мотрела  за борт.  Я тоже посмотрел туда,  но
ничего не увидел. Легкая рябь подернула зеленоватую воду.
     - Оно смотрело на меня... - сказала Аленка.
     - Оно?
     - Одни глаза и волосы... А потом все исчезло.
     Я снова посмотрел на воду.  Когда  перестало  рябить,  я  увидел  свое
искаженное отражение.  Все  понятно,  Аленка  с  перепугу  себя  приняла за
водяного... Когда я сказал ей об этом, она рассердилась.
     - Там  кто-то был,  - сказала она.  - Я видела...  Уж себя-то я отличу
от...
     - От кого?
     - Там кто-то был... - упрямо повторила она.
     Рыбачить расхотелось.  Я сел на весла и стал грести к берегу.  Мы даже
не смотали удочки,  поплавки волочились следом за лодкой.  У меня тоже было
такое ощущение,  словно  кто-то плывет рядом с лодкой.  Если бы так ярко не
светило солнце,  если  бы  сейчас  была  ночь...  можно  было  бы   здорово
испугаться. В озере кто-то живет. Наверное, огромная рыбина, которой двести
лет... А кто же тогда вытащил камень из  сетки?  У  рыбины  нет  рук.  Одни
плавники.
     - Ты веришь в водяных? - спросил я сестру.
     - Глупости, - ответила она.
     - Я в русалок верю, - сказал я.
     - Я могла и ошибиться...
     - А камень кто вытащил?
     - Ну чего ты пристал ко мне?
     Аленкп отвернулась и стала смотреть на остров.  Я тоже перестал ломать
голову над этой загадкой, которую задало нам озеро.
     Дед с береги увидел нас и,  не раздумывая,  бросился в воду.  Отчаянно
работая лапами  и  помогая  хвостом,  он  плыл навстречу.  У самой лодки он
замолотил по воде лапами,  стараясь вскарабкаться.  Но без нашей  помощи  у
него ничего   не  вышло.  Пришлось  его  за  шиворот  втащить  в  лодку.  В
благодарность Дед обдал нас фонтанами воды.
     Мы вспомнили про удочки.  Когда я стал сворачивать свою,  почувствовал
рывок. На крючке сидел приличный окунь.  Пока мы плыли к берегу, он на ходу
поймался. На  Аленкин крючок никто не сел.  Аленка взяла весла.  Она гребла
лучше меня.  По крайней мере,  брызги не летели в мою сторону. Дед сидел на
носу лодки  и  смотрел  на  берег.  Шерсть  на спине потемнела и еще больше
завилась в колечки.  На моего окуня,  который прыгал на дне лодки,  Дед  не
обратил никакого внимания.
     На берегу ждал отец.  Он был в синих спортивных  шароварах  и  светлой
куртке на   "молнии".  Наш  отец  еще  молодой.  Высокий,  широкоплечий,  с
загорелым лицом.  Когда  он  учился   в   институте,   занимался   спортом.
Баскетболистом был.   У   него   и  сейчас  дома  и  коробке  лежит  значок
перворазрядника. Раньше отец выглядел еще моложе. Он постарел после...
     Об этом тяжело говорить.  Об этом тяжело вспоминать. Но это никогда не
забывается. Три года назад нашу маму вдруг положили в больницу.  Она ни  на
что не жаловалась, просто стала задумчивой и рассеянной.  И очень похудела.
У нее пропал аппетит.  Когда она, доставая с полки книжку, упала и потеряла
сознание, отец  вызнал  "скорую  помощь" и сам на руках отнес ее вниз,  где
ждала машина. Два санитара с пустыми носилками спустились следом за ним. Из
больницы наша  мама  не вернулась.  Она три месяца болела,  а потом умерла.
Есть такая страшная болезнь - рак. Врачи не научились лечить эту болезнь...
Они ничего  не  могут с ней поделать.  Больше всего на свете я ненавижу эту
болезнь.
     Три года мы без мамы. На лбу у отца появились две глубокие морщины. Он
ссутулился, утратил  спортивную  выправку,  как  говорили  его  друзья   по
институту.
     Отец стоит на берегу,  смотрит на нас.  Он серьезный.  О работе думает
или о  маме?  Волосы  у отца темно-русые,  а глаза карие.  Когда он смотрит
вдаль, то прищуривается.  Он немного близорукий,  но очки не любит  носить.
Лишь когда садится за письменный стол, надевает.  А потом, сняв очки, долго
ходит по комнате и трет переносицу.
     Я огорченно  развел  руками и выбросил окуня на траву.  Он еще шевелил
хвостом. Отец поднял окуня.
     - Попался, разбойник! - сказал он.
     - А моя рыбина ушла, - сказала Аленка. - Вместе с крючком.
     - Бывает, - улыбнулся отец.
     - Аленка водяного черта видела.
     - Давайте обедать, - сказал отец.
     - Это была коряга, - сказала Аленка.
     - А глаза? Волосы?
     - Какие волосы? - удивился отец.
     - Что на первое делать?  - спросила Аленка.  - Консервированный борщ с
говядиной или суп из щавеля?
     - Суп,  -  сказал я.  Отец тоже не возражал.  За консервами нужно было
спускаться в подпол, а щавель рос рядом с домом.  На лужайке. Его тут много
растет. До самой осени хватит.
     Стыдно Аленке рассказывать про нашу рыбалку.  Отец  будет  смеяться  и
дразнить нас.  Здесь, на берегу, и мне стало казаться все, что произошло на
озере, сущей чепухой.  Одного только я не  мог  объяснить  -  как  выскочил
камень из продуктовой сетки.
     - Проголодались, троглодиты? - спросил отец.
     Он каждый  день  придумывает  нам новые прозвища.  Уж кем только мы не
были с Аленкой:  "саблезубыми тиграми",  и "ихтиозаврами", и "целакантами".
Отец, кроме своих станков, любит палеонтологию. Науку о древних ископаемых.
У нас в доме много всяких окаменелостей.  На одном белом камне  отпечатался
зуб трицератопса.  Я запомнил это ископаемое потому, что отец говорил о нем
целый месяц.  Отец очень ценит этот камень и строго-настрого запретил нам к
нему прикасаться.
     Однажды Аленка выбрала  из  отцовской  коллекции  камень  потяжелее  и
придавила им   деревянный   круг  в  ведре  с  квашеной  капустой.  Древняя
окаменелость взяла  да  и  развалилась  на  мелкие  кусочки.   Отец   очень
расстроился. Он  обозвал  Аленку  "игуанодоном"  и сказал,  что этому камню
двести миллионов лет.
     - Не может быть,  - удивилась Аленка.  Миллионы лет лежал и ничего,  а
тут за три дня рассыпался. Тебе, папа, подсунули ненастоящий камень.
     - Мне  никто  не  подсовывал!  - возмутился отец.  - Я его сам нашел в
Средней Азии. Это же мел, разбойница, он боится воды.
     Аленке надоели папины камни.  Они лежали повсюду: на письменном столе,
в тумбочке,  в книжном шкафу,  на полках. На них накапливалась пыль, а отец
не разрешал  к  ним  притрагиваться.  Три  раза  он  был  в археологических
экспедициях.  И каждый раз привозил оттуда по вещевому мешку окаменелостей.
Он был не прочь и еще раз на весь отпуск уехать в экспедицию.  Его друзья -
палеонтологи - каждую весну приглашают,  но отец не хочет нас оставлять  на
произвол судьбы.  "Знаю я этих мастодонтов,  - говорил он. - Оставь одних -
потом весь век будешь каяться".
     Ом преувеличивает.  Мы  с  Аленкой  видим отца лишь вечерами.  И еще в
воскресенье. Это наш общий день. А так он все время пропадает на работе или
в институте.
     К нам подошел Гарик.  В  руках  у  него  заграничный  спиннинг.  Гарик
мельком взглянул на наш скромный улов, усмехнулся:
     - Не жирно!
     - Ты бы видел, какая сорвалась, - сказала Аленка.
     - Всегда срываются самые большие, - ответил Гарик.
     - А ты что поймал? - спросил я.
     - Вдоль берега покидал, - сказал Гарик. - Так себе, мелочь.
     - Покажи! - потребовала Аленка.
     Повыше закатав штанины, он вошел в воду и вытащил металлический садок:
мы с Аленкой так и ахнули.
     В садке выгибались и подпрыгивали четыре порядочных щуки.
     - Ты  поймал?  -  спросила  Аленка.  Она  присела  на корточки и стала
рассматривать щук.  - Вот эту, - она осторожно дотронулась до самой крупной
пальцем, - я видела вон там...
     - Это она, конечно... - сказал Гарик.
     На траве лежала надутая резиновая лодка.  Она уже высохла и, казалось,
вот-вот лопнет.  Гарик  взял  за  жабры  щуку,  ту  самую,  которую  Аленка
"узнала", и бросил рядом с моим окунем.
     - Жертвую на уху.
     - Спасибо, - сказала Аленка.
     Она тут же на берегу стала чистить рыбу.  Отец вспомнил, что в примусе
нет горючего, и пошел заправлять его.
     Я поднял в воздух легкую резиновую лодку и понес к палатке.  Там мы  с
Гариком вывернули  ниппеля,  и горячий воздух с шумом и свистом вырвался из
лодки. Я с удовольствием помогал Гарику.  Я и не подозревал,  что он  такой
хороший рыбак. Мне захотелось сказать ему что-нибудь приятное.
     - Мы хотели утром тебя позвать...
     Гарик живо обернулся.
     - Чего же не позвали?
     - Я думал, ты уже на озере...
     - Думают индюки,  - сказал он.  - В другой раз не думай.  Со мной  без
рыбы не вернулись бы...
     - Завтра с утра, идет?
     - А как Аленка?
     - Я ее разбужу.
     - Идет, - сказал Гарик.

                               Глава девятая

     Я возился с Дедом на лужайке,  когда услышал гул мотора.  Он доносился
со стороны бора.  Гул нарастал,  приближался. Не очень высоко над лесом шел
вертолет. Большая тень,  обгоняя его,  скользнула по лужайке, на которой мы
стояли с Дедом.
     Вертолет поравнялся  с  островом  и  замер  в  воздухе.  Так  стрекоза
останавливается на  одном  месте  н  неподвижно  висит,   почти   незаметно
вздрагивая крыльями.  Лопасти  быстро  вращались,  образуя огромный сияющий
круг со спицами. Маленький хвостовой винт крутился еще быстрее и потому был
совсем незаметен.
     Я никогда  не  видел  так  близко  висящий  в  воздухе   вертолет.   В
застекленной кабине сидели три летчика. Они смотрели вниз, на остров.
     И снова над соснами и елями взвился маленький прозрачный шар.  На этот
раз к   нему   была   привязана  рыбина,  вырезанная  из  черного  картона.
Покачиваясь из стороны в сторону, она клевала то носом, то хвостом.
     Еще сильнее взревел мотор,  вертолет вздрогнул и полетел дальше.  Тень
пробежала по озеру, прыгнула на лес и помчалась по макушкам деревьев. А шар
с болтающейся  на  нитке  картонной  рыбиной поднимался все выше и выше.  И
скоро затерялся,  как тогда черный человечек,  в легких  перистых  облаках,
пришедших с юга.
     Вертолет скрылся за лесом,  а я все еще стоял раскрыв рот и  не  знал,
что думать.  Аленка,  Гарик  и  Вячеслав  Семенович  укатили  на  "Волге" в
районный центр за хлебом и продуктами.  Отец сидит  в  избе  и  заканчивает
чертеж, его лучше не трогать. Лариса Ивановна загорает на опушке. В руках у
нее книга,  войлочная шляпа сдвинута на глаза,  чтобы  лицо  было  в  тени.
Лариса Ивановна ничего не видела.
     Не раздумывая, я побежал к лодке.  Попытаюсь проникнуть на остров. Там
кто-то живет.  До  тех  пор,  пока  не побываю на острове,  я не успокоюсь.
Посмотрю, кто это запускает картонных человечков и рыб.  Я хотел было взять
с собой  и Деда,  но в самый последний момент раздумал - Дед может все дело
испортить. Залает или зарычит -  и  сразу  выдаст  меня.  На  остров  нужно
пробираться тайком.  Тем более,  что меня никто туда не приглашал. А в этом
деле собака будет помехой.
     Я вскочил  в  лодку и поплыл к острову.  Чем ближе,  тем берег кажется
круче. Да,  на этот остров без вертолета не попадешь.  Я  два  раз  обогнул
остров, но места,  где бы можно было пристать,  не нашел.  Надо мной стеной
возвышался песчаный берег. Из земли торчали серые, скрученным жгутом корни.
Как-то неприятно было проплывать под ними.  Того и гляди вцепятся в голову.
Деревья отражались в воде, и казалось, что я плыву по лесу.
     Зашелестела на острове трава, в воду посыпался песок.  Я задрал голову
вверх, но никого не увидел. Камыши и осока, окружавшие острой, цеплялись за
лодку. Даже  самые  высокие  камышовые  метелки  не доставалн и до половины
кромки берега.
     И вдруг  лодка  перестала  меня слушаться.  Весла чуть не вырвались из
рук. Сильное течение подхватило  мое  суденышко  и  потащило  к  берегу.  Я
пытался выправить лодку, но чуть не упустил весло. Между тем лодка довольно
быстро приближалась к берегу.  Я слышал,  как журчит вода вдоль  бортов.  С
шумом въехал в прибрежные заросли и наконец остановился.
     Озеро было безмятежно спокойное.  В тихой  воде  явственно  отражались
облака. Они стояли на одном месте.  Скрипел, терся о лодку камыш. Угрожающе
звенел овод.  Совсем низко пролетел большой ястреб.  Он  лениво  подрагивал
концами широких крыльев и,  поворачивая маленькую голову с загнутым клювом,
внимательно смотрел на воду.
     Что же  произошло?  Только  что  я  был  у  острова - и вдруг какая-то
непонятная сила  приволокла  меня  к  берегу.  А   остров,   загадочный   и
неприступный, стоит неподалеку и молчит.
     Я сидел в лодке и раздумывал:  не попробовать ли еще  раз  подплыть  к
острову? Уже взялся за весла,  но,  вспомнив это неприятное ощущение, когда
лодка перестала слушаться,  раздумал плыть.  Наоборот, когда я греб к дому,
то старался держаться на почтительном расстоянии от острова.
     Вот и наш дом.  На старой лодке спиной ко мне сидят Гарик и Аленка.  И
"Волга" стоит на месте.  Вернулись из райцентра.  О чем-то беседуют. Аленка
забралась на опрокинутую лодку с ногами и колени обхватила руками.  А Гарик
сидит немного поодаль н что-то стругает ножом.
     Я рассказал им, что произошло со мной.  И про вертолет и про воздушные
шары. Аленка вскочила с лодки, глаза ее заблестели.
     - Поплыли! - сказала она.
     Гарик с треском сломал палку, которую стругал, насмешливо посмотрел на
меня.
     - Водяной, - сказал он. - Его работа.
     - Слава богу,  я своего брата знаю,  - сказала Аленка.  - Сейчас он не
врет.
     - Это очень легко проверить, - усмехнулся Гарик.
     И вот  мы  втроем  плывем  к острову.  Гарик на веслах.  Он выпячивает
грудь, напрягает мышцы.  Он гребет и поглядывает на Аленку.  Вот,  дескать,
какой я  сильный  и  ловкий.  Она  сидит  на  корме  и  смотрит  на остров.
Золотистая копна волос перехвачена  голубой  лентой.  Раньше  что-то  я  не
замечал этой ленты в ее волосах.
     - С какого места тебя понесло к берегу? - спросила Аленка.
     Вот те самые корни над головой, а здесь меня подхватило и... Мы десять
раз проплыли по этому месту. Лодку никуда и не думало относить.
     - Чуть правее, - сказал я Гарику. Он, ухмыляясь, выровнял лодку.
     - Куда прикажешь, капитан? - спросил он, играя веслами.
     - Значит, это было не течение, - сказала Аленка.
     - Я ведь говорю: водяной...
     - Эй, кто там на острове?! - крикнула Аленка.
     Тишина. Камыш поскрипывает,  и трещит кора на  соснах.  Это  ветер  ее
отдирает от коричневых стволов.
     - Хватит дурака валять, - сказал Гарик.
     Он налег  на  весла,  и лодка с шумом заскользила по воде.  Греб Гарик
хорошо, не то что мы с Аленкой.  На нас не  упало  ни  одной  капли.  Весла
уходили в  воду  без  всплеска.  Мышцы  на его руках перекатывались.  Ветер
растрепал светлые  волосы.  Самый  кончик  носа  покраснел.  Греб  Гарик  с
удовольствием. Нет, не случайно сегодня Аленка повязала голубую ленту...
     - Когда-то на этом острове  стоял  замок  с  башнями...  -  заговорила
Аленка. -  И  жила  в нем графиня.  Красавица.  Ее сюда старый муж-ревнивец
упрятал. Раз  в  неделю  к  острову  приставала  лодка.  Графине  привозили
продукты и халву...
     - Халву? - переспросил я.
     - ...но  она  ничего  не ела.  Она любила одного человека.  Из-за него
старый граф и заточил ее на острове. А тот человек...
     - Был храбрый рыцарь, - подсказал я.
     - Он  был  простой  охотник.  Выслеживал   медведей   и   побеждал   в
рукопашной...
     - Медведей? - спросил Гарик.
     - Охотник  ночью приплывал на челне и,  ухватившись за корни деревьев,
взбирался на остров...
     - Это идея, - сказал я.
     - Ну и чем эта трогательная история кончилась? - спросил Гарик.
     Аленка не успела ответить.  На острове, в гуще сосновых ветвей, что-то
блеснуло. Одна из ветвей качнулась,  и  мне  показалось,  что  там  укрылся
человек.
     - Видишь вон ту сосну,  - схватил я за руку Аленку.  - У самой макушки
кто-то прячется!
     Гарик и Аленка одновременно посмотрели на остров. Ветви не шевелились,
и никого не было видно.
     - Ну и свистун, - сказал Гарик.
     - Я видел, как ветки закачались...
     - Ну и как этот охотник все-таки украл графиню? - спросил Гарик.
     - Ничего у него не вышло, - ответила Аленка.  - Однажды медведь одолел
отважного охотника.  А графиня...  она бросилась с крутого берега в озеро и
утонула.
     - Неинтересно,  - сказал Гарик,  глядя Аленке в  глаза.  -  Графиня  и
охотник должны быть вместе...
     - Придумай другую сказку...
     - Придумаю,  - сказал Гарик.  - С благополучным концом... Давай вместе
придумаем?
     - Не хочется, - ответила Аленка.
     Мне надоела эта многозначительность.  Неужели они думают, что я совсем
младенец и ничего не понимаю?  Аленка-то так не думает,  она меня знает,  а
Гарик наверняка думает.  Сказал бы прямо,  что втрескался по уши в Аленку и
хочет с ней дружить. При чем тут бедная графиня и храбрый охотник?
     Не успели мы пристать к берегу, как услышали треск мотора.
     От острова отвалила большая металлическая лодка с мальчишками. Широкий
пенистый гребень волочился за ней.  В лодке я  насчитал  девять  мальчишек.
Один из них, полуголый, пригнулся у мотора. В нашу сторону они не смотрели.
Мы только что там были на этом месте и никакой лодки не видали.  В  камышах
моторку спрятать  невозможно.  Мы  бы обязательно заметили ее.  Где же была
лодка?
     - Может быть, это вовсе не лодка... а Летучий Голландец? - сказал я. -
Опять мне показалось?
     Гарик, приложив  ладонь  к  глазам,  смотрел  на удаляющуюся к другому
берегу моторку.
     - Откуда она выскочила?
     - Вот именно, - сказал я.
     - Ребята, этот остров необыкновенный! - заявила Аленка.
     - Как же на него забраться? - сказал Гарик.
     - Пробовал, ничего не получилось.
     - У меня получится, - сказал Гарик.
     Вылезая на  берег,  Аленка  заметила  картонку,  прикрепленную к борту
лодки.
     - Нота о нарушении границы, - сказала она, протягивая нам картонку.
     На ней  химическим  карандашом  было  нацарапано:  "Советую  держаться
подальше от острова. Сорока".

                               Глава десятая

     Два дня не было солнца.  И лес,  и озеро насупились. Лодок рыбацких не
видно. Ночами тарахтел по крыше дождь,  а к  утру  переставал.  Над  озером
стоял пар. Выйдешь на мокрое крыльцо, кругом  белым-бело. Настоящая дымовая
завеса.  До взъерошенных кустов нельзя дотронуться - брызгаются. На берег с
шорохом набегают  волны,  выплевывая  желтоватую пену.  Лопушины трепещут в
воде, встают на ребро.  И тогда кажется,  что это на озере полощутся  утки.
Камыш пригнулся  и  словно  посветлел.  Узкие листья с обоюдоострыми краями
полосуют друг друга.
     В такую  погоду  не  хотелось  выходить  из дому.  Отец в конце концов
закончил свой чертеж  и,  разложив  на  столе  бумаги  и  книги,  занимался
вычислениями. Аленка   лежала  на  старой  деревянной  кровати,  застланной
разноцветным лоскутным одеялом, и читала очередной роман. Я сидел на полу и
ремонтировал рыболовные  снасти.  Это  стало  моим  любимым занятием.  Отец
научил меня  привязывать  к  леске  крючки.  Совсем  не  простое  дело.  Я,
наверное, раз   сто   завязывал  леску,  прежде  чем  научился.  Мне  очень
понравилось привязывать крючки к леске. Я мог бы заниматься этим делом весь
день. Но удочек у нас всего было три, и скоро я оказался без дела. Конечно,
я тоже мог бы чего-нибудь почитать.  В Аленкином  рюкзаке  есть  интересные
книги. Но не было настроения.
     Я вышел  на  крыльцо  и  посмотрел  на  остров.  Он   был   хмурым   и
неприветливым. Пар  облепил его,  и он стоял как дикий утес,  который мохом
оброс. Прочитав на картонке надпись,  Гарик рассвирепел и сказал,  что  при
встрече набьет  этому нахалу Сороке морду.  Подумаешь,  выискался командир,
приказывает, кому  где  плавать.  Я  понимал,  Гарик  это   перед   Аленкой
выпендривался. Не будет он бить Сороке морду.  Потом,  еще неизвестно,  кто
кому набьет.  Но зато Гарик загорелся  желанием  во  что  бы  то  ни  стало
пробраться на остров и узнать,  чем там занимаются интернатские ребята.  Да
вот погода помешала.  На озере - волна, опасно садиться в лодку. Опр