ость слесаря.  Эти  мальчишки  и  девчонки сами ведут свое большое
хозяйство: обрабатывают поля,  разводят скот.  Они не только себя полностью
обеспечивают, но  н продают свою продукцию государству...  Я разговаривал с
председателем колхоза, он мне сказал, что интернат - опора для колхоза. Они
там полные хозяева...  У них своя радиостанция,  метеорологический пункт, а
теперь вот  установят  телевизионную  антенну,  будут  принимать  Москву  и
Ленинград.  Этот телевизор они тоже получили от колхоза, за помощь во время
сева... А ты говоришь, чепухой занимаются!
     - Надо про них в газету написать, - сказал Гарик.
     - Уже писали...
     - Нам не повезло, - сказал Гарик.
     - Напрасно вы нос задираете перед ними.
     - Это они задирают, - ответил Гарик.
     - А почему бы вам не подружиться?
     - Нужно  сначала озеро переплыть,  - сказал я,  - потом с острова вниз
головой прыгнуть, потом две минуты под водой просидеть... Кто это выдержит?
     - Девчонкам тоже? - спросила Аленка.
     - Девчонок на острове нет, - ответил я. - Это мужская республика.
     - Республика без женщин?
     - Тебя как исключение Сорока примет... - сказал я.
     - Болтун, - ответила сестра.
     - Я в ваши дела не хочу вмешиваться,  - сказал отец,  - но,  по-моему,
вам следует подружиться с ребятами...  Какие же вы соседи? И потом, как мне
кажетея, Сорока настроен к вам дружелюбно.
     - Он тебе говорил? - живо спросила Аленка.
     - У них много интересного...
     - А ракета у них есть? - спросил я.
     - Чужие тайны не выдаю, - засмеялся отец.
     Свистнув Деда,  он  ушел  в лес.  Чудак наш отец!  На рыбалку не может
толком выбраться,  а в лесу каждый день  по  два-три  часа  пропадает.  Без
ружья, просто  так.  То  за  солнцем  уйдет,  то  кукушку слушать.  Из леса
приходит всегда довольный,  сияющий.  Один раз повстречал  лосиху  с  двумя
лосятами. В  другой раз - лису с птицей в зубах.  Вчера видел,  как тетерка
обучала птенцов летать.  Чтобы Дед не вспугнул эту компанию, голову ему под
мышкой зажал.  Бедный  Дед!  И как только он это вытерпел?  А сегодня снова
помчался за отцом. Мне тоже нравится лес, но озеро больше.
     - Будем лодку смолить? - спросил Гарик.
     Мы заметили,  что наша лодка стала протекать.  Сначала  помаленьку,  а
потом все больше и больше.  Один рыбачит,  другой воду вычерпывает.  Причем
это надо делать тихо,  а то рыба отойдет.  Один раз мы с  Гариком  чуть  не
утопили лодку.  Плотва  так  хорошо  стала  брать,  что мы забыли про течь.
Больше половины лодки набралось воды. Еле кружкой вычерпали.
     Вар мы  растопили  на огне и стали смолить щели.  Черная горячая капля
упала на ногу, и я завопил так, что Аленка из дома выскочила.
     - Змея? - спросила она.
     - Еще хуже, - ответил я, сковыривая тягучую каплю с ноги.
     - Помочь вам? - спросила Аленка.
     - Обойдемся, - ответил Гарик, не поднимая головы.
     Аленка пожала плечами и ушла. Перестал Гарик бегать за ней. Понял, что
бесполезно. По-моему,  это  сестренку  озадачило.   Когда   за   девчонками
перестают бегать, они переживают.
     Еще издали мы заметили моторку.  Она шла к  нашему  берегу.  У  мотора
стоял худенький мальчишка. На голове - большая соломенная шляпа. Кажется, я
его видел на острове.
     Моторка еще  не  успела  пристать,  как  из леса вышла ватага ребят во
главе с Сорокой.  Летчиков с ними не было.  Остались в избушке.  Сейчас  на
озере делать нечего.  Солнце в зените.  В такое время рыба не клюет.  А вот
часа через три - другое дело.  Как начнет играть - все  озеро  в  маленьких
кругах. Сначала   играет   мелочь,   потом   начинает  окунь.  Вот  рыбешки
заволнуются! Некоторые  выскакивают  из  воды  и  удирают  от   обжоры   по
поверхности. Только  животы  сверкают.  А еще позже у берегов забултыхается
щука. Ударит, а потом долго на этом месте круги расходятся.
     Ребята стали  усаживаться  в  лодку.  Аленка,  увидев  в  окно Сороку,
схватила порожнее ведро и пошла к озеру за водой.  Хотя я  убежден,  что  в
этот момент вода ей была ни к чему.  Шла она медленно, и ведро покачивалось
в руке. Гарик ни на кого не смотрел. Он заливал горячим варом щели.
     Все уже  в лодке.  Ждут Президента.  А он стоит на берегу и смотрит на
нас. Аленка подняла платье выше колен и зашла в  воду.  Зачерпнула  ведром,
выпрямилась и, взглянув на Сороку, медленно пошла обратно. Ведро оттягивало
руку, и Аленка немного изогнулась. Вода плескалась на ее загорелые ноги. Но
Сорока смотрел в нашу сторону.  Аленка поставила ведро на крыльцо и уселась
на ступеньку. Она бы обязательно заговорила с Сорокой, если бы не мы.
     - Чего он глазеет? - негромко спросил Гарик.
     Сорока подошел к нам. Гарик смолил лодку, я помогал ему.
     - Возьми, - Сорока протянул Гарику... часы. Ну да, Аленкины часы!
     Гарик взял их, стал разглядывать. А Сорока, больше ни слова не говоря,
пошел к  своей  лодке.  Мы  с Гариком смотрели ему вслед.  Вот он вскочил в
лодку,  Коля дернул за шнур, раз, другой, мотор затрещал, и лодка понеслась
к острову.
     - Почему он мне отдал? - сказал Гарик.
     - За патрон, - догадался я.
     - Чудак, - сказал Гарик. Он улыбался.
     Подошла Аленка. С любопытством посмотрела на нас.
     - Что у тебя в руке? - спросила она.
     Гарик разжал ладонь.
     - Нашлись! - воскликнула Аленка.
     - Сорока нашел, - сказал Гарик.
     - Ты сказал ему спасибо?
     - Не успел.
     Аленка сложила руки рупором и крикнула: "Спа-си-бо-о!"
     - Си-бо-о!  -  откликнулись берега.  Лодка была далеко,  и потом мотор
трещал так, что Сорока, будь он ближе, все равно бы не услышал.
     Аленка приложила часы к уху, вздохнула:
     - Они будут ходить?
     Гарик взял часы, положил в карман.
     - Будут, - сказал он.

                         Глава тридцать четвертая

     Вечером Аленка опять в камышах поймала большого леща.  Она  не  смогли
его подвести к лодке.  И тогда, прыгнув в воду, поплыли к берегу, волоча за
собой удилище.  Правда,  лещ не упирался.  Он смирно  плыл  на  крючке.  И,
вытащенный на берег, лежал спокойно. Лишь глаза его ворочались, наблюдая за
нами.
     Мы с Гариком осмотрели леща.  Большой, килограмма на два. Только очень
спокойный. Верхняя губа была у него  поранена.  Аленкин  крючок  застрял  в
нижней губе.
     - Все ясно, - сказал я.
     - Хороший лещ, - сказал Гарик.
     Аленка посмотрела на нас и спросила:
     - Завидно?
     - Такие лещи не каждый день попадаются, - ответил Гарик.
     - Почему-то только тебе, - сказал я.
     - Вы тоже становитесь на это место.
     - У нас не клюнет... - сказал я.
     - А ну вас, - сказала Аленка и, забрав леща, пошла его чистить.
     - Опять Сорока, - сказал я.
     - Президент на этот раз ни при чем, - ответил Гарик.
     - Сам клюнул?
     - Я немного помог ему, - сказал Гарик.
     Он показал мне садок,  спрятанный в осоке.  Там плавали еще пять таких
же крупных лещей.
     - Утром взял шесть штук, - сказал  Гарик. - На косе.
     И почему я не отправился сегодня с ним на рыбалку?  Ведь  он  разбудил
меня, звал... А я, идиот, отказался. Зато теперь всю ночь спать не буду...
     - Хорошо выспался, - утешил Гарик. - Выглядишь как огурчик.
     - По-моему, Аленка влюблена в Сороку... - отомстил я ему.
     - Ты наблюдательный,  - с усмешкой сказал Гарик.  Но  по  его  лицу  я
понял, что удар попал в цель.
     Аленка первая увидела Федю Губина.
     - Ваш лучший друг идет - встречайте! - крикнула она.
     - Как увижу его кепку - сердце радуется... - сказал Гарик.
     - Ну и целуйтесь с ним!
     Федя подошел к нам,  стащил  с  головы  кепку  и  почесал  макушку.  Я
подумал, он положит кепку на траву, было жарко, но он снова надел.
     - Взопрел, - сказал Федя. - Пока до вас дотопаешь...
     - Все еще безлошадный? - спросил Гарик.
     - С ним надо по-хорошему, - сказал Федя, взглянув на остров.
     - Давно бы так, - сказал я.
     Из сарая вышла Аленка.  В  руках  -  две  удочки,  подсачок,  банка  с
червями. Аленка  направлялась  к лодке.  Просмоленная,  она покачивалась на
волне у самого берега.  Сестра решила еще одного леща поймать. Поймает... В
садке еще пять штук плавает.
     - Мое почтение, - Федя дотронулся рукой до кепки.
     - Вчера ветер был,  - сказали Аленка.  - Я думала, твою фуражку унесло
куда-нибудь.
     - Догнал бы, - сказал Федя.
     - За очередным лещом? - спросил я.
     - Ты угадал, - сказала Аленка.
     - Поймаешь, - взглянув на Гарика, сказал я.
     - Сергей, тащи наши удочки! - сказал Гарик.
     - Я одна, - сказала Аленка.
     Мы с Гариком рты раскрыли:  почему это она отправляется на озеро одна?
Обычно без нас ни шагу.  То ей червя нацепи на крючок, то рыбину вытащи, то
подсачок подай.
     - А если лодка потечет? - спросил Гарик.
     - Я буду у острова ловить, - сказала Аленка. - Тонуть буду - спасут...
     И, вскочив в лодку, оттолкнулась веслом. Гарик хмуро смотрел ей вслед.
     - Эй, Олена! - крикнул Федя. - Скажи этому...  Президенту, что я порох
принес и... шнур. А он пускай лодку отдает. По-хорошему.
     Аленка не ответила. Лодка быстро удалялась. Только не надо ей за лещом
к острову плыть.  Вставала бы в камыши.  Гарик разделся бы,  нацепил маску,
ласты, взял трубку в зубы и,  пока она смотрела на поплавок,  нацепил бы ей
хорошего леща.  А здорово, если бы Аленка поймала вместо рыбины Гарика, как
поймали деда Щукаря...
     - Как же ты теперь без бомбы-то?  - спросил Гарик,  - насмешливо глядя
на Федю.
     - Я отсыпал немножко,  - ответил Федя.  -  На  всякий  случай.  Только
глушить -   дело  опасное.  Вчера  рыбинспектор  в  клубе  выступал.  Двоих
полозовских, говорит,  посадили.  И до  вас,  говорит,  доберутся.  А  я  и
всего-то три раза глуханул.  И вот знает.  А у Свища сетку конфисковал.  И,
говорит, радуйся,  что на озере не попался,  а то бы  тоже  под  суд.  Свищ
сказал, что  в  кустах  нашел.  Мол,  не его это сетка.  Трое наших мужиков
вступили в эти... общественные рыбинспекторы.
     - Плохи ваши дела, - сказал Гарик.
     - Я такие места знаю - ахнешь!  Я и без сетки и бомбы могу натаскать с
пуд!
     - Слышали, - сказал я.
     - Знаю  одно  место  на  Березовом плесе - вот это лещи!  Далеко плыть
туда. Вот если бы мотор был - другое дело.
     - Махнем? - оживился Гарик.
     - Говорю, грести долго...
     - Я сяду за весла.
     - Лодки-то нет?
     - У Аленки отберем, - сказал я.
     - На вашей неохота, - хитрил Федя.
     Гарик вдруг сорвал с Фединой головы кепку и спрятал за спину.
     - Не озорничай,  - сказал  Федя,  пытаясь  отобрать  кепку.  Но  Гарик
отбежал в сторону.
     - Кому говорю?  - стал сердиться  Федя.  -  У  тебя  руки  в  смоле  -
измажешь.
     Гарик подошел к воде и, подняв камень, положил в кепку.
     - Покажешь лещиное место? - спросил он.
     - Не дури...
     Гарнк замахнулся в сторону озера.
     - Считаю до трех!
     - Жалко мне, что ли? Покажу!
     - Поклянись!
     - Крест целовать, что ли?
     Гарик вернул кепку Феде.
     - Гляди, если обманешь! - сказал он.
     - Отдаст Президент лодку - сразу поплывем.
     Аленка бросила якорь у самого острова.  Мы видели,  как она путалась с
двумя удочками.  Они то перекрещивались,  то падали в воду.  Наконец удочки
были заброшены. Аленка сидела на корме и смотрела на поплавки. Она сидела к
нам боком,  а к острову лицом.  Пока я  копал  червей  в  куче  слежавшихся
листьев и  опилок,  а  Гарик  с  Федей  обсуждали план сегодняшней рыбалки,
Аленка исчезла. Первым заметил Гарик.
     - Где она? - спросил он.
     - За островом, - сказал Федя.
     - Или на острове, - заметил я.
     - А вдруг в лодке течь открылась?
     - С чего бы это? - сказал я. - А потом, она плавать умеет.
     - Тут,  говорят,  обитает какая-то громадная  щука...  -  заволновался
Гарик.
     - Как бревно, - сказал Федя. - Уток глотает.
     - Могла опрокинуть лодку...
     - Щука - лодку? Не смеши... - сказал Федя.
     - Такую бы щучку поймать! - сказал я.
     - Ее есть нельзя, - сказал Федя. - Жесткая и болотом пахнет.
     Гарик стал раздеваться.
     - Сам не утони, - сказал я.
     - Насчет лодки намекни Президенту, - подсказал Федя.
     Гарик поплыл к острову.  А это не так уж близко.  Километра полтора. И
отдохнуть ему  негде,  если  Аленку не найдет.  Придется висеть на корнях и
громко знать Сороку на помощь.  Только Гарик гордый -  скорее  утонет,  чем
Президента позовет.
     Он плыл саженками.  Сначала разогнался,  как на соревнованиях, а потом
поплыл медленнее.
     - Сохнет по Олене, - сказал Гриб. - Дурак.
     Я хотел спросить: почему дурак? Но Федя сам стал разглагольствовать:
     - Я вот на девчонок даже не гляжу...  Что есть они, что их нету. Время
еще на них тратить! Я и в школе с ними не разговариваю. Раз посадили ко мне
за парту одну с косичками,  так я прогнал.  Шебаршит  рядом,  отвлекает  от
дела, а я и так по математике слабак. Взял и в три шеи прогнал. Учительница
шум подняла - хоть караул кричи.  Снова посадила.  Ладно,  думаю, раз так -
сама уйдет!  И ушла как миленькая.  Я ей стал всяких тварей в парту класть:
то лягуху,  то кузнечика.  А один раз живого ужа положил.  Как заорет эта с
косичками на  весь  класс.  А  я сижу,  будто и не мое это дело.  Я ужей не
боюсь. Ты,  говорят,  притащил?  Вот еще,  говорю,  делать мне нечего.  Сам
заполз.  Из подвала... Вон какие щели в полу. Ушла, в общем, сама. Так один
и сижу. Одному благодать! Сидишь как начальник, и никто не жужжит под ухом.
     Не верю я Феде.  Девчонку, может, и верно прогнал. Только ребята сами,
наверное, не хотят с ним сидеть. Какой-то он скользкий... Я бы с ним не сел
за одну парту...
     Не стал  я  поддерживать  этот  разговор.   Мне   тоже   на   девчонок
наплевать... кроме той, длинной, которая в баскетбол играет...
     Гарик наконец доплыл до острова.  Вот последний раз мелькнула в  осоке
его голова, исчезла. Ищет грот. Видно было, как шевелились камыши.
     - Ну, а ты как насчет девчонок? - приставал Федя.
     - Никак, - ответил я.
     Червей копать помогал мне Дед.  Он разрывал передними лапами листья  и
ждал, когда  я  соберу  крупных  розовых червей.  Дед любил копать.  У него
сильные когтистые лапы,  и когда войдет в раж, то земля и мусор так и летят
во все  стороны.  Раскапывая кучу,  Дед иногда поглядывал на Гриба,  словно
ожидал от него какой-нибудь подлости.  Но Федя не смотрел на нас.  Он сидел
на камне и смотрел на остров.  Федя ждал, когда появится Президент и вернет
ему лодку.  Гриб вытащил из кармана коробку с порохом, моток шнура. Все это
аккуратно разложил  на  земле.  Немного  поколебавшись,  достал  из кармана
длинный мешочек и положил рядом. В мешочке тоже порох.
     Потом от нечего делать стал заигрывать с Дедом.  Он похлопывал себя по
колену, ласково звал Деда.  Но тот лежал на влажной куче  листьев  и  часто
дышал, высунув длинный язык.  Федя придвинулся поближе к собаке и осторожно
дотронулся до спины.  Дед лениво повернул к нему  рыжую  голову  и  показал
большие белые  клыки.  Федя  вздохнул и отошел в сторону.  Вспомнил,  что с
Дедом шутки плохи.
     Я вскочил с места: показалась наша лодка.  Аленка гребла, а Гарик плыл
рядом, держась рукой за борт.
     Немного погодя  из  камышей  выскочила  еще  одна  лодка.  Федя  так и
подпрыгнул.
     - Моя! - радостно сказал он. - Плывет, голубушка!
     На Фединой лодке сидел Сорока.
     - Неужто не отдаст? - заглянул мне в лицо Федя.
     - Отдаст, - сказал я.
     Лодка пристала  к берегу.  Гарик лег на песок.  Чувствовалось,  что он
здорово устал.  Аленка вытащила нос лодки  на  берег,  удочки  положила  на
траву.
     Федя подскочил к Сороке.
     - Чтоб мне вовек рыбы не видать, коли еще брошу бомбу...
     - Старая песня.., - сказал Сорока.
     - Принес тебе порох и шнур...  Забирай,  не надо мне.  Я заметил,  что
мешочка с порохом уже нет. Сорока взял с камня боеприпасы.
     - Все? - спросил он, взвешивая коробку в руке.
     - До последней порошинки!
     Федя похлопал себя по карманам.
     - А что там? - спросил Сорока.
     Федя вытащил из-за пазухи мешочек с порохом.
     - И как это я забыл... - сказал он, протягивая мешочек.
     Сорока развязал  его,  высыпал на ладонь несколько порошинок и сдунул.
Затем снова завязал мешочек, положил в карман.
     - Забирай  свою  лодку,  - сказал он.  - Еще раз попадешься - пеняй на
себя.
     - Ну их к лешему, бомбы, - забормотал Федя.
     Сорока отвернулся от него,  и Федя резво побежал к своей лодке.  Дед с
лаем бросился за ним.
     - Приструни, - обернулся ко мне Федя.
     Сорока посмотрел ему вслед и сказал:
     - Батька его этой весной из-за кустов выпалил  в  меня.  Он  и  лосиху
уложил.
     - Куда милиция смотрит, - сказал я.
     - Попадется, - ответил Сорока.
     Федя минут десять копошился  у  лодки.  Ощупывал  ее,  заглядывал  под
сиденья. Потом подошел к Сороке.
     - Чашка была, - сказал он. - Воду вычерпывать... Нету чашки.
     - Какая еще чашка? - спросил Президент.
     - Алюминиевая с отломанным краем...
     - Отстань...
     Федя потоптался и снова ушел к лодке. Немного погодя вернулся. На этот
раз с веслом в руке.
     - Треснуло, - сказал он, - вот тут...
     - Ты еще здесь? - сказал Сорока.
     Федя наконец отчалил. Отплыв подальше от берега, он сказал:
     - А порох-то я тебе всучил подмоченный...
     - Плыви, плыви, - ответил Сорока.
     - Ну, как твоя башка, Президент, зажила?
     - Зря я отдал ему лодку, - сказал Сорока.
     - Я для тебя хороший дрын припас...
     - Неохота раздеваться... - сказал Президент.
     - А ты,  Гришка,  забудь про лещей.  Не про тебя они. Тебе надо Оленку
караулить.
     - Скотина, - скачал Гарик, покраснев.
     - Карауль не карауль Олену, а она...
     - Эй, догоню! - заорал Сорока.
     - ...на другого заглядывается...
     - Вот фрукт! - сказала Аленка.
     - А собаке вашей бороду вырву! - не унимался Гриб.
     - Сейчас до меня доберется, - сказал я. И не ошибся.
     - А ты, кочерыжка, помалкивай... Продался Президенту за двух кролей?..
     Сорока не  выдержал  и  стал  стягивать  рубаху.  Федя,  заметив  это,
замолчал и заработал  веслами.  Скоро  он  скрылся  за  излучиной.  До  нас
донеслась песня:  "Есть на Волге утес,  диким мохом оброс..." Скоро и песня
заглохла.
     Федя давно скрылся из глаз, но мы молчали.  Какой-то неприятный осадок
остался у всех.  Попадись он нам сейчас в руки,  каждый бы с  удовольствием
набил ему морду.  Даже я, мирный человек. Я ведь не люблю драться, но Грибу
бы врезал за милую душу.
     Аленка вскочила  с  травы  и  побежала  в дом.  Она плиту затопила,  -
наверное, что-нибудь закипало.  Гарик поднялся и,  стряхнув с живота песок,
оделся. Достал из кармана Аленкины часы и отдал Сороке.
     - Ты нашел - ты и отдавай, - сказал он.
     Сорока держал  часы  в  руке  и  не  знал,  что  делать.  Взглянув  на
циферблат, он поднес их к уху.  Лицо у него стало изумленным.  Он уставился
на Гарика.
     - Разбирал?
     - Невелика премудрость, - небрежно ответит тот.
     Гарик сегодня полдня где-то пропадал.  Я думал,  за грибами ушел, а он
часы ремонтировал.  Я  вспомнил,  как  он утром сначала расплющивал на гире
тонкие гвозди,  а затем обтачивал напильником.  Отвертки мастерил.  А потом
ушел в лес, полдня ковырялся в часах. И вот они идут.
     Когда Аленка вышла на крыльцо,  Сорока отдал  ей  часы.  Она  взяла  и
удивленно посмотрела на Гарика.  Аленка ничего не понимала.  Признаться,  я
тоже. Разве не все равно, кто отдаст ей часы? Мудрят ребята...
     - Они идут, - сказал Сорока.
     Аленка поднесла часы к уху, улыбнулась:
     - Тикают, - сказала она.
     Вернешься в Ленинград - отдай в мастерскую, - посоветовал Гарик. - Как
следует смазать нужно.
     - Отдам, - пообещала Аленка.
     Мы помолчали. Глядя на остров, Сорока сказал:
     - Рыжий Леха