позволявшим им превалировать над остальными. К большому прискорбию, чаще всего именно эти товарищи сидели у рычагов управления обществом и своим нежеланием подвергаться охмурению со стороны психотерапевта пассивно мешали ему стремительно взлететь на самый верх лестницы благополучия. Несколько раз обмишулившись, он немного погоревал и через определенное время с начала своей исследовательской деятельности вывел систему отбора объектов воздействия и стал работать более тонко, с научным подходом. К счастью, в любом учреждении находились товарищи, легко впадающие в гипнотический транс, стоило новоявленному Кашпировскому глазом моргнуть. Оставалось лишь умело определить тип очередного подопытного и степень его внушаемости - а это Адольф Мирзоевич, слава богу, умел делать в совершенстве - недаром столько лет общался с шизоидами.
     Решив, что развлекаться мелкими пакостями он будет беспредельно долго, Адольф Мирзоевич ошибся. Уже через два месяца ему наскучило пробавляться обкрадыванием ларьков, скоротечными совокуплениями с разнообразными дамами, поддающимися его влиянию, и вялотекущим улучшением своего общественного положения. За эти два месяца психотерапевт, манипулируя различными чиновниками, умудрился занять пост заместителя заведующего клиникой, переехал в трехкомнатную квартиру улучшенной планировки, пристроил глуховатую маман в привилегированный дом престарелых и все чаще стал подумывать о своем месте в обществе.
     Надо было определиться в плане дальнейшего функционирования и наметить пути последующего продвижения по лестнице общественного положения. В процессе раздумий Пульман приобрел компьютер последней модификации, научился на нем работать и зарегистрировался в сети Интернета, рассудив, что для персоны вселенского масштаба, каковой он себя вполне искренне почитал, компьютер необходим как воздух: во всех зарубежных фильмах эти самые персоны то и дело чего-то там небрежно наяривали на клавиатуре - в перерывах между заседаниями сената, перестрелками и многочисленными любовными актами на лоне природы.
     Кратко сойдясь с компьютером и получив доступ к сети, Адольф Мирзоевич начал накапливать информацию и систематизировать ее по различным категориям: прежде чем определиться в плане направления дальнейшей деятельности, он, будучи прагматиком, решил всесторонне изучить ситуацию, дабы не впасть в заблуждение и не пойти по ложному пути.
     Не прибегая к помощи сильнодействующих нейролептиков и орудиям пыток, он за довольно короткий промежуток времени побывал везде, где только можно: вознесся наверх и прошелся там туда-сюда, походя узнав все, что требовалось, затем опустился на самое дно общества и вдоволь поползал там по темным закоулкам. Вскоре наш скромный психотерапевт обладал таким количеством информации, которое вряд ли по силам добыть десятку следственных бригад из самых серьезных ведомств. Все более-менее выдающиеся личности, проживающие в Ложбинске и его окрестностях, нашли место в памяти компьютера новоявленного исследователя - далее Ложбинской области его чаяния пока что не простирались, поскольку Пульман прекрасно осознавал правоту народной мудрости: не сразу Москва строилась, и всему свое время. Да, надо заметить, что Адольф Мирзоевич при сборе информации отдавал предпочтение фактам самого негативного характера: можете мне поверить, никто из господ, являющихся объектом его пристального внимания, совсем не обрадовался бы, узнав, что на них имеется такое вот однобокое досье нештатного свойства.
     В процессе данной работы Адольф Мирзоевич с удивлением обнаружил, что ранее пребывал в неведении относительно ситуации, сложившейся в обществе.
     До этого психотерапевт существовал в замкнутом узком мирке: дурдом, хрущоба, дорога туда - обратно. А тут перед ним открылись такие дебри! Вот уж права старая пословица, которая гласит: "меньше знаешь - лучше спишь". Страшные истины разверзлись перед исследователем, волею случая выкарабкавшимся из своего тесного мирка. Оказалось, например, что все, кто чего-то покупает в различных торговых учреждениях, исправно платят дань разномастному рэкету во всевозможных его проявлениях. Получалось - грубо, конечно, - что если бы этот рэкет аннулировать, то бутылка водки, палка колбасы или растаможенная иномарка, а также любой другой продукт общественного спроса стоили бы вполовину дешевле!
     В Ложбинской области рэкет был представлен в виде хорошо организованных бригад, которые контролировали все имевшиеся в наличии "земли" и виды деятельности, где что-то продавали, перевозили, приобретали, а также удовлетворяли тем или иным способом какие-то пагубные страсти широких масс.
     Иными словами, рэкет господствовал везде, где присутствовала любого рода деятельность, дававшая хоть какую-то прибыль.
     Бригады состояли из неслабо вооруженных людей спортивного телосложения, которые обладали специфическими навыками, не желали трудиться в поте лица, но хотели хорошо жить. Эти товарищи, в свою очередь, содержали "крышу": представителей правоохранительных органов, чиновников и деятелей разного уровня, от которых в этом мире что-то зависит. И так - по вертикали, от цветочного ларька и пайки анаши - до самого верха, куда и смотреть-то страшно, голова может закружиться! Поскольку бригады хорошо кормили чиновную "крышу", эта самая "крыша" была кровно заинтересована в их прилежном функционировании и неприкосновенности со стороны закона, а потому, сами понимаете, блюла интересы членов "бригад" и не давала их в обиду. Получался замкнутый круг: те зависели от этих и наоборот, а все они совокупно сосали кровь из народа, серой скотинки.
     Данное обстоятельство поразило Адольфа Мирзоевича, и существующий порядок вещей показался ему чудовищно несправедливым и порочным. Выходило, что за деньги можно все купить и от всего откупиться. Закон, декларативно одинаковый для всех, на самом деле был суров только к народу, серой скотинке, - для привилегированной касты рэкетиров его не существовало вовсе.
     Справедливости ради надо заметить, что изначально Адольф Мирзоевич отъявленным негодяем не был - даром, что маленький и вредный уродился.
     Ознакомившись с хитросплетениями общественного уклада, имевшего место на настоящий момент, он глубоко возмутился и вознегодовал.
     И, повозмущавшись вволю, скоропалительно решил бросить все силы и вновь обретенный талант на борьбу с существующим порядком вещей. Как водится у прагматиков, Пульман тут же начал разрабатывать план борьбы и продумывать методы его претворения в жизнь. Вскоре, однако, перед плановым борцом всплыло несколько ма-а-а-алень-ких нюансиков, которые поставили его в тупик, заставив переосмыслить первоначальный порыв, бывший скорее следствием всплеска здорового социального негодования, нежели проявлением жизненной позиции.
     Во-первых, он безумно хотел быть лидером. Что с того, что он маленький и уродливый, - разве судьба не подбросила ему необычный дар, ставя тем самым в исключительное положение? История знавала немало случаев, когда товарищи с аналогичной антропометрией - и без всякого дополнительного таланта, между прочим, - становились значительными политическими фигурами мирового масштаба и некоторое время неплохо держались. А уж с талантом - сам бог велел!
     Итак, Адольф Мирзоевич желал быть лидером. И не просто лидером, а самым-самым, сверх всяких понятий, короче - супер! Этого требовало его ущемленное самолюбие, которое предписывало каким-то образом компенсировать длительный моральный аут, в каковом психотерапевту пришлось пребывать большую часть сознательной жизни. Попрать все общественные понятия о ценностной значимости отдельно взятого индивида, как следует из исторической практики, можно было только в одном случае: необходимо было вознестись на невиданную высоту, где внешний вид не играет роли, а имеют значение только положение персоны и неограниченная власть над остальными особями низшего разряда.
     Помимо этого, Адольф Мирзоевич страстно мечтал, чтобы его любили, благоговели перед ним, преклонялись и вполне искренне восхищались его исключительностью - следствием необычайной одаренности. Тут как раз, весьма некстати, банк "Империал" погнал по ящику очередной рекламный клип - помните, может быть, такой - про императора Конрада, который гордо ходит себе среди своих железных воинов - этакий всемогущий повелитель и судьбоносный тиран. Так вот - разгуливает он себе среди воинов, а из крепости выходят разнообразные телки в хорошей одежде: Конрад разрешил им с миром удалиться и затрать с собой самое ценное, что могут унести на себе. А они, дуры недоделанные, тащат на закорках травмированных мужиков в железяках. Представляете?!
     Этот клип посеял в душе Адольфа Мирзоевича страшное смятение. Ему отчаянно захотелось быть таким, как этот Конрад: надменно гулять туда-сюда среди бесстрашных воинов, готовых по легкому мановению монаршей длани ринуться в атаку. Он неоднократно представлял себе, как бы смотрелся в роли Конрада.
     Если приклеить парик и надеть туфли на высоких каблуках, получалось очень недурственно. Вот только с телками он поступил бы несколько иначе - не отпустил бы их на все четыре стороны, как это сделал туповатый и сентиментальный Конрад, растрогавшийся видом дворянок, прущих на себе мужей. О-о-о, Адольф Мирзоевич прекрасно знал, как следовало с этими дамами поступить! Он бы приказал им сложить травмированных мужиков штабелем у стен крепости, а самих загнал бы в свой лагерь на пару часиков и там всех этих герцогинь Гревских и иже с ними во всех ракурсах - оп-па-па!!! У-дя-дя-дя!!! А потом пусть себе берут своих мужиков и тащат куда захотят. Только без железяк - железяки он приказал бы снять. И телкам легче, и стране польза - металлолом... Вот таким лидером хотел быть Адольф Мирзоевич - могучим, отважным и горячо тотально любимым.
     Во-вторых, как показывала историческая практика, для хорошей и продуктивной борьбы обязательно требовался солидный передовой отряд единомышленников, способный сплотить и повлечь за собой массы. Выйдя на это обстоятельство, Пульман здорово приуныл. Даже не будучи политологом, он прекрасно понимал, что создать такой передовой отряд в нынешних условиях никак не получится - будь ты хоть семи пядей во лбу и Владимир Ильич в квадрате. Все более-менее развитые и сильные товарищи пребывали по другую сторону баррикад; внушать им идею борьбы с ними же самими представлялось весьма проблематичным, а создавать передовой отряд из алкашей, дебилов, пенсионеров-маразматиков и затюрханных жизнью доходяг-трудоголиков Адольф Мирзоевич не желал, так как прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого мероприятия не выйдет.
     Не привыкший сдаваться сразу, психотерапевт проявил упорство и полез копать проблему вглубь и вширь. Только он это сделал. При детальном рассмотрении проблемы во всех наличествующих аспектах вырисовывалось единственно верное и совершенно абсурдное с точки зрения здравого смысла решение. Требовалось куда-то деть (насовсем) примерно треть населения, причем делать это нужно было в масштабе всей страны, поскольку в отдельно взятом административном районе такая локальная акция успеха не имела бы: соседское отребье моментально ломанулось бы на освободившийся участок.
     Хорошенько поразмыслив, Адольф Мирзоевич пригорюнился. Будь у него в распоряжении даже целая банда аналогичных ему гипнотизеров - голов этак сотни в полторы, весь наклевывающийся объем работы они не потянули бы даже при наилучшем раскладе и всеобъемлющем энтузизизме.
     Пригорюнившись, Пульман впал в состояние прострации и некоторое время хулиганил: отлавливал в разных местах новых русских, подпадающих под воздействие его чар, и заставлял их безобразничать: голяком отплясывать на морозе, орать непотребности и совокупляться прилюдно самыми изуверскими способами; разлаживал работу госучреждений и коммерческих структур, посылая в разные места Российской Федерации вагоны с навозом и мусором и что-то еще в том же духе - долго перечислять, что там наворотила буйная фантазия зарвавшегося психотерапевта. Все эти причуды изрядно взбудоражили общественность Ложбинска и слегка развлекли скучающих обывателей.
     В процессе такого вот приятного времяпрепровождения Адольф Мирзоевич, скучавший долгими одинокими вечерами, прочел одну книгу, в которой набрел на избитую в общем-то мысль, никогда прежде ему в голову не приходившую.
     Разумеется, нечто в этом роде он когда-то где-то слыхивал и даже читал, но не обращал внимания - как-то не до того было. На неделю Пульман залег дома, даже в клинику перестал ходить, и всесторонне обдумывал вновь открывшуюся истину, примеривая ее на себя. А мысль была такова: "...Если мафию нельзя победить, ее нужно возглавить..."
     5 Проститься с матерью Иван все-таки не успел, хотя сделал все, что от него зависело, чтобы прибыть на похороны вовремя. Добрался до блокпоста он на удивление без приключений. Машину Артура, как выяснилось, на территории "соседей" знает каждая собака - никто не посмел остановить их для проверки, так и прошелестели зеленым ходом до самой "нейтралки". И на бесланский вечерний борт тоже попал - браты не дали в обиду: дали водки, дали денег на дорогу; бэтээр дали с группой сопровождения, чтобы домчали капитана с ветерком и припугнули кого надо на аэродроме; дали в рожу назойливому молодому особисту, который при появлении Ивана в родных пенатах моментально пристал к нему и стал задавать дурацкие вопросы... Но после посадки борта в российском порту пришлось добираться на перекладных, потому и не успел, опоздал буквально на несколько минут...
     На кладбище была изрядная толпа. Иван, примчавшийся на такси из города, выгреб из кармана горсть бумажек, сунул шоферу, не глядя, и стал пробиваться к могиле, распихивая в стороны людские тела. Кто-то возмущался, кто-то удивленно охал - в основном расступались.
     Гроб уже начали засыпать землей. Возле свежей могилы стояли какие-то незнакомые, хорошо одетые люди - явно не местные. Поп Василий уже собрался уходить - дело было сделано. Иван с ходу прыгнул в могилу, гулко ударив кроссовками о крышку гроба, припал всем телом к обитым крепом доскам и завыл дурным голосом.
     Землю бросать перестали. Люди возле могилы тихо переговаривались.
     - Что за придурок?
     - Сын это - Иван...
     - А что такой? Тощой, оборванный... Бомжует, что ли?
     - Да не... Офицер. Все воюет... Не успел, бедолага.
     - Да, докатилась армия... Ну, телеграмму дал бы - придержали бы чуток... Что - трудно, что ли, телеграмму дать было?
     - Дак вот же...
     - Молчать!!! - дико заорал Иван, задрав заплаканное лицо вверх. - Молчать, уррроды!!! Гвоздодер дайте! Бегом марш! Гвоздодер!
     Те, наверху, не на шутку переполошились. Начали метаться по краям могилы - кто-то пытался вытащить его, цепляя веревкой, на которой только что опускали гроб, кто-то уговаривал не делать глупости...
     - Гвоздодер! - непреклонно хрипел Иван, ловко вырвав веревку и бросив ее в могилу. - Крышку открою - посмотрю...
     - Чего смотреть-то, дурень?! Ты в своем уме?!
     - Посмотрю, как померла, - уперся Иван. - Знаю я эти запечатанные гробы... Цинк матери пришлют, она его хоронит, а потом сын с войны приходит...
     Или вообще - черт знает что в цинке... Гвоздодер, я сказал!!!
     - Святотатство, сынок, - свесилась вниз бородатая личина отца Василия. - Ну что ты в самом деле... Мамке твоей покою не будет... Чего смотреть? Вся деревня знает, как померла... Экспертизу делали - результат есть.
     Несчастный случай, стало быть...
     - Результат? - встрепенулся Иван. - Где результат?
     - Пошли, покажу. - Поп поманил его пальчиком. - А ну, хлопцы, лопату дайте! Пошли, покажу результат, у нас тут все чин-чинарем...
     Тут же кто-то протянул сверху лопату - Иван, поколебавшись, вцепился в черенок, и его в два смычка вытянули наружу.
     - Показывай, - приказал Иван, таращась на попа пустыми глазами. - Где результат? - И крикнул стоявшим с лопатами могильщикам:
     - Не засыпать, рахиты! Щас вернусь - если что, смотреть будем. Я сам экспертизу проведу! Не засыпать - смотрите у меня!
     - Пошли, Ваня. - Поп приобнял парня за плечи и потащил с кладбища.
     Потом, оглянувшись, подмигнул стоявшим у могилы - засыпайте, мол...
     Обширный двор Иванова дома был заставлен столами, богато накрытыми персон на двести - не меньше. У столов суетились соседские бабки, не пожелавшие идти на кладбище: тут было дело поважнее - накрывать, хватать куски с блюд, втихаря пробовать водочку...
     - Ты куда меня привел, поп? - подозрительно поинтересовался Иван, брезгливо морщась при виде стаи бабок. - Пошли результат смотреть!
     - Да успеется, это у соседа, у Кольки-фелшара, - ласково пробормотал отец Василий, силком усаживая Ивана за стол. - Щас пойдем, погодь маленько... Пока толпа не налетела, быстренько помянем рабу божию Светлану - посемейному...
     Иван встопорщился было, но поп уже набулькал в граненый стакан до краев, шепотнул скороговоркой, важно закатив глаза: "Грех, грех - что ты!" - и подтолкнул стакан к Ивану. Иван, не поморщившись, опрокинул теплую водку, закусил черным хлебом, вопросительно уставился на попа - тот манерно опорожнил небольшую стопочку и опять набулькал Ивану в стакан.
     - Ты че мне наливаешь по стольку? - возмутился Иван. - Споить, что ли, хочешь? Сам стопариком...
     - Мать-то - твоя, - благостно протянул поп. - Больше ж у тебя никого не осталось в целом свете - окромя дяди двоюродного. Но двоюродный - он и есть двоюродный... Давай! За упокой души рабы божьей Светланы - пусть земля будет пухом...
     Иван опрокинул и второй стакан. Поп, хитро сверкнув глазами, взмахнул бородищей, перегнулся - достал большую миску с голубцами, услужливо пододвинул Ивану. Тот нехотя отковырнул кусок, отправил в рот - и процесс пошел. Организм вдруг сам, помимо воли, напомнил, что давно не питался как следует и так поступать с ним нельзя. Буквально за две минуты Иван расправился с голубцами - желудок страшно урчал, негодуя на столь неучтивое обращение.
     Борода попа поплыла куда-то вбок, столы накренились - Иван вдруг потерянно улыбнулся, удивляясь неожиданно навалившемуся состоянию опьянения.
     - А ведь я пьян, поп, - заплетающимся языком сообщил Иван. - Вот ведь... С двух стаканов утащило... Споил ты меня! А что - экспертиза?
     - Тебе надо, надо тебе, - мудро проговорил отец Василий. - Немного расслабиться надо - а то смотри, совсем озверел, на людей бросаешься... Пошли к соседу - поговорим насчет экспертизы... если получится. - Встав из-за стола, он ухватил Ивана под локоть и повел к воротам, слегка придерживая - твердость походки воина была несколько утрачена.
     - А что - дядя? - вдруг встрепенулся Иван. - Ты сказал - дядя?
     Откуда дядя?
     - С города дядя, - пояснил отец Василий. - А вон - как раз едут.
     От кладбища к Иванову подворью неторопливо перемещалась толпа.
     Впереди по дороге пылил джип "Чероки" с тонированными стеклами - кто-то важный не желал идти пешком, хотя расстояние было незначительным. Джип притормозил у ворот, из него вышли четверо: стройный блондин лет под сорок с испитым бледным лицом, за ним здоровенный хмурый мужлан средних лет, а к нему придаток - двое хлопцев с квадратными плечами, бритыми черепами и насквозь дегенератскими рожами - без проблеска.
     Блондин подошел к Ивану и с ходу полез обниматься, бормоча что-то утешительное.
     - Кто такой? - отстранился Иван, недовольно хмурясь. - Че надо?
     - Дак - дядя, - суетливо пояснил отец Василий. - Вот он - дядя и есть.
     - Я двоюродный брат Светкин - царствие небесное, - хлюпнул носом блондин. - Как узнал - все бросил, прикатил... Горе, в общем...
     - Не знаю, - насупился Иван. - Не было никакого дяди сроду...
     - Дядя Саша я, - упорствовал блондин. - Мы с тобой просто ни разу не виделись. Семьи наши, так получилось, во вражде жили. Ну, отец мой - Светкиного отца брат. Так получилось...
     - Шел бы ты - дядя, - отмахнулся Иван, и, пошатнувшись, ухватился за рясу отца Василия. - Не до тебя - видишь...
     - Побойся бога, Ванька! - возникла отк