оближешь, с  батареями,  крытыми  ходами,  рвами  и
палисадами, - словом, за двадцать миль кругом все бы приезжали поглядеть  на
них.
     Дядя Тоби вспыхнул, как огонь, при этих словах Трима: - но то  не  была
краска вины, - или стыда, - или гнева; -  то  была  краска  радости;  -  его
воспламенили проект и описание капрала Трима.  -  Трим!  -  воскликнул  дядя
Тоби, - - довольно, замолчи. - Мы могли  бы  начать  кампанию,  -  продолжал
Трим, - в тот самый день, как выступят в поход его величество и союзники,  и
разрушать тогда город за городом с той же быстротой. - - Трим,  -  остановил
его дядя Тоби, - ни слова больше. - Ваша милость, - продолжал Трим, -  могли
бы в хорошую погоду сидеть в своем кресле (при этом он  показал  пальцем  на
кресло) - и давать мне приказания, а я бы - - - Ни  слова  больше,  Трим,  -
проговорил дядя Тоби. - - Кроме того, ваша милость  не  только  получили  бы
удовольствие и приятно проводили время, но дышали бы также свежим  воздухом,
делали бы моцион, нагуляли бы здоровье, - и в какой-нибудь месяц  зажила  бы
рана вашей милости. - Довольно, Трим, - сказал дядя  Тоби  (опуская  руку  в
карман своих штанов), - проект твой мне ужасно нравится.  -  И  коли  угодно
вашей милости, я сию минуту пойду куплю саперный заступ, который мы  возьмем
с собой, и закажу лопату и кирку вместе с двумя... - Больше ни слова,  Трим,
- воскликнул дядя Тоби вне себя от восхищения, подпрыгнув на одной ноге, - -
и, сунув гинею в руку Трима, - - Трим, - проговорил дядя Тоби, -  больше  ни
слова, - а спустись, голубчик Трим, сию минуту  вниз  и  мигом  принеси  мне
поужинать.
     Трим сбежал вниз и принес своему господину поужинать, - совершенно зря:
- - план действий Трима так прочно засел в голове дяди Тоби, что еда не  шла
ему на ум. - Трим, - сказал дядя Тоби, - отведи  меня  в  постель.  -  Опять
никакого  толку.  -   Картина,   нарисованная   Тримом,   воспламенила   его
воображение, - дядя Тоби не мог сомкнуть глаз. - Чем больше он о ней  думал,
тем обворожительней она ему представлялась; - так что еще  за  два  часа  до
рассвета он пришел к окончательному решению и обдумал во  всех  подробностях
план совместного отъезда с капралом Тримом.
     В деревне Шенди, возле которой расположено было поместье моего отца,  у
дяди Тоби был собственный приветливый домик, завещанный ему  одним  стариком
дядей вместе с небольшим участком земли, который приносил около  ста  фунтов
годового дохода. К дому примыкал огород площадью в полакра, -  а  в  глубине
огорода, за высокой живой изгородью из тисовых деревьев,  была  лужайка  как
раз такой величины, как хотелось капралу Триму. - Вот  почему,  едва  только
Трим произнес слова: "четверть или треть акра земли, на которой мы могли  бы
хозяйничать как нам вздумается", - - как эта самая лужайка мигом  всплыла  в
памяти и загорелась живыми красками перед мысленным взором дяди Тоби; - -  -
это и было материальной причиной появления румянца на  его  щеках,  или,  по
крайней мере, яркости этого румянца, о которой сказано было выше.
     Никогда любовник  не  спешил  к  своей  возлюбленной  с  более  пылкими
надеждами, чем дядя Тоби к своей лужайке, чтобы насладиться  ею  наедине;  -
говорю: наедине, - ибо она укрыта была от дома,  как  уже  сказано,  высокой
изгородью из тисовых деревьев, а с трех других сторон ее защищали от  взоров
всех смертных дикий остролист и густой цветущий кустарник; - таким  образом,
мысль, что его здесь никто не будет видеть,  не  в  малой  степени  повышала
предвкушаемое дядей Тоби удовольствие.  -  Пустая  мечта!  Какие  бы  густые
насаждения ни окружали эту лужайку, - - какой бы ни казалась она укромной, -
надо быть слишком наивным, милый дядя Тоби,  собираясь  наслаждаться  вещью,
занимающей целую треть акра, - так, чтобы никто об этом не знал!
     Как дядя Тоби и капрал Трим справились с этим делом, - и как  протекали
их кампании, которые отнюдь не были бедны событиями, - это  может  составить
небезынтересный эпизод в завязке и развитии настоящей  драмы.  -  Но  сейчас
сцена должна перемениться - и перенести нас к местечку у камина  в  гостиной
Шенди.


        ^TГЛАВА VI^U

     - - - Что у них там творится, братец? - спросил мой отец. - Я думаю,  -
отвечал дядя Тоби, вынув, как сказано, при этих  словах  изо  рта  трубку  и
вытряхивая из нее золу, - я думаю, братец, - отвечал он, - что нам  не  худо
было бы позвонить.
     - Послушай, Обадия, что значит этот грохот у нас над головой? - спросил
отец. - Мы с братом едва слышим собственные слова.
     - Сэр, - отвечал Обадия, делая поклон в сторону своего левого плеча,  -
госпоже моей стало очень худо. - А куда это несется через сад Сузанна, точно
ее собрались насиловать? - - Сэр, - отвечал Обадия, - она  бежит  кратчайшим
путем в город за старой повивальной бабкой. - - - Так седлай  коня  и  скачи
сию минуту к доктору Слопу, акушеру, засвидетельствуй ему наше почтение -  и
скажи, что у госпожи твоей начались родовые муки - и что  я  прошу  его  как
можно скорее прибыть сюда с тобой.
     - Очень странно, - сказал отец, обращаясь к  дяде  Тоби,  когда  Обадия
затворил дверь, - что при наличии поблизости  такого  сведущего  врача,  как
доктор Слоп, - жена моя до последнего  мгновения  не  желает  отказаться  от
своей нелепой причуды доверить во что бы то ни стало жизнь моего ребенка,  с
которым уже случилось одно несчастье, невежеству какой-то старухи; - - и  не
только жизнь моего ребенка, братец, - но также и собственную жизнь, а с  нею
вместе жизнь всех детей, которых я мог бы еще иметь от нее в будущем.
     - Может быть, братец, - отвечал дядя Тоби, - моя невестка поступает так
из экономии. - Это - экономия  на  объедках  пудинга,  -  возразил  отец:  -
-доктору все равно придется платить, будет ли он принимать ребенка или  нет,
- в последнем случае даже больше, - чтобы не выводить его из терпения.
     - - - В таком случае, - сказал дядя Тоби в простоте сердца, - поведение
ее не может быть объяснено ничем иным, -  как  только  стыдливостью.  -  Моя
невестка, по всей вероятности, - продолжал он, -  не  хочет,  чтобы  мужчина
находился так близко возле ее... - Я не скажу,  закончил  ли  на  этом  свою
фразу дядя Тоби или нет; - - - в его интересах предположить, что закончил, -
- так как, я думаю, он не мог бы прибавить ни одного слова,  которое  ее  бы
улучшило.
     Если, напротив, дядя Тоби не довел своего периода до самого конца, - то
мир обязан этим трубке моего отца, которая неожиданно сломалась, -  один  из
великолепных  примеров  той  фигуры,  служащей   к   украшению   ораторского
искусства, которую риторы именуют умолчанием. - Господи боже! Как росо piu и
росо meno {Немного больше я немного меньше (итал.).} итальянских  художников
- нечувствительное _больше_ или _меньше_ определяет верную линию  красоты  в
предложении, так же как и в статуе! Как легкий  нажим  резца,  кисти,  пера,
смычка et caetera {И так далее (лат.).} дает ту истинную полноту  выражения,
что служит источником истинного удовольствия! - Ах, милые  соотечественники!
- будьте взыскательны; - будьте осторожны в речах своих, - - и никогда,  ах!
никогда не забывайте, от каких ничтожных частиц зависит ваше  красноречие  и
ваша репутация.
     - - Должно быть, моя невестка, - сказал дядя Тоби, -  не  хочет,  чтобы
мужчина находился так близко возле ее.... Поставьте здесь тире, -  получится
умолчание. - Уберите тире - и напишите: зада,  -  выйдет  непристойность.  -
Зачеркните: зада, и поставьте: крытого хода, - вот вам метафора; - а так как
дядя Тоби забил себе голову фортификацией, - то я думаю,  что  если  бы  ему
было предоставлено что-нибудь прибавить к своей фразе, - он  выбрал  бы  как
раз это слово.
     Было ли у него такое намерение или нет, - и  случайно  ли  сломалась  в
критическую минуту трубка моего отца  или  он  сам  в  гневе  сломал  ее,  -
выяснится в свое время.


        ^TГЛАВА VII^U

     Хотя отец мой был превосходным натурфилософом, - в нем было также нечто
от моралиста; вот почему, когда его трубка разломалась пополам, - -  ему  бы
надо было только - в качестве такового - взять два куска и спокойно  бросить
их в огонь. - Но он этого не сделал; - он их швырнул  изо  всей  силы;  -  и
чтобы придать своему жесту еще больше выразительности, - он вскочил на ноги.
     Было немного похоже на то, что он вспылил; - - характер его ответа дяде
Тоби показал, что так оно и случилось.
     - Не хочет, - сказал отец, повторяя слова дяди Тоби,  -  чтобы  мужчина
находился так близко возле ее....  Ей-богу,  братец  Тоби!  вы  истощили  бы
терпение Иова; - а я, и не имея его терпения, несу, кажется,  все  постигшие
его наказания.
     - - Каким образом? - Где? - В чем? - - Почему? - По  какому  поводу?  -
проговорил дядя Тоби в полнейшем недоумении. - - Подумать только, -  отвечал
отец, - чтобы человек дожил до вашего возраста,  братец,  и  так  мало  знал
женщин! - Я их совсем не знаю, - возразил дядя Тоби, - и думаю, -  продолжал
он, - что афронт, который я потерпел в деле с вдовой Водмен через год  после
разрушения Дюнкерка, - потерпел, как вы  знаете,  только  благодаря  полному
незнанию прекрасного пола, - афронт этот дает мне полное право сказать,  что
я ровно ничего не понимаю в женщинах и  во  всем,  что  их  касается,  и  не
притязаю на такое понимание. - - Мне кажется, братец, - возразил отец, - вам
бы следовало, по крайней мере, знать,  с  какого  конца  надо  подступать  к
женщине.
     В шедевре Аристотеля сказано, что "когда человек  думает  о  чем-нибудь
прошедшем, - он опускает глаза в землю; - но когда он думает о  будущем,  то
поднимает их к небу".
     Дядя Тоби, надо полагать, не думал ни о том, ни о другом, - потому  что
взор его направлен был горизонтально. - ""С какого конца", - проговорил дядя
Тоби  и,  повторяя  про  себя  эти  слова,  машинально  остановил  глаза  на
расщелине, образованной в облицовке камина худо пригнанными изразцами.  -  С
какого конца подступать к женщине! - - Право же, - объявил дядя, - я так  же
мало это знаю, как человек с луны; и если бы даже, - продолжал дядя Тоби (не
отрывая глаз от худо пригнанных изразцов), - я размышлял  целый  месяц,  все
равно я бы не мог ничего придумать.
     - В таком случае, братец Тоби, - отвечал отец, - я вам скажу.
     - Всякая вещь на свете, - продолжал  отец  (набивая  новую  трубку),  -
всякая вещь на свете, дорогой братец Тоби, имеет две рукоятки. - Не  всегда,
- проговорил дядя Тоби. - По крайней мере, - возразил отец, - у  каждого  из
нас есть две руки, - что сводится  к  тому  же  самому.  -  Так  вот,  когда
усядешься  спокойно  и  поразмыслишь  относительно  вида,  формы,  строения,
доступности и сообразности всех частей,  составляющих  животное,  называемое
женщиной, да сравнишь их по аналогии - - Я никогда как  следует  не  понимал
значения этого слова, - - - перебил его дядя Тоби. - - - Аналогия, - отвечал
отец, - есть некоторое родство и сходство, которые различные... Тут страшный
стук в дверь разломал пополам определение моего отца (подобно его трубке)  -
и  в  то  же  самое  время  обезглавил  самое  замечательное  и   любопытное
рассуждение, когда-либо зарождавшееся в недрах  умозрительной  философии;  -
прошло несколько месяцев, прежде чем отцу представился  случай  благополучно
им  разрешиться;  -  в  настоящее   же   время   представляется   столь   же
проблематичным, как  и  предмет  этого  рассуждения  (принимая  во  внимание
запущенность и бедственное положение домашних наших дел, в  которых  неудача
громоздится на неудаче), - удастся ли мне найти для  него  место  в  третьем
томе или же нет.


        ^TГЛАВА VIII^U

     Прошло часа полтора неторопливого чтения  с  тех  пор,  как  дядя  Тоби
позвонил и Обадия получил приказание седлать  лошадь  и  ехать  за  доктором
Слопом, акушером; - никто поэтому не вправе  утверждать,  будто,  поэтически
говоря, а также принимая во внимание важность поручения,  я  не  дал  Обадии
достаточно времени на то, чтобы съездить туда и обратно; - - - хотя,  говоря
прозаически и реалистически, он за это  время  едва  ли  даже  успел  надеть
сапоги.
     Если слишком строгий критик, основываясь на этом, решит взять маятник и
измерить истинный промежуток времени между звоном колокольчика  и  стуком  в
дверь - и, обнаружив, что он равняется двум  минутам  и  тринадцати  и  трем
пятым секунды, - вздумает придраться ко мне за такое нарушение единства или,
вернее, правдоподобия, времени, - я ему напомню,  что  идея  длительности  и
простых ее модусов получена единственно только из следования и  смены  наших
представлений - и является самым точным  ученым  маятником;  -  и  вот,  как
ученый, я хочу, чтобы меня судили в этом вопросе согласно его показаниям,  -
с негодованием отвергая юрисдикцию всех других маятников на свете.
     Я бы, следовательно, попросил моего критика принять во внимание, что от
Шенди-Холла до дома доктора Слопа, акушера, всего восемь жалких  миль,  -  и
что, пока Обадия ездил к доктору и обратно, я переправил дядю Тоби из Намюра
через всю Фландрию в Англию, - продержал его больным почти четыре года, -  а
затем увез в карете четверкой вместе с капралом Тримом почти за двести  миль
от Лондона в Йоркшир. - Все это,  вместе  взятое,  должно  было  приготовить
воображение читателя к выходу на сцену доктора Слопа -  не  хуже  (надеюсь),
чем танец, ария или концерт в антракте пьесы.
     Если мой строгий критик продолжает стоять на своем, утверждая, что  две
минуты и тринадцать  секунд  навсегда  останутся  только  двумя  минутами  и
тринадцатью секундами, - что бы я о них ни говорил; -  и  что  хотя  бы  мои
доводы спасали меня драматургически,  они  меня  губят  как  жизнеописателя,
обращая с этой минуты мою книгу в типичный роман, между тем  как  ранее  она
была книгой в смысле жанра отреченной. - - Что же, если меня приперли  таким
образом к стенке, - я разом кладу конец  всем  возражениям  и  спорам  моего
критика, - доводя до его сведения, что, не отъехал  еще  Обадия  шестидесяти
ярдов от конюшни, как встретил доктора Слопа; и точно, он представил грязное
доказательство своей встречи с  ним  -  и  чуть  было  не  представил  также
доказательства трагического.
     Вообразите себе... Но лучше будет начать с этого новую главу.


        ^TГЛАВА IX^U

     Вообразите  себе  маленькую,  приземистую,  мешковатую  фигуру  доктора
Слопа, ростом около четырех с половиной футов,  с  такой  широкой  спиной  и
выпяченным на полтора фута брюхом, что они сделали бы честь сержанту  конной
гвардии.
     Таков был внешний вид доктора Слопа. - Если вы читали "Анализ  Красоты"
Хогарта (а не читали, так советую вам прочесть), - то вы должны  знать,  что
карикатуру на такую внешность  и  представление  о  ней  можно  с  такой  же
верностью дать тремя штрихами, как и тремя сотнями штрихов.
     Вообразите же себе такую фигуру, - ибо таков, повторяю, был внешний вид
доктора  Слопа,  -  медленно,  шажком,  ковыляющей  по  грязи  на  позвонках
маленького плюгавого пони, - приятной масти, - но силы,  -  увы!  -  -  едва
достаточной для того, чтобы семенить  ногами  под  такой  ношей,  будь  даже
дороги в сносном состоянии. - Они в нем не  находились.  -  -  -  Вообразите
теперь Обадию, взобравшегося на могучее  чудовище  -  каретную  лошадь  -  и
скачущего во весь опор галопом навстречу.
     Прошу вас, сэр, уделите минуту внимания картине, которую я вам нарисую.
     Если бы доктор  Слоп  за  милю  приметил  Обадию,  несущегося  с  такой
чудовищной скоростью прямо на него по узкой дороге, - - ныряющего, как черт,
в топи и болота и все обдающего грязью при своем приближении, разве подобный
феномен, вместе с движущимся вокруг его оси вихрем грязи и воды, -  не  стал
бы для доктора Слопа в  его  положении  предметом  более  законного  страха,
нежели худшая из комет Вистопа? - О ядре и говорить нечего, то есть о  самом
Обадии и его каретной лошади. - - - На  мой  взгляд,  одного  поднятого  ими
вихря было бы довольно, чтобы завертеть и унести с собой  если  не  доктора,
то, по крайней мере, его пони.  Так  вот  вы  представляете  себе,  -  сколь
сильными должны были  быть  ужас  и  страх  пред  морем  воды,  испытываемые
доктором Слопом, читая (а сейчас вы именно это сделаете),  что  он  ехал  не
торопясь в Шенди-Холл и находился уже в шестидесяти ярдах от дома и  в  пяти
ярдах от крутого поворота, образованного острым углом садовой ограды,  -  на
самом грязном участке грязной  дороги,  -  -  как  вдруг  из-за  этого  угла
вылетают бешеным галопом - бац - прямо на  него  Обадия  со  своей  каретной
лошадью! - Кажется, во всем мире  невозможно  предположить  ничего  страшнее
подобного  столкновения  -  так  беспомощен  был  доктор  Слоп!  так   плохо
подготовлен к тому, чтобы выдержать этот сокрушительный удар!
     Что ему было делать? - Он перекрестился. - Очень глупо!  -  Но  доктор,
сэр, был папист. - Все равно, - лучше  бы  он  держался  за  луку  седла.  -
Разумеется; - а еще лучше, как показали события, если бы он вовсе ничего  не
делал; - ибо, осеняя себя крестом, он выронил хлыст, - и при попытке поймать
его между коленями и седлом, когда хлыст туда скользнул, он потерял  стремя,
- а потеряв стремя, потерял равновесие; -  в  довершение  всех  этих  потерь
(которые, кстати сказать, показывают,  как  мало  пользы  приносит  крестное
знамение) несчастный доктор потерял  самообладание.  Поэтому,  не  дожидаясь
наскока Обадии, он предоставил пони своей участи, полетев с  него  кувырком,
наподобие и по способу тюка шерсти, и без всяких других последствий от этого
падения, кроме того что (опять же  как  тюк  шерсти)  дюймов  на  двенадцать
зарылся в грязь самой широкой своей частью.
     Обадия дважды снял шапку перед доктором Слопом:  -  -  раз,  когда  тот
падал, - и другой раз,  когда  он  увидел  его  сидящим.  -  Несвоевременная
учтивость! - - Разве не лучше было ему остановить коня, соскочить на землю и
помочь доктору? - Сэр, он сделал все, что мог сделать в своем  положении;  -
однако инерция бега упряжной  лошади  была  так  велика,  что  Обадия  не  в
состоянии был сделать это сразу; - - трижды описал  он  круг  возле  доктора
Слопа, прежде чем ему удалось остановить своего коня; когда же он наконец  в
этом успел, то произвел такое извержение грязи, что  лучше  бы  Обадии  было
находиться за милю оттуда. Словом, никогда еще  не  бывал  доктор  Слоп  так
загажен и так пресуществлен, с тех пор как пресуществления вошли в моду.


        ^TГЛАВА X^U

     Когда доктор Слоп вошел в гостиную, где мой отец и дядя Тоби рассуждали
о природе женщин, - трудно сказать, что  их  больше  поразило:  вид  доктора
Слопа или его появление; дело в том,  что  несчастье  случилось  с  ним  так
близко от дома, что Обадия не счел нужным снова усадить его на пони - и при-
вел в комнату так, как он был: не обтертого, не прибранного, не  умащенного,
всего покрытого пятнами и комьями грязи.  -  -  Недвижен  и  безгласен,  как
призрак из "Гамлета", целых полторы минуты стоял доктор  в  дверях  гостиной
(Обадия все еще держал его за руку) во всем величии грязи. Спина его и  зад,
на которые он упал, были совершенно загрязнены, - а  все  другие  части  так
основательно забрызганы произведенным  Обадией  извержением,  что  вы  смело
могли бы поклясться (без всяких мысленных оговорок),  что  ни  один  комочек
грязи не пропал даром.
     Тут дяде Тоби представился прекрасный случай отыграться  и  взять  верх
над моим отцом; - ибо ни один  смертный,  увидевший  доктора  Слопа  в  этом
соусе, не стал бы спорить с дядей Тоби, по крайней мере  насчет  того,  "что
его невестка, должно быть, не хотела, чтобы такой субъект, как доктор  Слоп,
находился так близко возле ее...... Но то был argumentum ad  hominem,  и  вы
можете подумать, что дядя Тоби не хотел к нему прибегать, потому что  был  в
нем не очень искусен. - Нет; истинная  пр