а.
     - Вот именно.
     - Ты же...  - У Сережи не повернулся  язык  сказать  "любишь  ее".  Он
видел, как  изменился  в  лице  Сорока.  И  еще  обратил  внимание,  что он
осунулся, под глазами  голубоватые  тени,  а  на  выпуклом  лбу  поселилась
тоненькая косая  морщинка.  Она  начиналась  от  переносицы  и  доходила до
беловатого шрама, на который спускалась темно-русая прядь. Загар с его лица
почти полностью сошел. В Ленинграде загар ни у кого долго не держится.
     - Алена умная девушка и сама знает, что надо делать, - сказал Сорока.
     - Почему  они  всегда  поступают  не так,  как нам хочется?  - спросил
Сережа.
     - Наверное,  потому,  что  мы  поступаем  не  так,  как им хочется,  -
улыбнулся Сорока.
     - Я инфантильный, да? - вдруг без всякого перехода спросил Сережа.
     - Я этого не замечал, - без улыбки ответил Сорока.
     - Ты его еще один раз... поколоти.
     - Это было бы слишком просто, - ответил Сорока.
     - А кто знает,  что просто, а что сложно? - философски заметил Сережа.
После разговора с Сорокой у него стало на душе полегче, зато тот еще больше
помрачнел.
     Они дошли до трамвайной остановки. Прощаясь, Сорока мягко сказал:
     - Никогда не выдавай свою сестру.
     - Я только тебе... - чувствуя, что краснеет, пробормотал Сережа.
     - Даже  мне,  -  сказал Сорока и,  завернув за угол большого каменного
здания, пошел к автобусной остановке. Под мышкой - толстый том Достоевского
в коричневой обложке.

                           Глава двадцать пятая

     К Сороке  подошел  Вася  Билибин и,  нагнувшись к верстаку будто бы за
ключом, шепнул:
     - Можно начинать...  операцию "Ы", - и, не выдержав, коротко хохотнул,
но тут же снова  сделался  серьезным.  Взял  разводной  ключ  и  не  спеша,
вразвалку зашагал  к своему рабочему месту.  Сорока намертво завернул гайку
подвески,  снял с передних колес оптические приборы, растопырившие в разные
стороны по  три  острых  стальных щупальца,  и выбрался из ямы.  Сегодня он
проверял и регулировал сходимость колес.  Вытирая ветошью руки,  подошел  к
Длинному Бобу.  Тот, прислонившись к массивной квадратной опоре, подписывал
наряд-заказ о проделанной работе.  Его напарник Леонид  Гайдышев  услужливо
протирал тряпкой   замасленные   колпаки  новеньких  сверкающих  "Жигулей",
которые только что прошли ТО-1 (первое техническое обслуживание).
     - Все закончили? - поинтересовался Сорока.
     - Я могу ставить личное клеймо со  знаком  качества...  -  ухмыльнулся
Садовский, протягивая владельцу машины наряд-заказ.
     - Разрешите? - попросил у того квитанцию Сорока.
     Невысокий, крепкого телосложения мужчина молча отдал.
     Гайдышев, сидя  на  корточках  перед   машиной,   метнул   на   Сороку
настороженный взгляд.   Длинный   Боб   с   улыбкой  наблюдал  за  Сорокой,
внимательно изучающим наряд-заказ.
     - Товарищ  старший  смены,  разрешите спросить:  это что,  недоверие к
рабочему классу? - поинтересовался он.
     - Наш старший смены,  видите ли,  не верит нам,  - взглянул на клиента
Гайдышев.
     - Вам  масло  в  двигателе  и  в коробке передач заменили?  - взглянул
Сорока на владельца машины.
     - Всю смазку заменили, - подтвердил тот. - В заднем мосту - тоже.
     - Почему в наряде не указано, что смазка заменена? - повернулся Сорока
к Длинному Бобу.
     - Гражданин привез свою смазку, - продолжая улыбаться, ответил тот.
     К ним  подошли  Вася  Билибин,  Миша  Лунь  -  он  работал  на  другом
подъемнике, - еще кое-кто из  мотористов  и  слесарей.  Из  боковой  двери,
ведущей в инструментальную и в душевую, появился Тимур Ильич Томин и мастер
Теребилов. Он  шага  на  два  отстал  от  начальника.   На   лице   мастера
уныло-покорное выражение: мол, мое дело сторона, позвала - я и иду...
     - У вас была своя смазка? - спросил Сорока у клиента.
     - В  Тулу  со  своим самоваром?  - улыбнулся тот.  - Я ведь приехал на
станцию технического обслуживания,  а не  за  город  на  лужайку.  Никакого
масла, разумеется, я сюда не привозил.
     Такого оборота,  по-видимому,  ни Садовский,  ни Гайдышев не  ожидали.
Если Длинный  Боб отвернулся и стал смотреть в другую сторону,  сохраняя на
лице спокойствие, то Гайдышев не выдержал и заорал:
     - Ишь  следователь  нашелся!  Допросы  тут  устраивает...  Твое  какое
собачье дело?!
     - Тихо!  -  не  повышая голоса,  вмешался Томин.  Он подошел к машине,
открыл капот,  нагнулся и стал руками отворачивать  фильтр  очистки  масла.
Видно, он был завернут на совесть, и начальник попросил тряпку.  Обмотав ею
черный гладкий цилиндр,  отвернул,  внимательно  осмотрел  его  и  протянул
Сороке. Лицо начальника не предвещало ничего хорошего.
     - Покажите наряд! - потребовал он.
     Сорока отдал ему документ. Томин быстро пробежал его глазами и положил
в карман кожаной куртки.
     - Фильтр тоже вы заменили? - бросил он взгляд на Гайдышева.
     - Все сделано как полагается, - пробурчал тот.
     - Фильтр-то  негодный!  Он  уже  был  в употреблении!  - повысил голос
начальник.
     - Разрешите  взглянуть?  -  Садовский  взял из рук начальника цилиндр,
осмотрел его и с отвращением бросил  в  бак  для  отходов.  Повернувшись  к
Гайдышеву, сердито заметил: - Что же ты, раззява! Смотреть надо...
     - Видно, обмишурился, не тот со стола взял... - сказал Гайдышев.
     - Посмотрите,  товарищ начальник,  что у него на верстаке творится?  -
кивнул Садовский.  - Тут черт ногу сломит!  Не то что фильтр,  задний  мост
можно по ошибке другой поставить... Куда старший смены смотрит!
     Сорока только подивился изворотливости Длинного Боба:  мало того,  что
старается выручить дружка, так и его, Сороку, ухитрился лягнуть...
     - Чтобы старый фильтр не отличить от нового?!  -  взорвался  Томин.  -
Кому вы сказки рассказываете?!
     - План  гоним,  товарищ  начальник,  -  не  сдавался  Длинный  Боб.  -
Стараемся... А не ошибается тот, кто не работает.
     - Садовский,  Гайдышев,  Лунев, Сорокин - ко мне в кабинет, - приказал
Томин и  повернулся  к владельцу "Жигулей":  - Вас,  товарищ,  тоже попрошу
пройти ко мне.
     - Я  тут  ни при чем,  - в спину забубнил Миша Лунь.  - Я же на другом
подъемнике...
     Гайдышев взглянул на него и презрительно сплюнул.
     - Запричитал, Лунь... - пробормотал он.
     - Счеты сводишь,  Сорокин?  - громко,  чтобы услышал начальник, сказал
Длинный Боб. - Все из-за нее, Алены?
     - Страшный ты человек, Садовский... - ответил Сорока.
     - Рад?  - с ненавистью посмотрел на  него  Ленька  Гайдышев.  -  Взял,
гад... за горло?
     - За руку, - спокойно ответил Сорока. - Жуликов ловят за руку.


     Из кабинета начальника производства  Садовский и Гайдышев больше в цех
не вернулись. Миша Лунь, сурово предупрежденный, был оставлен на работе.
     Против Садовского  и  Гайдышева,  в  тот  же день уволенных с работы -
Томин,  как всегда, действовал быстро и решительно, - было начато уголовное
дело.
     А неделю спустя,  когда Сорока поздно вечером возвратился из института
на Кондратьевский,    в   него   кто-то   запустил   здоровенным   отрезком
водопроводной трубы.  Не будь у него мгновенной реакции спортсмена,  ему бы
несдобровать. Он   успел   отклониться  в  сторону,  и  железная  штуковина
просвистела возле самого виска. Треснувшись о тротуар, она козлом запрыгала
по мостовой,  высекая  из асфальта искры.  Сорока заподозрил,  что трубой в
него запустили   из   проехавшего    в    сторону    кинотеатра    "Гигант"
грузовика-фургона. Жаль,  номер  не  успел  разглядеть.  Трубу он на всякий
случай прихватил с собой,  а об этом случае никому  не  стал  рассказывать,
даже Васе Билибину.
     В цехе  сразу  стало  легче  дышать.  Никто  не  жалел  Садовского   и
Гайдышеим.  Даже Миша Лунь старался не вспоминать про своих бывших дружков.
Теперь с ними чаще всего встречался  в  кабинете  следователя,  в  качестве
свидетеля. Настроение  у  Миши  было подавленное,  но работал он исправно и
никакими темными делами больше не занимался.
     Встретились в  коридоре  милиции  и  Сорока с Длинным Бобом.  Их обоих
вызвали к следователю,  который почему-то больше чем на полчаса задержался.
Садовский был,  как  всегда,  модно  одет,  курил  американские  сигареты с
золотым обрезом.  С улыбкой протянул пачку Сороке,  хотя отлично знал,  что
тот не курит.
     - Благодаря тебе снова у меня отпуск, - сказал Садовский.
     - Ну и как отдыхается? - поинтересовался Сорока и тут же пожалел,  что
дал волю языку, потому что Боб не преминул отомстить ему.
     - Ходили с Аленой в кино, - глядя на него, охотно разговорился Боб.  -
Какой-то двухсерийный японский  -  забыл,  как  называется...  Алене  очень
понравился.
     - Я думал, ты сухари сушишь, - подковырнул и Сорока.
     - Не будь у меня компаньоны лопухи,  в жизни бы тебе не поймать нас, -
сказал Боб. - Не впервой, переживем и это.
     - Значит, уже попадался?
     - Самое большое - дадут условно год с вычетом процентов из зарплаты, а
может, и обойдется...
     - Мягкий у нас закон к таким, как ты, - заметил Сорока.
     Боб протянул длинные руки, пошевелил пальцами. Глаза его смеялись.
     - Эти рычаги везде понадобятся,  - сказал он.  - Работу я в два  счета
найду. Не хуже этой... А вот Алена...
     - Не трогай Алену,  - оборвал Сорока.  -  Лучше  расскажи:  как  ты  с
Борисовым Сашу Дружинина угробил и меня чуть на тот свет не отправил?
     Он даже не ожидал,  что Длинный Боб так перепугается:  кровь отлила от
его щек,   глаза   затравленно   забегали   по   сторонам.  Всю  его  былую
самоуверенность будто ветром сдуло.
     - Не докажешь!  - свистящим шепотом произнес он.  - Никто не хотел вас
пришить... И потом за рулем был не я...  - Он  заглядывал  Сороке  в  лицо,
кривил губы в улыбке.  - Вы же сами прицепились к нам... Ну и доигрались! А
я тут ни при чем.  Сбоку припеку.  Еще помогал вас грузить в  машину...  Не
старайся, Сорокин, не пришьешь мне еще одну статью!..
     - За рулем ты не был,  но водителя подзуживал  против  нас,  -  сказал
Сорока. Он  отвернулся,  потому  что неприятно было смотреть на растерянное
лицо Садовского, и через силу закончил:  - Угробили человека, который был в
тысячу раз лучше вас, вместе взятых.
     - Ты не говори этому, - Длинный Боб кивнул на дверь следователя, - про
аварию. Он  и так глубоко копает под меня...  Будь человеком,  а?  Чтоб мне
подохнуть, если я виноват в аварии...  Никто не заставлял Сашку обгонять на
повороте... Хоть  и  не  виноват,  а  следователь  к  делу  пришьет...  Для
морального аспекта.
     - Ты  мне  еще  толкуешь  о морали?  - вспыхнул Сорока.  Схватил рукой
Садовского за ворот и даже не заметил,  как у того длинные ноги  оторвались
от пола.  Глядя  ему  в  лицо  своими  потемневшими  серыми глазами,  почти
выкрикнул: - Ты убил Сашу, подонок! И просишь меня, чтобы я скрыл это?!
     Заметив, что  у  Длинного  Боба  прилила  кровь  к  лицу и он не может
вымолвить слова, отпустил его, машинально вытер руку о брючину.
     - Мстишь,   гад,  за  Алену?  -  на  всякий  случай  отступив,  хрипло
проговорил Садовский.  - Топи!  Капай,  только ничего  у  тебя  не  выйдет,
Сорока! За рулем-то не я был...
     Глаза у  него  трусливо  бегали,  он  даже  вздрогнул,  когда  позадли
хлопнула дверь и показался следователь. Поравнявшись с ними, тот пристально
посмотрел сначала на одного, потом на другого.
     Да, Сорока  не  сомневался,  что  все  это  подстроил Боб,  а Алена не
верила, что он способен на преступление.  Алена очень добрая и  в  людях  в
первую очередь  отыскивает  хорошие черты.  Наверное,  и в Садовском что-то
нашла, раз с ним встречается...  Алена говорит,  что в каждом человеке есть
хорошее и плохое.  Он,  Сорока, видит в Длинном Бобе только плохое, а она -
хорошее...
     - Случись  что,  Аленка  мне  будет  в тюрягу передачи носить,  понял,
Сорока? - язвительно улыбнулся Садовский.  - Она побежит за мной,  куда  ни
позову, как собачонка!
     Сорока в присутствии Садовского все рассказал следователю, ведь это он
отыскал шестого пассажира в салатовых "Жигулях"... Длинный Боб все отрицал,
даже приплел сюда Алену,  мол,  из-за  которой  Сорока  и  наговаривает  на
него...
     Позже следователь заявил Сороке, что в случившейся аварии можно винить
только одного человека - это Борисова.  Он ведь был за рулем? И никакой суд
не сможет предъявить Садовскому обвинение в наезде.
     - Он - убийца! - упрямо утверждал Сорока.
     - А эта Алена...  Вы действительно  из-за  нее  враждуете?  -  спросил
следователь.
     - Алена здесь ни при чем, - с досадой сказал Сорока.


     Вместо уволенных  в  цех  пришли  два  новеньких паренька,  только что
отслуживших в армии.  Оба комсомольцы.  Опыта у них,  конечно, маловато, но
ребята стараются. Вася Билибин опекает их.
     Как-то в столовой к Сороке подсел  электромеханик Кузьмин - теперь его
все на станции называли по имени-отчеству: Владимир Васильевич. Дело в том,
что этой осенью на отчетном  партийном  собрании  его  единогласно  выбрали
парторгом станции.  Худощавое  лицо  Кузьмина было озабоченным,  из кармана
синей спецовки торчали свернутые в трубку бумаги.
     - Тебя   можно  поздравить,  -  сказал  Кузьмин,  довольно  сноровисто
расправляясь с тарелкой жидкого рисового супа.  Сорока - он терзал вилкой и
ножом кусок  жесткого  вареного  мяса - чуть приподнял голову над тарелкой,
давая понять, что слушает.
     - Вытурил все-таки из цеха обоих деляг! - улыбнулся Кузьмин. - Мастера
Теребилова будем слушать на партбюро. Все происходило на его глазах... - Он
изучающе посмотрел на Сороку: - Как ты думаешь, знал мастер про их делишки?
     - Многие в цехе знали,  да помалкивали,  - уклончиво  ответил  Сорока.
Почему Теребилов молчал, ясно: ему Длинный Боб и его дружки разбитую машину
отремонтировали. Бегает как новенькая.  И потом Садовский как-то  мимоходом
обронил, что,  мол,  они  с  мастером  здорово "погудели".  А раз мастер их
покрывает, то и остальные в цехе помалкивали,  тем более Боб не раз  угощал
ребят, об этом слесари сами рассказывали.
     - Теребилов их  и  раньше  частенько  выручал  из  беды,  -  задумчиво
продолжал Кузьмин.  - Такой уж он человек:  по нему, лишь бы все было тихо,
без скандала...
     Это верно,  Теребилов  боялся  лишнего  шума.  Стоило  возмутиться  по
какому-либо поводу автолюбителю, мастер вперевалку, как утка, спешил к нему
и начинал руками разводить:  мол,  случилась ошибочка, сейчас все исправим.
Подзывал слесаря и поручал ему немедленно все  сделать  для  клиента.  И  в
таких случаях на его круглом с тремя подбородками лице появлялась улыбка, а
движения становились  суетливыми.  Только  скандалили  редко,  предпочитали
разрешить все конфликты мирным способом:  чаще всего при помощи все того же
рубля...
     - Я  одного  не  понимаю,  - задумчиво проговорил Сорока.  - Зачем они
воровали?
     - Как зачем? - удивился Кузьмин. - Делали большую деньгу!
     - А зачем она им? Эта большая деньга?
     Кузьмин повнимательнее взглянул на него, помолчал, потом улыбнулся:
     - Не переживай, Сорокин. Этих уже вряд ли исправишь: кто пристрастился
к легкому  рублю,  того трудно отучить...  О чем они обычно толковали после
выходных в понедельник?  О пьянке да о девочках.  Или у кого транзистор или
магнитофон круче!
     - Об этом и другие говорят.
     - Говорят, но не воруют. Значит, гульба и приобретательство для них не
самое главное.  Кстати,  как Лунев? Томин хотел и его уволить, да, говорят,
ты вступился?
     - Лунев парень неплохой,  - сказал Сорока.  - Заморочили  ему  молодцы
голову, а порвать с ними силенок не хватало. Слесарь он отличный.
     - Вот и перевоспитай,  - заметил Кузьмин.  - Только это,  Сорокин,  не
так-то просто... У Мишки тоже на дурной рубль нюх, как у гончей!
     - Сбился он со следа,  - улыбнулся  Сорока.  -  В  своре  он  может  и
укусить, а в одиночку - смирный: не лает и зубы не показывает...
     - Вожачков не стало,  - согласился Кузьмин.  - Это хорошо...  Я только
что был   у   Томина.   К  празднику  будем  вручать  вымпел  победителя  в
соцсоревновании и почетные грамоты.
     - За что же?
     - За  лучшие  производственные  показатели  по  станции   технического
обслуживания. - Он удивленно посмотрел на Сороку.  - Ты что,  не знал,  что
ваш цех впереди? Будет вам и премия.
     - Не  поймай  мы на воровстве за руку Садовского и Гайдышева - и им бы
вручили грамоты? - спросил Сорока. - И дали бы премию?
     - Ну и характер у тебя! - покачал головой Кузьмин.  - Как только тебя,
Сорокин, твоя девушка терпит?
     Сорока помрачнел  и  снова  уткнулся  в  тарелку.  На  Кузьмина  он не
смотрел.
     - Попал в точку? - не отставал тот. - Конфликт?
     - Этот Садовский,  наверное,  и на том свете будет мне пакостить...  -
вздохнул Сорока.
     - А что, он тебе дорогу перебежал?
     - Награждайте, - сказал Сорока. - За трудовые показатели... Только это
неправильно. Садовский и Гайдышев тоже перевыполняли нормы.  Не потому, что
у них  высокая  трудовая  сознательность,  а  просто  им  деньги нужно было
делать, а для чего они им нужны - ты мне, спасибо, обънснил.
     - Из-за двух мерзавцев не должны страдать другие.
     - Другие тоже виноваты: они знали, чем занимаются дружки, и молчали.
     - Не будешь же ты утверждать, что в цехе все бесчестные, кроме тебя?
     - Равнодушие - тоже не меньшее зло.  Кстати,  это самое  равнодушие  и
порождает зло.
     - Послушай,  Сорокин,  сколько тебе лет?  - помолчав,  поинтересовался
Кузьмин.
     - Много,  - пробурчал тот,  отодвигая тарелку с недоеденным вторым. Он
уставился на  мутный яблочный компот,  но не вдохновился и тоже отодвинул в
сторону граненый стакан с прилипшей к нему  желтой  яблочной  долькой...  -
Иногда я сам себе кажусь старым глупым ослом...
     - Таким людям, как ты, на свете нелегко.
     - А таким, как ты? - взглянул на него Сорока, не скрывая насмешки.
     - Мне  тоже  хочется,  чтобы  все   люди   были   добрыми,   честными,
справедливыми, - серьезно сказал Кузьмин.
     - Хотеть - мало, - заметил Сорока.
     - Человек  -  это  не  автомобиль,  который  можно  поставить  в  бокс
отрегулировать, заменить неисправную деталь...
     - Человек  -  это звучит гордо...  - сказал Сорока.  И непонятно было,
шутит он или серьезно.
     - Подавай  заявление  в  партию,  а?  -  сказал Кузьмин.  - Я тебе дам
рекомендацию.
     - В   партию?   -  ошарашенно  переспросил  Сорока.  Серые  глаза  его
расширились, он вглядывался в лицо  Кузьмина,  будто  сомневался,  что  тот
сказал всерьез.
     - Подумай,  Сорокин,  - поднялся из-за стола Кузьмин.  - И еще одно: в
пятницу у  нас  открытое партийное собрание...  Будет разговор и о случае в
вашем цехе. Обязательно приходи.
     Кузьмин ушел, а Сорока неподвижно сидел на расшатанном стуле и смотрел
на застекленный буфет, заставленный стаканами с яблочным компотом. Стаканов
было много,  не  сосчитать.  Он даже вздрогнул,  услышав над собой знакомый
раскатистый голос Васи Билибина:
     - Он  тут  прохлаждается,  а  звезда  экрана  разыскивает  его по всей
станции! Послушай, Сорокин, попроси у нее для меня автограф, а?..


     - Куда  мы  пойдем?  -  спросила  Алена,  когда,  они  вместе с толпой
выплеснулись на улицу со станции метро.
     - Куда хочешь, - ответил он.
     - Это на тебя не похоже, - засмеялась она. - Обычно ты командуешь.
     - Даже тобой? - усомнился он.
     - И зря, - заметила Алена. - Мной как раз и нужно командовать.
     - Пусть кто-нибудь другой командует, - не подумав, брякнул он.
     Алена скосила на него блестящие карие глаза,  вид  у  нее  сразу  стал
задиристый.
     - Это интересно... Никак ревнуешь?
     - А что,  есть к кому?  - быстро взглянул на нее Сорока и тут же отвел
глаза. Что-что, а врать он совсем не умел.
     Алена поправила  на  плече  замшевую  сумку  на длинном широком ремне,