од,
то есть самым длинным, самым темным путем,  бесконечно  колеся  по  всяким
мерзким закоулкам, в конце которых зловеще поблескивала Рона. Бедняга  все
надеялся, что на повороте одной  из  таких  трущоб  внезапно  вырастут  из
темноты _они_ и бросятся на него сзади. _Им_ бы не  поздоровилось,  можете
мне поверить... Но по иронии судьбы ни разу, ну то есть ни разу  в  жизни,
Тартарену не повезло на  неприятную  встречу.  Хоть  бы  собака,  хоть  бы
пьяный. Никого!
   Изредка все же фальшивая тревога бывала. Шаги,  приглушенные  голоса...
"Внимание!" - говорил себе  Тартарен,  замирал  на  месте,  вглядывался  в
темноту, нюхал воздух, по способу индейцев припадал ухом к  земле...  Шаги
приближались. Голоса звучали отчетливее.  Сомнений  нет!  Это  _они!  Они_
сейчас подойдут.
   И  вот  уже  Тартарен  с  загоревшимся  взглядом,  тяжело  дыша,   весь
подобрался, точно ягуар, вот сейчас он прыгнет, издав  воинственный  крик,
как вдруг из темноты слышатся  приветливые  голоса  тарасконцев,  спокойно
окликающих его:
   - Э! Глянь-ка... Да это Тартарен! Здравствуйте, Тартарен!
   Проклятие! Это аптекарь Безюке с семейством, - он только что спел  свой
романс у Костекальдов.
   - Добрый вечер! Добрый вечер! - в ярости, что обознался,  цедил  сквозь
зубы Тартарен и, с остервенением взмахнув тростью, исчезал во тьме.
   Прежде чем войти в Клуб, бесстрашный  тарасконец  еще  некоторое  время
расхаживал в ожидании взад и вперед возле дома...  Наконец  ему  надоедало
_их_ ждать, и,  окончательно  убедившись,  что  _они_  и  на  сей  раз  не
появятся, Тартарен бросал последний вызывающий взгляд в темноту  и  злобно
шептал: "Никого!.. Никого!.. Никогда - никого!"
   Затем доблестный муж садился играть с каптенармусом в безик.



   6. Два Тартарена

   Как  же,  черт  побери,  могло  случиться,  что  с  этой   страстью   к
приключениям,  с  этой  потребностью   в   сильных   ощущениях,   с   этим
помешательством на странствиях, на бешеной скачке очертя  голову  Тартарен
из Тараскона безвыездно жил в Тарасконе?
   А между тем это так. Бесстрашный тарасконец дожил до сорока пяти лет  и
ни  разу  не  ночевал  за  городом.  Он  не  совершил  даже   пресловутого
путешествия в Марсель, которым каждый уважающий себя провансалец  отмечает
свое совершеннолетие. Дальше Бокера он не заходил, а ведь это  уж  не  так
далеко - только мост  перейти.  К  несчастью,  проклятый  мост  так  часто
сносило бурей и потом он такой длинный, такой непрочный,  а  Рона  в  этом
месте такая  широкая,  что...  словом,  вы  меня  понимаете,  Тартарен  из
Тараскона предпочитал сушу.
   У нашего героя, надо сознаться, были две совершенно разные  натуры.  "Я
чувствую в себе двух человек", - сказал кто-то из отцов церкви.  С  полным
правом это можно было бы сказать о Тартарене, ибо у  него  была  душа  Дон
Кихота:  те  же  рыцарские  порывы,  тот  же   идеал   героизма,   то   же
помешательство на всем необычайном и  великом,  но,  к  несчастью,  он  не
обладал телом  прославленного  идальго,  телом  костлявым  и  тощим,  этим
подобием тела, для которого жизнь материальная не  таила  в  себе  никаких
соблазнов, способного двадцать ночей не  снимать  доспехов  и  двое  суток
питаться горсточкой риса... Напротив,  тело  у  Тартарена  было  солидное,
весьма упитанное, весьма грузное, весьма  плотоядное,  весьма  изнеженное,
весьма привередливое,  отличавшееся  чисто  обывательскими  наклонностями,
любившее удобства, - пузатое и коротконогое тело бессмертного Санчо Пансы.
   Дон Кихот и Санчо Панса в одном лице! Вы не можете себе представить, до
чего трудно им было ужиться! Вечные  стычки!  Вечные  раздоры!..  Вот  вам
чудный  диалог  между  двумя  Тартаренами,  Тартареном  -  Дон  Кихотом  и
Тартареном - Санчо, - диалог, достойный пера Лукиана или  Сент-Эвремона...
(*7)
   Тартарен - Дон Кихот, начитавшись Густава Эмара, приходит в возбуждение
и восклицает:
   - Я уезжаю!
   Тартарен - Санчо, помышляя только о своем ревматизме, говорит:
   - Я остаюсь.
   _Тартарен - Дон Кихот_ (в крайнем  возбуждении).  Покрой  себя  славой,
Тартарен!
   _Тартарен - Санчо_ (крайне хладнокровно). Тартарен, прикройся фланелью!
   _Тартарен - Дон Кихот_ (все сильнее и сильнее возбуждаясь). О,  славные
двустволки! О, кинжалы, лассо, мокасины!
   _Тартарен -  Санчо_  (все  хладнокровнее  и  хладнокровнее).  О,  милые
вязаные жилеты! О, милые теплые-претеплые наколенники! О, славные  фуражки
с наушниками!
   _Тартарен - Дон Кихот_ (вне себя). Топор! Дайте мне топор!
   _Тартарен - Санчо_ (звонит горничной). Жаннета, шоколаду!
   Жаннета приносила дивный шоколад,  горячий,  душистый,  с  пеночкой,  и
вкусные анисовые сухарики, и при виде этого  Тартарен  -  Санчо  заливался
смехом, заглушая крики Тартарена - Дон Кихота.
   Вот почему так получалось, что Тартарен из Тараскона безвыездно  жил  в
Тарасконе.



   7. Европейцы в Шанхае. Международная торговля. Монголы.
   Был ли Тартарен из Тараскона обманщиком? Мираж

   И все же однажды Тартарен чуть было не уехал в далекое путешествие.
   Три брата Гарсиа-Камюс, тарасконцы, обосновавшиеся в Шанхае, предложили
ему заведовать там одною из их торговых контор. О такой-то  жизни  он  как
раз и мечтал. Большие дела, целая армия подчиненных, сношения  с  Россией,
Персией, Турцией  -  короче  говоря,  международная  торговля.  Надо  было
слышать,  как  торжественно  звучали  в   устах   Тартарена   эти   слова:
"Международная торговля!.."
   Торговый дом Гарсиа-Камюс, кроме всего прочего, имел  то  преимущество,
что на него время от времени нападали монголы. Тут уж все двери на  запор.
Служащие брались за оружие, над зданием взвивался консульский  флаг,  и  -
бах! бах! - по монголам из окон.
   Мне  нет  надобности  говорить  вам,  с  каким  восторгом  принял   это
предложение Тартарен - Дон Кихот; к несчастью, Тартарен -  Санчо  тянул  к
себе, а так как он всегда перетягивал, то все и разладилось.
   В городе об этом было немало толков. Уедет? Не уедет? Бьемся об заклад,
что да. Бьемся об заклад, что нет. Это было настоящее событие...  Тартарен
так и не уехал, но все же эта история послужила ему к чести. Для Тараскона
чуть-чуть не уехать  в  Шанхай  -  все  равно  что  уехать.  Столько  было
разговоров  о  путешествии  Тартарена,  что  в  конце  концов  всем  стало
казаться, что он  уже  вернулся  из  путешествия,  и  по  вечерам  клубные
завсегдатаи расспрашивали его о жизни в Шанхае, о местных нравах, климате,
опиуме, о международной торговле.
   Тартарен, знаток в этой области, охотно сообщал все  подробности,  а  с
течением времени доблестный муж и сам поверил,  что  ездил  в  Шанхай,  и,
рассказывая в сотый раз о налете монголов,  он  уже,  не  моргнув  глазом,
говорил:
   - Тогда я вооружаю моих служащих, поднимаю консульский флаг, и  -  бах,
бах! - по монголам из окон.
   При этих словах весь Клуб содрогался...
   - Но в таком случае ваш Тартарен - отъявленный лгун.
   - Нет! Вовсе нет! Тартарен не лгун...
   - Но ведь он же отлично знал, что не был в Шанхае!
   - Конечно, знал. А вот...
   А вот послушайте, что я вам  скажу.  Нужно  самым  решительным  образом
заявить,  что  репутация  лгунов,  которую  северяне  создали  южанам,  не
соответствует действительности. На юге нет лгунов - ни  в  Марселе,  ни  в
Ниме, ни в Тулузе, ни в Тарасконе. Южанин не лжет - он заблуждается. Он не
всегда говорит правду, но он сам верит тому, что говорит... Его ложь - это
не ложь, это своего рода мираж...
   Да, мираж!.. А чтобы  в  этом  удостовериться,  поезжайте-ка  на  юг  -
увидите сами. Вы увидите страну чудес, где солнце все  преображает  и  все
увеличивает в размерах. Вы увидите, что провансальские холмики высотой  не
более Монмартра покажутся вам исполинскими, а что  античный  храм  в  Ниме
(*8) - эту  комнатную  безделушку  -  можно  принять  за  Собор  Парижской
богоматери. Вы увидите... Ах, если есть на юге  лгун,  то  только  один  -
солнце!.. Оно увеличивает все, к чему ни прикоснется!..  Что  представляла
собою  Спарта  в  пору  своего   расцвета?   Обыкновенный   поселок.   Что
представляли собою Афины? В лучшем случае - провинциальный городишко...  И
все же в истории они рисуются нам как два огромных города. Вот что из  них
сделало солнце...
   Так нечего после этого удивляться,  что  то  же  самое  солнце,  озаряя
Тараскон, сумело превратить  отставного  каптенармуса  Бравида  в  бравого
командира Бравида, репу - в баобаб, а человека, чуть было не  уехавшего  в
Шанхай, - в человека, там побывавшего!



   8. Зверинец Митен. Атласский лев в Тирасполе.
   Торжественная и грозная встреча

   А теперь, показав частную жизнь Тартарена из  Тараскона  до  того,  как
слава коснулась его чела и увенчала неувядаемыми лаврами, поведав  о  том,
как протекала жизнь этого героя в обычной обстановке, поведав его радости,
горести, мечты и надежды, поспешим перейти к  самым  ярким  страницам  его
биографии и к тому необычайному происшествию, после которого  беспримерная
судьба Тартарена так высоко его вознесла.
   Это  было  однажды  вечером,  у  оружейника  Костекальда.  Тартарен  из
Тараскона показывал нескольким  любителям  устройство  игольчатого  ружья,
которое тогда еще только-только входило в моду... Вдруг дверь  отворяется,
и в магазин вбегает испуганный охотник за фуражками.
   - Лев!.. Лев!.. - кричит он.
   Всеобщее оцепенение,  ужас,  растерянность,  кутерьма.  Тартарен  берет
ружье  наизготовку.  Костекальд  спешит  запереть  дверь.  Все   обступают
охотника, забрасывают вопросами,  наседают  на  него,  и  в  конце  концов
выясняется следующее: зверинец Митен,  возвращаясь  с  Бокерской  ярмарки,
остановился на несколько дней в Тарасконе и только  что  со  всеми  своими
удавами, тюленями, крокодилами и великолепным атласским львом расположился
на Замковой площади.
   Атласский  лев  в  Тарасконе!  Это  что-то  небывалое.  О,  как   гордо
переглянулись тут наши бравые  охотники  за  фуражками,  как  просияли  их
мужественные лица и какими крепкими рукопожатиями молча обменялись они  во
всех  углах  оружейного  магазина!  Волнение  было  столь  велико,   столь
внезапно, что никто не вымолвил слова...
   Даже сам Тартарен. Бледный,  дрожащий,  все  еще  не  выпуская  из  рук
игольчатого ружья, он стоял в  раздумье  возле  прилавка.  Атласский  лев,
здесь, совсем близко, в двух шагах! Лев!  Царь  зверей,  славящийся  своей
отвагой и свирепостью, предел охотничьих мечтаний Тартарена,  нечто  вроде
премьера той фантастической труппы, которая разыгрывала в его  воображении
такие чудесные драмы!..
   Господи боже мой, лев!..
   Да еще атласский! Этого великий Тартарен вынести не мог...
   Вся кровь бросилась ему в голову.
   Глаза у него засверкали. Судорожным  движением  он  вскинул  игольчатое
ружье на плечо и,  обращаясь  к  бравому  командиру  Бравида,  то  бишь  к
каптенармусу в отставке, громовым голосом произнес:
   - Идемте, командир!
   - Э, э!.. Э, э!.. А мое ружье?.. Вы  взяли  мое  ружье!..  -  попытался
робко возразить осторожный Костекальд, но Тартарен уже вышел на  улицу,  а
за ним гордо вышагивали все охотники за фуражками.
   Когда  они  вошли  в  помещение  зверинца,  там  уже  толпился   народ.
Тарасконцы, племя героическое, но отвыкшее от потрясающих зрелищ, ринулись
к балагану и  взяли  билеты  с  бою.  Пышнотелая  г-жа  Митен  была  очень
довольна... В кабильском  костюме,  с  обнаженными  до  локтей  руками,  с
железными браслетами на щиколотках, с хлыстом в одной руке и с  живым,  но
уже ощипанным  цыпленком  в  другой,  эта  знаменитая  дама  обходилась  с
тарасконцами крайне любезно, а так как и у нее были  двойные  мускулы,  то
она пользовалась у гостей не меньшим успехом, чем ее питомцы.
   Появление Тартарена с ружьем заставило всех вздрогнуть.
   На  всех  этих  храбрых  тарасконцев,  которые  только  что  совершенно
спокойно  прогуливались  подле  клеток,  безоружные,  беспечные,   никакой
опасности не подозревавшие, напал  вполне  понятный  страх  при"  виде  их
великого Тартарена, с ужасающим смертоносным оружием вошедшего в  балаган.
Значит, тут есть чего бояться, если даже  он,  герой...  В  мгновение  ока
толпа отхлынула от клеток. Дети испуганно  кричали,  дамы  поглядывали  на
дверь. Аптекарь Безюке под тем предлогом, что идет за ружьем, улизнул...
   Однако   мало-помалу   поведение   Тартарена    ободрило    смельчаков.
Невозмутимый, с высоко поднятой головой, бесстрашный тарасконец  медленным
шагом обошел весь балаган, ни на минуту не  задержался  возле  бассейна  с
тюленем, бросил презрительный взгляд на длинный, усыпанный отрубями  ящик,
где удав переваривал живого цыпленка, и как  вкопанный  остановился  перед
клеткою льва...
   Торжественная и грозная встреча! Лев Тараскона и  лев  Атласа  лицом  к
лицу... По одну сторону Тартарен,  выставив  ногу  вперед,  обеими  руками
оперся на ружье, по другую сторону лев,  исполинский  лев,  разлегшись  на
соломе, положил свою головищу с желтой гривой на передние лапы  и  осовело
моргает... Оба спокойно глядят друг на друга.
   Но - странное дело! То ли  игольчатое  ружье  раздражило  льва,  то  ли
почуял он врага всей львиной породы, только лев, до сих пор смотревший  на
тарасконцев с царственным пренебрежением и зевавший им  в  лицо,  внезапно
разгневался.  Сначала  он  фыркнул,  глухо   заворчал,   выпустил   когти,
потянулся, затем встал, поднял голову, тряхнул гривой, разинул  чудовищную
пасть и устрашающе зарычал на Тартарена.
   Вопль ужаса был ему ответом. Обезумевшие тарасконцы бросились к выходу.
Бросились все: женщины, дети, грузчики, охотники за фуражками, даже бравый
командир Бравида... Один лишь Тартарен из  Тараскона  не  пошевельнулся...
Исполненный решимости, непоколебимый, он по-прежнему стоял перед  клеткой,
и глаза его метали молнии, а лицо приняло знакомое всему  городу  свирепое
выражение...  Мгновение  спустя,  когда  охотники  за  фуражками,  которых
несколько успокоило его поведение, а также прочность решеток, приблизились
к своему вождю, они услышали, как он, глядя на льва, прошептал:
   - Да, вот это охота!
   В тот день Тартарен из Тараскона не сказал больше ни слова.



   9. Особого рода мираж

   В тот день Тартарен из Тараскона не сказал больше ни слова, но, на свою
беду, он уже слишком много сказал...
   На другой день в городе только  и  разговору  было  что  о  предстоящем
отъезде Тартарена в Алжир и об охоте на львов. Будьте свидетелями, дорогие
читатели, что сам доблестный муж об этом и не заикнулся, но, понимаете ли,
мираж...
   Словом, весь Тараскон только и говорил что об его отъезде.
   На бульваре, в Клубе, у Костекальда люди взволнованно подбегали друг  к
другу:
   - Ну что, слыхали?.. Про отъезд Тартарена, а?
   Нужно заметить, что в Тарасконе все фразы  начинаются  с  "ну  что",  и
произносится это: "ну чтэ", а кончаются  неизменным  "а",  и  произносится
это: "э".
   В тот день, чаще чем когда-либо, эти "э" и "ну чтэ"  гремели  так,  что
стекла звенели.
   Больше всех был удивлен, узнав, что он едет в Африку, сам Тартарен.  Но
вот что значит тщеславие! Вместо того чтобы прямо сказать, что он никуда и
не собирается ехать, что у него и в мыслях этого никогда не было,  бедняга
Тартарен в первый раз, как с ним заговорили об этом путешествии, уклончиво
промямлил:
   - Гм... Гм... Возможно... Пока еще ничего не могу вам сказать.
   Во второй раз, уже несколько свыкшись с этой мыслью, он ответил:
   - Вероятно.
   В третий раз:
   - Решено.
   Наконец,  вечером,  сначала  в  Клубе,  а  потом  и   у   Костекальдов,
воодушевленный  пуншем,  рукоплесканиями,   ярким   освещением,   упоенный
успехом,  какой  имела  в  городе  весть  об   его   отъезде,   несчастный
торжественно заявил,  что  ему  наскучила  охота  за  фуражками  и  что  в
ближайшее время он едет охотиться на крупных атласских львов...
   Сообщение это было встречено оглушительным  "ура".  Затем  снова  пунш,
рукопожатия, объятия и - до полуночи - серенады с факелами перед домиком с
баобабом.
   Недоволен был только Тартарен - Санчо.  Его  брала  оторопь  при  одной
мысли о путешествии в Африку и об охоте на львов. Вернувшись домой, он,  в
то время как под окнами в честь  хозяина  все  еще  раздавались  серенады,
устроил Тартарену - Дон  Кихоту  ужасную  сцену,  назвал  его  помешанным,
фантазером, сумасбродом, трижды безумцем и  во  всех  подробностях  описал
бедствия, которыми грозит ему эта экспедиция: кораблекрушения,  ревматизм,
тропическая лихорадка, дизентерия, чума, слоновая болезнь, проказа и  тому
подобное...
   Напрасно Тартарен - Дон Кихот клялся, что будет  осторожен,  что  будет
тепло одеваться, что запасется в дорогу всем необходимым, Тартарен - Санчо
ничего не хотел слушать. Бедняге чудилось, что его  уже  растерзали  львы,
что его, словно Камбиза (*9), засосали пески пустыни, и другому  Тартарену
только тогда удалось немного успокоить его, когда он ему объяснил, что это
еще не так скоро, что спешить некуда и что, собственно говоря, они же  еще
не уехали.
   В  самом  деле:  ведь  никто  не  пускается  в  такое  путешествие  без
надлежащей подготовки. Это, черт возьми, дело нешуточное, налегке туда  не
полетишь.
   Прежде  всего  тарасконец  решил  перечитать   все   книги   знаменитых
путешественников по Африке, путевые  очерки  Мунго  Парка,  Кайе,  доктора
Ливингстона и Анри Дюверье (*10).
   В книгах  этих  он  вычитал,  что  бесстрашные  следопыты,  прежде  чем
пускаться в дальние странствия, долгое время приучали себя обходиться  без
еды, без питья, приучали себя к форсированным переходам, ко  всякого  рода
лишениям. По их примеру Тартарен начал питаться одной _кипяченой водичкой.
Кипяченой водичкой_ тарасконцы называют горячую воду с  плавающими  в  ней
ломтиками  хлеба,  головкой  чесноку,  тмином  и  лавровым  листом.  Диета
строгая, - можете себе представить, как  морщился  при  виде  этого  блюда
бедняга Санчо!..
   К питанию _кипяченой водичкой_ Тартарен  из  Тараскона  присовокупил  и
другие разумные меры. Во-первых, чтобы привыкнуть к долгим  переходам,  он
заставлял себя каждое утро раз семь-восемь  подряд  обходить  город  -  то
скорым шагом, то гимнастическим, прижав локти  к  туловищу  и,  по  обычаю
древних, держа во рту два белых камешка (*11).
   Затем, чтобы не бояться ночной прохлады, тумана, росы, он каждый  вечер
выходил в сад и, спрятавшись  за  баобаб,  выстаивал  с  ружьем  часов  до
десяти, до одиннадцати.
   Наконец,  пока  зверинец  Митен  оставался  в  Тарасконе,  охотники  за
фуражками,  поздней  ночью  возвращавшиеся  от  Костекальда  домой   через
Замковую площадь, могли видеть во  мраке  таинственную  фигуру,  неизменно
расхаживавшую взад и вперед за балаганом.
   Это Тартарен из Тараскона приучал себя слушать без  содрогания  львиный
рык в ночной темноте.



   10. Перед отъездом

   Пока  Тартарен  применял  всякого  рода  героические  средства,   взоры
Тараскона были обращены на него; никто ни о чем другом и не  думал.  Охота
за фуражками влачила самое жалкое существование, романсы сходили  на  нет.
Фортепьяно в аптеке Безюке  изнывало  от  скуки  под  зеленым  чехлом,  на
котором сохли, брюшком кверху, шпанские мухи... Из-за экспедиции Тартарена
вся жизнь в городе замерла.
   Надо было видеть, какой успех имел тарасконец в гостиных! Его рвали  на
части, за него боролись, его  выпрашивали  друг  у  друга  на  время,  его
похищали. Наивысшим счастьем для дамы было пойти с Тартареном под  руку  в
зверинец Митен и послушать его объяснения  перед  клеткой  со  львом:  как
нужно охотиться на этих лютых зверей, куда целиться, с какого  расстояния,
как часто бывают несчастные случаи, и т.д. и т.д.
   Тартарен отвечал на любые вопросы. Он прочитал Жюля Жерара (*12) и знал
все приемы охоты на львов как свои пять пальцев, точно сам вдоволь на  них
поохотился. И рассказывал он об этом необыкновенн