Его замешательство дошло до крайних пределов; он слышал весьма удиви-
тельные речи.
 
 
   XXII
   ПРЕНИЯ
 
   Республика! Нынче на одного человека, готового пожертвовать всем ради
общего блага, приходятся тысячи тысяч, миллионы таких, которым нет  дела
ни до чего, кроме собственного удовольствия и тщеславия. В Париже  чело-
века судят по его выезду, а отнюдь не по его достоинствам.
   Наполеон. "Мемориал св. Елены".
 
   Стремительно вошедший лакей возгласил: "Господин герцог ***".
   - Замолчи, любезный, ты просто глуп, - сказал герцог, входя.
   Он так хорошо произнес это и с таким величием, что  Жюльену  невольно
пришло на ум, что искусство одернуть лакея и есть истинное призвание сей
знатной особы. Жюльен поднял глаза и тотчас же опустил их. Его мнение  о
новоприбывшем оказалось до такой степени верным, что он  испугался,  как
бы его взгляд не выдал этой дерзкой догадки.
   Герцогу на вид было лет пятьдесят; одет он  был  истинным  франтом  и
выступал, словно заводная кукла. У него была узкая голова, большой  нос,
резко очерченное и выпяченное вперед неподвижное лицо; трудно было вооб-
разить себе более аристократическую и вместе с тем более  незначительную
физиономию. С его появлением заседание немедленно открылось.
   Голос г-на де Ла-Моля внезапно  прервал  физиогномические  наблюдения
Жюльена.
   - Представляю вам господина аббата Сореля, - сказал маркиз. - Он  на-
делен изумительной памятью; всего лишь час назад я сообщил  ему  о  том,
что, быть может, ему выпадет честь удостоиться высокой миссии, и он, да-
бы показать свою память, выучил наизусть всю первую страницу "Котидьен".
   - А-а! Сообщения из-за границы этого бедняги Н., -  промолвил  хозяин
дома.
   Он поспешно схватил газету и, состроив  какую-то  нелепую  мину,  ибо
старался придать себе внушительный вид, поглядел  на  Жюльена.  -  Прошу
вас, сударь, - сказал он.
   Наступило глубокое молчание, все глаза устремились на Жюльена; он от-
вечал так хорошо, что после двадцати строк герцог прервал  его,  промол-
вив:
   - Довольно.
   Маленький человечек с кабаньим взглядом сел за стол. Он был председа-
телем, ибо едва только он уселся на свое место,  он  указал  Жюльену  на
ломберный столик и знаком предложил придвинуть его к себе. Жюльен распо-
ложился за этим столиком со своими письменными принадлежностями. Он нас-
читал двенадцать человек за зеленой скатертью.
   - Господин Сорель, - сказал герцог, - подите пока в соседнюю комнату;
вас позовут.
   У хозяина дома вдруг сделался крайне озабоченный вид.
   - Ставни не закрыли, - сказал он вполголоса своему соседу. -  В  окна
смотреть незачем! - довольно глупо крикнул он Жюльену.
   "Ну, вот я и попал, по меньшей мере, в заговорщики, - подумал Жюльен.
- Хорошо еще, что этот заговор не из  тех,  которые  прямиком  ведут  на
Гревскую площадь. Но если бы даже и грозила такая  опасность,  я  должен
пойти на это и даже на большее ради маркиза. Я был бы счастлив загладить
как-нибудь те огорчения, которые могут причинить ему в будущем мои  без-
рассудства!"
   И, задумавшись о своих безрассудствах и о своем горе, он в то же вре-
мя внимательно оглядывался по сторонам, и все, что он видел здесь, проч-
но запечатлевалось в его памяти. И тут только он припомнил,  что  маркиз
не сказал лакею названия улицы, а распорядился нанять фиакр, чего никог-
да еще не бывало.
   Жюльен долгое время был предоставлен своим размышлениям. Он  сидел  в
гостиной, обтянутой красным бархатом с широкими золототкаными  галунами.
На высоком столике стояло большое распятие из слоновой кости, а на ками-
не лежала книга "О папе" г-на де Местра, с золотым обрезом и  в  велико-
лепном переплете. Жюльен раскрыл ее, чтобы не иметь вида человека, кото-
рый подслушивает. Разговор в соседней комнате временами шел очень  гром-
ко. Наконец дверь отворилась, и его позвали.
   - Имейте в виду, господа, - сказал председатель, - что с этой  минуты
мы говорим перед лицом герцога ***. Этот господин, - промолвил он, пока-
зывая на Жюльена, - молодой священнослужитель, вполне  преданный  нашему
святому делу, и он с помощью своей изумительной  памяти  перескажет  без
труда слово в слово весь наш разговор.
   - Слово принадлежит вам, сударь, - сказал он,  делая  пригласительный
жест в сторону особы с святоотческим видом, облаченной в три или  четыре
жилета.
   Жюльен подумал, что естественнее было бы назвать по имени этого  гос-
подина в жилетах. Он взял бумагу и принялся старательно записывать.
   (Здесь автор имел в виду поставить целую страницу точек.
   - Это будет совершенно неуместно, - заявил издатель, - а  для  такого
легкомысленного произведения неуместные выдумки просто зарез.
   - Политика, - возражал автор, - это  камень  на  шее  литературы;  не
пройдет и полгода, как он потопит  литературное  произведение.  Политика
средь вымыслов фантазии - это все равно, что выстрел из пистолета  среди
концерта: душераздирающий звук, но при этом безо всякой выразительности.
Он не гармонирует ни с какими инструментами. Политика насмерть разобидит
одну половину моих читателей, а другой половине покажется  скучной,  ибо
то, что они читали сегодня утром в газете, было куда интереснее  и  ост-
рее...
   - Если ваши действующие лица не говорят о политике,  -  сказал  изда-
тель, - значит, это не французы тысяча восемьсот тридцатого года и книга
ваша отнюдь не является зеркалом, как вы изволили заявить...)
   Протокол Жюльена занял двадцать шесть страниц; вот краткое  изложение
его, хотя и довольно бледное, ибо пришлось, как это  всегда  делается  в
подобных случаях, выпустить разные курьезы, изобилие коих могло  бы  от-
толкнуть или показаться неправдоподобным (см. "Газет де трибюно").
   Человек в жилетах и с святоотческим видом (возможно, это был епископ)
часто улыбался, и тогда глаза его, затененные полуопущенными  ресницами,
загорались странным блеском, а взгляд его казался уже не  столь  нереши-
тельным, как обычно. Этот господин, которому было предложено первому го-
ворить пред лицом герцога ("но какой же это герцог?" - подумал  Жюльен),
по-видимому, с целью изложить общее мнение и выступить, так  сказать,  в
роли всеобщего поверенного, обнаружил, как показалось Жюльену,  какую-то
неуверенность, отсутствие определенных выводов, в чем так часто обвиняют
судейское сословие. Впоследствии, во время обсуждения, герцог не  преми-
нул поставить ему это на вид.
   После нескольких фраз душеспасительного  и  назидательного  характера
человек в жилетах сказал:
   - Благородная Англия, руководимая великим человеком, бессмертным Пит-
том, израсходовала сорок миллиардов франков, дабы противостоять  револю-
ции. Если собрание разрешит, я позволю себе высказать  откровенно  некую
печальную мысль; я бы сказал, что Англия недостаточно  понимала,  что  с
таким человек, как Бонапарт, - тем паче если ему ничего не могли  проти-
вопоставить, кроме благих намерений, - добиться решительных  результатов
можно было только путем частных...
   - Ах, опять восхваление убийств! - тревожным тоном сказал хозяин  до-
ма.
   - Избавьте нас, сделайте милость, от ваших сентиментальных  наставле-
ний! - раздраженно воскликнул председатель, и его кабаньи глазки загоре-
лись свирепым огнем. - Продолжайте! - сказал он человеку в жилетах.
   Щеки и лоб председателя побагровели.
   - Благородная Англия, - продолжал докладчик, - ныне раздавлена.  Каж-
дый англичанин, раньше чем он заплатит за хлеб свой, должен сперва опла-
тить проценты за те сорок миллиардов, которые пошли на борьбу с  якобин-
цами. Питта у нее уже нет.
   - У нее есть герцог Веллингтон! - произнес человек в военном мундире,
с весьма внушительным видом.
   - Умоляю, господа, спокойствие! - вскричал председатель. - Если опять
начнутся споры, то зачем мы вызвали господина Сореля?
   - Известно, что вы, сударь, одержимы великими идеями, - колко заметил
герцог, кинув взгляд  на  военного,  бывшего  наполеоновского  генерала.
Жюльен понял, что в этих словах заключался какой-то намек личного харак-
тера, весьма оскорбительный. Все улыбнулись; генерал-перебежчик явно ки-
пел от ярости.
   - Питта больше нет, господа, - снова заговорил докладчик унылым тоном
человека, отчаявшегося вразумить своих слушателей. - Да если бы и нашел-
ся в Англии новый Питт, нельзя обмануть целый народ два раза подряд  од-
ним и тем же способом.
   - Вот поэтому-то генерал-завоеватель, второй Бонапарт, ныне  уже  не-
мыслим во Франции! - воскликнул, снова перебивая его, военный.
   На этот раз ни председатель, ни герцог не решились рассердиться, хотя
Жюльен и видел по их глазам, что они  едва  сдерживаются.  Они  опустили
глаза, и герцог вздохнул так, чтобы все это заметили.
   Но докладчик на этот раз обиделся.
   - Мне не дают договорить, - сказал он запальчиво, внезапно отбрасывая
ту улыбчивую учтивость и осторожность, которые, как полагал Жюльен,  яв-
лялись подлинным выражением его нрава, - мне не дают  договорить,  никто
не желает принимать во внимание тех усилий, которые я кладу на то, чтобы
не задеть ничьих ушей, какой бы длины они ни были. Так вот,  господа,  я
буду краток.
   И я вам скажу попросту: у Англии сейчас гроша нет, чтобы помочь  бла-
гому делу. Вернись сейчас сам Питт, и он при всей своей гениальности  не
смог бы одурачить мелких английских собственников, ибо им прекрасно  из-
вестно, что одна короткая Ватерлооская кампания обошлась им  в  миллиард
франков. Так как от меня требуют ясности, - продолжал докладчик, все бо-
лее воодушевляясь, - то я вам прямо скажу: помогайте себе  сами,  потому
что у Англии нет ни одной гинеи к вашим услугам, а когда Англия не может
платить, то Австрия, Россия и Пруссия, у которых сколько угодно храброс-
ти и ни гроша денег, не могут выдержать более одной  или  двух  кампаний
против Франции.
   Можно надеяться, что молодые солдаты, которых наберут якобинцы, будут
разбиты в первой кампании, даже, быть может, во второй, но что  касается
третьей, то пусть я окажусь революционером в ваших  предубежденных  гла-
зах, - в третьей кампании вы увидите  солдат  тысяча  семьсот  девяносто
четвертого года, которые уже перестали быть деревенскими рекрутами тыся-
ча семьсот девяносто второго года.
   Тут его прервали возгласы с трех или четырех мест сразу.
   - Сударь, - сказал председатель Жюльену, - подите в соседнюю  комнату
и перепишите набело начало протокола, который вы вели.
   Жюльен ушел с немалым сожалением. Докладчик только что затронул неко-
торые предполагаемые возможности, которые были предметом постоянных раз-
мышлений Жюльена.
   "Боятся, как бы я их на смех не поднял", - подумал он.
   Когда его позвали снова, г-н де Ла-Моль говорил торжественным  тоном,
показавшимся Жюльену очень забавным, ибо он хорошо знал маркиза.
   - ...Да, господа, и вот именно об этом-то несчастном народе  и  можно
сказать:
   Кем быть ему, чурбаном или богом? "Он будет богом!" - восклицает бас-
нописец. Но это из ваших уст, господа, надлежит нам услышать  эти  вели-
кие, проникновенные слова. Начните и действуйте сами, и славная  Франция
явится снова почти такой же, какой сделали ее наши предки и какой мы еще
видели ее своими глазами перед кончиной Людовика XVI.
   Англия, по крайней мере ее благородные лорды, так же как и мы,  нена-
видит подлое якобинство; без английского золота Россия, Австрия и  Прус-
сия не в состоянии дать более двух-трех сражений. Но разве этого  доста-
точно, чтобы привести к столь счастливой оккупации, как та, которую  так
глупо упустил господин де Ришелье в тысяча восемьсот семнадцатом году? Я
этого не думаю.
   Тут кто-то попытался прервать его, но попытку эту пресекло поднявшее-
ся со всех сторон шиканье. Прервать пытался опять все тот же бывший  ге-
нерал императорской армии: он мечтал о голубой ленте и  рассчитывал  за-
нять видное место среди составителей секретной ноты.
   - Нет, я этого не думаю, - повторил г-н де  ЛаМоль  после  того,  как
смятение улеглось, причем он так резко, с такой уверенной дерзостью под-
черкнул это "я", что Жюльен пришел в восторг.
   "Вот это правильный ход! - думал он, и перо  его  летало  по  бумаге,
почти не отставая от речи маркиза. - Одно слово, сказанное так, как  на-
до, и г-н де ЛаМоль сводит на нет двадцать  кампаний,  проделанных  этим
перебежчиком".
   - И не только на чужеземцев следует  нам  рассчитывать,  -  продолжал
маркиз самым невозмутимым тоном, - в наших надеждах на новую военную ок-
купацию. Вся  эта  молодежь,  которая  пишет  зажигательные  статейки  в
"Глоб", может вам дать три-четыре тысячи молодых командиров, среди коих,
возможно, найдутся и Клебер, и Гош, и Журдан, и Пишегрю,  только  далеко
не такой благонамеренный на сей раз.
   - Мы не позаботились создать ему славу, - сказал председатель. - Сле-
довало бы увековечить его имя.
   - Необходимо, наконец, добиться, чтобы во Франции было две партии,  -
продолжал г-н де Ла-Моль, - но чтобы это были две партии  не  только  по
имени, а две совершенно четкие, резко разграниченные партии.  Установим,
кого надо раздавить. С одной стороны, журналисты, избиратели, короче го-
воря, общественное мнение; молодежь и все, кто ею восхищается. Пока  они
себе кружат головы собственным пустословием, мы, господа, пользуемся ве-
ликим преимуществом: мы распоряжаемся бюджетом.
   Тут его опять перебили.
   - Вы, сударь, - обратился г-н де Ла-Моль к  перебившему  его,  и  при
этом с удивительным спокойствием и крайним высокомерием, - вы, если  вас
задевает мое выражение, не распоряжаетесь бюджетом, а  просто  пожираете
сорок тысяч франков государственного бюджета плюс восемьдесят тысяч, ко-
торые вы получаете по цивильному листу.
   Хорошо, сударь, раз вы меня к этому вынуждаете, я  позволю  себе,  не
стесняясь, привести в пример вас. Подобно вашим благородным предкам, ко-
торые пошли за Людовиком Святым в крестовый поход, вы за эти  сто  двад-
цать тысяч франков должны были бы выставить нам, по крайней  мере,  один
полк, - да что я говорю, хотя бы одну роту, ну, полроты, или  пусть  это
будет хоть пятьдесят человек, готовых сражаться и преданных правому делу
на жизнь и на смерть. А что же у вас? Одни лакеи, которые, случись бунт,
вам же и зададут страху.
   Трон, церковь, дворянство - все это может завтра же рухнуть, господа,
если вы не позаботитесь создать в каждом департаменте вооруженные отряды
из пятисот преданных людей, я говорю преданных не только со  всей  фран-
цузской доблестью, но и со всей испанской стойкостью.
   Половина этих людей должна состоять из наших сыновей, наших племянни-
ков - словом, из родовитого дворянства. И каждый из них должен иметь при
себе не пустого болтуна-мещанина, готового нацепить на себя  трехцветную
кокарду, если повторится тысяча восемьсот пятнадцатый год, - нет,  прос-
того крестьянского парня, простодушного, чистосердечного, вроде  Катели-
но. Наш дворянин будет его наставником, а всего  лучше,  если  возможно,
чтобы это был его молочный брат. Пусть каждый из нас отдаст  пятую  долю
своих доходов, чтобы создать в каждом департаменте этакий маленький пре-
данный отряд из пятисот  человек.  Тогда  можно  смело  рассчитывать  на
иностранную оккупацию. Никогда чужеземный солдат не дойдет даже до Дижо-
на, если он не будет уверен, что в каждом департаменте  он  найдет  пять
сотен вооруженных друзей.
   Иностранные короли до тех пор не будут вас слушать, пока вы не заяви-
те им, что у вас есть двадцать тысяч дворян, готовых взяться  за  оружие
для того, чтобы распахнуть перед ними ворота Франции. Это тяжкая  повин-
ность, скажете вы. Но, господа, только такой ценой мы спасем наши  голо-
вы. Между свободой печати  и  нашим  существованием,  как  дворян,  идет
борьба не на жизнь, а на смерть. Становитесь заводчиками либо крестьяна-
ми или беритесь за ружье. Можете робеть, если вам угодно, но  не  будьте
глупы, откройте глаза.
   "Стройтесь в батальоны - вот что я вам скажу словами  якобинской  пе-
сенки, и тогда найдется какой-нибудь великодушный  Густав-Адольф,  кото-
рый, видя неминуемую опасность, угрожающую монархическим  основам,  бро-
сится за три сотни лье от своих владений и сделает для вас то, что  сде-
лал Густав для протестантских князей. Или вам угодно заниматься разгово-
рами и сидеть сложа руки? Пройдет пятьдесят лет, и в Европе будут только
одни президенты республик и ни одного короля. А вместе  с  этими  шестью
буквами: К-О-Р-О-Л-Ь - будут стерты с лица земли и  служители  церкви  и
дворяне. Вот мы тогда и полюбуемся, как останутся одни кандидаты,  заис-
кивающие перед низким большинством.
   Можно сколько угодно разглагольствовать о том, что во Франции  сейчас
нет популярного генерала, всем известного и всеми  любимого,  что  армия
наша созидалась в целях защиты престола, тогда как в  любом  австрийском
или прусском полку найдется человек пятьдесят унтеров, понюхавших  поро-
ху. Двести тысяч молодых людей из мелкой буржуазии бредят войной.
   - Не достаточно ли этих горьких истин? - чванно произнесла некая важ-
ная особа, по-видимому, занимавшая весьма видное  место  среди  духовной
иерархии, ибо г-н де Ла-Моль, вместо того, чтобы рассердиться, улыбнулся
на его слова, что Жюльену показалось весьма знаменательным.
   - Достаточно горьких истин, хорошо, сделаем выводы, господа:  челове-
ку, которому необходимо отнять гангренозную  ногу,  бесполезно  было  бы
уверять своего хирурга, что эта больная нога совершенно здорова. Прости-
те меня, если я позволю себе так выразиться, господа: благородный герцог
*** - наш хирург.
   "Ну, вот, наконец-то заветное слово сказано, - подумал Жюльен, - зна-
чит, нынче ночью я помчусь прямехонько в..?"
 
 
   XXIII
   ДУХОВЕНСТВО, ЛЕСА, СВОБОДА
 
   Основной закон для всего существующего - это уцелеть, выжить. Вы сее-
те плевелы и надеетесь взрастить хлебные колосья.
   Макиавелли.
 
   Важная персона продолжала свою речь; видно было, что это человек  ос-
ведомленный;  Жюльену  очень  понравилась  мягкая,   сдержанная   убеди-
тельность, с которой он излагал свои великие истины:
   1. У Англии не найдется для нас ни одной гинеи,  там  сейчас  в  моде
экономия и Юм. Никто, даже их святые, не дадут  нам  денег,  а  господин
Брум поднимет нас на смех
   2. Больше чем на две кампании венценосцы Европы не рискнут пойти  без
английского золота, а двух кампаний мало, чтобы раздавить мелкую буржуа-
зию.
   3. Необходимо создать во Франции вооруженную партию, без чего  монар-
хические элементы Европы не отважатся даже и на эти две кампании.
   А четвертый пункт, который я позволю себе вам представить  как  нечто
совершенно бесспорное, заключается вот в чем:
   Немыслимо создать вооруженную партию  во  Франции  без  помощи  духо-
венства. Я вам прямо это говорю, господа, и сейчас вам это докажу.  Надо
все предоставить духовенству. Находясь денно и нощно при исполнении сво-
их обязанностей, руководимое высокодостойными людьми, кои  ограждены  от
всяких бурь, ибо обитель их за триста лье от ваших границ...
   - А-а! Рим, Рим! - воскликнул хозяин дома.
   - Да, сударь, Рим! - гордо повторил кардинал - В каких бы шуточках ни
изощрялись на этот счет в дни вашей юности, когда подобное остроумие бы-
ло в моде, я говорю вам во всеуслышание, в  тысяча  восемьсот  тридцатом
году, одно только духовенство, руководимое Римом, сумеет найти доступ  к
сердцу простого народа.
   Пятьдесят тысяч священников повторяют одни и те же слова в день, ука-
занный их владыками, и народ, который в конце концов и дает вам  солдат,
восчувствует глас своих пастырей сильнее, нежели  всякое  витийство  ми-
рян... (Этот личный выпад вызвал ропот среди собравшихся.)
   - Духовенство обладает силой, превосходящей вашу, -  снова  заговорил
кардинал, возвышая голос, - все шаги, которые вы  делали,  дабы  достичь
основной цели - создать во Франции вооруженную партию,  -  были  сделаны
нами...
   Тут последовали факты... Кто роздал восемьдесят тысяч  ружей  в  Ван-