на это решались немногие.  Большинство  пар  готовы
были заплатить круглую сумму так называемому "духовному акушеру",  чтобы  он
присутствовал и помогал.
   На этой помощи можно было прилично заработать. Но Зоя,  к  сожалению,  не
могла выступить в роли "духовного акушера". Дипломированный врач имеет право
принимать роды вне стационара только в  экстренных  случаях.  Если  что,  он
несет уголовную ответственность.  Иными  словами,  единственное,  что  могло
помешать любому человеку принимать домашние роды, - это диплом о среднем или
высшем медицинском образовании. Никаких иных препятствий  не  было.  Никаких
особенных знаний не требовалось. Достаточно было отличать  чакру  от  кармы,
ментал от астрала и голову новорожденного от его попы.
   Обучение было платным, для специальных  выездных  семинаров  арендовались
дома отдыха и пансионаты. Никаких документов об  окончании  этих  курсов  не
выдавалось. Просто телефон  каждого  свежего  выпускника  вносился  в  некий
список, новоиспеченный "духовный акушер" получал право ссылаться на Астахову
и известного профессора,  а  они  в  свою  очередь  рекомендовали  его  всем
желающим как хорошего специалиста.
   Надо признать, что медицинская общественность реагировала на модные опыты
довольно вяло.  Иногда  мелькали  гнусные  клеветнические  статейки,  прошло
несколько неприятных телепередач. Впрочем,  это  имело  совершенно  обратный
эффект, получилась мощная реклама.
   -  Зоя,  чем  вы  занимаетесь?  -  мрачно  спросил  ее   бывший   научный
руководитель  при  случайной  встрече.  -  Смотрите,  можете  нарваться   на
серьезные неприятности.
   Наприятности не заставили себя ждать. Один  из  хороших  специалистов  во
время водных родов задумался,  передержал  младенца  под  водой  и  нечаянно
утопил. Как ни старался он потом внушить несостоявшимся родителям, что у  их
ребенка была такая карма, слушать его не стали. В суд они,  конечно,  подать
не могли. Никто ведь не заставлял  роженицу  влезать  в  ванную,  приглашать
человека с улицы. Но слухи поползли нехорошие.  А  потом  -  словно  плотину
прорвало. То сепсис, то обвитие  пуповины,  то  поперечное  предлежание,  то
узкий таз. "Духовные акушеры" и слов-то  таких  не  знали,  они  старательно
открывали роженицам чакры и выводили их в астрал.
   На занятиях Астаховой все чаще приходилось отвечать на тревожные  вопросы
будущих мам и пап. Она терпеливо объясняла, что бывают у некоторых  духовных
сущностей такие кармы, согласно коим они посещают земной наш  мир  всего  на
девять месяцев, то есть на срок от зачатия до родов, а потом  сразу  уходят,
улетают, как Маленький  принц  из  сказки  Экзюпери,  и  задерживать  их  не
следует. Наоборот, надо дать им уйти, спокойно и красиво,  иначе  поломается
хрупкая гармония космоса, и за это придется отвечать если не в этой,  так  в
одной из последующих жизней.
   Как-то дождливой октябрьской ночью в один  из  московских  роддомов  была
доставлена  на  "Скорой"  роженица.  Ее  вытащили  из  ванной  в  коматозном
состоянии. В животе у нее были мертвые близнецы. Подобное уже  случалось,  и
как-то всегда сходило с рук. Виноватыми  оказывались  исключительно  жертвы.
"Духовный  акушер"  он  и  есть  "духовный",  в  квартире  присутствовал  по
настоянию клиентов, для моральной поддержки.
   Медицинская общественность саркастически хмыкала,  мол,  что  же  делать,
если находятся дуры, готовые поверить шарлатанам?  Но  на  этот  раз  "дура"
оказалась женой весьма крупного чиновника, а роды в ванной  пытался  принять
один из учеников Астаховой.
   А  тут  еще,  как  назло,   вспыхнула   в   Москве   эпидемия   дифтерии,
спровоцированная новомодным  веянием,  повальным  отказом  от  прививок,  и,
разумеется, нашлись мерзавцы, которые  припомнили,  что  у  истоков  широкой
антипрививочной кампании стояла доктор Астахова.
   Зоя чувствовала все острей, что надо потихоньку с  новомодным  прибыльным
увлечением завязывать. Светило-профессор тоже это  почувствовал  и  уехал  в
Америку. Зоя не решилась последовать его примеру. Слишком дорого  далась  ей
Москва, чтобы менять ее на Лос-Анджелес и начинать все с нуля.
   Между прочим, через несколько лет светило оказался в американской тюрьме.
Ему было предъявлено обвинение  в  изнасиловании  беременной.  Вероятно,  он
испытывал новые оригинальные способы раскрытия чакр и  вывода  в  астрал.  В
ходе судебного разбирательства выяснилось, что никто не знает, каких  именно
наук он профессор, и даже диплома о высшем образовании у него нет.
   Зоя отступала осторожно и умно. Ей не хотелось отказываться от знаменитой
"теории Астаховой". Это был ее хлеб, это была вся ее жизнь. С  водных  родов
она потихоньку переключилась на более безопасную тему и  сосредоточила  свое
научное внимание на здоровом образе  жизни,  правильном  питании,  борьбе  с
алкоголем и табакокурением.
   Отступление проходило довольно гладко, "духовные акушеры" продолжали свою
активную деятельность, однако  доктор  Астахова  имела  к  этому  все  более
косвенное отношение.
   Лекции о  правильном  питании  пользовались  неизменным  успехом,  в  две
группы, которые она вела в Доме культуры "Большевик",  выстроилась  очередь.
Желающих поправить здоровье, обрести молодость, красоту и уверенность в себе
не убывало. Проводила она также индивидуальные  консультации,  и  тоже  была
очередь, хотя деньги доктор Астахова брала немаленькие. Конечно, ни о  каких
водных родах речи уже не шло.
   Людмила умерла, тихо сгорела от своих привычных хворей и от слез по сыну.
Антон продолжал присылать письма из  колонии.  Зоя  отправляла  ему  изредка
посылки. Жизнь ее была полна и содержательна. Она еще раз, по-настоящему, на
европейском уровне, отремонтировала квартиру, купила новую шикарную  мебель,
потом автомобиль "Жигули" и, разумеется, гараж к нему, потом хорошую дачу  в
тихом поселке. В общем, время для Зои Анатольевны летело незаметно. И  когда
однажды,  холодным  ноябрьским  вечером,  на  пороге  ее  красивой  квартиры
появился худой беззубый мужик в телогрейке, она страшно удивилась,  узнав  в
нем любимого племянника.
   Он плакал, по-детски размазывая слезы. Она представила, что будет,  когда
обнаружится у доктора Астаховой такой  вот  родственничек.  Она,  воплощение
физического и психического здоровья, источник жизненной  энергии,  -  родная
тетя убийцы, да не просто убийцы, а с сексуальной патологией.  Завистники  с
радостью обнародуют интересную новость. Желающих попасть  к  ней  в  группу,
получить консультацию, послушать лекцию, станет значительно меньше.
   Сначала она решила дать денег и отправить его назад  в  Поваровку.  Пусть
живет там тихо, если понадобится материальная помощь, она  готова,  по  мере
сил...
   - Тетя, я хочу с тобой жить, - заливался слезами Антон, - я не могу  там,
дома. Все время вижу Ксению.
   - Кого? Ах, ну да, конечно...
   - Бабки на лавочке замолкают, когда мимо иду, шепчутся за  спиной,  никто
не здоровается. Все помнят, каждая распоследняя собака в деревне косится  на
меня... Не могу, возьми меня к себе.
   - Ладно, Антоша, я подумаю.
   Антоша  плакал  уже  беззвучно,  уронив  голову  на  руки,  только  плечи
вздрагивали. "Он не отстанет, - думала Зоя, поглаживая его обритую голову, -
он не захочет тихо жить в Поваровке".
   Она вдруг  вспомнила,  как  переступали  кривенькие  ножки  по  вытертому
половику, как вскинулось вверх бледное, измазанное кашей личико,  растянулся
беззубый ротик в улыбке.
   - Зезя! - Он поздно начал ходить и  говорить,  отставал  в  развитии,  но
такой был хорошенький, а главное, любил ее, Зою, больше всех. Больше  матери
своей Людки.
   Зоя Анатольевна неожиданно  для  себя  всхлипнула  отерла  скупую  слезу,
вспомнила, что, кроме Антона нет у нее ни одной родной души на свете.
   - Я сниму тебе квартиру, буду деньги давать.  Только  ты  уж  смотри,  не
подведи меня. Я ведь человек известный.
   Он понял, радостно закивал в ответ. И  в  сердце  ее  жалобно,  мелодично
звякнула какая-то тоненькая незнакомая струнка. Даже в  носу  защекотало  от
этого неведомого звука. Зоя шумно высморкалась в платочек.
   Знать бы заранее, во что выльются те умильные слезы, как  придется  потом
платить за то, что пустила в свою здоровую душу ненужное подлое чувство,  не
просто пожалела  племянника,  а  привязалась  к  нему,  засранцу,  накрепко.
Своих-то детей не было, а материнский инстинкт, он и у волчицы имеется.
   Знать бы заранее, не сидела бы сейчас на  грязной  кухне,  пьяная,  злая,
беспомощная.  Одну  только  слабость  позволила  себе  за  всю  жизнь,  одну
бескорыстную живую привязанность. Вот, пожалуйста...
   - Почему? Ну почему? - бормотала она, вытирая кулаком злые  слезы.  -  По
какому, собственно, праву?
   Вопросы эти были обращены в пустоту, в  теплую  тишину  майской  ночи.  В
ответ шуршали свежие влажные листья тополей. Зоя Анатольевна уронила  голову
на стол, провалилась в тяжелое пьяное забытье и  не  слышала,  как  тихонько
открылась железная дверь ее квартиры.


   Глава 23

   Восьмидесятилетняя сухонькая бодрая  старушка  Надежда  Семеновна  Гущина
была готова принять Леонтьева в любое удобное время. Хоть прямо сейчас.
   Она нисколько не удивилась звонку, не стала спрашивать, зачем да почему.
   - Вы тот  высокий  капитан,  который  был  на  опознании?  Леонтьев  ваша
фамилия? Я вас отлично помню. Приходите, буду рада.
   Надежда Семеновна аккуратно собирала все, что печаталось в  периодической
прессе о творчестве ее питомца. Она тут же выложила на стол солидную  стопку
журналов и газет.
   - Но только из дома я это не разрешу выносить. Читайте  здесь.  Есть  еще
кассеты с записями теле- и радиопередач. Если нужно, я могу вам поставить.
   - У вас есть видеомагнитофон? - удивился капитан.
   - А как же!  Никита  подарил  на  восьмидесятилетие  японскую  технику  и
кассеты с моими любимыми старыми фильмами, - гордо сообщила бывшая няня.
   - Он часто бывал у вас?  -  спросил  капитан  прежде,  чем  углубиться  в
чтение.
   - Раз в неделю обязательно. Он ведь у  меня  единственный.  Своих  никого
нет, ни детей, ни внуков. Я и Юру, папу его, вынянчила с пеленок.
   - Когда он был у вас в последний раз?
   - Да вот перед майскими. Забежал на двадцать минут.
   - Вы не могли бы  вспомнить,  о  чем  вы  говорили,  какое  у  него  было
настроение?
   - Он был усталый и немного раздраженный,  сказал,  что  должен  закончить
одну неприятную халтуру, но для этого ему надо немного отдохнуть. Собрался в
Анталью на неделю.
   - Да, - кивнул капитан, - про Анталью я уже знаю. А  вот  халтура  -  это
что-то новенькое. Какая у писателя может быть халтура?
   - Да, я тоже удивляюсь. У него так хорошо шли дела, он  приличные  деньги
стал получать за свои книги. И вместо  того  чтобы  сесть  за  новый  роман,
занялся непонятно чем.
   - Он не говорил, хотя бы приблизительно, какого рода это была халтура?
   - Я, разумеется, пыталась узнать. Но он только махнул рукой и сказал, что
мне это неинтересно. Он прекрасно понимает, что мне про него все  интересно.
Каждая мелочь. Но если уж Никита решил молчать о чем-то, из него клещами  не
вытянешь.
   - И много у него было таких секретов,  которые  не  вытянешь  клещами?  -
улыбнулся капитан.
   - Нет, - покачала головой Надежда Семеновна, - от меня - нет.  Мне  он  с
самого раннего детства рассказывал все. Даже то, что скрывал  от  родителей.
Знаете, некоторые считают Никиту замкнутым, но на самом деле он из тех, кому
надо делиться. Ему нужен не только читатель, но еще и слушатель  иногда.  Но
слушатель должен быть очень близким человеком.
   - Скажите, когда он закончил последний роман?
   - Седьмого февраля он написал последнюю страницу. Ну, потом еще дня три у
него ушло на  вычитку  и  редактуру,  -  не  задумываясь,  ответила  Надежда
Семеновна, - он позвонил мне в восемь утра. Обычно финал, последние  страниц
тридцать, он пишет залпом, сутки не отходит от стола, почти ничего  не  ест,
только кофе пьет и курит. Кстати, кофе хотите? Я сама не пью, но у меня есть
хороший. Всегда держу пачку хорошего  молотого  кофе  для  Никиты.  Вы  пока
почитайте, а я вам сварю.
   - Спасибо, - кивнул капитан, - не откажусь. Газеты и журналы были сложены
в  строгом  хронологическом  порядке.  Сверху  лежал  свежий  майский  номер
толстого ежемесячного журнала "Калейдоскоп". Глянцевая яркая обложка,  тонны
рекламы, минимум текстов, обычный набор - на первом  месте  проблемы  секса,
пикантности из жизни секс-символов  эпохи,  потом  немного  политики,  мода,
косметика, мистика, несколько диет для быстрого похудания, гороскоп.  Где-то
в середине целый разворот отдан интервью с писателем Годуновым. Две  большие
цветные фотографии. На одной писатель за своим компьютером, на другой  -  во
дворе на лавочке с дочерью Машей.
   Леонтьев пробежал глазами  гладкий,  совершенно  пустой  текст.  Судя  по
всему, писатель Годунов не любил давать интервью.  Довольно  скоро  Леонтьев
понял почему. Корреспонденты разных  изданий  задавали  одинаковые  вопросы:
"Почему вы начали писать детективы? Где вы  берете  сюжеты?  Что  думаете  о
сегодняшнем книжном рынке? Ощущаете ли конкуренцию? Как относитесь  к  тому,
что за год стали знаменитым? Каковы ваши творческие планы?"
   В  преамбуле  к  одному  из  интервью,  опубликованному  в   сомнительной
молодежной газетенке, было сказано, что  Годунов  отказывается  отвечать  на
вопросы, касающиеся его личной жизни. Известно, что писатель был женат  один
раз, развелся семь лет назад, имеет дочь Марию двенадцати лет.
   "Я попросил  писателя  рассказать  о  его  первой  любви,  -  признавался
корреспондент. - Читатели замечают, что при всем разнообразии и  непохожести
героев в романах сквозит образ одной и той же женщины, которая выступает под
разными именами, но ее всегда можно узнать по светло-карим  глазам,  длинным
русым волосам. У нее тонкие пальцы и длинная шея.  Главный  герой  любит  ее
преданно, но безответно, что не мешает ему иметь и другие  привязанности.  Я
спросил: это некий идеал или существует реальный прототип? Никакого ответа я
не получил. Ну что ж, у автора детективов должны быть свои тайны".
   Только в самых первых интервью  было  что-то  живое.  Умные,  небанальные
вопросы, подробные  ответы.  Чувствовалось,  что  собеседники  симпатичны  и
интересны друг другу. Но таких интервью  оказалось  всего  два.  Дальше  шли
пустые общие слова. Попадались обзорные статьи с упоминанием имени  Годунова
в ряду самых популярных детективщиков, анонсы новых романов.
   Леонтьев заметил странную закономерность. Чем более знаменитым становился
Годунов, тем примитивней делались интервью. Слава росла,  и  пропорционально
ее росту падали профессиональный  уровень  и  добросовестность  журналистов,
беседующих с писателем. Капитан понял почему.
   Первые журналисты задавали вопросы  писателю  книги  которого  прочитали,
выделили из общей массы, открыли для себя  благодаря  собственному  вкусу  и
чутью. А потом пошли те, кто клевал только  на  имя,  на  известность  и  ни
строчки не прочитал.
   Леонтьев выписал в свой блокнот пару  журналистских  имен,  из  тех,  что
интервьюировали Годунова в самом начале. Николай Зигс и Татьяна Владимирова.
Судя по вопросам, эти двое были самыми  умными  и  добросовестными  из  всей
прочей журналистской братии. С ними хотелось побеседовать.
   Надежда Семеновна принесла кофе и заглянула  Леонтьеву  через  плечо.  Он
читал критическую заметку в "Новых известиях", которая  называлась  "Как  же
нам без достоевщины?".
   "Гордость переполняет этого интеллигентного молодого человека оттого, что
ему известно, например, кого на блатном жаргоне называют опущенными,  и  он,
используя свою утонченную лексику, объясняет  это  нам,  несведущим.  Вообще
заметно, что уже совсем было заскучавший без застойных задушевных разговоров
богемный мужчина вновь ожил. Интерес к жизни в нем пробудили наемные убийцы,
красиво именуемые киллерами, экстрасенсы и сексуальные  маньяки,  спрятанные
под маской благопристойных чиновников. Все эти атрибуты  восторженно  кочуют
из романа в роман.
   Окончивший Литературный институт и вращающийся в богемных кругах,  Виктор
Годунов с явным удовольствием  фантазирует  на  тему  неведомых  ему  темных
сторон жизни, о которых он слышал от своих точно таких же знакомых. Примерно
с аналогичной достоверностью Годунов мог бы описывать внеземные  цивилизации
или царство гномов... Наконец, надо пожелать Виктору Годунову, если ему,  не
дай Бог, доведется общаться с реальным наемным убийцей,  пусть  он  обладает
хотя  бы  половиной  того  благородства,  каким  он  наделил  его  в   своем
произведении".
   Под шедевром критической мысли стояла подпись
   "Мария Тюльпанова".
   - Тьфу, дура. Накаркала, - пробормотал капитан под нос.
   - Простите, что вы сказали? - Надежда Семеновна  осторожно  наливала  ему
кофе из старинной мельхиоровой турки в фарфоровую чашку, такую тонкую, что в
руки взять страшно.
   - Очень уж гадостная статейка, - поморщившись, объяснил капитан.
   - Гадостная? Ну что вы, это же крик души. Человек ночами не спит от лютой
зависти. А это  крайне  вредно  для  здоровья.  Знаете,  многие  болезни  от
зависти. Она  гложет,  сжигает  заживо.  Иммунитет  резко  падает,  кровяное
давление подскакивает, начинаются всякие сложные хвори.
   - И как Никита  реагировал  на  этот  "крик  души"?  -  криво  усмехнулся
капитан.  -  Он  искренне  пожалел  автора.  -  Пожалел?  Не  обиделся,   не
разозлился?
   - Ну разве можно обижаться и злиться на убогого человека?
   - Мне кажется, вы слишком снисходительны, - усмехнулся капитан.
   - А как же без снисхождения? Завистник самого себя так сильно наказывает,
как никто другой не  сумеет.  Я  же  говорю  вам,  зависть  -  это  болезнь,
медленное самоубийство.
   - Или мотив убийства... - капитан  отхлебнул  кофе,  -  скажите,  Никита,
случайно, не был знаком с  этой  самой  Тюльпановой?  Ни  разу  их  пути  не
пересекались?
   - Почему вы спрашиваете?
   - Очень много  личного  в  статейке.  Невозможно  так  сильно  ненавидеть
человека, которого совсем не знаешь, просто за то, что он талантливей тебя.
   - Ну, во-первых, Тюльпанова - псевдоним. На самом деле писал мужчина. Его
лично Никита не знает, но в газете работает один  его  давний  приятель.  Он
позвонил Никите, хотел предупредить, что  выйдет  такая  вот  статейка,  ну,
знаете, заранее  подготовить.  Правда,  под  большим  секретом.  Материал-то
платный.
   - Даже так?
   - Да. Представляете, человек деньги заплатил, и не маленькие, чтобы часть
своей кипящей желчи излить на публику, до того ему  тяжко  все  это  в  себе
держать.
   - А настоящую фамилию автора этот знакомый не называл, не знаете?
   - К сожалению, нет. Честно говоря,  мы  не  так  уж  много  беседовали  с
Никитой на эту тему. Он забыл на следующий день.
   - Ну  хорошо,  Надежда  Семеновна,  а  фамилию  того  знакомого,  который
работает в газете, тоже не знаете?
   - Миленький мой, у Никиты столько этих газетных  и  журнальных  знакомых,
разве я могу всех  помнить?  Он  ведь  много  лет  занимался  журналистикой,
сотрудничал с разными изданиями. Хотите курить? - она заметила, что Леонтьев
теребит в пальцах сигарету,
   И поставила перед ним пепельницу. - Не стесняйтесь. Я спокойно отношусь к
дыму. Послушайте, Андрей Михайлович, вы мне главного не сказали. Насколько я
знаю, никакого уголовного дела не возбуждено. Принято  официальное  решение,
что произошел несчастный случай, и виноватых искать никто не  собирается.  д
вы из уголовного розыска, и вопросы задаете вполне целенаправленные. Это как
же понимать?
   -  Это  понимать  так,  Надежда  Семеновна,  что  я  лично  сомневаюсь  в
несчастном случае и пытаюсь выяснить, а вдруг они все-таки есть, виноватые?
   - То есть вы не исключаете убийство?
   - Не исключаю.
   - И пытаетесь найти убийцу?
   - Пытаюсь.
   - Спаси