се, чем он мог располагать, - но были также неустранимые
неудобства; - - ведь при таком устройстве, -  говорил  дядя,  -  я  оставляю
половину моего моста во власти неприятеля -  -  какой  же  мне  тогда  прок,
скажите на милость, от другой его части?
     Самым простым лекарством против этого было бы, конечно,  укрепить  мост
на петлях только с одного конца, так,  чтобы  он  поднимался  весь  сразу  и
торчал, как столб, - - - но это было отвергнуто по вышеуказанной причине.
     Целую неделю потом дядя склонялся к мысли построить такой мост, который
двигался бы горизонтально, так чтобы, оттягивая  его  назад,  препятствовать
переправе, а толкая вперед, ее восстанавливать, -  -  три  знаменитых  моста
такого рода ваши милости, может быть, видели в Шпейере, перед  тем  как  они
были разрушены, - и один в Брейзахе, который, если не ошибаюсь, существует и
поныне; - но так как отец мой с большой настойчивостью советовал  дяде  Тоби
не иметь  никакого  дела  с  поворотными  мостами  -  и  дядя,  кроме  того,
предвидел, что такой мост только увековечит память о злоключении капрала,  -
- то  он  переменил  решение  в  пользу  моста,  изобретенного  маркизом  де
Лопиталем, который так обстоятельно и научно  описан  Бернулли-младшим,  как
ваши милости могут убедиться, заглянув в Act. Erud. Lipsi an. 1695, -  такие
мосты удерживаются в устойчивом  равновесии  свинцовым  грузом,  который  их
охраняет не хуже двух часовых, если мост выведен в форме кривой  линии,  как
можно больше приближающейся к циклоиде. Дядя Тоби понимал  природу  параболы
не хуже других в Англии - но он не был таким же  знатоком  циклоиды;  -  он,
правда, толковал о ней каждый день, - - мост вперед не подвигался.  -  -  Мы
расспросим кого-нибудь о ней, - сказал дядя Тоби Триму.


        ^TГЛАВА XXVI^U

     Когда вошел Трим  и  сказал  отцу,  что  доктор  Слоп  занят  на  кухне
изготовлением моста, - дядя Тоби - в мозгу  которого  история  с  ботфортами
вызвала целую вереницу военных  представлений  -  -  тотчас  забрал  себе  в
голову, что доктор Слоп мастерит модель моста маркиза де Лопиталя. -  -  Это
очень любезно с его стороны, - сказал дядя Тоби, -  -  передай,  пожалуйста,
мое нижайшее почтение доктору Слопу, Трим,  и  скажи,  что  я  сердечно  его
благодарю.
     Если бы голова дяди Тоби была ящиком с панорамой, а отец мой все  время
в него смотрел, - - он не мог бы иметь  более  отчетливого  представления  о
работе дядиной фантазии, чем то, которое у него было; вот  почему,  несмотря
на катапульту, тараны и свои проклятия им, он уже начинал торжествовать.
     - Как вдруг ответ Трима мигом сорвал лавры с чела его и  изорвал  их  в
клочки.


        ^TГЛАВА XXVII^U

     - - Этот ваш злополучный подъемный мост... - проговорил отец. - Сохрани
боже вашу милость, - воскликнул Трим, - это мост для носа молодого барина. -
- Вытаскивая его на  свет  своими  гадкими  инструментами,  доктор,  говорит
Сузанна; расплющил ему нос в лепешку, вот он и мастерит теперь что-то  вроде
моста с помощью ваты и кусочка китового уса из  Сузанниного  корсета,  чтобы
его выпрямить.
     - - Проводите меня поскорее, братец Тоби, -  вскричал  отец,  -  в  мою
комнату.


        ^TГЛАВА XXVIII^U

     С первой же минуты, как я сел писать мою жизнь для забавы света  и  мои
мнения в назидание ему, туча нечувствительно собиралась над моим отцом. -  -
Поток мелких неприятностей и огорчений устремился на него.  -  -  Все  пошло
вкривь, по его собственному  выражению;  теперь  гроза  собралась  и  каждую
минуту готова была разразиться и хлынуть ему прямо на голову.
     Я  приступаю  к  этой  части  моей  истории  в  самом   подавленном   и
меланхолическом настроении, какое когда-либо стесняло грудь,  преисполненную
дружеских чувств к людям. - - - Нервы мои все больше сдают  во  время  этого
рассказа. - С каждой написанной строчкой я чувствую, как  пульс  мой  бьется
все слабее, как исчезает беспечная веселость, каждый день  побуждающая  меня
говорить и писать тысячу вещей, о которых мне следовало бы молчать.  -  -  И
даже сию минуту,  макая  перо  в  чернила,  я  невольно  подметил,  с  какой
осмотрительностью, с каким безжизненным спокойствием и торжественностью  это
было мной сделано. - - Господи, как это непохоже на  порывистые  движения  и
необдуманные жесты, которые  так  в  твоих  привычках,  Тристрам,  когда  ты
садишься писать в другом настроении - - роняешь перо - проливаешь чернила на
стол и на книги - - как будто перо, чернила, книги и мебель тебе  ничего  не
стоят!


        ^TГЛАВА XXIX^U

     - - Я не намерен пускаться с вами в спор по этому вопросу - да,  да,  -
но я совершенно убежден, мадам, в том, что как мужчина, так и женщина  лучше
всего переносят боль и горе (а также и удовольствие,  насколько  я  знаю)  в
горизонтальном положении.
     Едва войдя к себе в комнату, отец  мой  рухнул  в  изнеможении  поперек
кровати в самой беспорядочной, но в то  же  время  в  самой  жалостной  позе
человека,   сраженного   горем,   какая   когда-либо   вызывала   слезы   на
сострадательных глазах. - - - Ладонь его  правой  руки,  когда  он  упал  на
кровать, легла ему на лоб и, покрыв большую часть глаз, скользнула вместе  с
головой вниз (вслед за откинувшимся назад локтем), так что он уткнулся носом
в одеяло; - левая его рука бессильно свесилась с кровати и  сгибами  пальцев
коснулась торчавшей из-под кровати ручки ночного горшка; - - его правая нога
(левую он подобрал  к  туловищу)  наполовину  вывалилась  из  кровати,  край
которой резал ему берцовую кость. - - - Он этого не  чувствовал.  Застывшее,
окаменелое горе завладело каждой чертой его лица. - Раз он вздохнул -  грудь
его все время тяжело колыхалась - но не промолвил ни слова.
     У изголовья кровати, с той стороны, куда отец  мой  повернулся  спиной,
стояло старое штофное кресло, обитое кругом материей в оборку и  бахромой  с
разноцветными шерстяными помпончиками. - - Дядя Тоби сел в него.
     Пока горе нами не переварено - - всякое утешение преждевременно; - -  а
когда мы его переварили -  -  утешать  слишком  поздно;  таким  образом,  вы
видите,  мадам,  как  метко  должен  целить  утешитель  между  двумя   этими
крайностями, ведь мишень его тоненькая, как волосок. Дядя Тоби  брал  всегда
или слишком  влево,  или  слишком  вправо  и  часто  говорил,  что,  по  его
искреннему убеждению, он скорее мог бы попасть в географическую долготу; вот
почему, усевшись в кресло,  он  слегка  подтянул  полог,  достал  батистовый
платок - слеза у него была к услугам каждого - - глубоко вздохнул - - но  не
нарушил молчания.


        ^TГЛАВА XXX^U

     - - "Не все то барыш, что попало в кошелек". - - Несмотря на то что мой
отец имел счастье прочитать курьезнейшие  книги  на  свете  и  сам  вдобавок
отличался самым курьезным  образом  мыслей,  каким  когда-либо  наделен  был
человек, все-таки ему в конечном итоге приходилось попадать впросак  -  -  -
ибо этот умственный склад подвергал его прекурьезным и престранным горестям;
превосходным их примером может служить сразившее его теперь несчастье.
     Разумеется, повреждение переносицы новорожденного акушерскими щипцами -
- хотя бы даже пущенными в дело по всем  правилам  науки  -  -  огорчило  бы
каждого, кому ребенок стоил такого труда, как моему отцу; - - - все-таки оно
не  объясняет  размеров  его  горя  и  не  оправдывает  его   малодушной   и
нехристианской покорности ему.
     Чтоб это объяснить, мне придется оставить отца на полчаса в постели - -
а доброго дядю Тоби в старом, обитом бахромой кресле возле него.


        ^TГЛАВА XXXI^U

     - - Я считаю это требование чрезмерным,  -  -  воскликнул  мой  прадед,
скомкав бумагу и швырнув ее на стол. - - По этому документу,  мадам,  у  вас
всего-навсего две тысячи фунтов, ни шиллинга больше - - а вы настаиваете  на
выплате вам по триста фунтов вдовьей пенсии в год. - -
     - Потому что, - отвечала моя прабабка, - у  вас  мало  или  совсем  нет
носа, сэр. - -
     Но прежде чем я решусь употребить слово _нос_ еще раз - - во  избежание
всякой путаницы в том, что будет сказано по этому предмету в этой интересной
части моей истории, было бы, может быть, недурно пояснить,  что  я  под  ним
разумею,  и  определить  со  всей  возможной   тщательностью   и   точностью
желательное мне значение этого термина; ибо, по моему убеждению, единственно
небрежностью   писателей   и   их   упорным   нежеланием    соблюдать    эту
предосторожность  объясняется  тот  факт  -  -  что  ни  одно   богословское
полемическое  сочинение  не  является  таким  ясным  и  доказательным,   как
сочинения о  _Блуждающих  огнях_  или  других  столь  же  солидных  материях
философии и естествознания. В таком случае, если мы не расположены  блуждать
наобум до Страшного суда, что же нам остается перед выступлением в путь -  -
- как не дать читателям хорошее определение главного  слова,  с  которым  мы
больше всего имеем дело, - и твердо держаться этого определения,  разменивая
его, как гинею, на мелкую монету? - Когда это сделано -  пусть-ка  сам  отец
всякой путаницы попробует нас запутать - или вложить в голову нам или  нашим
читателям иной смысл!
     В книгах безупречной нравственности и железной логики, вроде  той,  что
лежит перед вами, - такая небрежность непростительна;  небо  свидетель,  как
жестоко пришлось мне поплатиться за  то,  что  я  дал  столько  поводов  для
двусмысленных толкований  -  и  чересчур  полагался  все  время  на  чистоту
воображения моих читателей.
     - - Здесь два смысла, - воскликнул Евгений  во  время  нашей  прогулки,
тыкая  указательным  пальцем  правой  руки  в  слово  _расщелина_   на   сто
тринадцатой странице этой несравненной книги, - здесь два смысла, - - сказал
он. - А здесь две дороги, - возразил я, обрывая его, - - грязная и чистая  -
- по какой же мы пойдем? - - По чистой, разумеется,  по  чистой,  -  отвечал
Евгений. - Евгений, - сказал я, останавливаясь перед ним и кладя ему руку на
грудь, - - определять - значит не доверять. - - Так посрамил я  Евгения;  но
посрамил, по своему обыкновению, как дурак. - - Утешает меня только то,  что
я не упрямый дурак; и вот почему.
     Я определяю нос следующим образом - - но предварительно прошу и  умоляю
моих читателей, как мужеского, так и женского пола, какого угодно  возраста,
вида и звания, ради бога и спасения души  своей,  остерегаться  искушений  и
наущений диавола и не допускать, чтобы он каким-нибудь обманом или хитростью
вкладывал в умы их другие мысли, чем те, что я вкладываю в свое определение.
- - Ибо под словом _нос_ на всем протяжении этой длинной главы о носах и  во
всех других частях моего произведения, где встречается слово  _нос_,  -  под
этим словом, торжественно всем объявляю, я разумею нос, и только нос.


        ^TГЛАВА XXXII^U

     - - Потому что, - еще раз повторила моя прабабка, - - У  вас  мало  или
совсем нет носа, сэр. - - -
     - Фу ты, дьявол! - воскликнул мой прадед, хлопнув себя рукой по носу, -
он вовсе не такой уж маленький - на целый дюйм длиннее, чем нос моего  отца.
- - А надо сказать, что нос моего прадеда был во всех  отношениях  похож  на
носы мужчин, женщин и детей, которых Пантагрюэль нашел на острове Энназин. -
- Мимоходом замечу, если вы  желаете  узнать  диковинный  способ  родниться,
существующий у такого плосконосого народа, -  -  вам  надо  прочитать  книгу
Рабле: - самостоятельно вы до этого никогда не додумаетесь. - -
     - - Он имел форму трефового туза, сэр.
     - - На целый дюйм, - продолжал  мой  прадед,  приподняв  кверху  кончик
своего носа большим и указательным пальцами и повторяя свое утверждение, - -
на целый дюйм длиннее, чем нос моего отца, мадам. - Вы, должно быть,  хотите
сказать - вашего дяди, - возразила моя прабабка.
     - - Мой прадед признал  себя  побежденным.  -  Он  расправил  бумагу  и
подписал условие.


        ^TГЛАВА XXXIII^U

     - - Какую незаконную вдовью пенсию,  дорогой  мой,  выплачиваем  мы  из
нашего маленького состояния! - проговорила моя бабушка, обращаясь к дедушке.
     - У отца моего, - отвечал дедушка,  -  нос  был  не  больше,  с  вашего
позволения, дорогая моя, чем вот этот бугорок на моей руке. - -
     А надо  вам  сказать,  что  моя  прабабка  пережила  моего  дедушку  на
двенадцать лет; таким образом, в продолжение всего этого времени отцу  моему
каждые  полгода  -  (в  Михайлов  день  и  в  Благовещенье)  -   приходилось
выплачивать по сто пятьдесят фунтов вдовьей пенсии.
     Не  было  на  свете  человека,  который  выполнял  бы   свои   денежные
обязательства с большей готовностью, чем мой отец.
     - - - Отсчитывая первые сто фунтов, он бросал на  стол  одну  гинею  за
другой теми бойкими швырками искреннего доброжелательства,  какими  способны
бросать деньги щедрые, и только щедрые души; но переходя  к  остальным  пяти
десяткам - он обыкновенно немедля издавал громкое "Гм!" - озабоченно потирал
себе нос внутренней стороной указательного пальца - -  осторожно  просовывал
руку за подкладку своего парика - разглядывал каждую гинею с  обеих  сторон,
когда разлучался с ней, - и редко доходил до  конца  пятидесяти  фунтов,  не
прибегая к помощи носового платка, которым он вытирал себе виски.
     Избавь меня, о милостивое небо, от несносных людей, которые  совершенно
не считаются со всеми этими импульсивными движениями! - Пусть, никогда -  о,
никогда - не доведется мне отдыхать под  шатрами  таких  людей,  неспособных
затормозить свою машину и пожалеть всякого, кто порабощен властью  привычек,
привитых воспитанием, и предубеждений, унаследованных от предков!
     В течение, по крайней мере, трех поколений этот _догмат_ о преимуществе
длинных носов постепенно укоренялся в нашем семействе. - _Традиция_ была все
время за него, и каждое  полугодие  укреплению  его  содействовал  _Карман_;
таким образом, эксцентричность ума моего отца в настоящем  случае  не  могла
притязать на всю честь его изобретения, как в случае почти всех  других  его
странных суждений. - Догмат  о  носах  он,  можно  сказать,  в  значительной
степени всосал с молоком матери. Однако он  привнес  и  свою  долю.  -  Если
ошибочное мнение (допустим, что оно было действительно  ошибочным)  посажено
было в нем воспитанием, отец мой его поливал и вырастил до полной зрелости.
     Высказывая свои мысли по этому предмету,  он  часто  объявлял,  что  не
понимает, каким образом самый могущественный род в  Англии  мог  бы  устоять
против непрерывного следования шести или семи коротких носов. - И обратно, -
продолжал он обыкновенно, - было бы одной из величайших загадок  гражданской
жизни, если бы то же самое число длинных и крупных  носов,  следуя  один  за
другим по прямой линии, не вознесло их обладателей на самые важные  посты  в
королевстве. - Он часто  хвастался,  что  семейство  Шенди  занимало  весьма
высокое  положение  при  короле  Гарри  VIII,  но  обязано  оно  было  своим
возвышением не какой-нибудь политической интриге, - говорил он, -  а  только
указанному обстоятельству; - однако, подобно другим семействам, -  прибавлял
он, - оно испытало на себе превратности судьбы и никогда уже  не  оправилось
от удара, нанесенного ему носом моего прадеда. - Подлинно  был  он  трефовым
тузом, - восклицал отец, качая головой, - настолько  же  никчемным  для  его
несчастного семейства, как карточный туз, вышедший в козыри.
     - - Тихонько, тихонько,  друг  читатель!  -  -  куда  это  тебя  уносит
фантазия? - - Даю честное слово, под носом моего прадеда я разумею  наружный
орган обоняния или ту часть  человека,  которая  торчит  на  его  лице  -  и
которая, по словам художников,  в  хороших  крупных  носах  и  на  правильно
очерченных лицах должна составлять полную  треть  последних  -  если  мерить
сверху вниз, начиная от корней волос. - -
     - - Как тяжело приходится писателю в таких положениях!


        ^TГЛАВА XXXIV^U

     Великое  счастье,  что  природа  наделила  человеческий  ум  такой   же
благодетельной глухотой и неподатливостью к убеждениям, какая наблюдается  у
старых собак - - "к выучиванию новых фокусов".
     В какого мотылька мгновенно превратился бы величайший на свете философ,
если бы читаемые им книги, наблюдаемые факты и собственные мысли  заставляли
его непрестанно менять убеждения!
     Отец мой, как я вам говорил в прошлом году,  был  не  таков,  он  этого
терпеть не мог. - Он подбирал  какое-нибудь  мнение,  сэр,  как  первобытный
человек подбирает яблоко. - Она становится его собственностью - и если он не
лишен мужества, то скорее расстанется с жизнью, чем от него откажется. - -
     Я знаю, что Дидий, великий цивилист, будет это  оспаривать  и  возразит
мне: откуда у вашего первобытного человека право на это яблоко? Ex  confesso
{Бесспорно (лат.).}, скажет он, - -  все  находилось  тогда  в  естественном
состоянии - и потому яблоко принадлежит столько же Франку, сколько и  Джону.
Скажите, пожалуйста, мистер Шендн, какую  грамоту  может  он  предъявить  на
него? с какого момента яблоко это сделалось  его  собственностью?  когда  он
остановил на нем свой выбор? или когда сорвал его? или когда  разжевал?  или
когда испек? или когда очистил? или когда принес домой? или когда переварил?
- - или когда - - -? - - Ибо ясно, сэр, что если захват яблока не сделал его
собственностью первобытного человека  -  -  то  и  никакое  последующее  его
действие не могло этого сделать.
     - Брат Дидий, - скажет в ответ Трибоний - (а так как борода цивилиста и
знатока церковного права Трибония на три с половиной  и  три  восьмых  дюйма
длиннее бороды Дидия, - я рад, что он за меня заступается и больше  не  буду
утруждать себя ответом),  -  ведь  дело  решенное,  как  вы  можете  в  этом
убедиться на основании отрывков из кодексов  Григория  и  Гермогена  и  всех
кодексов от Юстиниана и до Луи и Дезо, - что пот  нашего  лица  и  выделения
нашего мозга такая же наша  собственность,  как  и  штаны,  которые  на  нас
надеты; - - поскольку же названный пот и т. д. каплет на названное яблоко  в
результате трудов, потраченных на его поиски и  срывание;  поскольку,  сверх
того, он расточается  и  нерасторжимо  присоединяется  человеком,  сорвавшим
яблоко, к этому яблоку,  им  сорванному,  принесенному  домой,  испеченному,
очищенному, съеденному, переваренному и так далее,  -  -  то  очевидно,  что
сорвавший яблоко своим действием  примешал  нечто  свое  к  яблоку,  ему  не
принадлежавшему, и тем самым приобрел его  в  собственность;  -  или,  иными
словами, яблоко является яблоком Джона.
     При помощи такой же ученой цепи рассуждений отец мой отстаивал все свои
суждения; он не щадил трудов на их раздобывание, и чем дальше лежали они  от
проторенных путей, тем бесспорнее было его право на них. - Ни один  смертный
на них не претендовал; вдобавок, ему стоило таких же усилий состряпать их  и
переварить, как и вышерассмотренное яблоко, так  что  они  с  полным  правом
могли называться его неотъемлемой  собственностью.  -  -  Потому-то  он  так
крепко и держался за них зубами и когтями - бросался на все, за  что  только
мог ухватиться,  -  -  словом,  окапывал  и  укреплял  их  кругом  таким  же
количеством валов и брустверов, как дядя Тоби свои цитадели.
     Но ему приходилось считаться с одной досадной  помехой  -  -  скудостью
необходимых для защиты материалов в случае энергичного нападения,  поскольку
лишь немногие великие умы употребили свои способности на  сочинение  книг  о
больших носах. Клянусь аллюром моей клячонки, это вещь невероятная! и я диву
даюсь, когда раздумываю, сколько драгоценного времени и  талантов  расточено
было на куда более ничтожные темы - - и сколько  миллионов  книг  напечатано
было на всех языках самыми различными шрифтами и выпущено в самых  различных
переплетах по вопросам и наполовину столько не содействующим  объединению  и
умиротворению рода человеческого. Тем большее зн