ривязан, чумазый, бледный. Хорошо, если совсем маленький, легкий. Но иногда
доставался Ире ребенок постарше, годовалый, не меньше десяти кило.
   Их меняли примерно раз в месяц.  Сначала  Ире  было  жаль  сосунков,  все
пыталась подкормить, закутать потеплей. Глупая была. Не понимала, что жалеть
надо только себя, и больше никого.
   Сосунков подбирали на вокзалах, иногда покупали до дешевке у опустившихся
проституток, пьянчужек, у девчонок, которые с  детства  на  иглу  подсели  и
ничего уже не соображают.  У  хозяйки  глаз  наметан,  если  видела,  что  у
какой-нибудь оторвы пузо растет, сразу аванс выдавала. А кто может  родиться
у оторвы? У нее спирт вместо крови.
   С утра сосунков поили молоком, в которое хозяйка добавляла жидкую  "дурь"
или толченые "колеса".  Это  чтобы  спали,  не  орали.  Если  сосунок  орет,
работать невозможно. Пассажиры злятся, раздражаются.
   Попадались младенчики такие слабые, что спали весь день сами по себе, без
всяких добавок. Тоже экономия. Хозяйка денежки аккуратно  считала.  "Колеса"
денег стоят, а "дурь" тем более. Но, с другой стороны,  слабые  жили  совсем
мало. Ира боялась таких брать. Однажды сосунок помер прямо у Иры за  спиной.
Было страшно таскать на себе мертвяка, но куда денешься? Пока  не  выполнена
дневная норма, надо ходить по вагонам. У самой коленки тряслись,  вдруг  кто
заметит, что сосунок не дышит. Но ничего, обошлось.
   Сейчас  у  Иры  за  спиной  была  девчонка  годовалая,  здоровенная,  как
кабанчик. Дергалась во сне, колотила ногами. Ира тяжело ступала  по  вагону,
согнулась пополам, заглядывала в глаза пассажирам  и  все  время  беспокойно
косилась на новенького пацана.  Хозяйка  велела  присматривать  за  ним.  Он
странный был, вялый, тощий и совсем дурачок. Говорить не мог, смотрел в одну
точку, но команды понимал и выполнял аккуратно. Скажешь ему:
   - Иди, руку протяни, тебе туда денежку кинут. Ты эту  денежку  потом  мне
отдашь.
   Подобрали его два дня назад на Казанском вокзале. Сидел в углу, прямо  на
полу, в полном отрубе. Ира его первая приметила, стала крутиться, наблюдать.
Поблизости  никого  взрослых  нет.  Может,  потерялся,  а  может  специально
оставили.
   Таких больших редко  оставляют.  Бросают  в  основном  сосунков,  которые
следом не побегут. Ира все ждала, вдруг по  радио  объявят,  мол,  внимание,
потерялся мальчик. Тогда надо сразу уходить от него подальше, не  вертеться.
Но ничего такого не объявляли. Значит, никто не ищет. Не нужен никому.
   Пацан одет был хорошо, курточка  дорогая,  джинсы,  ботинки,  все  как  у
домашнего ребенка. На вид лет восемь, но это из-за  худобы.  На  самом  деле
больше. Ира на его куртку запала. Она давно мечтала о такой, теплой, легкой,
не на вате или там синтепоне, а на настоящем пуху. И главное, пацан в полном
отрубе, вокруг никого. Подходи и снимай.  Ира  уже  на  корточки  перед  ним
присела, в лицо заглянула, окликнула:
   - Эй, малахольный, ты чего?
   Ни малейшей реакции. Глаза закрыты,  сам  бледно-зеленый.  Может,  "дури"
накачался или вообще больной. Хоть догола раздевай, не  почует.  Она  уже  и
"молнию" легонько потянула, но тут, как назло, Борька-цыган подскочил, а  за
ним дед Косуха, который у хозяйки в "шестерках"  ходит.  Она  заволновалась,
испугалась, что курточка ей не достанется, сразу на Борьку цыкнула:
   - Пуховичок мой, учти. Тебе он все равно велик.
   - Убью, заязя! - весело ответил Борька и убежал по своим делам.
   Все у него были "заязи" (он "р" не выговаривал), и всех он грозил  убить,
правда, без злобы, просто такая у него присказка была.
   Малахольного подняли под локотки,  повели  потихоньку.  Никто  ничего  не
заметил. Менты шныряли по залу ожидания, но смотрели мимо.
   Ирка  потом  намекала  хозяйке,  мол,  она  первая  его  нашла.  Пацан-то
подходящий. Глазищи синие, большие, как блюдца, личико жалобное, а  главное,
молчит, ничего ему от жизни не  надо.  За  два  дня  жрал  всего  три  раза,
горбушку сухую пожевал, водой простой запил. Ира заметила, что  на  груди  у
него, под  ключицами,  наколка,  звезда  вверх  ногами,  вписанная  в  круг.
Спросила:
   - Это что у тебя?
   Он не ответил. Да такого и спрашивать нечего, молчит, совсем дурной.  Ира
кликуху ему придумала:  Меченый.  Кликуха  всем  понравилась.  Так  и  стали
называть.
   Хозяйка Ирку похвалила, курточку отдала, только велела порвать немного  и
запачкать. А про Меченого сказала:
   - Гляди за ним в оба, странный он, пришибленный какой-то.
   Вот Ира и глядела. Два дня все было нормально. Давали  новенькому  много.
На него и правда без слез не взглянешь. Идет молча, словно во  сне,  ладошку
свою тоненькую тянет, глазищи синие в пол-лица.
   Поезд  уже  подъезжал  к  станции  "Комсомольская".  Ира   к   новенькому
подобралась поближе, шепнула на ухо, мол,  давай,  выходим.  Вдруг  какая-то
баба вскочила и заорала во всю глотку:
   - Федя! Феденька Егоров! Ты что здесь делаешь!  Товарищи,  я  знаю  этого
мальчика! Надо милицию вызвать! Его украли! Федя, ты что, не узнаешь меня? Я
Марья Даниловна, соседка из тридцать второй квартиры!
   Поезд выехал из туннеля. Ира кинулась вон из вагона  не  оглядываясь.  За
Борьку-цыганаона не волновалась, он  хоть  маленький,  пять  лет  всего,  но
шустрые Мигом соображает, когда надо линять.  А  этот  новенький  -  ну  что
делать? Нашелся он. Повезло пацану. Дурачкам всегда везет.


   Глава 7

   Черный джип мчался по Пятницкому шоссе на скорости  сто  пятьдесят.  Была
глубокая пасмурная ночь Жиденькие подмосковные перелески казались в  темноте
дремучим черным лесом. В придорожных деревнях не светилось ни одного окошка.
   Джип  мчался  в  сторону  Солнечногорска.  Плотный  слой  грязи  закрывал
номерные знаки, но это не  имело  значения,  так  как  они  все  равно  были
фальшивыми.
   В машине сидело трое. Молодые, крепко накачанные, с золотом на запястьях,
пальцах, на бычьих толстых шеях. Огни редких встречных машин выхватывали  из
темноты тяжелые мрачные лица.
   Тот, что сидел рядом с водителем, держал в руке радиотелефон.
   - Да сделаем мы его, не переживай. Тут вот с деньгами  надо  решать...  а
то,  что  совсем  другой  выходит  расклад...  Нет,  мы  договаривались   на
тридцать... Не знаю,  откуда  ты  взял  эту  цифру.  За  двадцать  пять  ищи
других... Ну, не надо мне заливать. Не мы облажались, а ты неправильную  дал
информацию. Ты нас подставил. Как? Будто сам не знаешь. Во-первых,  у  парня
реакция отличная, а ты говорил, он полный лопух. Да, за лопуха можно было  и
двадцать пять. Да  мы  вообще  еще  твоих  денег  в  руках  не  держали.  Ну
правильно, аванс. А разговор шел о всей сумме сразу. Что нам  твоя  десятка?
Ну, не знаю, может, для тебя и деньги... Нет, прямо сейчас не можем.  Заняты
мы... А вот это тебя не касается. Не мы упустили, надо было думать, с самого
начала, когда заказываешь. Ну я что, совсем,  что  ли?  Не  могу  лопуха  от
профессионала отличить? У него же реакции боксерские...  Значит,  в  Выхине,
говоришь? Так... номер дома... Он точно там, или  ты  пока  не  выяснил,  но
знаешь? Понятно... Ладно, все... Завтра сделаем.
   - Он че, в натуре, еще  возникает  -  вяло  оросил  водитель,  когда  его
товарищ закончил разговор. - Он каз-зел, совсем, что ли?
   - Умный, блин, - хмыкнул в ответ товарищ, -  думает  купил  нас  за  свою
паршивую  десятку.  Знаешь,  че   звонил?   Вычислил,   где   может   клиент
отсиживаться. Прямо сейчас, говорит, дуйте туда. Проверьте, говорит, и  если
там, сразу делайте. Сию секунду. Умный.
   - Мы ему че, "шестерки", в натуре? Пусть сам сначала  проверит,  уточнит.
Или пусть платит в два раза больше. Мы че, совсем,  что  ли,  это  самое,  в
натуре, светиться за такие бабки? - подал свой рассудительный тихий голос  с
заднего сиденья самый юный из трех товарищей. - Сию секунду... Деловой...
   - И правда, деловой. Ща, побежали, каз-зел... - засмеялся водитель.
   За поворотом открылся  широкий  пустырь,  застроенный  темными  громадами
трехэтажных вилл. Строительство только закончилось, в поселке никто  еще  не
жил.  Дома  предназначались  для  очень  состоятельных  людей,  при   каждом
стеклянный зимний сад, внутри  по  западному  образцу  по  несколько  ванных
комнат, кроме того, специальное помещение для тренажеров, в котором  целиком
поднималась стена, если вдруг хозяин захочет качать мышцы на свежем воздухе.
   Одно плохо, виллы стояли на голом пустыре, не отгороженные ни  деревьями,
ни кустарником, слишком близко друг к другу, и  при  всей  роскоши,  немного
напоминали курятники или бараки.  Какой-нибудь  бедный  дачник,  проезжая  к
своим  шести  соткам  на  "Запорожце"  или  "Москвиче"   мимо   только   что
отстроенного поселка для "новых русских", мог отчасти  утешить  справедливую
зависть тем, что они, "новые русские" будут жить друг у  друга  на  головах,
шумно и суетно' почти как на стандартных шести сотках.
   Но пока поселок был пуст и тих. Мебель и  прочее  имущество  не  завезли,
настоящую охрану поставить не успели. Вроде должен был сидеть кто-то в будке
у ворот, но либо спал, либо ушел по своим делам. Сторожить пока нечего.
   Только в одной вилле, у самой кромки дубовой рощицы, светился на  третьем
этаже  слабый  огонек.  Там,  в  комнате,  еще  не   обставленной   мебелью,
романтически горела свеча. Хозяин виллы,  бизнесмен  средних  лет  пригласил
свою новую секретаршу взглянуть на дом, и никого, даже  собственную  охрану,
не предупредил об этом.  Поступок  весьма  легкомысленный,  но  что  делать?
Бизнесмену необходимо было расслабиться  и  поближе  познакомиться  с  новой
сотрудницей,  а  супруга  его,  дама  бдительная  и  вспыльчивая,  могла  бы
огорчиться всерьез,  если  бы  кто-то  из  охраны  потом  проболтался  ей  в
случайном разговоре.
   Трое  в  джипе  давно  ждали  подходящего  момента,  чтобы   обсудить   с
бизнесменом некоторые щекотливые проблемы. Он должен был им  много  денег  и
отдавать не хотел. Джип сбавил скорость, погасил фары.
   - Сходи-ка, Сева, посмотри, кто там есть, - бросил через плечо водитель.
   Сева, самый юный, сидел на заднем  сиденье  и  волновался  сильней  своих
товарищей. К стрельбе на  поражение  он  уже  успел  привыкнуть.  Но  сейчас
предстояло другое. Не просто автоматная очередь по движущейся живой  мишени,
а серьезный разговор, выбивание долга.
   Перед его жадным мысленным взором мелькали впечатляющие кадры  из  крутых
боевиков. Дрожащий, в  холодном  поту,  должник-бизнесмен  с  полиэтиленовым
мешком на голове, красивая, непременно голая девушка на  полу,  в  крови,  с
кляпом во рту. Яркие картинки и пугали, и возбуждали.  Сева  выскользнул  из
машины, пригнувшись, побежал вдоль ограды к вилле.
   Все было спокойно. Он заметил пустой  темный  "Сааб",  припаркованный  за
виллой у дубовой рощицы. Наверху, за огромным голым окном,  мелькнула  тень.
|1 Длинные распущенные волосы, вскинутые тонкие руки. Рядом появился  силуэт
некрасивой мужской головы с толстой шеей и торчащими ушами. Сева понял,  что
они там и их всего двое.
   Он бесшумно  поднялся  на  высокое  крыльцо,  заглянул  сквозь  окошко  в
прихожую, легонько дернул запертую дверь, убедился, что держится она пока на
соплях, на одной лишь задвижке, и побежал назад, к джипу.
   Огонек свечки продолжал трепетать на третьем этаже. Две тени,  мужская  и
женская, опять  на  миг  появились  в  окне.  Трое,  вооруженные  маленькими
автоматами, подходили все ближе  к  вилле  на  краю  пустыря.  Они  даже  не
пытались пригнуться, прижаться к ограде, шли спокойно, уверенно,  предвкушая
удовольствие, которое доставит им смертельно испуганная физиономия  должника
и отчаянный визг красивой, непременно голой девушки.
   Быстрая очередь скосила всех троих у крыльца, в широком  фонарном  кругу.
Стреляли сзади, из окна соседней виллы.
   Бизнесмен был, конечно, натурой легкомысленной и даже  романтической,  но
деньги свои считал аккуратно и точно  знал,  что  троим  товарищам  в  джипе
ничего не должен. Ни цента. Правда, потерял всякую надежду объяснить им  это
по-хорошему. Альтернативы не было. Либо отдать, просто так, подарить  весьма
солидную сумму (а какого хрена,  спрашивается?),  либо  убрать  непонятливых
товарищей.  И  он  выбрал  второе,  ловко  заманив  трех  профессионалов   в
примитивную, до обидного примитивную ловушку.
   После сухого треска очереди стало страшно тихо. Трое  остались  лежать  у
крыльца. Чуть позже их аккуратно уберут из новенького,  еще  не  заселенного
поселка. Следов не  останется.  Покореженный  джип  с  тремя  трупами  будет
обнаружен совсем в другом месте.
   Но пока стояла мертвая, жуткая тишина,  и  только  в  кармане  одного  из
покойников жалобно, требовательно надрывался радиотелефон.
   Перезванивал  посредник.  Посланный  им  в  Выхино  человек  только   что
подтвердил неожиданное и смелое предположение. Объект был действительно там.
   Посредник  хотел  сообщить,  что  если  они  прямо  сейчас,  сию  минуту,
отправятся в Выхино и доделают наконец свою работу, то получат деньги сразу.
Причем вся сумма, учитывая выданный аванс, составит уже  не  тридцать  тысяч
долларов, а тридцать пять.
   * * *
   Только на четвертый день после Зинулиного отъезда Никита решился заняться
уборкой. В раковине скопилась вся посуда, какая была у Зинули.  Не  осталось
ни одного чистого стакана. По полу среди бела дня носились, как  скакуны  на
ипподроме, тараканы всех размеров и мастей, от маленьких, угольно-черных, до
огромных рыжих, с толстыми, как медная проволока,  усищами.  Никакой  отравы
для этой похрустывающей под ногами конницы  Никита  не  нашел.  Не  было  ни
веника, ни приличной  тряпки.  Единственное  пластмассовое  ведро  оказалось
треснутым. К тому же кончались продукты.
   Никита надвинул кепку до бровей и отправился в хозяйственный магазин.  На
улице, в неуютном  панельно-сером  районе,  он  опять  почувствовал  ледяное
покалывание в солнечном  сплетении.  Мимо  промчался  черный  джип,  брызнул
густой грязью. Спасибо, что  не  автоматной  очередью.  Случайный  прохожий,
высокий белобрысый парень, уставился на него слишком пристально.
   "Стоп, - приказал себе Никита, -  расслабься.  Выследить  тебя  здесь  не
могут. Вычислить - да. Но в этом случае никто не станет  глазеть  на  улице.
Просто придут и убьют, сразу, без шпионских предисловий".
   Он спокойно, в упор, уставился на парня, и тот отвел глаза. Они шли  друг
другу  навстречу.  Парнишка  издали  был  чем-то  похож  на  Никиту:   рост,
телосложение, цвет волос  и  даже  тип  лица.  Правда,  глаза  его  казались
совершенно сумасшедшими, но Никита подумал, что  у  него  самого,  вероятно,
взгляд не совсем нормальный. Наверное, именно поэтому случайный  прохожий  и
смотрит на него с таким испугом. А может, тоже заметил сходство?
   Нет, они не двойники, разумеется, но издали,  при  неярком  освещении  их
вполне можно спутать.  Это  радует.  Если  так  просто  встретить  на  улице
похожего человека, значит, он не слишком выделяется из толпы.  Пустячок,  но
приятно.
   Поравнявшись с парнем, он остановился, отметил про себя, что  сходство  -
только иллюзия, на самом деле ничего общего, кроме роста и цвета волос, нет,
и
   произнес:
   - Простите, вы не подскажете, где здесь хозяйственный магазин?
   Тот замер,  зачем-то  стал  ощупывать  карманы  своей  черной  джинсовки,
быстро, тревожно озираясь по сторонам. Улица была пуста. Ветер  продувал  ее
насквозь, и у Никиты слетела кепка с  головы,  покатилась  на  мостовую.  Он
бросился поднимать, парень с зеркальной  точностью  повторил  его  движение,
странно вскинул руку, прыгнул прямо на Никиту, словно хотел  первым  поймать
его кепку.
   И в  этот  момент  раздался  громкий  смех,  улица  наполнилась  детскими
голосами, из-за угла показалась толпа школьников.  Пятый  или  шестой  класс
местной школы возвращался, вероятно, с экскурсии или из бассейна.
   Дети орали, кто-то все  время  выбегал  из  строя,  две  учительницы  без
энтузиазма    покрикивали    на    них,    пытаясь    восстановить    ровный
дисциплинированный строй.  Маленькая  темноволосая  девочка  в  расклешенных
брючках поймала кепку и, подняв высоко над головой, закричала:
   - Эй, кто потерял?
   - Я! - откликнулся Никита.
   - Ленточки надо пришивать и бантиком завязывать, - хихикнула  девочка,  и
вслед за ней рассмеялось еще несколько детей.
   - Спасибо, - он надвинул до бровей мятый козырек и обратился к  одной  из
учительниц: - Простите, где здесь ближайший хозяйственный магазин?
   Ему стали подробно объяснять, не только обе учительницы, но и дети, сразу
все, хором. Он  забыл  о  белобрысом  молодом  человеке  и,  разумеется,  не
взглянул ему вслед. А тот все оборачивался, потом пустился бежать.
   В хозяйственном отделе огромного супермаркета Никита накупил  целую  гору
губок, щеток, швабру с навинчивающейся веревочной тряпкой, к ней специальное
ведро для мытья пола, несколько тараканьих ловушек, набор моющих средств,  в
том числе стиральный порошок, и даже не забыл про резиновые  перчатки.  Пора
было рискнуть, включить опасную для жизни стиральную машину.
   В продовольственном набрал продуктов еще дня на три, кроме того,  запасся
сигаретами, спичками, упаковкой одноразовых бритвенных лезвий.  Побродил  по
супермаркету с наполненной доверху тележкой, размышляя, не  забыл  ли  чего.
Взгляд его упал на набор кухонных  ножей.  Он  живо  вообразил  трогательную
картину, как отбивается от убийц с автоматами этаким  тесаком  для  разделки
мяса, но все-таки купил дорогой набор. В любом  случае  Зинуле  в  хозяйстве
пригодится.
   Вернувшись, он включил старенький Зинулин магнитофон, поставил кассету  с
джазовыми композициями Армстронга и принялся за уборку. Вероятно, конура еще
ни разу не подвергалась такой массированной  атаке.  К  чему  бы  Никита  ни
прикасался, все жалобно скрипело, ныло, сыпалось, обваливалось.
   С подоконника вместе с грязью слезала краска. В закутке,  где  помещались
душ и унитаз, сорвалась вешалка для полотенец, выдернув с  мясом  дюбели  из
стены. Хлипкий книжный стеллажик из белорусской сосны  завалился  на  бок  с
угрожающим треском, когда Никита вытащил  книги,  чтобы  отмыть  почерневшую
древесину. Он  попытался  поправить  эту  пизанскую  башню,  но  конструкция
треснула на угловом стыке. К счастью, у Зинули в хозяйстве нашлись гвозди  и
молоток. Кое-как справившись с крошливой белорусской сосной, расставив книги
по полкам, он сделал небольшой перерыв, сварил себе кофе, съел пару холодных
пирожков с капустой.
   На улице давно стемнело, пошел  дождь.  Никита  распахнул  настежь  окно,
жадно вдохнул влажный ночной воздух. День пролетел совсем незаметно.  Он  не
успел сегодня поработать, и вряд ли хватит сил сесть за компьютер,  когда  с
уборкой будет покончено. Ну и хорошо. Ему необходим был тайм-аут.  Борьба  с
грязью  дело  нудное  и  неблагодарное,  однако  отлично   снимает   нервное
напряжение.  Когда  отмываешь  засаленную  электроплитку  и  чинишь  книжный
стеллаж, меньше всего думаешь о смерти.
   ...Люди в  тайге  под  Синедольском,  в  основном  женщины  и  подростки,
вкалывали  значительно  тяжелей  и  тоже  вряд  ли  задумывались  о  смерти.
Наверное, они уже ни о чем не задумывались, до последней минуты не понимали,
где находятся и что происходит...
   Он выглянул  в  окно.  За  шиворот  потекла  струйка  воды  с  крыши.  Он
машинально отметил  про  себя,  что  до  водосточной  трубы  можно  запросто
дотянуться рукой. Значит, есть запасной выход. Последний, пятый этаж.  Можно
по  трубе  вскарабкаться  на  крышу,  можно  и  вниз.   Перегнувшись   через
подоконник, он на всякий случай качнул трубу, проверяя, насколько прочно она
крепится к стене. Да, пожалуй, выдержит, не отвалится.
   Никита закурил, критически оглядел комнату и  вспомнил,  что  должен  еще
запустить стиральную машину, иначе завтра нечего  будет  надеть.  Новенькая,
сверкающая  "Вятка"-полуа