всегда  оказывался  безукоризненным  -  и
преимущественно там, где требовалась полная точность.  -  Это,  естественно,
влекло за собой другую беду: - когда  отец  особенно  усердствовал  в  своих
стараниях открыть дяде Тоби глаза -  -  мысли  его  настолько  же  опережали
перевод, насколько перевод опережал мысли" дяди Тоби; -  -  разумеется,  как
то, так и другое мало способствовало понятности наставлений моего отца.


        ^TГЛАВА XL^U

     Дар логически мыслить при помощи силлогизмов - я разумею у  человека  -
ибо у высших существ, таких,  как  ангелы  и  бесплотные  духи,  -  все  это
делается,  с  позволения  ваших  милостей,  как  мне  говорят,   посредством
_интуиции_; - низшие же существа, как хорошо известно вашим  милостям,  -  -
умозаключают посредством своих носов; впрочем, есть такой плавающий по морям
(правда, не совсем спокойно) остров, обитатели которого, если  мои  сведения
меня не обманывают, одарены замечательной  способностью  умозаключать  точно
таким же способом, нередко достигая при этом отличных результатов.  -  -  Но
это к делу не относится. - -
     Дар проделывать  это  подобающим  для  нас  образом  -  или  великая  и
главнейшая способность человека умозаключать состоит, как учат нас логики, в
нахождении  взаимного  соответствия  или  несоответствия   двух   идей   при
посредстве третьей (называемой medius terminus  {Средний  термин  (лат.).});
совсем так, как кто-нибудь, по справедливому замечанию Локка, с помощью ярда
находит у двух кегельбанов одинаковую длину, равенство которой не может быть
обнаружено путем их _сопоставления_.
     Если бы этот великий мыслитель обратил взоры на дядю Тоби и  понаблюдал
за его поведением, когда отец развивал свои теории носов, - как  внимательно
он прислушивается  к  каждому  слову  -  и  с  какой  глубокой  серьезностью
созерцает длину своей трубки каждый раз, когда вынимает ее изо рта, - -  как
подробно ее осматривает, держа между указательным и большим пальцем, сначала
сбоку - потом спереди - то так, то этак, во всех  возможных  направлениях  и
ракурсах, - - то он пришел бы к заключению, что дядя  Тоби  держит  в  руках
medius terminus и измеряет им истинность каждой гипотезы о длинных  носах  в
том порядке, как отец их перед ним выкладывал. Это, в скобках  замечу,  было
больше, нежели желал мой отец, - цель его философских лекций,  стоивших  ему
такого труда, - заключалась в том, чтобы дать дяде Тоби возможность _понять_
- - - а вовсе не _обсуждать_, - - в том, чтобы  он  мог  _держать_  граны  и
скрупулы учености - - а вовсе не взвешивать  их.  -  -  Дядя  Тоби,  как  вы
увидите в следующей главе, обманул оба эти ожидания.


        ^TГЛАВА XLI^U

     - Как жаль, - воскликнул в один зимний вечер мой отец, промучившись три
часа над переводом Слокенбергия, - как жаль, - воскликнул отец, закладывая в
книгу бумажную полоску от мотка ниток моей матери, - как  жаль,  брат  Тоби,
что истина окапывается в таких неприступных крепостях и так стойко держится,
что иногда ее невозможно взять даже после самой упорной осады. - -
     Но тут случилось, как не раз уже случалось раньше,  что  фантазия  дяди
Тобж, не находя для себя никакой нищи в объяснениях  моего  отца  по  поводу
Пригница, - - - унеслась незаметно на лужайку с укреплениями; - -  тело  его
тоже было бы  не  прочь  туда  прогуляться  -  -  так  что,  будучи  с  виду
глубокомысленно погруженным  в  свой  medius  terminus,  -  -  дядя  Тоби  в
действительности столь же мало воспринимал рассуждения моего отца  со  всеми
его "за" и "против", как  если  бы  отец  переводил  Гафена  Слокенбергия  с
латинского языка на ирокезский. Но произнесенное отцом образное слово  осада
волшебной своей силой вернуло назад фантазию дяди Тоби  с  быстротой  звука,
раздающегося вслед за нажатием клавиши, - дядя насторожился - и отец, увидя,
что он вынул изо рта трубку и придвигает свое кресло поближе к столу, словно
желая лучше слышать, - отец с большим удовольствием повторил  еще  раз  свою
фразу - - - с той только  разницей,  что  исключил  из  нее  образное  слово
_осада_, дабы оградить  себя  от  кое-каких  опасностей,  которыми  оно  ему
угрожало.
     - Как жаль, - сказал отец, - что истина  может  быть  только  на  одной
стороне, брат Тоби, - если поразмыслить, сколько изобретательности  проявили
все эти ученые люди в своих решениях о носах. - - Разве носы можно порешить?
- возразил дядя Тоби.
     Отец с шумом отодвинул стул - - встал  -  надел  шляпу  -  -  в  четыре
широких шага очутился перед дверью - толчком отворил ее - наполовину высунул
наружу голову - захлопнул дверь - не обратил никакого внимания на  скрипучую
петлю - вернулся к столу - выдернул из книги Слокенбергия бумажную  закладку
от мотка моей матери - поспешно подошел к своему бюро  -  медленно  вернулся
назад - обмотал матушкину бумажку вокруг большого пальца - расстегнул камзол
- бросил матушкину бумажку в огонь - раскусил пополам ее шелковую  подушечку
для булавок - набил  себе  рот  отрубями  -  разразился  проклятиями;  -  но
заметьте! - проклятия его целили в мозг  дяди  Тоби  -  -  уже  и  без  того
порядком задурманенный - - проклятия отца были заряжены только отрубями - но
отруби, с позволения ваших милостей, служили не более как порохом для пули.
     К счастью, припадки гнева у моего отца  бывали  непродолжительны;  ибо,
покуда они длились, они не давали ему  ни  минуты  покоя;  и  ничто  так  не
воспламеняло моего отца,  -  это  одна  из  самых  неразрешимых  проблем,  с
которыми   мне   когда-либо   приходилось   сталкиваться   при   наблюдениях
человеческой природы, - ничто не оказывало такого  взрывчатого  действия  на
его    гнев,    как    неожиданные    удары,    наносимые    его    учености
простодушно-замысловатыми вопросами дяди Тоби. - - Даже если бы десять дюжин
шершней разом ужалили его сзади в сто двадцать различных мест - он бы не мог
проделать большего количества безотчетных движений в более короткое время  -
или прийти в такое возбуждение, как от одного несложного вопроса в несколько
слов, некстати обращенного к нему, когда, позабыв все на свете, он скакал на
своем коньке.
     Дяде Тоби это было все равно - он с невозмутимым спокойствием продолжал
курить свою трубку - в сердце его никогда не было намерения оскорбить  брата
- и так как голова его редко могла обнаружить, где именно засело жало,  -  -
он всегда предоставлял отцу заботу остывать самостоятельно. - - В  настоящем
случае для этого потребовалось пять минут и тридцать пять секунд.
     - Клянусь всем, что есть на свете доброго!  -  воскликнул  отец,  когда
немного пришел в себя, заимствуя свою клятву из свода Эрнульфовых  проклятий
- (хотя, надо отдать отцу справедливость,  он  реже,  чем  кто-нибудь,  этим
грешил, как правильно сказал доктору Слопу во время беседы об Эрнульфе). - -
Клянусь всем, что есть доброго и великого, братец Тоби,  -  сказал  отец,  -
если бы не философия, которая оказывает нам такую могущественную  поддержку,
- вы бы вывели меня из терпения. -  Помилуйте,  под  решениями  о  носах,  о
которых я вам говорил, я разумел, - и  вы  могли  бы  это  понять,  если  бы
удостоили меня капельки внимания, - разнообразные  объяснения,  предложенные
учеными людьми самых различных областей знания, относительно причин коротких
и длинных носов. - Есть одна только причина, - возразил дядя Тоби, -  почему
у одного человека нос длиннее, чем у  другого:  такова  воля  божья.  -  Это
решение Грангузье, - сказал отец. - Господь  бог,  -  продолжал  дядя  Тоби,
возведя очи к небу и не обращая внимания на слова  отца,  -  создатель  наш,
творит и складывает нас в таких формах и пропорциях для таких  целей,  какие
согласны с бесконечной его мудростью. - - Это  благочестивое  объяснение,  -
воскликнул отец, - но не философское - в нем больше религии, нежели здравого
смысла. - Немаловажной чертой в характере дяди Тоби  было  то  -  -  что  он
боялся бога и относился, с уважением к религии. - - Вот почему,  как  только
отец произнес свое замечание, - дядя Тоби принялся насвистывать Лиллибуллиро
с еще большим усердием (хотя и более фальшиво), чем обыкновенно. - -
     А что сталось с бумажной полоской от мотка ниток моей матери?


        ^TГЛАВА XLII^U

     Нужды нет - - в качестве швейной  принадлежности  бумажная  полоска  от
мотка ниток могла иметь некоторое значение для моей матери -  она  не  имела
никакого значения для моего отца в качестве закладки в  книге  Слокенбергия.
Каждая страница  Слокенбергия  была  для  отца  неисчерпаемой  сокровищницей
знания - раскрыть его неудачно  отец  не  мог  -  а  закрывая  книгу,  часто
говорил, что хотя бы погибли  все  искусства  и  науки  на  свете  вместе  с
книгами, в которых они изложены, - - хотя бы, - говорил  он,  -  мудрость  и
политика правительств забыты были из-за неприменения их на практике  и  было
также предано забвению все,  что  государственные  люди  писали  или  велели
записать относительно сильных и слабых сторон дворов и королевской власти, -
и остался один только Слокенбергий, - даже и в этом случае, - говорил  отец,
- его бы за глаза было довольно, чтобы снова привести мир в движение. Да, он
был подлинным сокровищем, сводом всего, что надо было знать о  носах  и  обо
всем прочем! - - Утром,  в  полдень  и  вечером  служил  Гафен  Слокенбергий
отдохновением и усладой отца - отец всегда держал его в руках  -  вы  бы  об
заклад побились, сэр, что это молитвенник, - так он был  истрепан,  засален,
захватан пальцами на каждой странице, от начала и до конца.
     Я не такой слепой поклонник  Слокенбергия,  как  мой  отец;  -  в  нем,
несомненно, есть много ценного; но, на мой взгляд, лучшее, не скажу -  самое
поучительное, но самое занимательное  в  книге  Гафена  Слокенбергия  -  его
повести - - а так как был он немец, то многие из них не лишены выдумки, -  -
повести эти составляют вторую часть, занимающую почти половину его фолианта,
и разделены на десять декад,  по  десяти  повестей  в  каждой  декаде.  -  -
Философия  зиждется  не  на  повестях,  и  Слокенбергий,  конечно,  совершил
оплошность, выпустив их в свет под  таким  заглавием!  -  Некоторые  из  его
повестей, входящие в восьмую, девятую и десятую декады, я согласен, являются
скорее веселыми и шуточными, чем  умозрительными,  -  но,  в  общем,  ученым
следует на них смотреть как на ряд самостоятельных фактов, которые  все  так
или иначе вращаются вокруг главного стержня его предмета, все  были  собраны
им с большой добросовестностью и присоединены к основному труду  в  качестве
пояснительных примеров к учению о носах.
     Времени у нас довольно - и  я,  если  позволите,  мадам,  расскажу  вам
девятую повесть из его десятой декады.


        ^TТОМ ЧЕТВЕРТЫЙ                           ТОМ ЧЕТВЕРТЫЙ^U

                                      Multitudinis   imperitae  non  formido
                                      judicia;  meis  tamen,  rogo,  parcant
                                      opusculis  -  in quibus fuit propositi
                                      semper,  a  jocis  ad  seria, a seriis
                                      vicissim ad jocos transire.

                                                       Joan. Saresberiensis,
                                                           Episcopus Lugdun.

     SLAWKENBERGII FABELLA {*}                 ПОВЕСТЬ СЛОКЕНБЕРГИЯ

     {*   Так   как   книга   "Hafen
Slawkenberguis  de  Nasis"  является
чрезвычайной  редкостью,  то ученому
читателю    будет,    может    быть,
небезынтересно       познакомиться с
оригиналом,  из которого я привожу в
виде   образца   несколько  страниц,
ограничиваясь на их счет замечанием,
что   в   повествовательных   частях
латынь  автора  гораздо более сжата,
чем  та,  которой  он пользуется как
философ,  -  и, по-моему, отличается
большей чистотой. - Л. Стерн.}

     Vespera    quadam    frigidula,       В  один  прохладный  августовский
posteriori  in parte mensis Augusti,  вечер, приятно освеживший воздух после
peregrinus,    mulo   fusco   colore  знойного   дня,   какой-то  чужеземец,
insidens,  mantica  a  tergo, paucis  верхом  на  карем  муле,  с  небольшой
indusiis,  binis calceis, braccisque  сумкой  позади, заключавшей, несколько
seriels      coccineis      repleta,  рубашек,    пару   башмаков   и   пару
Argentoratum  ingressus  est. Militi  ярко-красных атласных штанов, въехал в
eum    percontanti,    quum   portas  город  Страсбург.  На вопрос часового,
intraret,  dixit,  se  apud  Nasorum  остановившего его в воротах, чужеземец
promontorium   fuisse,  Francofurtum  отвечал,   что  он  побывал  на  _Мысе
proficisci,     et     Argentoratum,  Носов_ - направляется во Франкфурт - и
transitu  ad  fines Sarmatiae mensis  через  месяц  будет снова в Страсбурге
intervalle, reversurum.               по пути к пределам Крымской Татарии.

     Miles   peregrini   in   faciem       Часовой   посмотрел   чужеземцу в
suspexit - Di boni, nova forma nasi!  лицо  - - отроду никогда он не видывал
                                      такого Носа!

     At  multum mihi profuit, inquit
peregrinus, carpum amento extrahens,       -  Он  сослужил  мне превосходную
e   quo  pependit  acinaces:  Loculo  службу, - сказал чужеземец, после чего
manum   inseruil;   et   magna   cum  высвободил  руку  из  петли  в  черной
urbanitate,  pilei  parte  anteriore  ленте,   на  которой  висела  короткая
tacta  manu  sinistra,  ut  extendit  сабля, пошарил в кармане и, с отменной
dextram,  militi  florinum  dedit et  учтивостью прикоснувшись левой рукой к
processit!                            переднему  краю  своей шапки, протянул
                                      вперед  правую - сунул часовому флорин
                                      и поехал дальше.

     Dolet    mihi,    ait    miles,       -  Как досадно, - сказал часовой,
tympanistam    nanum    et    valgum  обращаясь         к        кривоногому
alloquens,    virum   adeo   urbanum  карлику-барабанщику,   -   что   такой
vaginam  perdidisse:  itinerari haud  обходительный человек, видимо, потерял
poterit  nuda acinaci; neque vagiuam  свои  ножны;  он  не  может продолжать
toto  Argentorato, habilem inveniet.  свое  путешествие с обнаженной саблей,
-  Nullam  unquam  habui,  respondit  и  едва  ли  ему удастся найти во всем
peregrinus    respiciens   -   seque  Страсбурге подходящие для нее ножны. -
comiter  inclinans - hoc more gesto,  -  Никогда  не  было  у  меня ножен, -
nudam  acinacem  elevans, mulo lento  возразил   чужеземец,   оборачиваясь к
progrediente,    ut   nasum   tuerii  часовому   и  вежливо  поднося  руку к
possim.                               шапке.  -  -  Я  ношу  ее  вот  так, -
                                      продолжал   он,   поднимая  обнаженную
                                      саблю, в то время как мул его медленно
                                      двигался  вперед,  -  для  того  чтобы
                                      охранять мой нос.

     Non      immerito,      benigne       -  Он  вполне  того  заслуживает,
peregrine, respondit miles.           любезный чужеземец, - отвечал часовой.

     Nihili    aestimo,   ait   ille       -  Гроша  он  не  стоит, - сказал
tympanista,   e  pergamena  factitus  кривоногий  барабанщик,  -  ведь он из
est.                                  пергамента.

     Prout  christianus suin, inquit       -  Так  же  верно,  как то, что я
miles,  nasus ille, ni sexties major  добрый  католик,  -  сказал часовой, -
sit, meo esset conformis.             нос  его  во  всем  похож  на  мой, он
                                      только в шесть раз больше.

     Crepitare      audivi,      ait       -  Я  слышал,  как  он  трещит, -
tympanista.                           сказал барабанщик.

     Mehercule!   sanguinem  emisit,       -  А  я,  ей-богу,  видел, как из
respondit miles.                      него идет кровь, - отвечал часовой.

     Miseret  me, inquit tympanista,       -    Как   жаль,   -   воскликнул
qui non ambo tetigimus!               кривоногий барабанщик, - что мы его не
                                      потрогали!

     Eodem temporis puncto, quo haec       В    то    самое   время,   когда
res  argumentata  fuit inter militem  происходил  такой спор между часовым и
et tympanistam, disceptabatur ibidem  барабанщиком,    -   тот   же   вопрос
tubicine  et  uxore  sua,  qui  tune  обсуждался   трубачом   и  женой  его,
accesserunt,       et      peregrino  которые как раз подошли и остановились
praetereunte, restiterunt.            посмотреть на проезжавшего чужеземца.

     Quantus   nasus!  aeque  longus       -  Господи  боже!  - Вот так нос!
est, ait tubicina. ac tuba.           Длинный,    как   труба,   -   сказала
                                      трубачова жена.

     Et   ex   eodem   metallo,  ait       -  И из того же металла, - сказал
tubicen, velut sternutamento audias.  трубач,  -  ты только послушай, как он
                                      чихает!

     Tantum  abest,  respondit illa,       -   Сладкогласно,  как  флейта, -
quod fistulam dulcedine vincit.       отвечала жена.

     Aeneus est, ait tubicen.              -   Настоящая   медь!   -  сказал
                                      трубач.

     Nequaquam, respondit iixor.           -  Ничего  подобного! - возразила
                                      жена.

     Rursum  affirme,  ait  tubicen,       - Повторяю тебе, - сказал трубач,
quod aeneus est.                      - что это медный нос.

     Rem  penitus  explorabo;  prius       -   Я  этого  так  не  оставлю, -
enim  digito  tangam, ait uxor, quam  сказала  трубачова  жена,  -  не  лягу
dormivero.                            спать, пока не потрогаю его пальцем.

     Mulus   peregrini  gradu  lento       Мул    чужеземца   двигался   так
progressus   est,   ut   unumquodque  медленно,   что  чужеземец  слышал  до
verbum   controversiae,  non  tantum  последнего  слова  весь спор не только
inter  militem et tympanistam, verum  между часовым и барабанщиком, но также
etiam   inter  tubicinem  et  uxorem  между трубачом и его женой.

     Nequaquam,  ait  ille,  in muli       -  Ни  в  коем  случае!  - сказал
collum  fraena demittens, et manibus  чужеземец, опуская поводья на шею мула
ambabus   in  pectus  positis  (mulo  и  скрещивая на груди руки, как святой
lente  progrediente), nequaquam, ait  (мул   его   тем   временем  продолжал
ille  respiciens, non necesse est ut  плестись тихонько вперед). - Ни в коем
res isthaec dilucidata foret. Minime  случае!  -  сказал он, возводя глаза к
gentium!    meus    nasus    nunquam  небу,  -  несмотря  на  все  клеветы и
tangetur,  dum  spiritus  hos  reget  разочарования  -  я  не  в таком долгу
artus  -  Ad  quid agendum? ait uxor  перед людьми - - чтобы представлять им
burgomagistri.                        это  доказательство.  -  Ни  за что на
                                      свете!  -  сказал  он,  -  я никому не
                                      позволю  прикоснуться  к  моему  носу,
                                      пока  небо  дает мне силу. - Для какой
                                      надобности?     -     спросила    жена
                                      бургомистра.

     Peregrinus  illi non respondit.       Чужеземец  не обратил внимания на
Votum  faciebat tune temporis sancto  бургомистрову  жену,  - он творил обет
Nicolao; quo facto, in sinum dextrum  святителю  Николаю;  сотворив  его, он
inserens, e qua negligenter pependit  расправил     руки    с    такой    же
acinaces,  lento gradu processit per  торжественностью,   как  скрестил  их,
plateam  Argentorati  latam  quae ad  взял  поводья  в левую руку и, засунув
diversoiium   temnlo   ex   adversum  за  пазуху  правую  с  висевш