человека  лишь  искупление  греха,  изживание
греха, творчество же  будет  возможно  лишь  на  том  свете,  да  и  то  еще
неизвестно, так как "тот свет" представляется статически, а не  динамически.
Это сознание противно глубочайшей сущности христианства, которое делает Бога
имманентным  человеческой  природе  и   потому   не   допускает   совершенно
трансцендентного разрыва здешнего мира и мира  потустороннего87.  Это  рабье
самочувствие противится великой идее Творца о человеке,  в  нем  сказывается
пассивная покорность необходимости, трусливое и  слабосильное  отречение  от
свободы во имя спокойствия  и  безопасности.  Это  -  религиозное  мещанство
внутри христианства. Христос явился в мир раньше, чем до конца был  исполнен
закон. И творчество начнется раньше, чем  завершится  искупление.  До  конца
времен  не  осуществится  вполне  закон  и  не  завершится  искупление,   но
религиозная эпоха творчества будет существовать с  неисключенным  законом  и
неотмененным искуплением. Мировой переход к религиозной эпохе творчества  не
может быть  изменой  закону  и  искуплению.  В  откровении  творчества  лишь
окончательно будет осмыслено и осуществлено откровение закона и  искупления,
ибо Христос, Логос мира, един  и  вечен.  В  свободном  творчестве  человека
раскрывается Его свобода, свобода  Абсолютного  Человека.  Всечеловек  низко
пал, и всечеловек поднимется на головокружительную высоту.
   Вопрос о религиозном смысле творчества до сих  пор  еще  никогда  не  был
поставлен, такой вопрос не возникал даже в  сознании.  Это  -  вопрос  нашей
эпохи,  наш  вопрос,  вопрос  конечный,  к  которому  приводит  кризис  всей
культуры. Прежние эпохи знали лишь вопрос об оправдании наук и искусств  или
создании новых форм общественности,  но  не  знали  религиозного  вопроса  о
творчестве, о раскрытии творческой тайны о человеке в новую  мировую  эпоху.
Религиозная проблема творчества - проблема о путях иного религиозного опыта,
о создании иного бытия. Творчество  -  не  допускается  и  не  оправдывается
религией, творчество - само религия. Творческий опыт  -  особый  религиозный
опыт и путь, творческий экстаз - потрясение всего существа человека, выход в
иной мир. Творческий опыт так же религиозен, как и молитва,  как  и  аскеза.
Творческий опыт - самобытен, у него свои  бездонно  глубокие  корни,  он  не
производен.  Христианство,  в  лучшем  случае,  оправдывало  творчество,  но
никогда  не  подымалось  до  того  сознания,  что   не   творчество   должно
оправдывать, а творчеством должно оправдывать жизнь. Творчество  -  религия.
Творчество по религиозно-космическому своему смыслу равносильно и равноценно
искуплению. Творчество - последнее откровение Св. Троицы,  антропологическое
ее откровение. Этого сознания до сих пор не было еще в мире, оно зарождается
в нашу эпоху.  Но  многое  в  мире  уготовляло  зарождение  этого  сознания.
Уготовляла его и бесконечная усталость от жалких и  натянутых  христианских,
евангельских оправданий творчества. Мы стоим перед  неизбежностью  оправдать
себя творчеством, а не оправдать свое творчество. В творческом  акте  должно
быть внутреннее самооправдание, и всякое внешнее его оправдание бессильно  и
унизительно. Человек оправдывает себя перед Творцом не  только  искуплением,
но и творчеством. В тайне искупления открывается бесконечная любовь Творца к
человеку  и  изливается  бесконечная  благость  Его.  В   тайне   творчества
открывается бесконечная природа самого человека и осуществляется его  высшее
назначение. Любовь - не только благодать, но и активность  самого  человека.
Сам Бог, отдавший на растерзание своего  единородного  Сына,  искупает  грех
человека, и  ждет  Он,  что  человек,  приобщенный  к  мистерии  искупления,
совершит  свободный  подвиг  творчества,   осуществит   свое   положительное
назначение. Человеческая природа - творческая, потому что она есть  образ  и
подобие Бога-Творца. Что образ и подобие Творца не может  не  быть  творцом,
эта антропологическая истина не была еще  с  достаточной  силой  и  полнотой
осознана в  предшествующие  религиозные  эпохи.  Религиозное  сознание  было
заполнено тайной искупления человеческой природы, но тайна самой  искупаемой
человеческой  природы  была  закрыта.  К  чему  предназначена  искупаемая  и
искупленная человеческая природа? На  этот  вопрос  нет  ответа  в  пределах
религии искупления. Обычный христианский ответ, что цель человека - жизнь  в
Боге, не может удовлетворить, он слишком общий и формальный. Те, которые так
отвечают, слишком поглощены путем к конечной цели. Успокоение в Боге  обычно
мыслится как победа над злой и греховной человеческой природой, как угашение
этой  природы,  как  поглощение   человеческого   божеским.   Человек   лишь
освобождает в себе место для Бога и возвращается в лоно Божье  без  прибыли.
Есть какой-то  роковой  уклон  к  монофизитству  в  православии,  в  религии
искупления.  Человек,  искупающий  свой  грех,  как  бы  хочет,  чтобы   его
человеческая природа перестала существовать, чтобы  существовала  одна  лишь
божественная  природа.   Но   Христос   -   Богочеловек,   Он   искупает   и
восстанавливает человеческую природу в ее богоподобии. Человеческая природа,
сознающая свою самость, свое самостоятельное и свободное бытие, должна вечно
существовать лишь как природа  творческая,  творящая.  Человеческая  природа
окончательно оправдывается перед Творцом не своим  угашением,  а  творческим
своим выражением.  Человек  должен  абсолютно  быть.  Человеческая  природа,
искупленная и спасенная от зла, имеет положительное человеческое  содержание
и положительную человеческую задачу. Таким содержанием и задачей может  быть
лишь творчество. Творчество человека связано с оргийно-экстатической стихией
человека. Стихия эта находится в  падшем  греховном  состоянии.  Искуплением
очищается и просветляется она, но не угашается и не уничтожается. Очищенный,
просветленный творческий экстаз осуществляет назначение человека88. Покаяние
или очищение есть лишь один из моментов религиозного опыта, одно из действий
мистерии Христа.  Нельзя  задержаться  на  этом  моменте,  нужно  перейти  к
положительной духовной жизни. Христианская мистерия искупления на  известной
ступени развития человечества объективируется,  представляется  внеположной,
трансцендентной человеку и его внутреннему духовному  пути.  Так  обретается
Христос  в  объективно-предметном  ряде  и  снимается   с   человека   бремя
внутреннего пути Христа как пути Человека, как процесса  антропологического.
То было материализацией  христианства,  его  инволюцией.  Ныне  христианство
может стоять лишь  под  знаком  эволюции,  духовного  восхождения.  Мистерия
христианства переносится внутрь,  Христос  становится  имманентен  человеку,
человек на себя  возлагает  все  бремя,  всю  безмерность  свободы.  Христос
перестает  быть  единственным  в  объективном  ряде,  среди  других.  Он   -
Всечеловек - становится путем человека, мистерией его духа. Так раскрывается
спонтанность и автономность  человека  в  творчестве,  свободная  активность
человека на пути к Христу Грядущему.
   ГЛАВА IV. ТВОРЧЕСТВО И ГНОСЕОЛОГИЯ
   Творческий  акт  неподсуден   гносеологии   с   ее   не   знающей   конца
дурно-бесконечной рефлексией. Творческий  акт  непосредственно  пребывает  в
бытии, он есть самораскрытие сил бытия. Творческий акт  оправдывает,  но  не
оправдывается, он сам себя обосновывает, но не  требует  обоснования  чем-то
вне  его  лежащим.  Самосознание  человека  как  существа  творческого  есть
изначальное, а не производное самосознание. От сознания в  себе  творческого
акта должен человек исходить,  это  революционное  в  человеке  сознание,  к
которому нельзя прийти ни логическим, ни  эволюционным  путем.  Самосознание
человека как творца не есть результат какого-нибудь учения о  человеке,  оно
предшествует всякой науке и всякой философии, оно  до,  а  не  после  всякой
гносеологии. Творческий акт человека  совершается  в  том  плане  бытия,  на
который не  простирается  компетенция  науки,  а  потому  не  имеет  к  нему
отношения и гносеология науки. Гносеологически оправдать или гносеологически
отвергнуть  самосознание  человека  как  творца  -  одинаково  невозможно  и
неуместно. Творчество как опыт религиозный не знает дуалистического  деления
на субъект и объект.
   Но  критическая  гносеология  -  слишком  серьезное  явление  современной
культуры и  серьезный  симптом  болезни  творчества,  трагедии  рождающегося
творческого самосознания. Критическая гносеология обостряет кризис  культуры
и творчества, обнажает антагонизм между культурой и творчеством. Критическая
гносеология   обосновывает   и   оправдывает    разные    виды    творчества
дифференцированной культуры, но этим не раскрывает, а  закрывает  творческую
природу человека. Творческий акт оказывается изъятым из первичного  бытия  и
переносится во вторичную сферу сознания, в бытие уже  рационализированное  и
опосредственное, в дух рассеченный и препарированный для специальных  целей.
Творческий акт человека не творит нового бытия, в нем нет прироста бытия, он
критически отделен от бытия и противоположен ему.  Человек  не  творец  и  в
своей культуре бессилен выразить творческую природу. Тут  ясно  изобличается
природа  критической   философии   Канта.   Это   природа   -   подзаконная,
ветхозаветная.   В   подзаконном,   ветхозаветном   своем   сознании,    так
добросовестно и верно отраженном Кантом, не дерзает человек обнаружить своей
творческой  природы,  он  дерзает  лишь  творить   дифференцированные   виды
культуры, ибо это  дифференцированное  творчество  есть  послушание  закону,
выполнение норм. Нормативизм критической философии есть лишь  одна  из  форм
ветхозаветно-подзаконного  сознания.  Общеобязательное   послушание   норме,
логической,  этической  и  эстетической,  в   созидании   дифференцированной
культуры  есть  послушание  последствиям  греха,   есть   приспособление   к
необходимости,  а  не  творчество.  Эта  печать  греха  и  связанной  с  ним
необходимости лежит  на  всей  культуре,  в  ней  невыразим  творческий  дух
человека. Критическая философия лишь раскрывает закон  (норму),  по  которой
должна жить греховная природа. Гносеологические категории - категории греха,
греховного бытия. Критическая гносеология - такая  же  принудительная  форма
существования греховной природы, как государственность с судом  и  полицией.
Критическая философия есть сознание дотворческой эпохи,  она  -  даже  не  в
искуплении, а в законе. Это безблагодатная законническая философия.  И  сила
ее в том, что она соответствует какому-то состоянию человека, что она  верно
выражает что-то в человеке. Подобно тому как падший человек  не  может  жить
без  государственной  полиции,  не  может  он  и  мыслить  без   критической
гносеологии. Это - мероприятие закона против греховной  природы.  Творческая
природа человека обессилена падением  и  грехом,  она  попала  в  рабство  к
необходимости. И творить падший,  грешный  человек  может,  лишь  подчиняясь
закону, лишь по норме. Это узаконение и нормировка человеческого  творчества
в совершенстве выражены критической  философией.  Гносеологическое  сознание
манит  человека  аполлонизмом  и  классицизмом  в  творчестве,   совершенной
чеканкой в творческом акте, но по существу лишь подчиняет греховную  природу
закону. Человек творческой мировой эпохи, человек, сознавший  себя  творцом,
всегда революционен по отношению к  творчеству  подзаконному,  нормативному,
культурно-дифференцированному, ибо творчество не может быть  ни  послушанием
закону, ни  послушанием  искуплению.  Творчество  обращено  к  иной  стороне
двойственной природы  человека  и  из  иной  стороны  рождается.  Поэтому  в
сознательном,  слишком  сознательном  отношении  к   творчеству   германской
культуры есть некое рабство духа, прикрывающее творческую природу  человека.
Исключительная философская одаренность германской расы  позволила  ей  лучше
выразить в сознании эту разрешенность  греховному  человеку  лишь  культуры,
противоположной духу творчества, лишь культуры  подзаконной.  В  этом,  быть
может, положительная миссия германской мысли как  выразительницы  последнего
сознания человека перед вступлением его в творческую религиозную эпоху.
   Характерно отношение к творчеству Риккерта и его школы89. Это направление
есть  reductio  ad  absurdum  принципов   критической   гносеологии.   Бытие
превращается в форму экзистенциального суждения. В  каком  смысле  философия
риккертовской   школы   допускает   творческий   акт?   В   непосредственном
переживании,  предшествующем  всякой  рационализации  и  объективации,   нет
творчества. Человек как изначальное переживание есть творение, но не творец.
Творчество есть уже объективация. В творческом акте как объективации умирает
жизнь, приносится в жертву бытие. Перед этой философией стоит дилемма:  быть
или творить. Быть во всей полноте своего бытия не  значит  творить,  творить
значит отрекаться от бытия во имя объективации, во имя  создания  ценностей,
превышающих  бытие.  Творчество  есть  не  обнаружение  бытия  человека,   а
самоограничение бытия, жертва бытием. От творчества нельзя  ждать  прироста,
восхождения бытия, откровения человека. Творчество оказывается не раскрытием
природы  человека,  а  прикрытием  ее.  Творческое  откровение  человека  по
существу невозможно для такого критического сознания. Между бытием  человека
и всяким результатом творческого акта существует абсолютная  несоизмеримость
и противоположность. Когда человек остается в своем  бытии,  он  не  творит.
Когда человек творит, он объективирует  ценности,  создает  несоизмеримое  с
собственным бытием, не выражающее его бытия. С этой  точки  зрения,  творить
можно только культуру, т.е. ценности логические, этические  и  эстетические,
но нельзя творить нового бытия, иной жизни. Творчество  -  внежизненно,  оно
есть  сознательная  жертва  жизнью,  сознательное   ограничение   жизни.   В
объективированной культуре со всеми  ее  ценностями  нельзя  уже  найти  той
жизни, которая  была  в  субъективном  духе.  Субъект  и  объект  безысходно
разорваны. Творческая интуиция, как превышающая противоположность субъекта и
объекта,    т.е.    всякое    объективирование,    невозможна.     Культура,
дисциплинированная  критической  философией,  оказывается   последовательным
умерщвлением жизни, угашением бытия. Творить  нормальную  науку,  нормальное
искусство, нормальную общественность значит не  раскрывать,  а  ограничивать
жизнь, уменьшать бытие. Риккертовская философия очень  остроумно  раскрывает
противоположность  между  дифференцированной  культурой  и  бытием,  жизнью.
Творческий  акт  человека  не  достигает  своих  целей  в  объективированных
ценностях дифференцированной культуры. В объективной культуре  нельзя  найти
откровения  человека.  В  объекте  нет  ничего  схожего  с  субъектом.   Эта
замечательная в своем роде философия послушно  отражает  греховное  бессилие
человеческого творчества и греховный разрыв субъекта и объекта,  человека  и
мира. Философия эта, по духу своему не творческая и не активная, а послушная
и приспособленная, не  допускает  мысли  о  том,  что  греховно-ограниченное
состояние человеческой природы, для  которой  невозможно  творчество  бытия,
может быть преодолено, что  разрыв  субъекта  и  объекта  не  вечен.  Это  -
философия греха, и потому  она  допускает  лишь  жизнь  под  законом.  Жизнь
благодатная ей неведома. Эта философия греха вполне  последовательно  должна
видеть в творческом акте аскетическое самоограничение жизни  и  аскетическое
воздержание  от  бытия.  Критической  философии  свойственна  особая   форма
аскетизма, аскетизма  безблагодатного.  И  этот  критический  аскетизм  ясно
обнаруживает, что философия эта целиком  пребывает  в  дотворческой  мировой
эпохе, что она все еще  в  законе  и  искуплении.  Самосознание  человека  в
критической   философии   есть   акт   послушания   и   покорности   мировой
необходимости,  разорванному  и  принуждающему  состоянию  мира.  Творческое
самосознание  человека  есть  активное  преодоление  этого  разорванного   и
принуждающего состояния, есть  выход  за  пределы  необходимости.  Философия
риккертовской   школы   в   конце   концов   безвольна,   несмотря   на   ее
волюнтаристическую окраску, в ней нет воли к иному состоянию бытия,  к  иной
мощи человека, она послушна данному состоянию как роковому и непреодолимому.
И  ей  остается  прославлять   добродетель   гносеологического   послушания,
познавательной покорности человеческой ограниченности и  разорванности.  Нет
воли к творчеству  иного  бытия,  и  потому  нет  творческого  самосознания.
Человек - лишь творение, но не творец. Не смеет человек превысить творчество
Бога-Творца, превысить самого себя как Божье творение. Нет воли к  тождеству
субъекта и объекта, и потому нет подлинной философии тождества.  Имманентизм
риккертовской философии по-своему утверждает тождество,  но  это  кажущееся,
призрачное, иллюзорное тождество, тождество  от  бессилия,  а  не  от  силы.
Современный  имманентизм  утверждает  не  имманентность  познания  бытию,  а
имманентность бытия познанию. Познание же оказывается трансцендентным бытию,
оно вне бытия  и  противоположно  бытию.  Но  возможна  философия  тождества
субъекта и объекта, творящего и творимого, для которой познание  имманентно,
внутренно   бытию.   Ложный   имманентизм   утверждает    имманентное    без
трансцендентного,  но  окончательное  преодоление  трансцендентного  есть  и
окончательное преодоление имманентного. Мистика стоит по  ту  сторону  самой
противоположности  трансцендентного  и   имманентного,   для   нее   Бог   и
трансцендентен и имманентен, и не то и не  другое.  Для  истинной  философии
проблема иррационального -  не  гносеологическая  проблема,  как  для  школы
Риккерта, а онтологическая проблема. Свет  познания  совершенно  имманентен,
внутрен бытию, но в самом бытии есть не только  свет,  но  и  тьма,  т.е.  в
недрах бытия есть иррациональное, не  имеющее  никакой  связи  с  учением  о
познании  и   его   границах.   Критическая   культура   вся   основана   на
трансцендентном богочувствии и богосознании, на  бесконечной  дистанции,  на
дуалистическом разрыве Бога и мира. Имманентное богочувствие и  богосознание
ведет к претворению культуры в бытие.
   Критико-гносеологическое обоснование творчества объясняет некоторые формы
творчества и некоторые его стороны. Но  творчество  в  целом,  творчество  в
самых глубоких своих проявлениях остается  неоправданным.  Лишь  творчество,
подчиненное  общеобязательной  норме,  осуществляющее  идеал   классического
совершенства, оправдывается критической  гносеологией.  Творчество  во  всех
сферах культуры оказывается нормально и оправдано, когда оно классично, т.е.
свободно от духа жизни. Переливающиеся через край  дионисические  творческие
силы  не  оправдываются  критической  гносеологией.  Силы  эти  должны  быть
ограничены, ими должно пожертвовать во имя общеобязательного, нормированного
творческого акта. Ведь всякий дионисизм рвется преодолеть  противоположность
субъекта и объекта, в дионисической  стихии  субъект  выходит  в  объект.  И
дионисический  творческий  акт  осуждается  критическим  сознанием  как   не
достигающий  культурных  ценностей.  Всякое   творчество,   как   откровение
человека, не признается значимым, ценным. Творчество значимое,  ценное  есть
прикрытие, скрытие человека, утаение его творческой, богоподобной природы. И
вот остро ставится перед сознанием человека вопрос: нужно ли и  возможно  ли
классическое совершенство творчества, созидающее ценности дифференцированной
культуры?  Достижима  ли  в  творчестве  свобода  от  духа  жизни?  Было  ли
классически  совершенным  творчество  великих  творцов  мира?  Не  было   ли
творчество великих творц