ужен? Увы, на этот животрепещущий вопрос, занимавший его последние несколько дней, не то что не было ответа - не было даже мельчайшего намека на хоть сколько-нибудь разумное объяснение. Итак, оба вопроса - "зачем он им нужен?" и "кому это - им?" - не имели ни одного варианта ответов. Напоровшись на этот факт, Иван не стал впадать в панику и жечь нервные клетки в бессильной злобе. Зачем? Самое худшее, что ему грозит, - смерть. А этому зверю он неоднократно смотрел в глаза и, в отличие от обычных законопослушных граждан утратил естественное чувство страха перед ним. Нет, жить, конечно, хотелось, как и всем здоровым особям человечьего рода, - но не до такой степени, чтобы ежесекундно трястись и подвывать от ужаса в ожидании неминуемой гибели.
     - Грохнут так грохнут, - размышлял он вслух. - Все равно помирать когда-нибудь придется. Какая разница - когда? - Искусственно ободрив себя подобным образом, он неожиданно успокоился и перестал терзаться глупыми вопросами тупикового характера, а начал думать об Аленке - о приятном всегда думается легче.
     Наконец, притормозив, катафалк издал три коротких гудка.
     Послышался скрежет открываемых ворот, машина проехала еще немного и остановилась окончательно. Мелодично скрипнули защелки, крышка Иванова ложа плавно отъехала в сторону.
     О том, чтобы с ходу, без подготовки стартовать на рывок, по ходу дела замесив всех, кто попадется под руку, не могло быть и речи: от длительного пребывания в неподвижности грозный пленник временно утратил способность шевелиться и был беспомощен, как мертвецки пьяный среднестатистический ханыга.
     Его бесцеремонно извлекли из гроба, отщелкнули один наручник, профессионально завели руки за спину и наручники опять защелкнули - на всякий случай. На голову намотали какую-то дрянную тряпку, пропахшую бензином.
     - Токсикоманы фуевы, - беззлобно выразился Иван. - Я вам потом эту тряпицу в попу вставлю - всем подряд.
     - Топай, давай, спецназ херов, - так же беззлобно распорядился Вовец. - Только смотри - без фокусов. Ты, падла, меня так достал, что стрелять хочется. А нам и так осталось с тобой общаться считанные секунды - так что не порти последних впечатлений...
     - Бензин и амортизацию трансмиссии оплачивать не буду, - дурашливо предупредил Иван. - Круиз не заказывал, потому расходы нести не желаю.
     Доступно?
     - Не переживай, радость моя, - все расходы за счет бюро ритуальных услуг, - многообещающе пошутил Вовец. - Там тебя и переоденут.
     - Ну-ну, - мрачно пробормотал Иван. - Ну, потопали, что ли, куда там? - И пошел, заботливо поддерживаемый под руки двумя сильными ребятишками.
     Топали недолго: пару раз завернули, перелезли через какие-то трубы, затем спустились вниз - Иван насчитал шестнадцать ступенек. Миновали две двери - они гулко и мощно захлопнулись за спиной, свидетельствуя о своей очевидной массивности и надежности. Затем еще пятнадцать шагов по коридору, в котором каждый шаг отдавался гулким безнадежным эхом. Ясно - подвал или еще что-нибудь в том же духе.
     С отвратительным скрежетом заскрипели ржавые петли.
     Наручники сняли - тут же последовал ощутимый толчок в спину и лязг захлопываемой двери. С отвращением сорвав с головы тряпку, Иван огляделся. Он находился в небольшой комнате - вернее сказать, камере, едва освещаемой жиденьким пучком света, проникавшего сквозь небольшое оконце под самым потолком. Интерьер помещения был весьма незатейлив: узкий топчан, стол с железной крышкой, раковина с краном да стандартный "толчок" в углу - вот, собственно, и все удобства. Стол и топчан были намертво пришпандорены к бетонному полу - в этом Иван убедился, попытавшись сдвинуть их с места.
     Завершал антураж здоровенный застекленный глазок, проверченный посреди массивной металлической двери... ан нет - тотчас же к этому глазку появилось приятное дополнение: чей-то нелюбопытный глаз, который, впрочем, через некоторое время исчез. Мягкие шаги по коридору - шесть туда, шесть обратно.
     Соглядатай - вертухай. Все, как положено. Скукота!
     - Однако бывало и хуже, - громко произнес Иван. - Зиндан, например, с клопами. Или сарай с гадюками. И ничего, не померли, блин. А кое-откуда даже бежали...
     Шаги в коридоре неожиданно стихли: нелюбопытный глаз опять прилип к застекленному отверстию в двери. Он немигающе смотрел на пленника, как на какой-то неодушевленный предмет, не представляющий никакого интереса, но тем не менее требующий пристального внимания. От этого странного взгляда Ивану почему-то стало неуютно.
     - Нет, насчет "бежали" - это перебор, братишка, - поспешил реабилитироваться Иван. - Куда, в задницу... Шутка! Закурить дашь - вообще лягу и не буду до утра беспокоить. Доступно?
     Глаз не реагировал. Подойдя вплотную к двери, пленник с сомнением покачал головой и сдублировал попытку:
     - Под дверью - щель. Как раз сигарета пролезет. Дядя хочет курить.
     Нет курить - есть проблема: дядя будет буйствовать и нарушать общественный порядок. Есть курить - нет проблемы. Доступно?
     Никакой реакции. Иван вдруг понял, отчего ему стало неуютно. Глаз не мог принадлежать человеку разумному. Во взгляде человека разумного - пусть даже невероятно выдержанного и психологически натасканного до крайней степени - обязательно должны отражаться какие-то проблески эмоций и искорки мысли. Этот глаз был мертвым. Ни единой эмоции, ни малейшего проблеска мысли. Он казался неотъемлемой частью бездушного механизма, функционирующего в специальном режиме, определенном жесткими рамками инструкций.
     - Твою мать... - растерянно пробормотал Иван. - Опять, что ли? Где они вас берут, бля? Штампуют?.. Ну-ну, отвали! Никуда я не собираюсь. Поздно уже - отдыхать пора. И курить не хочу. - И он демонстративно пошел к топчану, на котором тут же развалился, изобразив томный отдых. Вскоре глаз отлип от отверстия в двери - раздались мерные шаги по коридору. Шесть туда - шесть обратно. Никаких отклонений.
     - Робот, - констатировал Иван. - Зомби недоделанный...
     Полежав несколько минут, он начал прислушиваться, пытаясь по характерным звукам определить, куда это он угодил. С улицы не доносилось ни малейшего шума. Свет падал на пол камеры от фонаря, ободок которого с трудом просматривался сквозь зарешеченное оконце под самым потолком.
     От пола до оконца - немногим более двух метров. Металлическая мелкоячеистая решетка - черт знает из каких соображений: в оконце не протиснулся бы и ребенок. А что там - за окном? Ну-ка, ну-ка...
     Медленно поднявшись с топчана, Иван, по-кошачьи ступая, приблизился к стене. Бесшумно подпрыгнуть, подтянуться, уцепившись пальцами за острый выступ подоконника, и заглянуть в оконце - все заняло у него не более двух секунд. За оконцем он не сумел рассмотреть ничего примечательного - разве что освещенный фонарем фрагмент высоченной бетонной стены с колючей проволокой поверху, в три ряда...
     Секунду спустя едва ли не с большей поспешностью наш исследователь отпрянул назад и, не заметив как, оказался стоящим на топчане, прижавшись спиной к стенке.
     За решеткой раздалось тихое шипение - вернее, злобный мелодичный свист.
     Пленник судорожно вздохнул и отер мгновенно проступивший на лбу холодный пот.
     - Вон вы как, дегенераты... - Он с ненавистью зыркнул на возникший в дверном отверстии глаз. - Хорошо, блин, что решетка мелкая! Ну, я вам это припомню как-нибудь...
     С наружной стороны у окна что-то прошуршало, опять послышалось шипение, затем все смолкло.
     Таким вот своеобразным способом: стремительно, веретеном сбоку, без предупреждения - могла атаковать только гюрза. С этими вредными гадинами Иван нередко сталкивался в горах солнечного Кавказа и достаточно хорошо изучил их скверные манеры. Однако, леший ее задери, как она могла оказаться здесь, в центре России, на территории региона, где никогда не было ничего страшнее ужей и полудохлых обленившихся гадюк?! Поистине - загадка природы...
     Бессонная ночь не прибавила пленнику привлекательности. Он выглядел мрачно-помятым, его заросшее щетиной лицо, и в лучшие-то минуты не располагающее к откровенности, сейчас вообще не оставляло надежд на моментальное обретение душевного консенсуса с кем бы то ни было.
     - Хочу есть, хочу мыться и... домой хочу, - выпалил Иван бесстрастной физиономии, что заглянула на рассвете в дверь камеры. - Никуда не пойду, пока не удовлетворите все запросы. Вопросы?
     Физиономия реагировать на запросы не сочла нужным она моментально усугубилась баллончиком "Черемухи" и бесцветным голосом распорядилась:
     - У тебя есть минута, чтобы надеть вот это. - В камеру влетели наручники и хромированные ножные кандалы. - Наручники - в положении "руки за спину". Не наденешь пускаю газ, - и дверь опять захлопнулась.
     - Совсем офуели, зомби фуевы! - обиделся Иван. Чтоб я сам себя в кандалы заковал? Ну вы, блин, даете! - Однако же не замедлил выполнить распоряжение, памятуя о скверных манерах персонала. Убедившись, что пленник воспользовался предоставленными ему аксессуарами, в камеру вошли трое стандартных "шкафчиков" с безжизненными взглядами и придирчиво проверили, насколько надежны путы, лишающие Ивана подвижности. Затем ему на голову натянули лыжную шапку и куда-то потащили.
     - А мне и в шапке нормально, - из вредности сообщил Иван, когда его завели в какое-то помещение, усадили на что-то мягкое и потащили шапку с головы. - Не дует, блин...
     Осмотревшись, он обнаружил, что находится в просторном кабинете, расположенном в полуподвальном помещении - высокие сводчатые окна снаружи на три четверти закрывали бетонные короба. Верхние части окон, возвышавшиеся над поверхностью земли, были забраны решетками. Интерьер кабинета особым изыском не отличался, но и пенитенциарных мыслишек не навевал.
     - Нет, не тюрьма, - решил Иван. - Скорее на больницу похоже, - и соизволил наконец обратить внимание на своего визави.
     Сидящий напротив человек тоже некоторое время изучающе рассматривал пленника, затем как-то неопределенно хмыкнул и, как показалось Ивану, с некоторой долей презрения пожал плечами. Иван тоже ответно хмыкнул, но презрительно плечами пожимать пока что не стал: судя по тому, как доставившие его в кабинет заторможенные "шкафы" наблюдали за выражением лица хозяина кабинета, этот дядечка был здесь самым главным. А еще в Ивановом черепе - неоднократно битом и оттого чрезвычайно чувствительном к малейшему проявлению опасности - внезапно возникло странное подозрение. Показалось вдруг Ивану, что этот странный дядечка обладает неограниченной властью над этими тупоголовыми здоровяками и одним мановением мизинца может подвигнуть их на любые непредвиденные гадости.
     - Я тоже рад вас видеть, - вяло сообщил Иван, прискучив дожидаться, когда с ним соизволят начать беседу.
     - Доброе утро, милейший... эмм... Иван Николаевич. Приношу свои извинения за то, что пришлось вас стреножить. Это - чтобы вас не мучили дурные мыслишки насчет побега. То есть наслышаны о ваших выдающихся физических параметрах. Ага... Ну, без обиняков - к делу. Итак, вы - Иван Николаевич Андреев. Я ничего не путаю?
     - Может быть, может быть, - хмуро пробормотал Иван. - А с кем имею честь, простите? А то как-то нехорошо получается - вы меня знаете, а я...
     - Давайте сразу условимся, молодой человек, вопросы здесь задаю я, - прервал хозяин кабинета. - Во избежание каких-либо эксцессов. Ферштейн?
     - В таком случае предупреждаю: без адвоката и представителя независимой прессы разговаривать с вами не буду, - твердо сказал Иван и неуверенно добавил:
     - Поскольку состою на государственной службе и не собираюсь разглашать сведения, содержащие служебную тайну. Доступно?
     - Фи-и-и... Какое неуместное позерство! Какой ненужный апломб, молодой человек... - Собеседник Ивана поднялся из глубокого кожаного кресла и принялся медленно расхаживать по кабинету, потирая ладошки. Роста он был гораздо ниже среднего, сухощав, ликом нехорош, плешив чрезвычайно и... короче, не буду вас интриговать и далее - Пульман это был. Адольф Мирзоевич собственной персоной. "Шкафчики" поедали хозяина мертвыми взорами, и тому вскоре это надоело - сделав отмашку от ширинки в направлении входной двери, он барственно распорядился:
     - Прочь пошли! За дверью ждать! - "Шкафчики" дисциплинированно удалились, аккуратно притворив за собой дверь.
     Иван несколько приободрился и повеселел. Если хозяин кабинета подойдет достаточно близко, можно будет молниеносно вскочить и одним ударом головы в переносицу завершить общение. А потом посмотреть, что из этого получится.
     Заметив нездоровый проблеск в его глазах, Пульман нахмурился, удалился в противоположный конец кабинета и встал напротив окна, чтобы уличный свет мешал его рассматривать.
     - Удивительно слышать от... эмм... от пса войны столь витиеватую речь, - язвительно пробормотал Адольф Мирзоевич. - Не думал, что вас в ваших собачниках натаскивают политесу.
     Воровато оглянувшись на дверь, Иван немедленно отреагировал:
     - Пошел в зад, рахит. Не буду с тобой базарить - я ж тебе, блядь такая, сразу сказал!
     - А вот это зря, - укоризненно покачал головой Пульман. - Давайте будем продолжать на "вы" - что-то не припомню, когда это мы с вами на брудершафт... Угу... Чего выделываться-то? Мне нужна от вас информация сугубо конфиденциального характера. Она сама по себе практически ничего не стоит: не содержит государственной или военной тайны и не представляет ни малейшего интереса для разведок иностранных держав. Кстати, чего это вы такого знаете, что можно держать в тайне? Вы меня интригуете... Ну, а если не хотите по-хорошему, я вам предоставлю альтернативу. - Он подошел к столу с продолговатой стеклянной крышкой, на нем в упорядоченной последовательности располагались весьма странные аксессуары: щипцы, пилки, всевозможных форм потускневшие ножи из какого-то странного металла и еще какие-то инструменты, предназначения которых Иван сначала не понял.
     - Надо ли объяснять, что это не инструментарий дантиста? - Пульман нехорошо передернулся и ласково улыбнулся. - Эту замечательную коллекцию пыточного инвентаря я приобрел по случаю на аукционе в Милане. А в нагрузку приобрел уникальный манускрипт на латыни - руководство пользователя, составленное - представьте себе! - личным камер-пажом небезызвестного Франческо Сфорца... Как вы думаете, сколько сия диковинка стоит? Ммм-да, вижу, что не думаете - воображения не хватает... Ну так вот - все у меня есть: коллекция, руководство... а вот попрактиковаться пока что не доводилось. Не было, знаете ли, охотников - все как-то сами, добровольно... Ферштейн?
     Иван внимательно посмотрел на хозяина кабинета, затем перевел взгляд на зловеще поблескивавшие инструменты. И сразу расхотелось выделываться: на некоторых железяках явственно угадывались какие-то странные разводы и зловещие пятна. Он вдруг почувствовал, как по позвоночнику пробежала неприятная дрожь. Кто его знает, чего можно ожидать от этого плешеголового дегенерата! На патологического садиста вроде не похож, но внешность настолько отталкивающая, что можно подразумевать все что угодно... Нет, не стоит выделываться - однозначно.
     - Не надо практиковаться, - хмуро пробормотал Иван. - Я уж как-нибудь так... пешком постою. Готов сотрудничать - при одном условии.
     - С удовольствием выслушаю ваше условие, - без всякого удовольствия согласился Пульман. - Излагайте.
     - Кто. Убил. Мою. Мать, - раздельно проговорил Иван, пристально глядя на закамуфлированного оконным светом хозяина кабинета. - И - кто дал команду. Ну?
     - Ну да, разумеется, следовало ожидать... Я, батенька, здесь совершенно ни при чем, - с каким-то даже облегчением заявил Пульман. - Совершенно... Вот вы - офицер. В вашем распоряжении находятся солдаты, которые выполняют ваши команды. Так?
     - Ну, допустим, - согласился Иван, настороженно прищурившись. - Дальше?
     - Представьте себе - война. Вы даете команду своим солдатам - занять какое-нибудь село, в котором засели эти... эмм... боевики. Вы же при этом не приказываете им по ходу дела вырезать под корень мирных жителей?
     Женщин, детей, стариков?.. А?
     - Не приказываю, - подтвердил Иван, предчувствуя подвох. - Но на войне как на войне - всякое случается...
     - Вы хотите сказать, что...
     - Вы меня правильно поняли, - перебил Пульман. - Совершенно правильно. Я дал команду исполнителям - доставить вас ко мне любым способом.
     Что там случилось с вашей матерью - понятия не имею. Они мне о способах осуществления моего распоряжения не докладывали. Я просто дал им ваши координаты и сказал: "Мне нужен этот человек". На этом мои функции закончились - далее они сами. Так что - можете, когда отсюда выйдете, продолжать свою вендетту - сколько влезет. Меня она не касается. Если кто-то из этих тупоголовых придурков напортачил - пусть отвечают. Еще вопросы?
     - Значит, это мой долбаный дядька, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Иван. - И этот его кореш - не менее долбаный Вовец. Так?
     - Вы можете поймать их и пытать - любыми способами, - поспешил добавить Пульман. - Они вам под любыми пытками подтвердят, что к убийству вашей матери я не имею никакого отношения. Удовлетворены?
     - Буду удовлетворен, когда поймаю и попытаю, - глубокомысленно заметил Иван. - Пытать я умею, так что... Ладно, давайте - валяйте, чего вы там хотели?
     - Ну вот и чудесно. - Пульман удовлетворенно потер ладошки. - Итак, вы - Иван Николаевич Андреев, командир группы специального назначения, приехали в отпуск - так сказать, почтить память усопшей матери...
     - Без "так сказать", - набычился Иван. - К делу давайте - чего тут прелюдии разводить!
     - К делу так к делу, - покорно согласился хозяин кабинета. - Итак, летом 1993 года вы со своим подразделением выполняли какие-то там задачи в районе пограничного конфликта между двумя республиками на Северном Кавказе.
     Было дело?
     - Я всю свою сознательную жизнь выполнял какие-то там задачи - и именно на Кавказе, - криво усмехнулся Иван. - И всегда - со своим подразделением. В частном порядке меня туда на аркане не затащишь. Ну, разумеется, лето 1993-го - не исключение... Да - хочу заявить: связей, порочащих меня, не имел. Боеприпасы и оружие не продавал. Мирных жителей не расстреливал...
     - Тихо, тихо, дорогой мой, - не надо резвиться! - Пульман недовольно поморщился, резким жестом маленькой ладошки давая понять, что отнюдь не одобряет Иванова неожиданного красноречия. - Итак, история гласит, что 16 августа 1993 года вы попали в плен к боевикам и провели там четверо суток.
     Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом эпизоде.
     Иван несколько опешил. О таких страничках биографии ни один военный рассказывать не спешит - независимо от обстоятельств попадания в плен и степени своего личного мужества при этом постыдном происшествии...

***

     В тот день он с отделением выехал на несложную операцию - освобождение заложника. Даже это слишком громко сказано - операция... Нужно было просто прокатиться в поселок на границе противоборствующих республик - забрать пастуха, которого "соседи" захватили неделю назад, а сейчас согласились обменять на своего боевика, по пьяному делу заплутавшего в горах и угодившего прямым ходом в лапы бойцов войскового блокпоста на перевале.
     В общем - прогулка. Никаких посредников, представителей ОБСЕ - сугубо добровольное "соседское" дело. Взяли этого самого боевика, посадили его в "бэтээр" и покатили. И, как это частенько случается с чужаками, второпях немного оплошали - перепутали населенные пункты. Приехали, одним словом, в точно такой же по виду поселок, только с малю-ю-юсенькой разницей - располагался он по другую сторону границы, на территории "соседей". Надо отдать боевикам должное: они тщательно вели наблюдение за подступами к своим населенным пунктам и не замедлили в полном объеме воспользоваться оплошностью военных.
     При въезде в поселок "бэтээр" внезапно окружила толпа женщин и детей. Пришлось остановиться - не давить же мирное население! Как только ост