- сказал он.
     Еще один синий шарик с рыбкой лопнул в небе и мягко, без всплеска упал
в озеро - на этот раз немного дальше.
     - Я хочу его взять на память, - сказала Алена.
     Сорока молча направил лодку к съежившемуся шарику с картонной рыбкой.


                               Часть третья
                              КАКИМ ТЫ БЫЛ...

                           Глава двадцать третья

     Сорока не заметил,  как за спиной остановилась комсорг Наташа Ольгина.
Некоторое время  с  интересом наблюдала за его работой,  потом стала что-то
быстро говорить,  но в этот самый  момент  поднявший  от  двигателя  голову
Сорока сделал  знак  водителю,  сидевшему  в  машине,  и тот включил мотор.
Наташа вынуждена была замолчать.
     Закончив регулировку,  Сорока выпрямился,  отключил провода приборов и
захлопнул крышку капота.  "Жигули" рывками стали пятиться со  стенда.  А  в
дверь уже заглядывали ожидавшие своей очереди автомобилисты.
     - Мы должны с тобой сейчас же засесть  за  составление  доклада  -  до
отчетно-выборного собрания   осталось   каких-то   пять  дней.  Из  райкома
комсомола уже три раза звонили...  Так что заканчивай все дела - и пошли  в
красный уголок. Я материалы подготовила.
     - Ты даешь!  - усмехнулся Сорока.  - Я  сегодня  один.  Кто  же  будет
работать?
     - А Кузьмин?
     - С неделю как в отпуске.
     - Я договорюсь с Томиным, и тебя кто-нибудь заменит.
     Наташа отступила  к  верстаку,  пропуская  на  стенд очередную машину.
Сорока, встав напротив дверей,  показывал,  как  нужно  заезжать.  Водитель
кивал, старательно  вертел  руль,  но его почему-то все время вело в правую
сторону. Когда "Москвич" наконец встал на место, Сорока повернулся к Наташе
и коротко бросил:
     - После смены.
     Девушка всплеснула  руками  и возмущенно затрещала,  но Сорока включил
рубильник, и рубчатые металлические  барабаны,  на  которых  стояли  колеса
машины, со скрежетом стали вращаться.
     - Тормоз! - крикнул Сорока.
     Водитель нажал  на  педаль,  и  на светящемся табло прибора заметались
зеленые пунктирные всплески.
     - С тобой разве договоришься! - обиженно сказала Наташа и стремительно
выпорхнула из  помещения.  Однако  через  секунду  в  проеме  двери   снова
показалась ее  голова.  - У нас незаменимых нет!..  - крикнула она.  - Буду
ждать в красном уголке...
     Не успел   он  обслужить  "Москвич",  как  его  позвали  к  начальнику
производства.
     "Чертовка, уже пожаловалась!  - с досадой подумал он,  вытирая ветошью
руки. - Почти неделя до собрания, а она горячку порет..."
     Однако Тимур  Ильич  пригласил его в свой светлый,  отделанный деревом
кабинет совсем для другого разговора.  Он сидел  на  краешке  полированного
письменного стола и коротко бросал в телефонную трубку:
     - Мы лобовые стекла для "Жигулей" не изготавливаем.  Мы получаем их со
склада, товарищ...  А на складе пусто.  Конечно,  ждем! Вот так, ясно? Все.
Пока.
     Невысокого роста, с короткой стрижкой, в черном кожаном пиджаке, Томин
выглядел молодо,  хотя в светлых волосах и достаточно седины.  Был он очень
подвижным, минуты  не  мог  посидеть  спокойно:  то  встанет  из-за стола и
пройдется по просторному кабинету,  то с бумагами  в  руках  пристроится  у
окна, то,  вот  как  сейчас,  усядется на край стола.  Казалось,  он боится
своего кресла,  будто  оно  болотная  кочка,  которая  может  засосать,  не
отпустить.  Да и в кабинете-то Томин старался поменьше бывать: выскакивал в
производственный отдел или бухгалтерию,  его можно было увидеть в цехах, на
территории, где  он  давал указания мастерам и бригадирам.  В узком длинном
коридоре его ловили клиенты и просили подписать какие-то накладные,  наряды
на запчасти.  Он  выхватывал шариковую ручку,  быстро взглядывал на текст и
тут же подписывал.
     Вскочив со стола,  Томин целеустремленно направился к Сороке,  но,  не
доходя на один шаг,  круто свернул и,  обогнув длинный,  застланный зеленым
сукном стол  -  такие стоят во всех кабинетах,  - вновь очутился у негромко
задребезжавшего телефона.
     - Да?   Я  слушаю.  Здравствуйте.  ТО-1?  Можно.  В  порядке  очереди.
Позвоните в регистратуру, вас запишут.  Профессор? У нас одна очередь и для
профессоров и для рабочих. Для академиков - тоже. Все. Пока.
     Положив трубку, посмотрел на Сороку, неподвижно стоявшего у двери.
     - Ты ученых без очереди обслуживаешь? - спросил он.
     В другой бы раз Сорока и ответил на шутку начальника,  Тимур Ильич ему
нравился, но  сейчас на стенде стоит машина,  а на очереди еще четыре...  А
он, единственный в смене электрик, торчит в кабинете и слушает стереотипные
телефонные разговоры.
     - У меня там люди, - суховато сказал он. - Ждут.
     Бросив на  него  быстрый  взгляд,  Томин  уселся  в кресло,  но тут же
вскочил, будто обжегся.  Обойдя вокруг стола,  снова  остановился  напротив
Сороки.
     Он был намного ниже,  и ему пришлось задрать голову,  чтобы посмотреть
тому в  лицо.  И  взгляд  у  него был вопросительный,  будто начальник и не
вызывал Сороку, а тот сам пришел к нему.
     - Думаешь, я вызвал тебя, чтобы полюбоваться на твои красивые глаза?
     Сорока пожал плечами,  - мол, к чему лишние слова? Тимур Ильич подошел
к подоконнику,  пристроился на нем.  Задумчиво глядя на Сороку, забарабанил
пальцами по стеклу.
     - Дело  вот  в  чем:  я  назначаю  тебя  старшим  смены  на  поток,  -
невыразительным голосом  сказал  он.  -  Приказ   подписан.   Надеюсь,   ты
справишься. Не боги горшки... Вопросы будут? Нет? Все тогда. Пока.
     Сорока вытаращил на него глаза:  он никак не  ожидал  такого  оборота.
Выходит, под его начало попадут все автослесари, мотористы... По сути дела,
старший смены - помощник мастера,  второе лицо в  потоке.  А  когда  мастер
отсутствует, заменяет  его.  К  старшему смены обращаются все:  и рабочие и
клиенты. И он отвечает за качество работ и выполнение плана.
     - В цехе есть ребята куда опытнее меня, - попробовал возразить он. - И
стаж у них! А я тут без году неделя.
     - Испугался,  Сорокин?  -  с  усмешкой  посмотрел  на  него  Томин.  -
Простым-то слесарем оно, конечно, проще...
     Это задело Сороку. В трусости его еще никто не упрекал.
     - Когда заступать? - помрачнев, спросил он.
     - Это  другой  разговор,  -  заулыбался  Тимур  Ильич.  -  А  то я уже
засомневался в тебе. Может, думаю, Кузьмин перехвалил тебя?
     "Вон оно  в  чем дело?  - подумал он.  - Володина работа..." Мелькнула
мысль, не захотел ли  тот  избавиться  от  него,  но  тут  же  отогнал  эту
недостойную мысль: Кузьмин не из тех, кто будет в кошки-мышки играть.
     - Ты что, недоволен? - весело прищурился на него Томин.
     - Прыгаю от радости, - пробурчал Сорока.
     Повернулся, чтобы выйти, но начальник остановил.
     - В этой смене Борис Садовский,  Лунев и Гайдышев...  Я скажу мастеру,
чтобы их перевели в другую смену.
     - Зачем? - сказал Сорока. - Пусть работают, как работали.
     - Не нравится мне эта компания,  - продолжал Тимур Ильич,  наблюдая за
Сорокой. -  Но  дело  знают.  И  потом  опытные  автослесари  на  дороге не
валяются. А на тебя у них зуб.  Я этих ребят знаю...  Начнут палки в колеса
вставлять - сразу ко мне...
     - А это еще зачем? - удивился Сорока.
     - Думаешь, сам справишься?
     - Стоит ли тогда меня назначать старшим смены?
     Томин подошел к нему, крепко пожал руку.
     - Желаю успеха! - коротко сказал он.
     Как восприняли его назначение  старшим смены Длинный Боб и его дружки,
Сорока не знал, да, признаться, не очень это его и интересовало.  Он был на
станции не новичком, со многими ребятами нашел общий язык, а это в какой-то
мере сдерживало Боба и его дружков:  они не были  уверены,  что  теперь  их
поддержат.  Как бы там ни было, они работали, обращались к Сороке только по
делу и старались не задираться, хотя по их виду не скажешь, что им пришлось
по вкусу его повышение. Да иначе и быть не могло.
     Главным образом   на   потоке   занимались    очередным    техническим
обслуживанием автомобилей:  крепежом,  сменой масла,  смазкой, регулировкой
клапанов, проверкой на сходимость колес,  балансировкой  скатов.  В  общем,
профилактикой.
     Быпали, конечно,  и  сложные  случаи,  когда   вокруг   одной   машины
собирались почти   все   слесари  и  гадали:  что  с  ней?  Мастер  начинал
нервничать, торопить,  потому что очередь  застопоривалась,  но  Сорока  не
отпускал машину с подъемника, пока не находили неисправность.
     Длинный Боб,  Леонид Гайдышев и Миша  Лунь  всегда  работали  в  одной
смене. Они  занимались  крепежом,  смазкой,  регулировкой  моторов.  С ними
работал и Василий Билибин.  Он  считался  лучшим  специалистом  по  наладке
моторов. Вася   открывал  капот,  просил  включить  зажигание  и,  наклонив
большую, коротко  остриженную  голову  и  чуть  прикрыв  глаза,  с   минуту
внимательно слушал  двигатель  - так врач слушает сердце больного,  - затем
захлопывал капот и коротко бросал:
     - Как часы.
     - И все? - удивлялся разочарованный автолюбитель который надеялся, что
моторист будет что-то регулировать, подтягивать, подкручивать...
     - Следующий! - лениво бросал через плечо Вася.  За смену ему надоедало
объяснять каждому,  что  мотор  в  полном порядке и трогать его нет никакой
необходимости.
     Наверное, поэтому  Васе  Билибину автолюбители не совали в замасленную
руку рубли.  Правда, он в отличие от Гайдышева был равнодушен к этому. Если
ему давали,   небрежно   совал   в  карман  спецовки,  но  сам  никогда  не
напрашивался.  Поработав год здесь, Сорока стал терпимее относиться к этому
неизбежному злу. Если работникам станции и говорили на общих собраниях, что
брать у  клиентов  чаевые   недостойно   звания   рабочего   человека,   то
автолюбителям никто этого не говорил.  Поэтому они,  когда находили нужным,
совали слесарям рубли, трешки. И Вася Билибин, когда Сорока заговорил с ним
на эту  тему,  заявил,  что  отказаться бывает просто невозможно:  человека
обидишь.
     Длинный Боб,  встретившись с Сорокой после отпуска, первым подошел и о
чем-то заговорил.  А когда Сороку назначили старшим смены,  с обычной своей
вежливой улыбкой  поздравил,  хотя  вряд  ли ему это назначение пришлось по
вкусу. Раньше Садовский был старшим смены,  а как вернулся из отпуска,  его
перевели на   регулировку   сходимости  колес.  Эту  работу,  как  правило,
выполняли очень квалифицнрованные автослесари.
     Когда Боб преувеличенно горячо стал его поздравлять, Сорока, глядя ему
в глаза,  подумал:  "Не вздумай протягивать свою грязную лапу - я тебе руки
не подам!.." Садовский, наверное, понял, руки не протянул...
     Ни он,  Сорока,  ни Длинный Боб даже словом не обмолвились о том,  что
произошло на Островитинском озере. Пока все было как и прежде.
     Как-то на станцию за час до конца смены приехал Глеб.  Как ни в чем не
бывало подошел к Сороке, широко улыбаясь, протянул руку.  Округлое лицо так
и светилось радушием.
     - Что  вы там,  братцы-кролики,  с Ниной Войковой на озере сделали?  -
спросил он.  -  Не  узнать  девицу:  Боба  к  черту  послала,  со  мной  не
разговаривает... Не ты ли, случайно, на ней жениться собираешься?
     - Не я,  - усмехнулся Сорока.  Он впервые услышал,  что у Нины фамилия
Войкова.
     - Черт дернул нас на это озеро завернуть, - продолжал Глеб.  - Нинкина
идея...  А мы, два остолопа, послушались! Как оно называется, это треклятое
озеро? Остро...
     - Островитинское, - сказал Сорока.
     - И близнецы потом как белены  объелись - в один голос завели волынку:
мол, хотим домой, к папе и маме...  В общем, из Москвы быстренько вернулись
в Питер... А как у вас закончился отпуск?
     - Ты знаешь,  на редкость удачно, - не скрывая иронии, ответил Сорока.
- Вы были для нас ложкой дегтя в бочке меда.
     Глеб не нашелся  что ответить и стал шарить по многочисленным карманам
своей пижонской куртки, отыскивая наряд.
     - Ерунда  у  меня  получается,  -  деловитым тоном заговорил он.  - На
скорости сто километров начинается вибрация.  Сначала маленько,  потом  все
больше. Такое  ощущение,  что вот-вот машина на куски развалится.  Трясется
руль, рычаги, сиденья...
     - Надо колеса балансировать, - сказал Сорока. - Сколько твоя прошла?
     - Тысяч тридцать.
     - Протектор стерся, нарушилась балансировка.  Снимай скаты по одному и
тащи в цех.
     - Я? - удивился Глеб. - Уволь, пожалуйста, начальник!
     Сорока взглянул на часы и сказал:
     - Слесарь освободится через полчаса, тогда и займемся тобой.
     Глеб что-то пробормотал  себе  под  нос  и  исчез.  А  немного  погодя
Гайдышев, оставив  на подъемнике машину,  которую шприцевал,  куда-то ушел.
Появился он через несколько минут, катя перед собой по бетонному полу скат.
     - Гайдышев,  -  остановил  его Сорока.  - Закончи профилактику машины,
потом займешься  балансировкой  колес.  Ленька  блеснул  на   него   из-под
натянутого на  лоб берета колючими глазами,  но ничего не сказал:  подкатил
скат к балансировочному диску и стал его там закреплять.  Миша Лунь  бросил
на Сороку насмешливый взгляд, ожидая, что будет дальше.
     Сорока подошел к Гайдышеву. Тот уже закрепил колесо на диске и включил
пуск. Скат  бешено  завращался,  а  на  приборе  далеко  вправо отклонилась
стрелка. Сорока выключил пульт.
     И вот они стоят один напротив другого.  Нахально глядя Сороке в глаза,
Ленька снова нажал на кнопку. Сорока невозмутимо выключил.
     - Не лезь в бутылку, Сорокин, - негромко произнес Гайдышев.  - Это мой
дружок. И он спешит. Могу я его выручить?
     - Не в рабочее время, - отрезал Сорока. - У тебя машина на подъемнике.
Совесть надо иметь.
     - Не  свалится,  - сказал Гайдышев.  - До чего дошло:  приятелю помочь
нельзя!
     - Армейские порядочки! - ввернул Миша Лунь. Однако голос его прозвучал
вполне миролюбиво.  Миша старался теперь не задираться  с  Сорокой.  Вот  и
сейчас вмешался лишь потому,  что Ленька рядом.  Дескать, ребята, я с вами.
Чувствовалось, Миша  тяготился  своей  зависимостью  от  дружков,  что   не
укрылось от Сороки.
     Сорока не уступил бы Гайдышеву,  но одно дело,  когда ты выступаешь от
собственного имени и защищаешь свою личную точку зрения, а тут ты - старший
смены. Не бог весть какое серьезное нарушение совершил Ленька.  И  вряд  ли
остальные рабочие  будут  на стороне Сороки.  Многие поступают так же,  как
Гайдышев. Правда,  стараются это сделать незаметно,  во время перекура  или
обеда. Другой  раз  отпрашиваются  на  полчаса  -  мол,  потом  задержусь и
отработаю.
     Скрепя сердце  Сорока  решил  уступить.  Сегодня не тот случай,  когда
можно всерьез, как говорится, скрестить шпаги. Не стоит обострять отношения
со слесарями  в  цехе.  А на них уже многие посматривают.  Делают вид,  что
заняты работой, а у самих ушки на макушке.
     - Ступицы смазал? - кивнул Сорока на висевшую в воздухе машину.
     Ленька, ожидавший скандала, растерялся.
     - Правую переднюю не трогал, - помедлив, ответил он.
     - Крепеж закончил? - наступал Сорока.
     - Крышку картера надо подтянуть... и это...
     - Что?
     - Маятник слабовато затянут.
     - Я закончу твою работу, - сказал Сорока, направляясь к подъемнику.
     Гайдышев проводил его взглядом, потом повернулся к приятелю.  И лицо у
него было озадаченное.  Миша Лунь подмигнул, - мол, наша взяла! - и, шлепая
ладонями по протектору, стал все сильнее вращать переднее колесо машины.
     Длинный Боб,  внимательно наблюдавший за этой сценой  из  облицованной
плиткой траншеи, где он проверял сходимость колес, кивнул Леньке - дескать,
подойди!
     Установив на  обод  свинцовые грузики,  Гайдышев вытер руки о штанины,
вразвалку подошел к Садовскому.
     - Глеб мог бы и подождать, - негромко сказать тот. - Зачем по пустякам
обостряешь отношения?
     - Хочешь, чтобы он нам сел на шею и погонял? - огрызнулся тот.
     - Не сядет...  - сказал Борис.  - Не допустим мы такого, дорогой Леня,
можешь мне поверить!
     - Я думал, он как танк попрет на меня...
     - Я давно вам говорил, что он не дурак, - сказал Длинный Боб.  - С ним
надо ухо держать востро. А ты лезешь пн рожон!
     - Зато ты всегда в сторонке отмалчиваешься, - упрекнул Ленька.
     - А со стороны-то, друг мой Гайдышев, всегда виднее...
     Уже после смены, когда они помылись и переоделись,  Вася Билибин - они
вместе вышли из проходной - сказал:
     - Я думал, ты поставишь Гайдышева на место...
     - А ты бы меня поддержал? - взглянул на него Сорока.
     - Поддержал!  -  хмыкнул  Вася.  -  Случается,  и  ко  мне заглядывают
дружки-приятели...  Ведь не откажешь? - Он с хитринкой в глазах взглянул на
Сороку: - А мне разрешил бы знакомого без очереди обслужить?
     - Тебе бы - нет, - честно ответил Сорока.
     - Ну вот видишь!
     - Ты и не стал бы просить меня об этом, - продолжал Сорока.
     - Пожалуй, ты прав, - подумав, согласился Вася.
     - А вообще,  мне трудно с ними воевать,  - сказал Сорока.  - Я еще  не
знаю, поддержат ли меня ребята.
     - Электриком-то небось было спокойнее? - усмехнулся Билибин.
     - На теплой печи еще спокойнее.
     - Не лежал... - протянул Вася. - Я ведь ленинградец, в деревне не жил.
     - На русской печке - рай,  - улыбнулся Сорока.  - Представляешь, зима,
за окном вьюга-метель,  деревья скрипят,  а ты лежишь на овчине и слушаешь,
как завывает в дымоходе... Пахнет нащепанной лучиной и луком. И еще горячим
кирпичом.
     - Дед жил в деревне, под Чудовом.  Но мне так и не довелось побывать в
его доме.  В войну вся деревня сгорела... Ну ладно, хватит про печь. - Вася
посерьезнел, вздохнул.  -  Ребята  на станции не любят Гайдышева и Длинного
Боба, но никто не хочет с ними связываться  -  можно  ведь  получить  к  по
рогам!  А потом Садовский - широкий парень. Никогда не жмется, дает в долг,
приглашает ребят в ресторан, угощает коньяком...
     - Одним словом, покупает, - заключил Сорока.
     - А ты только права качаешь, бьешь на одну сознательность!
     - Предлагаешь  и  мне  с зарплаты пригласить их куда-нибудь и накачать
коньяком?
     - У тебя денег не хватит,  - коротко рассмеялся Вася.  Ему было трудно
представить такое.
     - А ребята не задумываются, почему у этих деляг денег куры не клюют? -
посмотрел на него Сорока. - Угощают-то они на ворованное!
     - Не  пойман  -  не вор,  - хмыкнул Вася,  произнося популярную в цехе
фразу.
     - Сколько  веревочка  ни  вейся...  - сказал Сорока.  - Попадутся они,
Вася.
     - Они тоже не лыком шиты, - усомнился в его словах Билибин и вздохнул.
У него была такая привычка - ни с того ни с сего иногда тяжко так вздыхать.
     - Ребята и то удивляются,  говорят:  что тебе,  больше всех надо?  Или
перед начальством выслуживаешься?
     - Ты ведь так не думаешь?
     - Ну а все-таки, почему ты такой?
     - Какой?
     - Ну, до всего тебе есть дело. Теребилов побольше тебя начальник, а он
ничего не замечает... Плавает по цеху, как корабль, и все им довольны. План
выполняется, премиальные  идут,  чего  еще   надо?   А   то,   что   ребята
подхалтуривают, -  и  бог  с  ними!  Они  же  не  у государства берут,  а у
частника.
     - А  где же такие понятия,  как рабочая честь?  Наконец,  обыкновенная
совесть?  Ты думаешь, они домой придут н станут сразу хорошими, честными? И
этот слюнтяй Миша тянется за ними!  А на них глядя и другие начинают хапать
и халтурить.  Им,  мол,  можно, а нам нельзя? Ты послушай, что в городе про
нас, ремонтников, говорят: гайку даром никто не завернет!  Бряк-стук - гони
руп. Стук-бряк - давай трояк!
     - Это ты перехватил, - возразил Вася.
     - Такие,  как Гайдышев,  дают повод так  о  нас  думать.  Помнишь  эту
комедию с масленками?
     - Масленки  -  это  мелочь!  -  сказал  Билибин.  -  Они  почище  дела
обделывают...
     - Какие дела?  - как можно равнодушнее  спросил  Сорока,  но  Вася  не
клюнул на