чее, что попало в объектив. Обойдя комнату по часовой стрелке, сыщик решил, что пора убираться восвояси, - он увидел все, что требовалось для подтверждения Ивановых сказок, и даже более. Внезапно, когда наш шпион уже собирался ретироваться, взгляд его упал на ширму, стоявшую в углу, которая была частично загорожена стеллажом с аппаратурой, - именно поэтому при первом беглом осмотре она выпала из поля зрения.
     Протиснувшись за стеллаж, он отодвинул ширму. Ничего особенного здесь не было: небольшая железная дверь в стене и фрагмент офисного набора - удобное кожаное кресло на колесиках, однотумбовый письменный стол, компьютер и вращающаяся этажерка с какими-то бумагами.
     Далее наш детектив проделал совершенно нехитрую процедуру, пожалуй, чисто автоматически, нежели в расчете на какой-либо эффект: присел у стола, пошарил ладонью под крышкой, извлек последовательно все три ящика, уложил их на пол и заглянул в тумбу. В верхней грани тумбы была утоплена большая круглая кнопка, а к боковине кто-то приклеил солидным куском скотча толстый конверт из светонепроницаемой бумаги.
     Отдирая его, Андрей неловко нажал локтем на кнопку - послышалось легкое жужжание, и железная дверь в стене поползла в сторону. Он замер.
     Тишина... Дверь вела в коридор, тускло освещенный откуда-то снаружи - заглянув в него, Андрей обнаружил, что это узкий тоннель длиной около двадцати метров, который заканчивался ступеньками, ведущими вверх. Ступеньки были освещены источником естественного происхождения - Андрей мгновенно прикинул в уме расположение лаборатории и сделал вывод, что этот резервный ход ведет за пределы клиники, скорее всего к кладбищу.
     - Молодцы, ребятки, - похвалил детектив, - ловко устроились... - Он вскрыл конверт и заглянул внутрь - там было несколько десятков листков плотной бумаги. Вытянул наугад один - в верхнем левом углу была приклеена небольшая фотография тучного мужика средних лет, практически лысого. Ниже напечатано: "Гасанов Гейдар Алигусейн-оглы - зав. Аптекобазой. Ул. Кубанская, 17; дом.: 2-72-10, раб.: 5-35-16; 14.09.97; Норсульфазол - Карина - дно - Аль-Халед - бурдюк..." И все.
     Андрея прошиб холодный пот. Он вдруг перестал соображать, где находится, сел на пол и, засунув правый мизинец под верхнюю губу, тупо уставился на листок с данными.
     Выходит, это не бред сумасшедшего. Тогда все это просто чудовищное недоразумение - иначе никак не назовешь... Почему? Почему маленькую кучку негодяев не отловила давным-давно мощная машина правоохраны? Неужели все так просто?! Конкретный живой человек, его неповторимый интеллект, многообразие эмоций, непостижимый спектр психических особенностей... И все это втиснуто в какую-то идиотскую, совершенно нелогичную фразу...
     Он вывалил все листки с данными на пол, сгруппировал по несколько штук, чтобы были видны надписи, и сфотографировал каждую группу - итого получилось восемнадцать кадров. Затем уложил листки в конверт, конверт аккуратно приклеил обратно, поставил на место ящики, вдавил кнопку - дверь аккуратно встала на место.
     Бегло окинув взглядом помещение, он убедился, что вроде бы ничего не нарушил, и вдруг, к своему ужасу, заметил над входной дверью небольшую пластиковую коробку, посредине которой беззвучно мигал сиреневый глазок.
     Значит, все время, что он находился здесь, работала сигнализация!!! Андрей почувствовал, что корни волос на его недавно бритом черепе напряглись и обрели жесткость стальных пластин. Бросил взгляд на часы - он машинально засек время, когда вошел в лабораторию. В принципе пробыл здесь он совсем немного, поскольку все делал с лихорадочной поспешностью. Может, пронесет?
     Вернувшись к столу, открыл верхний ящик, нащупал кнопку, нажал - железная дверь за стеллажом услужливо отъехала в сторону, открывая вход в тоннель. Сноп света в конце тоннеля звал к себе - двадцать шагов, и ты свободен!
     Андрей опять совершил насилие над личностью - вернулся к входной двери, прислушался и осторожно толкнул ее. Дверь распахнулась. В коридоре, сложив руки на груди, стояли трое здоровенных мужланов - каждый ростом, как он, но шире раза в три. Бесстрастные лица, глаза какие-то мертвые...
     - Ты в западне, - бесцветным голосом сообщил тот, что стоял спереди, и направил на детектива внушительного вида пистолет. - У тебя есть пять секунд, чтобы лечь на пол подошвами ко мне, и положить перед собой оружие.
     При попытке выйти - стреляю. Ложись!
     Черт - вот это влип! Да каждый из этих горилл и без пистолета убьет его одним ударом! Андрей попятился, метнулся ко второй двери - охранники молча направились следом за ним, совершенно не проявляя обязательных в таких случаях эмоций - никто не орал тревожно, не грозил просто шли, и все.
     Влетев в тоннель, Андрей бросился к спасительным ступенькам и краем глаза зафиксировал изменение ситуации. Троица почему-то застыла у двери - в тоннель они не пошли. Их поведение ему страшно не понравилось - одна было уже поздно что-либо исправлять. Когда до ступенек осталось метра три, что-то треснуло под ногами, словно старый лист ватмана, пол резко провалился. Громко вскрикнув, сыщик рухнул вниз. Далеко, впрочем, не улетел - пол находился на уровне глаз. Гамма ощущений менялась как в калейдоскопе - еще не успев опомниться от страха перед падением, он почувствовал, что его ноги, обутые в плетеные модельные туфли, угодили во что-то скользкое, упругое, шевелящееся... потянуло гнилью, плесенью, болотом каким-то. Раздалось яростное шипение, и сыщик ощутил один за другим три довольно сильных удара в правую ногу Ужасный вопль, полный страха, омерзения и боли одно временно, раздался под сводами подземелья.
     Не заметив как, Андрей выскочил из западни, подвывая от ужаса, бросился к выходу, ориентируясь на свет, ярким пятном мелькавший впереди. Он продрался сквозь заросли и упал на спину возле одной из могил - выход из подземелья вел на кладбище.
     Судорожными движениями засучив брючину, Андрей увидел на голени две маленькие красные точки, отстоящие друг от друга миллиметров на двадцать.
     Такие же точки имелись на икре - всего три пары. Тут сработали навыки недоучившегося медика - он сорвал брючный ремень, подложил под него носовой платок и туго перетянул правую ногу выше колена. Дрожащими руками извлек перочинный нож, прокалив его в пламени зажигалки, и сделал крестообразные надрезы в местах укусов. Затем, стиснув зубы, поднялся и быстро захромал в сторону трассы. Нога быстро немела, одновременно начал деревенеть корень языка, сознание потихонечку обволакивало красной пеленой, на фоне которой отчетливо проступала фраза, как на праздничном транспаранте, выполненная белой краской:
     "Ты не успеешь, сыщик! Ты умрешь здесь - на заброшенном кладбище! И поделом!
     Такова участь всех бездарей и лопухов..."
     8 Однажды Себастьян задержался на ночь у небольшого села, расположенного на том месте, где много лет назад было высокогорное пастбище, хозяева которого приютили сироту Саида. Сантименты здесь ни при чем - старый диверсант просто немного не угадал, и непогода, приближение которой он чувствовал своими многочисленными переломами, грянула немного раньше, застав его в самом начале подъема.
     Шел тяжелый проливной дождь. Решив переждать ненастье у села, он отыскал в знакомом ландшафте горного склона довольно объемное углубление, похожее на небольшую пещеру. Пристроив туда баранью тушу и мешок из шкур, наполненный уворованной в предгорье мукой, старый диверсант удобно спрятался от дождя и с удовольствием созерцал картину разыгравшегося ненастья, наслаждаясь сухостью и относительным теплом своего убежища. В этот раз он был один. Когда он уходил в дальние рейды, серые братья оставались дома - они неуютно чувствовали себя на чужой территории и становились практически не управляемыми вдали от своего обжитого района.
     Себастьян смотрел на выхватываемые из темноты всплесками сиреневых молний крыши домов и размышлял. После того как он сорвался пять лет назад в горную речку, не рассчитав прыжок, и провалялся целый месяц с воспалением легких, он приучился рассуждать о странностях этого мира. Кстати, он чуть не умер в тот раз - болезнь протекала тяжело, не было сил сходить в предгорье и украсть у людей лекарство. Он раскладывал кусочки овечьего сыра в сырых углах пещеры, чтобы получить плесень, но волки ночью съедали сыр, и, хотя он страшно ругал их и обещал, как поправится, удавить, это не помогало. Наконец серые разбойники поняли, что их старшему худо, и в одну прекрасную ночь притащили Себастьяну свежезадранного молодого волкодава. Диверсант обнаружил за правым ухом собачьего трупа корону - так метили своих псов люди нижнего села. Поругав серых, Себастьян натопил собачьего жира, из шкуры сделал себе душегрейку и вскоре быстро пошел на поправку...
     Так вот - старый диверсант сидел в уютной пещере, любовался на непогоду и размышлял о странных перемене в окружающем его мире.
     В стране гор уже давно шла война. Люди, еще совсем недавно радовавшиеся при встрече друг с другом, стали врагами. Они по ночам подкрадывались к селам, исподтишка стреляли, угоняли скот, порой объединялись в группы и тогда приходили днем - грабить, насиловать, убивать... Много лет назад он притащил сюда Саида, не думая, что подбрасывает ребенка людям другой национальности, к которой не принадлежал родовой клан младенца. Они все были для него одинаковыми - горцы, и только... Теперь многое изменилось. Саид вырос в семье чужого народа. В этой же семье вырос и возмужал его сын. Хорошо, что они не знают, что являются теперь для вскормившего их народа врагами по национальной принадлежности...

***

     Купив билет на московский поезд, убывающий в 14.30, Иван уложил "дипломат" с нехитрыми пожитками в камеру хранения и, чтобы как-то убить время, отправился гулять по городу. Башку "дяде" он не открутил - послушался Руслана.
     О том, что случилось с самим Русланом, он не знал, хотя ночью сквозь сон слышал какие-то крики в поселке. Бабинов, где-то блуждавший почти всю ночь, приехал под утро разбитый и злой, сказал, что гулянка не удалась. Якобы к телкам, у которых они гуляли, приперлись какие-то ухажеры, начались длительные пьяные разборки, которые в конечном итоге закономерно трансформировались в безобразную драку, а в довершение всех бед у кого-то по соседству загорелся сарай. На внезапно возникшее у Ивана желание убыть к месту службы "дядя" отреагировал болезненно, но "племянник" напомнил, что истекает срок отпуска, опаздывать никак нельзя, и Бабинов, слегка пожурив "родственника" за неблагодарность, отстегнул ему с барского плеча три тысячи новыми рублями, а также почти новый "дипломат". Провожать не поехал - сославшись на какие-то срочные дела, выпил чашку кофе и укатил в город, пообещав прислать машину.
     - А как же психи? - удивился Иван, не заметив нигде давешних двоих "шкафчиков" с тупыми рожами.
     Бабинов некоторое время изучающе смотрел на "племянника", затем пожал плечами и буркнул:
     - А я их отправил обратно, - не потрудившись объяснить, на чем и когда отправил...
     Достопримечательностей в городе было немного. Точнее, они практически отсутствовали, если не считать достопримечательностью изрядное скопление мусора в тех местах, где даже в российских городах подобного типа его обычно периодически убирают. Зато была "зона отдыха": много заброшенных скверов, загаженных большими неприятными птицами и забытых как городской администрацией, так и приличными людьми. В этих скверах по вечерам собиралось так называемое "отребье", в застойные годы именуемое "советской молодежью".
     Данное шаткое составляющее социальной структуры общества в темное время суток в этих самых сквериках занималось зачатием очередного поколения даунов и дегенератов, глушило спиртное, курило черт знает что и хуже, отравляя сознание окружающих немузыкальными криками, в коих сквозила беспросветная тоска по иного рода развлечениям, недоступным для бывшей "советской молодежи".
     А днем там не было никого, кроме редких представителей другого, не менее архаичного сословия, которые трясущимися руками разливали по замусоленным стаканам добытое с утра для утоления вчерашней жажды. Остальные представители различных сословных прослоек в "зоне отдыха" не появлялись.
     После недолгого раздумья Иван направился именно туда, чтобы побродить в одиночестве на свежем воздухе и поразмышлять без риска встретиться с товарищами, которых он видеть не желал. Прощание с "дядей" воину не понравилось. Насчет "психов", невесть куда пропавших, он, по-видимому, спросил зря - в прощальным взгляде "дяди" можно было прочитать плохо скрытую угрозу.
     Иван до сих пор не верил, что его отпустили просто так. Агент сказал, что эти господа, желая подстраховаться, могут вторично стерилизовать его память. И хотя, если верить агенту, процедура это совершенно безболезненная, Ивану почему-то страшно не хотелось, чтобы кто-то его "стерилизовал". Не нравилось ему это слово - пахло от него бессонными госпитальными ночами, криками раненых и хирургическими инструментами...
     Иван перелез через оградку с выломанными штакетинами и медленно побрел по длиннющей асфальтированной аллее, заваленной мусором. Итак, задача № 1: убраться побыстрее в милый солдатскому сердцу Новочеркасск, пока "дядечка" со своим покровителем не озаботились навести порядок в его многострадальном черепе. В Новочеркасске его ни одна сволочь не достанет - пусть попробуют подойти к их общаге на расстояние наиболее действительного огня из автомата и посмотрят, что из этого получится! Задача № 2... Впрочем, для того чтобы перейти к ней, нужно успешно выполнить задачу № 1. И главное - чтобы агенту повезло. Потому что, если агенту не повезет, произойдет весьма занятная история. Занятная потому, что Ивану никто не поверит, буде ему вдруг в голову взбредет искать правду - даже при поддержке сыщика Андрея, который, кстати, неведомо куда запропастился. Кто поверит, что в областном центре орудует банда маньяков, у которой в руках практически все рычаги управления. Да, орудует и творит все, что им заблагорассудится. Никто и не почешется. У всех свои проблемы: семья, дом, дача, машина, невыплаченные долги, ревнивые любовницы, склонные к разложению дети...
     Иван перебрался еще через один заборчик и пошлепал по следующей бесконечной аллее, в конце которой мрачно возвышалась какая-то каменная скульптура.
     А вообще-то, на его взгляд, очень уж это похоже на репетицию.
     Маленький макет большой психологической войны. Или психической... Психотронной, психотропной, психогенной... Хотя в принципе это даже войной-то назвать по большому счету нельзя. Все делают то, что надо этой гниде Пульману. И даже не подозревают об этом. Пришел домой, выпил чашку кофе, получил по телефону команду, спустился этажом ниже и укокошил лучшего друга. Или брата. Вообще - кого угодно. И - обратно, домой, смотреть телевизор, спариваться с любимой женщиной, не вспоминая ни о чем. Ну очень удобно!
     А если удастся увеличить масштабы? Ну хотя бы в этой, богом обделенной и без этого долбаного Пульмана стране?
     Сосредоточенно размышляя, Иван некоторое время пинал подвернувшуюся под ногу банку из-под немецкого пива. Допинал до черной гранитной плиты и остановился. Банка с мягким щелчком ударилась жестяным боком о гранит, отскочив недалеко, упала на пожухлую траву. Иван поднял глаза.
     Помотав головой, перевел взгляд на банку. На лице его медленно отразилась гамма эмоций: сначала тупая, жалкая улыбка, переходящая в недоумевающую гримасу, затем сердитая сосредоточенность в изломе лобных морщин, и последнее - скорбное выражение, которое бывает у человека, когда он теряет нечто особенно ценное...
     Банка из-под немецкого пива, лежавшая в траве, секунду назад отскочила от гранитного основания монумента, стоявшего на центральной аллее сквера. Это был памятник жителям Ложбинска, погибшим во Второй мировой войне, которую у нас принято именовать Великой Отечественной.
     А вон и табличка "Сквер героев войны"... Этот сквер давненько не убирался, - видимо, городской администрацией так и не были найдены средства на наведение порядка.
     Суровый гранитный солдат сиротливо торчал на грязной, забитой мусором пустынной аллее, понуро уставившись на свой автомат, который сжимали сильные жилистые руки. Его непокрытую голову украшало громадное сероватое пятно с потеками, которое оставили разнокалиберные представители птичьего племени.
     Иван постоял немного рядом, на миг забыв о своих проблемах, силясь разобраться во внезапно нахлынувших чувствах. Почему-то стало жалко себя - не гранитного солдата, не кого-нибудь другого, несправедливо обиженного, а именно себя. Горячий комок подступил к горлу. Стиснув зубы, он несколько раз стукнул кулаком по раскрытой ладони, сильно стукнул, так, что стало больно. Потом поднял банку из-под пива, размахнувшись забросил ее подальше от солдата и, не оглядываясь, быстро пошел прочь, глухо бормоча невнятные ругательства. Если бы попался кто сейчас с толстой рожей да в хорошем прикиде - набил бы лицо и, возможно, ногами... Колокол в местном кремле пробил час. Занятый своими сумбурными рассуждениями, Иван не заметил, как выбрался из зоны отдыха и подошел к корпусу мединститута с тыльной стороны.
     Мединститут стоял на набережной, в тихом, укромном месте. Иван немного поглазел на обшарпанную краску стен, небольшой дворик и удручающего вида доску над входом, на которой было написано: "Кафедра судебной медицины".
     Эта доска его неприятно поразила. Он знал, что именно на кафедре судебной медицины вскрывают "криминальные" трупы. Что это - совпадение? Почему ноги вынесли его из парковой зоны именно сюда? Надо же - нашел местечко для прогулок!
     К подъезду медленно подкатил микроавтобус "Скорой помощи". Из микроавтобуса вышел мужик в белом халате и, по-хозяйски что-то крикнув в распахнутую дверь кафедры, пошел куда-то за угол. Вышел водила "рафика" - стал открывать задние дверцы машины. В это же время подъехал милицейский "уазик", из которого вылезли двое усталого вида парней в штатском и никуда не пошли - встали у микроавтобуса.
     Иван решил подойти поближе - совершенно бесцельно, из чувства праздного любопытства.
     Из салона стали вытаскивать носилки - к водителю, вылезшему из микроавтобуса, присоединился какой-то тип, явно тутошний. Тут же из-за дверей кафедры выплыл толстый врач в зеленом комбинезоне и бахилах, попросил у парней в штатском сигарету, жадно затянулся, всматриваясь в носилки.
     Сначала показались ноги. Сразу бросилось в глаза, что правая нога, выпирающая из разрезанной брючины, больше похожа на багровое, с синюшными пятнами, бревно средней толщины. Эк его вздуло!
     Когда носилки извлекли целиком, у Ивана нехорошо дернулся правый глаз, а на лбу проступил холодный пот. На носилках лежал Андрей.
     Черт! Только вчера он с ним разговаривал, и тот был живой-здоровый - по крайней мере неплохо выглядел для человека, не так давно перенесшего черепно-мозговую травму. Неужели "дядечка" со своим шефом, чтоб им провалиться?!
     - Что с ним? - Иван метнулся к парням в штатском. - Когда это случилось?
     - А ты кто? - моментально прицепился один из них - белобрысый крепыш в белой футболке. - Тебе какое дело?
     - Друг я, - хрипло пробормотал Иван, не отводя взгляда от медленно вползающих в двери кафедры носилок с телом. - Приехал погостить к родне, а его... - тут только он сообразил, что вчерашняя встреча с сыщиком может вовлечь его в какую-нибудь следственную процедуру, участвовать в которой в настоящий момент ему было совершенно противопоказано, - а его так и не встретил. В прошлом году виделись в последний раз. Вот как вышло-то, блин...
     - Друг, значит... - Белобрысый подозрительно прищурился. - А в этом году, говоришь, не встречались... Угу. Ну что - нашли его возле шоссе, в Приютном. Лежал себе спокойно почти сутки, а все мимо проезжали - нормально...
     - Что с ним? - повторился Иван. - И почему - сутки. Откуда известно?
     - Что с ним, что с ним... - брюзгливо пробормотал белобрысый. - Ничего особенного - п