним. - Ну, да какое мое  дело!  За  лестницу  мне
заплатили, не поскупились. Да ведь и у меня самого бывали в жизни минут-
ки, за которыми по часам не угонишься.
   Ночь была черным-черна. В первом часу Жюльен с  лестницей  на  плечах
вошел в Верьер. Он сразу спустился к ручью, который  пересекает  велико-
лепный сад г-на де Реналя и бежит между двумя стенами в десять футов вы-
шиной. Жюльен легко взобрался на стену по своей лестнице. "Как-то встре-
тят меня сторожевые псы? - подумал он. - От этого все  зависит".  Собаки
залаяли и бросились на него, но он тихонько свистнул, и они  стали  лас-
каться к нему.
   Постепенно перебираясь с уступа на уступ, хотя  все  калитки  высокой
железной ограды были заперты, он, наконец, без всякого труда добрался до
окна спальни г-жи де Реналь, которое выходило в сад на высоте  девятиде-
сяти футов над землей.
   В ставнях было маленькое отверстие в форме сердечка, хорошо  знакомое
Жюльену. К его глубокому огорчению, это маленькое отверстие не было  ос-
вещено изнутри светом ночника.
   "Боже великий! - подумал он. - Сегодня госпожа де Реналь  спит  не  в
этой комнате! Где же она может спать? Семья в Верьере, - иначе бы  здесь
собак не было; но ведь я могу в этой комнате без ночника  наткнуться  на
самого господина де Реналя или на кого-нибудь чужого!  Вот  будет  скан-
дал!"
   Самое благоразумное было бы удалиться, но Жюльен не мог и подумать об
этом "Если это кто-нибудь чужой, я кинусь бежать со всех ног, а лестницу
брошу. Но если это она, - как-то она меня встретит? Она теперь предается
раскаянию и ударилась в самую отчаянную набожность -  в  этом  можно  не
сомневаться; но в конце концов она еще помнит обо мне, раз она  мне  пи-
шет". Это последнее соображение заставило его решиться.
   С замирающим сердцем, но все же решив либо погибнуть, либо повидаться
с ней, он стал бросать камешки в  ставень;  ответа  не  последовало.  Он
приставил свою лестницу сбоку от окна  и  постучал  сам,  сначала  поти-
хоньку, затем погромче. "Как ни темно сейчас,  -  подумал  Жюльен,  -  а
все-таки ничего не стоит подстрелить меня из ружья". Эта мысль немедлен-
но превратила его безумную затею в вопрос храбрости.
   "Либо в этой комнате сегодня никого нет, - думал он, - либо тот,  кто
там спал, сейчас уже проснулся, так что теперь с этим  человеком  нечего
больше церемониться: надо только постараться, чтобы меня не  услыхали  и
не проснулись те, кто спит в других комнатах".
   Он спустился вниз, приставил лестницу под самый ставень,  снова  под-
нялся, и когда он просунул руку в отверстие в форме сердечка,  ему  пос-
частливилось довольно быстро нащупать проволоку,  на  которую  надевался
крючок, запиравший ставень. Он дернул за проволоку и  с  величайшей  ра-
достью обнаружил, что ничто больше не держит ставень и тот поддается его
усилиям. "Надо открывать потихоньку и постараться, чтобы она сразу узна-
ла мой голос". Он приоткрыл ставень так, чтобы можно было просунуть  го-
лову, и произнес еле слышно несколько раз: "Это друг".
   Прислушавшись, он убедился, что ничто не нарушает глубокого безмолвия
этой комнаты. И действительно, никакого ночника, хотя бы чуть-чуть  теп-
лившегося, на камине не было. Это был плохой признак.
   "Как бы кто не выстрелил! ". Он немного подумал, потом решился  поти-
хоньку постучать пальцем в стекло; никто не  ответил;  он  постучал  по-
сильнее. "Хоть разобью стекло, а надо довести дело до конца". Он  стучал
уже совсем громко, и тут ему показалось, что в глубине этой непроглядной
тьмы движется какая-то белая тень. Наконец сомнений уже больше не  было:
он увидел тень, которая как будто приближалась к нему необычайно медлен-
но. И вдруг он увидел щеку, прильнувшую к стеклу перед его глазом.
   Он весь задрожал и слегка откинулся назад. Но тьма  была  такая,  что
даже на этом расстоянии он не мог различить, была ли то г-жа де  Реналь.
Он испугался, как бы она не закричала от испуга, - уже несколько  секунд
он слышал, как собаки, рыча, бродили около его лестницы.
   - Это я, - повторил он довольно громко, - друг...
   Никакого ответа: бледный призрак исчез.
   - Умоляю вас, откройте, мне надо поговорить с вами, я так несчастен!
   И он стал стучать все громче и громче, точно намеревался выбить стек-
ло.
   Послышался негромкий отрывистый звук, и задвижка опустилась; он толк-
нул раму и тихонько соскочил в комнату.
   Белый призрак удалялся. Он схватил его за плечи;  это  была  женщина.
Все его смелые намерения мигом улетучились. Если это она, - что она ска-
жет? Что сделалось с ним, когда по легкому вскрику он понял, что это бы-
ла действительно г-жа де Реналь!
   Он сжал ее в объятиях; она вся дрожала, - у нее едва хватило сил  от-
толкнуть его.
   - Несчастный! Что вы здесь делаете?
   Голос у нее прерывался: она еле  выговорила  эти  слова.  Жюльен  по-
чувствовал в них искреннее негодование.
   - Я пришел к вам после четырнадцати месяцев ужасной разлуки.
   - Уходите! Оставьте меня сию же минуту! Ах, господин Шелан! Зачем  вы
не позволили мне написать ему? Я бы не допустила этого ужаса. - Она  от-
толкнула его с невероятной для нее силой. - Я раскаиваюсь в  моем  прес-
туплении: господь смилостивился и просветил меня, - твердила она  преры-
вающимся голосом. - Уходите! Уходите сейчас же!
   - После четырнадцати месяцев сплошной муки я, конечно, не уйду  отсю-
да, не поговорив с вами. Я хочу знать все, что вы делали. Ах, я так  лю-
бил вас! Неужели я даже настолько не заслужил доверия?..  Я  хочу  знать
все, все.
   Как ни сопротивлялась г-жа де Реналь, этот властный голос обладал си-
лой повелевать ее сердцем.
   Жюльен, который до этой минуты страстно сжимал ее в своих объятиях  и
не давал ей освободиться, как она ни старалась, теперь отпустил ее.  Это
немного успокоило г-жу де Реналь.
   - Я втащу лестницу, - сказал он, - а то как бы нас  не  заметили:  не
дай бог, кто-нибудь из слуг, разбуженный стуком, вздумает обойти дом.
   - Ах, нет! Я же вам говорю: уходите! - твердила  она  с  неподдельным
негодованием. - Что мне до людей? Но господь видит  эту  ужасную  сцену,
которую вы меня заставляете терпеть, и он меня покарает за это. Вы самым
низким образом пользуетесь теми чувствами, которые я когда-то  питала  к
вам. Но их больше нет! Вы слышите, господин Жюльен?
   Он втаскивал лестницу очень медленно и осторожно, чтобы не шуметь.
   - А муж твой в городе? - спросил он, вовсе не думая  дразнить  ее,  а
просто поддавшись давней привычке.
   - Не говорите со мной так, ради бога, или я сейчас позову мужа.  Я  и
гак уж бесконечно виновата, что не выгнала вас, невзирая ни  на  что.  Я
просто сжалилась над вами, - прибавила она,  стараясь  задеть  его  гор-
дость, которая, как она знала, была весьма чувствительна.
   Этот отказ говорить ему "ты", эта жестокая  решимость  порвать  столь
нежную сердечную дружбу, в которую он не переставал верить, довели  чуть
не до исступления страстное чувство, пылавшее в сердце Жюльена.
   - Как! Неужели возможно, что вы и вправду меня больше  не  любите?  -
сказал он подкупающим голосом, который, казалось, шел из  самой  глубины
сердца; трудно было остаться к нему равнодушной.
   Она не ответила, и он вдруг горько заплакал. И в самом деле,  у  него
уже не было сил говорить.
   - Значит, я совсем забыт единственным существом, которое меня за  всю
мою жизнь любило! Зачем же мне тогда жить?
   Все его мужество покинуло его теперь, когда он убедился, что  ему  не
грозит опасность встретиться здесь с мужчиной; все исчезло из его  серд-
ца, кроме любви.
   Он долго плакал в тишине; она слышала его рыдания. Он взял  ее  руку,
она хотела отнять ее, но все же, после нескольких почти судорожных  дви-
жений, рука ее осталась в его руке. В комнате было совсем темно; они си-
дели друг подле друга на постели г-жи де Реналь.
   "Как это непохоже на то, что было четырнадцать месяцев тому назад!  -
подумал Жюльен и опять заплакал - Значит, разлука и впрямь убивает у че-
ловека все чувства! Нет, лучше уж уйти!"
   - Соблаговолите сказать мне, что с вами такое случилось, -  подавлен-
ный ее молчанием, промолвил наконец Жюльен прерывающимся от  слез  голо-
сом.
   - Разумеется, мое падение было уже известно всему  городу,  когда  вы
уехали, - отвечала г-жа де Реналь сухим тоном, и  в  голосе  ее  Жюльену
послышалось что-то жесткое и укоризненное. - Вы вели себя так неосторож-
но на каждом шагу, а потом, через несколько времени, когда я была в  та-
ком отчаянии, ко мне пришел почтенный господин  Шелан.  Он  очень  долго
тщетно добивался, чтобы я созналась ему. Наконец однажды он придумал от-
везти меня в Дижон, в церковь, где я в первый раз причащалась. И там  он
заговорил сам, первый... - Слезы мешали г-же де Реналь продолжать -  Бо-
же, какой это был стыд! Я призналась во всем. Этот добрый  человек  сжа-
лился надо мной: он не обрушился на  меня  с  негодованием,  он  горевал
вместе со мной. В то время она каждый день писала вам письма, которые не
осмеливалась отсылать: я прятала и берегла их, и когда уж  мне  станови-
лось совсем невтерпеж, я запиралась у себя в комнате и перечитывала  эти
письма.
   Наконец господин Шелан настоял, чтобы я их ему отдала А некоторые  из
них, которые были написаны немножко осмотрительнее, были вам посланы. Вы
мне ничего не отвечали.
   - Ни разу, клянусь тебе, я не получил ни одного письма от тебя в  се-
минарии.
   - Боже милостивый! Кто же их мог перехватить?
   - Так вот, подумай, до чего я был несчастен: пока я не увидал тебя  в
соборе, я даже не знал, жива ты или нет.
   - Господь смилостивился надо мной, - продолжала г-жа де Реналь. -  Он
дал мне уразуметь, какой грех я совершила перед ним, перед детьми, перед
мужем. Муж мой никогда не любил меня, как я воображала тогда,  когда  вы
меня еще любили!..
   Жюльен бросился к ней на грудь, просто от избытка  чувств,  не  помня
себя. Но г-жа де Реналь оттолкнула его и продолжала довольно твердым го-
лосом:
   - Мой почтенный друг, господин Шелан, дал мне понять, что раз я вышла
замуж за господина де Реналя, я тем самым отдала ему  все  мои  чувства,
даже те, о которых я и не подозревала и которых я никогда не  испытывала
ранее, до этой злосчастной связи. После великой жертвы, когда я  расста-
лась со своими письмами, которые мне так были дороги, жизнь моя  потекла
если не счастливо, то по крайней мере довольно спокойно Не нарушайте  же
моего покоя, будьте мне другом... лучшим из друзей -  Жюльен  осыпал  ее
руки поцелуями; она чувствовала, что он все еще плачет. - Не плачьте, вы
мне делаете этим больно. Расскажите теперь вы, что вы делали - Жюльен не
в силах был говорить - Я хочу знать, как вы жили в семинарии, - повтори-
ла она, - а потом вы уйдете.
   Не думая о том, что он говорит, Жюльен стал рассказывать ей об интри-
гах, о всяческих кознях и происках, с которыми он столкнулся  на  первых
порах, а потом о своей более спокойной жизни после того, как его сделали
репетитором.
   - И вот тогда-то, - добавил он, - после вашего длительного  молчания,
которое, конечно, должно было дать мне понять то, что я  слишком  хорошо
вижу сейчас, что вы меня разлюбили, что я стал вам безразличен (г-жа  де
Реналь сжала его руки) вот тогда-то вы мне прислали эти пятьсот франков.
   - Никогда не посылала! - сказала г-жа де Реналь.
   - Это было письмо с парижским штемпелем, и оно было  подписано  "Поль
Сорель", чтобы отвлечь всякие подозрения.
   Они начали строить всякие предположения о том, кто бы мог послать это
письмо Атмосфера несколько изменилась Незаметно для себя г-жа де  Реналь
и Жюльен перешли от приподнятого тона к сердечному, дружескому разговору
Они не могли видеть друг друга, так как было темно, но звук голоса  каж-
дому пояснял все. Жюльен тихонько обнял ее за талию; это,  конечно,  был
рискованный жест. Она попыталась было отвести его руку, но в эту  минуту
он довольно искусно отвлек ее внимание  какой-то  занимательной  подроб-
ностью своего рассказа О руке его как будто забыли, и она осталась  там,
где была.
   После множества всевозможных догадок относительно письма с пятьюстами
франками Жюльен снова принялся рассказывать; постепенно к нему возвраща-
лось его самообладание, по мере того как он описывал ей свою семинарскую
жизнь, которая по сравнению с тем, что он переживал сейчас, не представ-
ляла для него никакого интереса. Все его мысли были теперь целиком  пог-
лощены тем, как окончится это свидание. "Вы должны  уйти",  -  поминутно
повторял ему прерывающийся голос.
   "Какой позор, если меня отсюда выпроводят,  -  думал  Жюльен.  -  Вся
жизнь моя будет отравлена угрызениями совести, никогда уж она мне не на-
пишет, и, бог весть, попаду ли я еще когда-нибудь в эти  края".  С  этой
минуты сладостное упоение этой близостью исчезло для него Сидя  рядом  с
женщиной, которую он обожал, и почти сжимая ее в своих объятиях,  в  той
самой комнате, где он когда-то был так счастлив, в этой  глубокой  тьме,
угадывая и убеждаясь, что она плачет, чувствуя по тому,  как  вздымается
ее грудь, что она едва сдерживает рыдания, он, на свое несчастье,  прев-
ратился в холодного политика, почти столь же холодного  и  расчетливого,
каким он бывал там, на семинарском дворе, когда чувствовал,  что  против
него замышляется какая-то мерзость со стороны кого-нибудь из его товари-
щей посильней его. Жюльен нарочно затягивал свой рассказ, расписывая  ей
безотрадную жизнь, которую он вел с тех пор, как уехал из Верьера. "Так,
значит, - говорила себе г-жа де Реналь, - после целого  года  разлуки  и
даже не имея никакой возможности знать, помнят ли о нем, в то самое вре-
мя, когда я всячески старалась забыть его, он только и жил теми счастли-
выми днями, которые судьба ему послала в Вержи". Рыдания  ее  усилились;
Жюльен видел, что рассказ его достигает цели. Он  понял,  что  надо  ре-
шиться на последнюю попытку: он быстро перешел к письму, которое получил
из Парижа.
   - И я распростился с его преосвященством.
   - Как! Вы больше не вернетесь в Безансон? Вы покидаете нас навсегда?
   - Да, - отвечал Жюльен решительным тоном, - я покидаю этот край,  где
я забыт даже тою, кого я любил больше всех в моей жизни,  и  больше  уже
никогда не вернусь сюда. Я еду в Париж...
   - Ты едешь в Париж! - громко воскликнула г-жа де Реналь.
   Рыдания душили ее; она уже не пыталась скрыть своего смятения. Жюльен
только этого поощрения и ждал: теперь он мог отважиться  на  решительный
шаг, которым до сих пор боялся испортить все. До этого  ее  восклицания,
ничего не видя в темноте, он совсем не мог себе представить, к чему  это
может привести. Теперь он уже больше не колебался: страх перед угрызени-
ями совести, которые потом отравляли бы ему жизнь, вернул  ему  все  его
самообладание; он поднялся и холодно сказал:
   - Да, сударыня, я покидаю вас навсегда; будьте счастливы, прощайте.
   Он сделал несколько шагов к окну и уж взялся за раму,  чтобы  приотк-
рыть ее. Г-жа де Реналь бросилась к нему и припала головой к его  плечу;
он почувствовал, как она сжимает его в своих объятиях и щека ее льнет  к
его щеке.
   Так, после трехчасового разговора Жюльен добился того, чего так  пла-
менно жаждал в течение двух первых часов. Случись  это  немного  раньше,
какое счастье доставила бы ему и  эта  пылкая  нежность,  вспыхнувшая  с
прежней силой, и заглохшее раскаяние г-жи де Реналь, но теперь, когда он
добился этого хитростью, он уже не  ощущал  ничего,  кроме  наслаждения.
Жюльену захотелось во что бы то ни стало,  несмотря  на  все  возражения
своей возлюбленной, зажечь ночник.
   - Неужели ты хочешь, - говорил он ей, - чтобы у меня даже не осталось
никакого воспоминания о том, что я тебя видел? Любовь, которая, наверно,
сияет в твоих прелестных глазах, пропадет для меня! Эта милая  беленькая
ручка так и останется невидимкой? Подумай, ведь я покидаю тебя, и,  быть
может, очень надолго!
   "Какой стыд! - говорила себе г-жа де Реналь; но она уже не могла  от-
казать ему ни в чем: едва только он напоминал ей о вечной разлуке, - она
заливалась слезами. Уже заря  начинала  отчетливо  обрисовывать  контуры
елей на горах, к востоку от  Верьера.  Но  вместо  того,  чтобы  бежать,
Жюльен, совершенно опьяневший от страсти, стал просить  г-жу  де  Реналь
позволить ему провести весь день, спрятавшись в ее комнате, и уйти толь-
ко завтра ночью.
   - А почему бы нет? - отвечала она. - После того как я вторично  пала,
и бесповоротно, у меня не осталось ни капли уважения к себе: видно,  это
уж мое горе на всю жизнь. - И она  самозабвенно  прижала  его  к  своему
сердцу. - Муж мой сейчас не то, что раньше: у него  сильные  подозрения,
ему кажется, что я перехитрила его, и он очень зол на меня. Если он  ус-
лышит хотя бы малейший звук, я пропала; он меня выгонит,  как  последнюю
тварь, - да я такая и есть.
   - Ах! Вот они, увещания господина Шелана, - сказал Жюльен.  -  Ты  не
стала бы так говорить со мной до этого проклятого моего отъезда в  семи-
нарию. Тогда ты меня любила!
   Жюльен был немедленно вознагражден за то  хладнокровие,  с  каким  он
произнес эти слова: он увидел, как возлюбленная его тотчас же позабыла о
той опасности, которая ей грозила со стороны мужа, а испугалась  другой,
гораздо более страшной опасности: что Жюльен может усомниться в ее  люб-
ви. День разгорался стремительно и ярко разливался по комнате; Жюльен  в
своей гордости теперь упивался блаженством, видя в своих объятиях и чуть
ли не у своих ног эту прелестную женщину, единственную, которую он любил
в своей жизни