из?
светлого стекла (за исключением пупочного узла); и вот, пока тамошние жители
не состарятся и не покроются морщинами, отчего световые лучи, проходя сквозь
них,  подвергаются  чудовищному  преломлению,  -  или,  отражаясь  от   них,
достигают глаза  по  таким  косым  линиям,  что  увидеть  человека  насквозь
невозможно, души их могут (если  только  они  не  вздумают  соблюдать  чисто
внешние  приличия  или  воспользоваться  ничтожным  прикрытием,  которое  им
представляет точка пупка) - могут, повторяю я, с равным  успехом  дурачиться
как внутри, так и вне своего жилища.
     Но, как я уже сказал выше, это не относится к обитателям земли, -  души
наши  не  просвечивают  сквозь  тело,  -  все  закутаны  в  темную  оболочку
необращенных в стекло плоти и крови; вот почему, если мы хотим проникнуть  в
характер наших ближних, нам надо как-то иначе приступить к этой задаче.
     Воистину  многообразны  пути,  по  которым  вынужден  был   направиться
человеческий ум, чтобы дать ее точное решение.
     Иные,  например,  рисуют  все  свои  характеры   при   помощи   духовых
инструментов. - Вергилий пользуется этим способом в истории Дидоны  и  Энея;
но он столь же обманчив, как дыхание славы, и, кроме  того,  свидетельствует
об ограниченном даровании. Мне не безызвестно, что  итальянцы  притязают  на
математическую точность в обрисовках одного часто встречающегося  среди  них
характера при помощи  forte  или  piano  некоего  употребительного  духового
инструмента, который они считают непогрешимым. Я не решаюсь  привести  здесь
название этого инструмента: - довольно будет, если я скажу, что он есть и  у
нас, - но нам в голову не приходит пользоваться  им  для  рисования.  -  Это
звучит загадочно, да и с  расчетом  на  загадочность,  по  крайней  мере  ad
populum {Для народа, то есть для  широкого  читателя  (лат.).},  вот  почему
прошу вас, мадам, когда вы дойдете до этого места, читайте как можно быстрее
и не останавливайтесь для наведения каких-либо справок.
     Есть, далее, такие, что при обрисовке характера какого-нибудь  человека
пользуются только его выделениями, не прибегая больше ни к каким  средствам:
- но этот способ часто дает весьма неправильное представление, - если вы  не
делаете одновременно наброска того, как этот человек  наполняется;  в  таком
случае, поправляя один рисунок по другому, вы составляете с помощью их обоих
вполне приемлемый образ.
     Я бы ничего не возражал против этого метода, - я только думаю,  что  он
слишком  отчетливо  изобличает  муки  творчества,  -  и  кажется  еще  более
педантичным оттого,, что заставляет вас  бросить  взгляд  на  остальные  non
naturalia человека. Почему самые натуральные жизненные отправления  человека
должны называться ненатуральными - это другой вопрос.
     Есть, в-четвертых, еще и такие, которые относятся с презрением ко  всем
этим выдумкам, -  не  потому,  что  у  них  самих  богатое  воображение,  но
благодаря  усердному   применению   методов,   напоминающих   приспособления
художников-пентаграфистов {Пентаграф - прибор для механического  копирования
гравюр и картин в любых пропорциях. - Л. Стерн.} по части снимания копий.  -
Таковы, да будет вам известно, великие историки.
     Одного из них вы увидите рисующим характер во весь рост против света: -
это  неблагородно,  нечестно  и  несправедливо  по  отношению  к   характеру
человека, который позирует.
     Другие, чтобы исправить дело, снимают с вас портрет в камере-обскуре: -
это хуже всего, - так как вы можете быть уверены, что там  вас  изобразят  в
одной из самых смешных ваших поз.
     Чтобы избежать всех этих ошибок при обрисовке характера  дяди  Тоби,  я
решил не прибегать ни к  каким  механическим  средствам,  равным  образом  и
карандаш мой не подпадает  под  влияние  никакого  духового  инструмента,  в
который когда-либо дули как по эту, так и по ту сторону Альп, - я  не  стану
также рассматривать, чем  он  наполняется  и  что  из  себя  извергает,  пли
касаться его non naturalia, - короче  говоря,  я  нарисую  его  характер  на
основании его конька.


        ^TГЛАВА XXIV^U

     Если бы я не был внутренне  убежден,  что  читатель  горит  нетерпением
узнать наконец характер дяди Тоби, - я бы предварительно постарался доказать
ему, что нет более подходящего средства для обрисовки характеров,  чем  тот,
на котором я остановил свой выбор.
     Хотя я не берусь утверждать, что человек и его конек  сносятся  друг  с
другом точно таким же образом, как душа и тело,  тем  не  менее  между  ними
несомненно существует общение; и я склонен думать, что в этом  общении  есть
нечто,  весьма  напоминающее   взаимодействие   наэлектризованных   тел,   и
совершается оно посредством разгоряченной плоти всадника, которая  входит  в
непосредственное соприкосновение со спиной конька. - От продолжительной езды
и сильного трения тело всадника под  конец  наполняется  до  краев  материей
конька: - так что если только вы в состоянии ясно описать природу одного  из
них,  -  вы  можете  составить  себе  достаточно  точное   представление   о
способностях и характере другого.
     Конек, на котором всегда ездил  дядя  Тоби,  по-моему,  вполне  достоин
подробного описания, хотя  бы  только  за  необыкновенную  оригинальность  и
странный свой вид; вы могли бы проехать от Йорка до Дувра,  -  от  Дувра  до
Пензенса в Корнуэльсе и от Пензенса обратно до Йорка - и не встретили бы  по
пути другого такого конька; а если бы встретили, то, как бы вы  ни  спешили,
вы б непременно остановились, чтобы его рассмотреть. В самом деле, поступь и
вид его были так удивительны и весь он, от головы до хвоста,  был  до  такой
степени непохож на прочих  представителей  своей  породы,  что  по  временам
поднимался спор, - - да точно  ли  он  конек.  Но,  подобно  тому  философу,
который в спорах со скептиком, отрицавшим реальность  движения,  в  качестве
самого убедительного довода вставал на ноги и  прохаживался  по  комнате,  -
дядя  Тоби  в  доказательство  того,  что  конек  его  действительно  конек,
просто-напросто садился на него и  скакал,  -  предоставляя  каждому  решать
вопрос по своему усмотрению.
     По  правде  говоря,  дядя  Тоби  садился  на  своего  конька  с   таким
удовольствием и тот  вез  дядю  Тоби  так  хорошо,  -  что  его  очень  мало
беспокоило, что об этом говорят или думают другие.
     Однако давно уже пора  дать  вам  описание  этого  конька.  -  Но  надо
держаться определенного порядка, и потому позвольте раньше  рассказать  вам,
как дяди Тоби им, обзавелся,


        ^TГЛАВА XXV^U

     Рана в паху, которую дядя Тоби получил при осаде  Намюра,  сделала  его
непригодным для службы, и ему оставалось только вернуться  в  Англию  и  там
полечиться.
     Целых четыре года был он прикован - сначала к своей постели, а потом  к
своей комнате, и во время лечения, продолжавшегося весь этот срок, он терпел
невыразимые боли, - проистекавшие от  последовательных  отслоений  os  pubis
{Лобковая кость (лат.).} и наружного  края  той  части  coxendix  {Бедренная
кость (лат.).}, которая называется os ilium {Подвздошная кость (лат.).}, - -
- обе названные  кости  были  у  него  плачевным  образом  раздроблены,  как
вследствие неправильной формы камня, который, как я вам сказал,  сорвался  с
бруствера, - так и вследствие величины этого камня (довольно  внушительной),
- отчего лечивший его хирург  все  время  склонялся  к  мысли,  что  сильные
повреждения, произведенные им в паху  дяди  Тоби,  обусловлены  были  скорее
тяжестью камня, нежели его метательной силой, - и это было  большое  счастье
для дяди Тоби. - часто говорил ему хирург.
     Отец мой как раз в это время начинал дела в Лондоне и снял дом;  а  так
как между двумя братьями были самые сердечные дружеские отношения и отец мой
считал, что дядя Тоби  нигде  не  мог  бы  получить  столь  внимательного  и
заботливого ухода, как у него в доме, -  -  то  он  предоставил  ему  лучшую
комнату. - Но еще более красноречивым знаком его дружеских чувств  было  то,
что стоило какому-нибудь знакомому или приятелю войти зачем-либо  к  нему  в
дом, как он брал его за руку и вел наверх,  непременно  желая,  чтобы  гость
навестил его брата Тоби и поболтал часок у изголовья больного.
     Рассказ о полученной ране облегчает солдату боль  от  нее:  -  так,  по
крайней мере, думали гости моего дяди, и часто, во  время  своих  ежедневных
визитов  к  нему,  они  из  учтивости,  проистекавшей  из  этого  убеждения,
переводили разговор на его рану, - а от раны разговор обыкновенно  переходил
к самой осаде.
     Беседы эти были чрезвычайно приятны, и дядя Тоби получал от них большое
облегчение; они помогли бы ему еще  больше,  если  бы  не  вовлекали  его  в
кое-какие непредвиденные затруднения, которые в течение целых  трех  месяцев
сильно задерживали его лечение, так что, не попадись ему под  руку  средство
из них выпутаться, они, наверно, свели бы его в могилу.
     В чем заключались затруднения дяди Тоби,  -  -  -  вам  ни  за  что  не
отгадать; - будь это вам под силу, - я бы покраснел; не как  родственник,  -
не как мужчина, - даже не как женщина, - нет,  я  бы  покраснел  как  автор,
поскольку я вменяю себе в особенную заслугу именно то, что мой  читатель  ни
разу еще не мог ни о чем догадаться. И в этом отношении,  сэр,  я  настолько
щепетилен  и  привередлив,   что,   считай   я   вас   способным   составить
сколько-нибудь  приближающееся  к  истине  представление  или   мало-мальски
вероятное предположение о том, что произойдет на следующей странице, - я  бы
вырвал ее из моей книги.



        ^TТОМ ВТОРОЙ^U

                                    Tarassei touV СAnJrwroV ou ta Pragmata
                                    СAlla ta peri twn Pragmatwn Dogmata.



        ^TГЛАВА I^U

     Я начал новую  книгу,  чтобы  иметь  достаточно  места  для  объяснения
природы  затруднений,  в  которые   вовлечен   был   дядя   Тоби   благодаря
многочисленным разговорам и расспросам относительно  осады  Намюра,  где  он
получил свою рану.
     Если читатель читал историю войн короля Вильгельма,  то  я  должен  ему
напомнить, а если не читал, - то я ему сообщаю, что одной из самых  памятных
атак в эту осаду была атака,  произведенная  англичанами  и  голландцами  на
вершину передового контрэскарпа  перед  воротами  Святого  Николая,  который
прикрывал большой шлюз; в этом месте англичане терпели страшный урон от огня
с кондргарды и полубастиона Святого Роха. Исход этой горячей схватки, в двух
словах, был следующий: голландцы укрепились на контргарде,  -  англичане  же
овладели прикрытым путем перед воротами Святого Николая, несмотря на  отвагу
французских офицеров,  которые,  пренебрегая  опасностью,  шпагами  защищали
гласис.
     Так как то была главная  атака,  очевидцем  которой  был  дядя  Тоби  в
Намюре, - слияние Мааса и Самбры разделяло осаждающую армию  таким  образом,
что операции одной ее части были почти невидны для другой, -  то  дядя  Тоби
обыкновенно рассказывал с особенным красноречием и  подробностями  именно  о
ней; и его затруднения проистекали главным образом  от  почти  непреодолимых
препятствий,  которые  он  встречал  при  попытках  сделать   свой   рассказ
вразумительным и дать настолько ясное представление о всех тонких  различиях
между эскарпом и  контрэскарпом,  -  -  гласисом  и  прикрытым  путем,  -  -
демилюном и равелином, - чтобы для слушателей его было  совершенно  понятно,
что он имеет в виду и о чем ведет речь.
     Даже специалистам нередко случается путать эти термины; - - так что  вы
не должны удивляться, если при своих  стараниях  объяснить  их  и  исправить
многочисленные ошибочные представления дядя  Тоби  нередко  сбивал  с  толку
своих гостей, а подчас сбивался и сам.
     По правде говоря,  если  гость,  которого  отец  приглашал  наверх,  не
обладал достаточно ясной головой или если дядя Тоби был не в ударе,  то  все
его усилия избежать темноты в таких разговорах  обыкновенно  ни  к  чему  не
приводили.
     Рассказ об этом деле получался у дяди  Тоби  запутанным  в  особенности
потому, - что при атаке  на  контрэскарп  перед  воротами  Святого  Николая,
тянувшийся от берега Мааса до большого  шлюза,  -  местность  была  во  всех
направлениях пересечена таким множеством плотин, канав, ручьев и  шлюзов,  -
он так безнадежно среди них путался и увязал, что часто не в  состоянии  был
двинуться ни вперед, ни назад, даже для спасения своей жизни; много раз  ему
приходилось отказываться от атаки только по этой причине.
     Эти досадные осечки причиняли моему дяде Тоби  Шенди  больше  волнений,
чем  вы  воображаете;  а  так  как  отец,  желая  сделать  брату   приятное,
беспрерывно приводил к нему все новых и  новых  приятелей  и  любопытных,  -
бедняге приходилось довольно туго.
     Без сомнения, дядя Тоби был человек с большим самообладанием -  и  умел
сохранять пристойный вид, я думаю, не хуже других; - но понятно, если он  не
мог выбраться из равелина, не попав в демилюн, или сойти с прикрытого  пути,
не свалившись на контрэскарп, не  мог  перейти  плотину,  не  соскользнув  в
канаву,  -  понятно,  как  при  таких  условиях  он  должен  был   внутренне
раздражаться,  он  и  раздражался,  -  и  хотя   эти   маленькие   ежечасные
неприятности могут показаться маловажными и не стоящими  внимания  человеку,
не читавшему Гиппократа, однако, кто читал  Гиппократа  или  доктора  Джемса
Макензи  и  размышлял  о  действии  страстей  и  душевного  возбуждения   на
переваривание пищи (отчего не на переваривание раны в такой же степени,  как
и на переваривание обеда?), - - тот легко поймет,  какое  резкое  обострение
боли должен был испытывать дядя Тоби единственно только по этой причине.
     Дядя Тоби не в состоянии был философствовать на этот счет;  -  довольно
было, что он так чувствовал, - и, натерпевшись боли и  огорчений  в  течение
трех месяцев сряду, он решил тем или иным способом от них избавиться.
     Однажды утром лежал он на спине в своей постели, - природа его  раны  в
паху и боль от нее не позволяли ему лежать в другом положении, -  как  вдруг
его осенила мысль, что если бы удалось купить  и  наклеить  на  доску  такую
вещь, как большая карта города и крепости Намюра с  окрестностями,  то  это,
вероятно, принесло бы ему облегчение. Я  отмечаю  здесь  желание  дяди  Тоби
иметь под рукой окрестности города и крепости по той причине, что рана  была
им получена в одном из траверсов,  саженях  в  тридцати  от  входящего  угла
траншеи и против исходящего  угла  полубастиона  Святого  Роха;  -  -  таким
образом, он был почти уверен, что мог бы воткнуть булавку в то самое  место,
где он стоял, когда его ударило камнем.
     Желание дяди Тоби исполнилось, и он, таким образом, не только избавился
от массы докучных объяснений, но получил также, как вы  увидите,  счастливую
возможность обзавестись своим коньком.


        ^TГЛАВА II^U

     Затрачиваясь на устройство  подобного  угощения,  вы  сделаете  большую
глупость, если так худо распорядитесь, что дадите вашим критикам и  господам
с разборчивым вкусом его разбранить; а вы их скорее всего к этому  побудите,
не  послав  им  приглашения  или,  что  ничуть   не   менее   оскорбительно,
сосредоточив все ваше внимание на остальных гостях, как будто  за  столом  у
вас не было ни одного (профессионального) критика.
     - - - Я держусь настороже в отношении обеих этих оплошностей;  в  самом
деле, я, во-первых, нарочно оставил полдюжины свободных мест, - а во-вторых,
я с ними со всеми чрезвычайно обходителен. - Джентльмены, ваш покорный слуга
уверяет вас, что ни одно общество не  могло  бы  доставить  ему  и  половины
такого удовольствия, - видит бог, я рад вас принять, - прошу только вас быть
как дома, садитесь без церемонии и кушайте на здоровье.
     Я сказал, что оставил шесть мест,  и  готов  был  уже  простереть  свою
любезность еще далее, освободив для них также  и  седьмое  место,  -  то,  у
которого стою я сам;  -  но  тут  один  критик  (не  профессиональный,  -  а
природный) сказал мне, что я неплохо справился со своими обязанностями,  так
что я немедленно его займу, в надежде, однако, что в следующем году  мест  у
меня будет гораздо больше.
     - - - Но каким же образом, скажите  на  милость,  мог  ваш  дядя  Тоби,
который, по-видимому, был военным и которого вы изображаете вовсе не глупым,
- каким образом мог он быть в  то  же  самое  время  таким  путаным,  тупым,
бестолковым человеком, как - Убедитесь воочию.
     Да, я мог бы ответить вам, сэр критик, но  я  считаю  это  ниже  своего
достоинства. - - - Это был бы бранный ответ, - - подходящий только для того,
кто не в состоянии дать ясный и  удовлетворительный  отчет  о  предмете  или
проникнуть достаточно глубоко  в  первопричины  человеческого  невежества  и
запутанности наших мыслей. Кроме того, такой ответ был бы храбрым, и  потому
я его отвергаю: ибо хотя он как нельзя лучше шел бы дяде Тоби как солдату, -
и не приобрети он в таких атаках привычки насвистывать  Лиллибуллиро,  -  он
бы, верно, и дал его, потому что был человеком храбрым; все-таки ответ  этот
для меня совсем не годится. Вы же  ясно  видите,  что  я  пишу  как  человек
ученый, что даже мои сравнения, мои намеки, мои пояснения, мои метафоры  все
ученые, - и что я должен подобающим образом выдержать  свою  роль,  а  также
подобающим образом ее оттенить, - иначе что бы со  мной  сталось?  Да  я  бы
погиб, сэр! - В ту самую минуту, когда я  готовлюсь  затворить  двери  перед
одним критиком, я бы впустил к себе двух других.
     - - - - Поэтому я отвечаю так:
     Скажите, пожалуйста, сэр, среди прочитанных вами  за  вашу  жизнь  книг
попадался ли вам когда-нибудь "Опыт о человеческом разуме" Локка? - -  -  Не
отвечайте слишком поспешно, - ведь многие, я знаю, ссылаются на  эту  книгу,
не прочитав ее, и многие ее читали, ничего в  ней  не  понимая.  -  Пели  вы
принадлежите к числу тех или других, я  в  двух  словах  -  ведь  пишу  я  с
просветительными целями - скажу вам, что это за  книга.  -  Это  история.  -
История! Чья? Чего? Откуда? С каких пор? - Не горячитесь.  -  -  Книга  эта,
сэр, посвящена истории (и за одно  это  ее  можно  порекомендовать  каждому)
того, что происходит в человеческом уме; и если вы скажете о названной книге
только это и ничего больше, поверьте,  вы  будете  в  метафизических  кругах
далеко не последним человеком.
     Но это мимоходом.
     Теперь же, если вы решаетесь последовать за мной дальше и  заглянуть  в
самый  корень  вопроса,  то  увидите,  что  причины  темноты  и  путаницы  в
человеческом уме бывают трех родов.
     Во-первых,  милостивый   государь,   притупленность   органов   чувств.
Во-вторых, слабость и мимолетность впечатлений, производимых предметами даже
в тех случаях, когда названные органы чувств  не  притуплены.  И  в-третьих,
подобная решету память, неспособная  удерживать  то,  что  она  получает.  -
Кликните Долли, вашу горничную, и  я  согласен  отдать  вам  свой  колпак  с
колокольчиком, если мне не удастся представить дело это  с  такой  ясностью,
что даже Долли все поймет не хуже Мальбранша.
     - - Вот Долли написала письмо Робину и сунула руку в сумочку, висящую у
нее на правом боку, - воспользуйтесь этим случаем и припомните, что на свете
нет  ничего  более  подходящего  для  образного  представления  и   уяснения
деятельности наших органов чувств и способностей восприятия, чем та  вещица,
которую  отыскивает  рука  Долли.  -  Органы  чувств  у  вас  не   настолько
притуплены, чтобы мне надо было подсказывать вам, сэр,  что  это  -  палочка
красного сург