процесс истории,  и  потому  все
эпохи  истории  имеют  глубокий  религиозный  смысл.  Религиозно-космический
процесс воздействия Божества на человечество еще не закончился, и вся  драма
человека новой истории, весь новый опыт  подготовляют  материны  для  нового
откровения. Только новое  религиозное  сознание  может  осмыслить  все,  что
произошло нового с человеком, может ответить на его недоумение, излечить его
от тяжкой болезни дуализма, которой страдало все христианство  в  истории  и
которое передалось миру, с христианством порвавшему.
   5) О ТРЕТЬЕМ ЗАВЕТЕ И ЕГО СВЯЗИ СО СМЫСЛОМ ИСТОРИИ
   Процесс истории привел человечество XIX века к  идее  прогресса,  которая
стала основной, вдохновляющей, стала как бы  новой  религией,  новым  богом.
Человечество перестало верить в Бога и тем пламеннее стало верить в прогресс
человеческий, в свое великое будущее. "Свое" - вот слово, заключающее в себе
страшную иронию, так как ни один из живших и живущих людей не может  реально
назвать это "будущее" своим; ни один человек не войдет в это будущее  живым,
войдут его истлевшие кости. Идея прогресса, развития человечества,  движения
его к какой-то высшей цели была чужда античному миру: это не языческая идея.
Идея эта зарождалась в мессианистском  сознании  ветхозаветных  пророков,  в
апокалиптических   чаяниях   религиозного   завершения   мировой    истории,
религиозного исхода из мировой трагедии. Идея прогресса и есть  идея  смысла
истории, истории как пути к Богу, к благодатному концу, к  Царству  Божьему.
Идея  эта   связана   с   религиозными   пророчествами,   с   ветхозаветными
пророчествами о пришествии Мессии и  новозаветными  пророчествами  о  втором
пришествии. Но христианские пророчества и обетования не осуществились еще  в
истории,  и  христианское  сознание  не  вместило  еще  религиозного  смысла
прогресса. Причудливая диалектика истории передала  идею  прогресса  в  руки
нового  человечества,  настроенного  гуманистически   и   рационалистически,
отпавшего  от  христианской  религии,  принявшего  веру   атеистическую.   В
безрелигиозном сознании нового человечества древние чаяния  Царства  Божьего
смешались с чаяниями царства князя этого мира; обетования второго пришествия
Христа затмились христианскими же обетованиями о пришествии земного  бога  -
врага Христова. Позитивная теория прогресса и есть религия грядущего земного
бога, и все ее чаяния предсказаны пророческими христианскими книгами. Теория
прогресса заключает в  себе  противоречие,  которое  не  в  силах  осмыслить
позитивистическое сознание. Учение о прогрессе, о смысле  истории  неизбежно
предполагает благодатное завершение истории, конечный исход, конец  истории,
ту или иную эсхатологию; в эсхатологии - пафос религии прогресса, душа ее. А
вместе с тем прогрессисты-позитивисты  отрицают  конец  истории,  исповедуют
религию плохой бесконечности,  отсутствия  конца  во  времени,  бесконечного
совершенствования. Всякий верующий в прогресс ждет, что прогресс приведет  к
хорошему, благому концу, что восторжествует царство счастливого, свободного,
сильного, божественного человечества, и вдохновляется этим  грядущим  земным
совершенством. Но тот же верующий в прогресс мыслит процесс бесконечным,  не
имеющим никакого конца во времени, а всякое  грядущее  совершенство  считает
подлежащим смене  состоянием  еще  более  совершенным,  еще  более  далеким.
Прогрессисты мечтают о земном абсолюте,  который  когда-нибудь  появится  во
времени, и это есть чаяние  мессианистское,  жажда  исхода  из  исторической
трагедии. Позитивисты, исповедующие социальные утопии, ждут  страшного  суда
над злом  прошлого,  ждут  окончательного  торжества  правды  на  земле,  но
смешивают  правду  Божью  с  правдой  человеческой,  суд   Божий   с   судом
человеческим, чаяния Христа-Мессии  с  чаяниями  Антихриста,  земного  бога.
Рационалистическое сознание мешает им принять идею  конца  истории  и  мира,
которая предполагается их неясными чувствами и предчувствиями; они  защищают
плохую бесконечность, торжествующую в жизни натурального  рода.  История  не
может иметь смысла, если она никогда не  окончится,  если  не  будет  конца;
смысл истории и есть движение к концу, к завершению, к  исходу.  Религиозное
сознание видит в истории трагедию, которая имела начало и будет иметь конец.
В исторической трагедии есть ряд актов,  и  в  них  назревает  окончательная
катастрофа, катастрофа всеразрешающая. В религии социализма, этом  последнем
слове учения о прогрессе,  есть  конец.  Социализм  верит,  что  старый  мир
разрушится, что над старым злом  будет  произнесен  окончательный  суд,  что
настанет совершенное состояние на земле, царство  человеческой  правды,  что
люди  будут   как   боги.   Мировая   социальная   катастрофа,   наступление
социалистического рая - все это вывернутая наизнанку религиозная идея  конца
истории,  начало  уже  сверхисторического.  В  сознании   своем   социалисты
утверждают, что прогресс будет бесконечным; но  в  стихии  своей  утверждают
конец, социалистический конец истории, исход, спасение человечества от  всех
бед и зол, обоготворение человечества. В  этом  ожидании  конца  весь  пафос
социализма.   Появление   религии   прогресса   и    социализма    обостряет
религиозно-эсхатологическую проблему, ставит  перед  христианским  сознанием
вопрос о религиозном смысле истории  и  ее  завершении,  служит  возрождению
религиозному, связанному с обетованиями и пророчествами.
   Апокалипсис, откровение св. Иоанна, и есть христианская книга, в  которой
заключены пророчества о конце истории,  которая  тесно  связана  со  смыслом
истории. Апокалипсические пророчества говорят о грядущем разделении мира, об
образовании в конце истории как царства князя  этого  мира,  так  и  царства
Христова. Будущее двойственно, в нем зло должно быть  окончательно  отделено
от добра. Смысл истории согласно  Апокалипсису  заключается  в  освобождении
человеческих сил для последней борьбы добра  и  зла,  Христа  и  Антихриста.
Церковь должна приготовиться в мире, ибо в конце  "наступил  брак  Агнца,  и
жена Его приготовила  себя"34.  Самое  существенное  в  Апокалипсисе  -  это
пророчество о наступлении тысячелетнего царства Христа на земле - хилиазм31.
Хилиастическая надежда и есть основа всякого упования на наступление царства
Божьего на земле, царства правды на этой земле. Все социалистические утопии,
надежды на наступление грядущего совершенства, на благой результат прогресса
есть психологическое переживание и психологическая  трансформация  хилиазма.
Социалистическая религия есть обратный хилиазм,  и  в  связи  с  ней  должен
возродиться хилиазм истинный. Все прогрессисты верят,  что  прогресс  должен
хорошо  кончиться,  должен  привести  к  благому   результату,   к   земному
совершенству. Это - хилиастическая надежда, но лишенная всех оснований, всех
корней. Ждут прогрессисты наступления царства Божьего на  земле,  а  в  Бога
перестали верить. И ничего не могли выдумать прогрессисты  кроме  того,  что
заключалось в части апокалиптических пророчеств,  но  части,  оторванной  от
целого  и  потому  лишенной   высшего   света.   Во   всяком   революционном
"максимализме" (в широком смысле этого слова) есть бессознательный  хилиазм,
ложное религиозное ожидание.  Но  социальный  максимализм  обычно  принимает
форму отрицания истории.
   Процесс не только мирового, но и личного спасения  совершается  историей,
так как судьба личности зависит  от  судьбы  мира.  Спасение  не  есть  дело
уединенное, оторванное от  вселенной,  не  может  быть  результатом  личного
самопогружения.  Спасающейся  личности  предназначено  жить  в  божественном
космосе, в преображенном  мире,  и  надежда  на  спасение  есть  надежда  на
всеобщее воскресение, воскресение мировой плоти.  Прогресс  совершается  для
всех людей, поколений прошлых,  настоящих  и  будущих,  для  каждой  былинки
бытия. Дело спасения  есть  дело  вселенское,  и  путь  спасения  есть  путь
вселенской  истории.  Спасение  есть  победа  над  первоисточником   мировой
испорченности, вырывание корней зла;  спасение  есть  полное  преобразование
всего бытия, рождение к новой жизни самой материи мира. Спастись - не значит
умереть для этого  мира  и  перейти  в  мир  иной,  спастись  -  значит  так
преобразить этот мир, чтоб над ним не властвовала смерть, чтобы  в  нем  все
живое воскресло. Спасение есть дело жизни, а не смерти, дело этого  мира,  а
не другого. Элементы этого же мира должны быть  подготовлены  для  вечности,
плоть этого мира и каждого существа в  этом  мире  должна  стать  нетленной.
Победа над  смертью  и  мировое  воскресение  завоевывается  лишь  всемирной
историей и явится лишь в ее конце. Слишком  ясно  для  полного  религиозного
сознания,   что   спасение   есть    дело    всемирно-исторической    жизни,
всемирно-исторической   творческой   работы   над   плотью    этого    мира,
всемирно-исторической подготовки воскресения, а не индивидуального  перехода
в другой мир путем смерти,  путем  выхода  из  исторической  жизни.  Религия
Христа зовет нас к  борьбе  за  жизнь,  к  мировой  победе  над  смертью,  к
завоеванию воскресения историей и творчеством.  Религиозный  человек  должен
дорожить жизнью  больше,  чем  нерелигиозный,  и  должен  больше  ненавидеть
смерть.
   Все разрушительные смертоносные силы природы в грехе зачались и  бороться
с ними нужно как со злом. Инстинкт самосохранения  и  жизнеутверждения  есть
религиозно здоровый инстинкт. Религиозно должен человек охранять себя и свою
жизнь от злых сил, собирать жизненные силы  для  участия  в  деле  спасения,
осуществляемого мировой историей. Идеализация смерти есть  соблазн  и  грех.
Человек отвечает за свою жизнь перед Богом  и  должен  развивать  полученные
свыше дары. Достоинство человека - в его жизни, а не в смерти, в  соединении
духа с плотью, а не в отделении духа от плоти, в  соединении  индивидуальной
судьбы личности с исторической судьбой мира, а не в отделении личной  судьбы
от мировой. И в той  частной  форме  борьбы  за  жизнь,  которую  утверждает
позитивизм, есть положительная правда, превращающаяся  в  ложь  лишь  тогда,
когда  претендует   на   верховенство.   Все   технические,   экономические,
политические, медицинские и в  лучшем,  светлом  смысле  магические  способы
противодействия злым силам в свете религиозного сознания не отбрасываются, а
лишь претворяются.
   Высшая точка христианской истории -  аскетический  подвиг  святых  Церкви
Христовой, подвиг самоотречения и победы над природой, лишь  на  поверхности
противоречит идее истории, в подвиге этом - лишь кажущийся выход из процесса
истории. Подвиг святых отшельников и пустынножителей имел свою положительную
историческую миссию, и значение  его  космическое,  вселенское.  Нужно  было
оттолкнуться  от  язычества.  Святые  аскеты  должны  были   бросить   вызов
естественному порядку природы, должны  были  совершить  свой  индивидуальный
опыт победы над источником зла, опыт активного, а не  пассивного  страдания,
чтоб история мира могла продолжиться  и  завершиться.  Победимость  природы,
лежащей во зле, победимость ужаса  жизни  и  ужаса  смерти  опытно  показана
христианскими  святыми.  В  самой  природе  мира  что-то  изменилось   после
аскетического подвига восточной христианской  мистики;  мир  подготовился  к
вселенскому пути воскресения. Христианские святые, по  видимости  выходившие
из  истории,  незримо  творили   историю.   Образовалась   церковь   святых,
таинственный центр мировой души, возвращающейся к Богу. Религиозное сознание
исторического христианства не вмещало религиозного смысла истории, но такова
была  его  историческая  миссия.  Нужно   было   отрицать   историю,   чтобы
осуществился смысл истории; нужно было пройти через  отрицание  мира,  чтобы
религиозно утвердить мир. Ныне мы вступаем  в  эпоху  мирового  религиозного
кризиса, и развитие религиозного сознания может продолжиться лишь в связи  с
положительным обращением к истории и земле. Религиозная миссия  нашей  эпохи
не есть уже отрицание истории, а новое ее  утверждение,  не  есть  отрицание
земли, а новое ее утверждение, новое творчество. Само  религиозное  сознание
восполняется  откровением  о  смысле  мировой  истории,  новой   религиозной
антропологией, новой теургией.
   Развитие ничего не убивает, ничего не истребляет и неизбежно заключает  в
себе  элемент  консервативный.  Развитие  охраняет  вневременное   достояние
прошлого, продолжает дело прошлого, раскрывает содержание семени, посеянного
не только в глубине веков,  но  и  в  глубине  вечности.  Развитие  не  есть
отрицание прошлого, а есть утверждение того, что в нем  заложено,  раскрытие
вечных элементов бытия, разворачивание изначальных  качеств,  пребывавших  в
потенциальном состоянии. Поэтому в процессе  развития  неизбежно  сочетается
консервативность с прогрессивностью32, с творчеством: охраняется отвоеванная
в прошлом сфера бытия и продолжается  отвоевание  новых  сфер  бытия,  линия
раскрытия протягивается дальше. В творческом развитии открывается небывалое.
Вместе с тем процесс развития  есть  процесс  трудовой.  Развитие  с  трудом
дается, больших усилий стоит и  не  достигается  мечтательной  экзальтацией.
Процесс развития мучительно медленный, и в нем  неизбежны  стороны,  обидные
своей прозаичностью и мелочностью. Должен до конца  совершиться  нейтральный
прогресс очеловечения человечества, исхода из природно-звериного  состояния,
элементарного  освобождения  человеческих  сил,  первоначальной   постановки
человеческой личности на ноги. Тогда только можно  ждать  сверхчеловеческого
исхода. Этот трудовой характер развития и нейтральный характер  очеловечения
очень важно понять для религиозного осмысливания истории. Люди  религиозного
сознания легко впадают в соблазн  отрицания  истории,  для  них  закрывается
смысл  трудового  развития  культуры  и  религиозно  нейтрального   процесса
гуманизации.  Новое  религиозное  сознание  должно  понять   великий   смысл
исторического  труда33.  Новое  религиозное  сознание  есть   прежде   всего
освящение творчества.
   Но  религиозно  осмыслить  исторический   прогресс   -   значит   увидеть
двойственность  будущего,  которую  не  видят   прогрессисты.   Прогрессисты
понимают историю как  улучшение,  как  бесконечное  совершенствование  этого
мира, уничтожение зла прошлого и нарождение добра будущего. Теории прогресса
позитивистов всегда считают зло категорией прошлого, а  добро  -  категорией
будущего. Прогресс должен окончательно уничтожить в  будущем  всякое  зло  и
довести этот мир до состояния совершенства.  Теория  прогресса  в  обыденном
сознании бестрагична - это прекраснодушная теория, которая хотя и утверждает
страдальческий и кровавый путь истории, но верит, что все идет к  лучшему  в
этом лучшем из миров. Раздвоения этого мира на добрую и злую  стихию,  роста
не только добра, но и зла  обычное  прогрессистское  сознание  не  замечает.
Прогрессисты видят внешнюю цель истории и не замечают внутренней  ее  драмы,
которая все более и более обостряется. Только в свете религиозного  сознания
видна двойственность исторических судеб человечества, видно грядущее в  мире
разделение  на  конечное  добро  и  конечное  зло,   виден   трагический   и
трансцендентный конец истории,  а  не  благополучный  и  имманентный.  Смысл
мировой истории не в благополучном устроении, не в укреплении этого мира  на
веки веков, не в достижении того совершенства, которое сделало бы  этот  мир
не имеющим конца во времени, а в приведении этого мира к концу, в обострении
мировой трагедии, в освобождении  тех  человеческих  сил,  которые  призваны
совершить окончательный выбор между двумя царствами, между добром и злом  (в
религиозном смысле слова). Религиозное сознание видит  в  истории  трагедию,
которая  должна  кончиться  катастрофой.  Трагедия  никогда   не   кончается
благополучием:  исход  из  трагедии  всегда  трансцендентен,   всегда   есть
предельный конец имманентного развития данных сил, переход к  иному.  Задача
истории - в творческой победе над источником зла, а не в  благополучии.  Но,
чтобы зло было побеждено, должно выявиться  его  окончательное  ничтожество;
оно должно предстать перед человечеством в окончательной своей форме.  Пусть
сбудутся все обещания древнего змия и змииного  пути,  тогда  выявится  ложь
этих обещаний. Для свободы выбора человечество должно:  1)  стать  на  ноги,
укрепить свою человеческую стихию и 2) увидеть царство правды и царство лжи,
конечную форму обетований добра и обетований зла. Первое условие достигается
нейтральным   гуманистическим   прогрессом,    элементарным    освобождением
человечества; это общее поле, на котором работают и силы  божеские,  и  силы
дьявольские и на котором дано будет окончательное сражение.  Второе  условие
есть выявление путем исторического прогресса сверхчеловеческих сил,  встреча
обетований Божьих с  обетованиями  дьявольскими.  Все  в  мире  должно  быть
доведено до конца, изобличено, обнажено. Окончательное ничтожество зла может
быть увидено, лишь в конце истории, когда  зло  достигнет  предельной  своей
формы,  манившей  и  соблазнявшей  людей.  Непосредственные,  первоначальные
последствия  первородного   греха   устраняются   человеческим   прогрессом;
человечество выходит из состояния первобытного зверства и рабства. Внешние и
грубые формы зла постепенно отмирают в истории, и  прогрессисты  справедливо
провидят в будущем уничтожение этого первобытного зла.  Люди  не  будут  уже
поедать друг друга, не будет таких убийств, казней и разбоев, не будет такой
тьмы и невежества, такой нужды и  беспомощности  перед  природой.  Но  тоска
усилится, радости  будет  еще  меньше,  ужас  пустоты  и  небытия  достигнет
размеров небывалых. Внутренняя отчужденность  и  внешняя  связанность  будут
возрастать по мере внешнего освобождения и насильственного соединения людей.
Самые радикальные социальные перевороты не затрагивают корней  человеческого
бытия, не уничтожают зла, а лишь отводят его. И  самый  страшный  ужас  ждет
человечество  впереди,  самое  страшное  зло  воплотится  в  будущем,  когда
окончательно исчезнут первоначальные формы зла. Для победы над грядущим злом
растет сила царства Божьего, сила творческая; воплотится в будущем и  высшее
добро. В этом сущность апокалипсических пророчеств о смысле и конце истории.
   Самая   большая   трудность   философии   истории   скрыта   в    природе
индивидуального, которое, казалось бы, не поддается разумному объяснению, не
вмещается ни в какие схемы. Часто утверждают,  что  всякий  провиденциальный
план  истории  сталкивается  с  индивидуальным,  и   тайна   индивидуального
опрокидывает всякий план, всякую схему истории. А ведь  история  имеет  дело
исключительно  с  индивидуальным,  неповторимым,  конкретным.   И   новейшие
гносеологи (Риккерт  и  др.)  справедливо  усомнились  в  самой  возможности
законов истории. Нельзя установить законов истории, так как нельзя построить
науку истории по образцу естествознания, которое имеет дело с повторяющимися
явлениями  и  устраняет  все  индивидуальное.   "Научная"   теория   истории
невозможна и обычно выливается в мертвую и пустую  дисциплину  социологии  -
этого богословия позитивистов34. Но религиозное понимание  истории  возможно
уже потому, что религиозное восприятие всегда индивидуально  и  универсально
разом  и  что  религиозный  смысл  истории   исходит   из   индивидуального,
неповторимого факта  -  Христа.  Религиозное  сознание  в  противоположность
научному воспринимает и осмысливает  абсолютно  индивидуальное,  и  никакого
иного  бытия,  кроме  индивидуального,  для  него  не   существует.   Общее,
универсальное так же индивидуально, как и частное - не  менее  реально.  Вот
почему религиозный план истории не есть непременно схематизм, как то кажется
позитивистам-номиналистам.  Прор