. Наверняка найдутся свидетели, видевшие, как мы сцепились  с
ним на площади.  Но  Хелден придумала,  что мы будем говорить в этом случае:
"Да,  нас преследовали,  но к  тому,  что случилось  позднее,  мы  не  имеем
никакого отношения". С какой стати мы должны знать о дальнейшем?
     - Звучит довольно неопределенно.
     - Еще когда агент был жив,  я решил проверить, знает ли он что-нибудь о
Болдуине. Это имя  подействовало на агента подобно пистолетному выстрелу. Он
стал  умолять меня  и Хелден связаться с неким Пэйтоном-Джонсом и рассказать
тому обо всем; мы,  мол,  должны попросить его разыскать незнакомца, который
напал на нас и убил человека фон Тибольта, и - это агент считал самым важным
- непременно  сообщить МИ-5, что  ко всем этим происшествиям имеет  какое-то
отношение Питер Болдуин.
     - Болдуин? Вы, кажется, говорили,  что у  него были контакты  с МИ-5? -
уточнил Кесслер.
     -  Да.  Он  приходил  к  ним  некоторое  время  назад  с информацией  о
наследниках "Вольфшанце".
     - "Вольфшанце"?  -  тихо переспросил  Кесслер.  -  Это  из того  письма
тридцатилетней давности, которое Манфреди передал вам в Женеве, не так ли?
     -   Совершенно   верно.   Агент   сказал,  что  мы   должны   попросить
Пэйтона-Джонса  еще   раз   вернуться   к   материалам   Болдуина.  К  "коду
"Вольфшанце", как он выразился.
     -  Скажите, упоминал ли Болдуин  "Вольфшанце" в  телефонном разговоре с
вами в Нью-Йорке? - спросил Кесслер.
     -  Нет. Он сказал лишь, что мне  надо держаться подальше от Женевы; что
ему  известны  такие  вещи,  о которых не знает никто. Потом он сказал,  что
кто-то звонит ему в дверь, пошел открывать и к телефону уже не вернулся.
     Взгляд Кесслера стал холоднее.
     - Значит, Болдуин знал о Женеве  и  о том, что "Вольфшанце" проявляет к
этому делу интерес.
     - Мне неизвестно, что  именно он знал. Быть может, это были  всего лишь
слухи.
     - Однако эти слухи должны бы предостеречь вас от визита в МИ-5. Даже за
ваше намерение  известить  их о том, что Бомонт -  агент "Одессы", вы можете
заплатить  слишком дорогой ценой. Британцы начнут расспрашивать  вас и  вашу
подругу  обо всех подробностях. Делать это они мастера, и у  них есть тысячи
способов выудить из человека всю информацию. Имя Болдуина  может всплыть  на
поверхность,  и  тогда  они непременно поднимут его  материалы. Так что этот
вариант не годится.
     - Я  пришел к  такому  же выводу, -  сказал Холкрофт.  Доводы  Кесслера
произвели на него впечатление.
     - Думаю, есть другой способ убрать Бомонта с вашего пути.
     - Какой же? - поинтересовался Холкрофт.
     -  Здесь,  в Германии,  "Одессу" презирают.  Стоит  замолвить  словечко
нужному  человеку, и Бомонта выдворят. А  вам  не придется  лично вступать в
контакт с британцами, рискуя проговориться о Болдуине.
     - Можно ли это устроить?
     - Нет проблем. Если Бомонт действительно агент Одессы, то короткой ноты
Бонна министерству иностранных дел Великобритании будет вполне достаточно. У
меня полно знакомых в правительстве, которые могут это сделать.
     У Холкрофта словно гора свалилась с плеч. Еще одно препятствие осталось
позади.
     - Я так рад,  что познакомился с вами...  - признался он Кесслеру.  - И
вдвойне рад тому, что вы именно такой, какой вы есть на самом деле.
     - Не торопитесь с выводами. Вы ждете ответа на  вопрос, присоединюсь ли
я к вам? Честно говоря, я...
     -  Я  пока не требую от  вас ответа, - перебил его  Ноэль.  -  Вы  были
искренни со мной, поэтому я должен ответить откровенностью на откровенность.
Я еще не все рассказал. Сегодня...
     - Сегодня? - встревожился Кесслер. Он явно был в замешательстве.
     - Да. Всего пару часов назад, если быть точнее.
     - И что же произошло... сегодня? Ноэль подался вперед:
     - Мы знаем о "Возмездии" и "Одессе". Мы не уверены, какой информацией о
Женеве они  располагают,  но я чертовски  хорошо представляю,  как они будут
действовать,  когда раскопают достаточное количество фактов. Далее. Мы знаем
о людях  из "Вольфшанце". Кто бы они ни были, они ничем  не  лучше других  -
такие же сумасшедшие; но неким странным образом они сейчас на нашей стороне,
поскольку заинтересованы в успехе Женевы. Однако есть  еще одна сила. Кто-то
-  или  что-то  - гораздо могущественнее прочих.  Я  обнаружил  это  сегодня
вечером.
     - Что вы имеете в виду? - Голос Кесслера ничуть не изменился.
     - От  самого отеля за  мной была  слежка. Какой-то мотоциклист  ехал за
моим такси через весь Берлин.
     - Мотоциклист?
     - Да.  Я,  как последний идиот, привел  за собою хвост,  но, поняв, что
сглупил, решил остановить шпика. И мне это удалось.  Правда, дело обернулось
несколько  иначе,  чем  я  предполагал.  Мотоциклист  не  принадлежал  ни  к
"Одессе", ни к "Возмездию". Он ненавидел и тех и других, обзывая их не иначе
как мясниками и клоунами.
     - Он  называл их...  -  Кесслер на мгновение умолк.  Потом, восстановив
цельность рассыпавшейся было картины, попросил: -  Расскажите мне по порядку
обо всем, что случилось. Вспомните все, что он говорил.
     - У вас есть какие-либо предположения?
     - Нет... Никаких. Мне просто интересно. Расскажите, пожалуйста.
     Холкрофту не составило труда припомнить все подробности. Преследование,
засада,  короткий  разговор, выстрел.  Когда  он  закончил  рассказ, Кесслер
попросил его снова воспроизвести разговор со шпиком в черной кожаной куртке.
Потом еще раз. И еще один раз.
     -  Кто это был? - спросил  Холкрофт. Он  видел, что  Кесслер осведомлен
лучше. - Кто они?
     - Вариантов  несколько, -  ответил немец, -  но ясно одно: это нацисты.
Вернее, неонацисты. Потомки НСДАП, эдакая фракция-заноза в теле "Одессы", от
которой та не прочь избавиться. Бывают и такие парадоксы.
     - Но откуда они могут знать о Женеве?
     -  Видите ли,  сохранить  в тайне  финансовую аферу подобного  масштаба
практически  невозможно: ведь  с территорий оккупированных стран, со  счетов
вермахта и министерства финансов были похищены сотни миллионов.  А потом эту
громадную сумму еще размещали в Швейцарии, - объяснил Кесслер.
     Что-то  смутило  Холкрофта  в словах  Кесслера, но он не мог определить
причину беспокойства.
     - Какой им толк от всего этого? -  недоумевал он. - Денег им все  равно
не получить.  Все, что в  их  силах, - это на  многие годы  завалить работой
суды. Где тут выгода?
     -  Вы  не понимаете нацистских ультра.  Никто  из  вас  никогда  их  не
понимал. Для наци важен не  только собственный успех. В  равной  степени они
заинтересованы  в   чужом  провале.  Деструктивность  -  неотъемлемая  черта
нациста.
     За  портьерой  внезапно  возникла шумная возня.  Кто-то  упал, что-то с
треском  обрушилось, раздались  крики;  перекрывая  общий  гвалт,  завизжала
какая-то женщина.
     Полог дернулся в сторону, и  в открывшемся проеме. Вдруг  возник силуэт
какого-то мужчины. Он бросился было вперед, но неожиданно повалился кулем на
стол, тараща  выпученные глаза. Изо  рта и  горла незнакомца хлестала кровь,
лицо  корчилось  от  боли, а тело  билось в конвульсиях.  Скребя пальцами по
столу,  он  попытался  вцепиться  в край столешницы  и, хватая ртом  воздух,
прошептал:
     - "Вольфшанце"... Солдаты "Вольфшанце"...
     Подняв  голову, он  хотел что-то крикнуть, но дыхание его оборвалось, и
он со  стуком уронил голову на стол. Незнакомец в черной кожаной  куртке был
мертв.
     Глава 26
     Следующие  несколько мгновений  были  для Ноэля столь  же  непонятными,
сколь и суматошными. Пивную заполнили громкие крики и визг, в зале поднялась
паника. Истекающее кровью тело сползло со стола и распласталось на полу.
     - Руди! Руди! - закричал Эрих.
     - Господин Кесслер! Следуйте за мной!
     - Быстро! - рявкнул профессор.
     - Что?
     - Сюда, друг мой! Вас не должны здесь видеть.
     - Но это же он!
     - Молчите, Ноэль. И держитесь, пожалуйста, за мою руку.
     - Что?.. Где?..
     - Ваш кейс! Бумаги!
     Холкрофт сгреб документы и сунул  их в портфель. В следующую секунду он
обнаружил, что  его  втолкнули  в круг  глазеющих на него  зевак.  Ноэль  не
соображал, куда его  ведут,  но  понимал, что они  уходят прочь от трупа,  и
этого для него было достаточно. Он слепо следовал за другими.
     Кесслер  вел его  сквозь  толпу. Впереди  Кесслера  управляющий  теснил
публику, расчищая дорогу к запертой двери слева под лестницей. Он вытащил из
кармана ключ, открыл дверь, быстро затолкал  их внутрь, вошел сам, захлопнул
дверь и повернулся к Кесслеру:
     - Не знаю, что и сказать, джентльмены! Это ужасно. Пьяная свара.
     - Не переживай, Руди. И спасибо тебе, - ответил Кесслер.
     - Naturlich. Люди вашего ранга не могут быть замешаны в таких делах.
     - Ты очень добр. Есть здесь дверь на улицу?
     - Да, над нами. Мой личный служебный вход. Дверь вела в проулок.
     -  Сюда, -  показал Кесслер  в  сторону  улицы.  - Там  припаркован мой
автомобиль.
     Они  быстро  пересекли  проулок, вышли  на Курфюрстендамм  и  повернули
налево.  Справа,  у  входа  в  пивную, собралась возбужденная толпа,  а чуть
подальше Ноэль разглядел спешащего к месту происшествия полицейского.
     - Быстро! - приказал Кесслер и, едва они нырнули в шикарный "мерседес",
завел двигатель; не прогрев его, сразу включил передачу,  и машина понеслась
на запад.
     -  Тот человек...  в  куртке... это  он за  мной шпионил... -  произнес
Холкрофт шепотом.
     - Я догадался, - ответил Кесслер. - Он-таки нашел дорогу назад.
     - Боже мой! - вскричал Ноэль. - Что же я наделал?!
     -  Вы  не  убили его,  если  только  вы это имеете  в виду.  ? Холкрофт
обалдело уставился на Кесслера:
     - Что?!
     - Вы не убили того человека, - повторил Кесслер.
     - Но я выстрелил! Я в него попал!
     - Я и не сомневаюсь. Просто пуля не убила его.
     - Что же тогда его убило? - спросил Холкрофт.
     -  Очевидно,  вы  не обратили  внимание  на  его горло. Парня  задушили
гарротой.
     -  Болдуин...  в  Нью-Йорке...  -  ужаснулся  Ноэль. ?  "Вольфшанце"  в
Берлине, - ответил  Кесслер. -  Убийство вашего шпика было рассчитано вплоть
до  секунды. Кто-то из посетителей  подвел его буквально к самой  портьере и
под шумок толпы придушил проволокой.
     -  О Господи!  Тогда  убийца,  кем  бы  он  ни  был...  - Ноэль не смог
завершить фразу. Его затошнило от страха.
     - Кем бы он ни был, - договорил за него Кесслер, - он теперь знает, что
я - часть  "Женевы".  Вот вам и  ответ, ибо выбора у меня  не  осталось. Я с
вами.
     - Простите меня, - покаянно произнес Холкрофт. - Я не хотел ставить вас
в безвыходное положение.
     - Знаю, и ценю это. Однако я буду вынужден настаивать на одном условии.
     - На каком?
     - Мой брат Ганс - он живет в Мюнхене - тоже должен войти в дело.
     Ноэль  воскресил в памяти слова  Манфреди: никаких  ограничений  на сей
счет не было.  Единственная  оговорка басила,  что каждое  из  трех семейств
обладает только одним голосом.
     - Что ж, если он захочет, то никаких препятствий нет.
     -  Он захочет.  Мы  с  ним  очень  близки.  Брат  вам  понравится. Он -
прекрасный доктор.
     - Я бы сказал, что вы оба - прекрасные доктора.
     - Только Ганс лечит, а я по большей части разъясняю... Да  еще еду куда
глаза глядят. Я хотел пригласить вас к себе, но при нынешних обстоятельствах
этого, пожалуй, делать не стоит.
     - Да,  я  слишком много всего натворил. Но вам, кстати,  необходимо как
можно быстрее вернуться домой.
     - Почему?
     - Если нам повезет и никто не сообщит о вас в полицию, тогда,  конечно,
это не имеет никакого значения. Но ежели официант - или  кто-нибудь из ваших
знакомых - скажет, что видел вас в пивной,  и к вам  нагрянет полиция, то вы
сможете ответить, что как раз выходили из пивной, когда началась заваруха.
     Кесслер покачал головой.
     -  Мне  бы  это никогда  в голову  не пришло. Слишком уж я  инертный по
натуре.
     -  Три  недели назад я бы тоже  об этом не подумал. Auсадите меня возле
стоянки такси. Я заеду в отель за чемоданом.
     - Что за ерунда? Я вас сам довезу. /
     - Нас не должны видеть вместе. Это чревато осложнениями.
     - Надо мне поучиться у вас. Когда же мы увидимся в таком случае?
     - Я позвоню вам из  Парижа. Завтра  или послезавтра я встречаюсь там  с
фон  Тибольтом, а затем мы все втроем должны ехать в Женеву. Времени у нас в
обрез.
     - А тот человек из Нью-Йорка? Майлз? - спросил Кесслер.
     - Об этом  позже. Объясню при следующей встрече. Смотрите, вон такси на
углу.
     - Что вы сейчас будете делать? Боюсь, самолетов сегодня уже нет.
     - Переночую в аэропорту. Не хочется торчать одному в номере.
     Кесслер остановил машину.
     - Спасибо, Эрих, - поблагодарил Холкрофт, открывая дверцу. - И простите
меня.
     - Все нормально, друг мой Ноэль. Звоните.

     За   письменным  столом   в   домашней   библиотеке   Кессле-ра   сидел
светловолосый  мужчина.  Держался он  очень  прямо  и,  яростно  поблескивая
глазами, говорил, едва сдерживая гнев:
     - Повтори все сначала. Каждое слово. Без единого пропуска.
     - Да что  толку? -  отозвался из другого конца комнаты Кесслер. - Я уже
раз десять пересказывал. Ничего нового я не вспомню.
     -  Значит, расскажешь еще  десять раз!  - заорал  Иоганн фон Тибольт. -
Тридцать! Сорок  раз! Кто  это был? Откуда  он взялся?  Кто были те  двое  в
Монтро? Они все связаны друг с другом; откуда они?
     - Мы не знаем, - напомнил Кесслер. - На твои вопросы нет ответов.
     -  Есть! Как ты не понимаешь?  Ответ  -  в том,  что говорил  человек в
кожаной  куртке  Холкрофту, там, в  переулке. Я в этом уверен.  Я уже где-то
слышал эти слова. Разгадка кроется в них!
     - Господи,  - спокойно возразил Кесслер, - он  же был у тебя в руках, и
ты не смог из него ничего выудить. Почему же  ты так уверен  в том, что  нам
удастся  извлечь  истину  из рассказа  Холкрофта?  Ты  должен был  расколоть
кожаного.
     - Он бы не раскололся: слишком был накачан наркотиками.
     - И  поэтому  ты  задушил  его проволочной  петлей  и  швырнул  к ногам
американца... Кретинизм!
     -  Не  кретинизм,  а трезвый  расчет,  - поправил Кесслера  Теннисон. -
Холкрофта необходимо убедить в том, что "Вольфшанце" всюду следует за ним по
пятам. Мы подстегнем его, запугаем,  а потом предложим помощь... Но вернемся
к разговору  в  переулке. Значит, - если верить  Холкрофту, - тот парень  не
боялся умереть. Что он там говорил? "...Я готов. Мы все готовы. Мы остановим
вас.  Мы сорвем Женеву. Ты можешь убить меня - на  мое место встанет другой;
убьешь того - его  заменит третий..." Слова фанатика.  Но  он отнюдь  не был
фанатиком:  я лично  в этом  убедился.  Этот  парень  не  принадлежал  ни  к
"Одессе", ни к  "Возмездию". Он был  откуда-то  еще.  В этом Холкрофт  прав.
Откуда-то еще...
     - Это тупик.
     -  Не совсем.  Мой  человек в Париже занимается идентификацией  трупов,
обнаруженных в Монтро.
     - Он из Сюрте?
     - Да. Лучший из  лучших. -  Теннисон вздохнул: -  Невероятно все это до
неправдоподобия. Тридцать  лет полного  штиля, но стоит сделать  в  открытую
первые шаги,  как  за  две недели из  небытия  возникают всякие таинственные
личности. Такое впечатление, что они,  как и  мы, ждали тридцать лет. Почему
же они не начнут действовать в открытую? Вот в чем вопрос. Почему?
     - Он же сам сказал об этом Холкрофту в переулке:
     "Мы не можем упустить  удачу". Что-то у них сорвется, если они предадут
огласке Женеву.
     - Слишком  просто для таких огромных сумм. Будь дело только в  деньгах,
ничто  не остановило бы их от  того,  чтобы заявиться к нам - распорядителям
вклада,  - и поговорить  с позиции  силы. На кону почти  восемьсот миллионов
долларов. С их точки  зрения, они вправе претендовать на две трети. Конечно,
мы бы их сразу после совершения сделки прикончили, но знать они  об этом  не
могут. Нет, Эрих, тут дело  не  только в  деньгах.  Мы  должны искать что-то
другое.
     -  По-моему,  мы  должны обратить  внимание  на другую беду! - вскричал
Кесслер. -  Кем бы ни был этот сегодняшний  мотоциклист, кем  бы ни  были те
двое из Монтро, - все это мелочи по сравнению с основной проблемой,  решение
которой не  терпит  никаких  отлагательств! Взгляни  правде в лицо,  Иоганн!
Британцам  известно,   что  Тинаму   -  это  ты!  Нельзя  больше   от  этого
отмахиваться! Они знают, что ты - Тинаму!
     - Одна поправочка: они всего лишь предполагают, что я Тинаму, но отнюдь
не  знают наверняка. И, как верно заметил  Холкрофт,  очень скоро убедятся в
том, что были несправедливы в своих подозрениях.  Если уже не убедились. Так
что мое положение сейчас весьма и весьма благоприятно.
     - Ты сошел с ума! - завопил Кесслер. - Ты рискуешь всем!
     - Напротив, - спокойно  возразил  Теннисон, - я укрепляю наши  позиции.
Можно ли вообразить себе лучшего  союзника, чем МИ-5? Если быть точным, то у
нас, конечно,  есть свои люди в  британской разведке, но все они рангом ниже
Пэйтон-Джонса.
     - Ради Бога,  о чем ты говоришь?! - Кесслер покрылся холодным потом, на
его шее вздулись жилы.
     - Сядь, Эрих.
     - Нет!
     - Сядь!
     Кесслер опустился на стул:
     - Я этого не допущу, Иоганн.
     - Не допускай, на здоровье. Только сначала послушай. - Теннисон подался
вперед: - Давай поменяемся на время ролями - я немного побуду профессором.
     - Не надо на  меня давить. Мы, видите  ли,  можем мириться  с  тем, что
кто-то вторгается в сферу наших  интересов, но не хотим  мириться с тем, что
от нас что-то скрывают. А если тебя арестуют - что тогда с нами станется?
     - Я,  конечно, польщен,  но ты не должен мыслить подобным образом. Если
даже со мной что-нибудь произойдет, то в наших списках найдутся имена многих
достойных  людей со всех концов света. Выбирать есть из кого: четвертый рейх
в любом случае не останется без вождя. Но со мной ничего не случится. Тинаму
- мое самое надежное прикрытие.  Как только его поймают, я не только окажусь
вне подозрений, - меня еще и окружат почетом и уважением.
     -  Да  ты свихнулся!  Ведь Тинаму  - это ты сам!  ? Теннисон, улыбаясь,
откинулся на спинку стула:
     - А давай-ка попристальнее изучим  нашего убийцу.  Согласен? Десять лет
назад ты сказал, что Тинаму -  мое лучшее творение.  Ты говорил, насколько я
помню, что он может оказаться нашим самым жизнеспособным оружием.
     - Теоретически. Только теоретически. Я  тогда  сразу  заявил, что это -
чисто теоретическое суждение!
     - Да, любишь ты прятаться за стенами своей башни. Впрочем, так и должно
быть.   Но   ты  оказался  прав,  понимаешь?  По  моим  последним  расчетам,
швейцарские  миллионы не  сослужат нам пользы,  если  их тут же не пустить в
ход.  Однако везде и всюду -  препоны законов, и нам придется их обходить. А
это не так  просто,  как  в прежние времена, когда  можно было  заплатить за
поджог Рейхстага, купить места в парламенте или выборы  в  Америке. И все же
для  нас  это гораздо  проще,  чем для  кого бы то  ни было.  Твои  суждения
десятилетней  давности   сегодня   приобрели  еще   большую  злободневность.
Благодаря  Тинаму  мы  можем  выдвигать  самые  экстраординарные  требования
наиболее  влиятельным лицам в правительствах великих держав. Все они платили
Тинаму  за  убийства своих  конкурентов.  Среди  наших  заказчиков - люди  в
Вашингтоне,  Париже  и  Каире; услугами Тинаму  пользовались  Афины, Бейрут,
Мадрид, Лондон,  Варшава и даже Москва. Тинаму неодолим. Это -  наша ядерная
бомба.
     -  Которая,  взорвавшись,   может  выпасть  на   наши  головы   в  виде
радиоактивных осадков.
     - Может,  -  согласился Теннисон,  - но  этого  не случится.  Много лет
назад, Эрих, мы с тобой поклялись не держать друг от друга никаких секретов,
и я оставался верен этой клятве всегда и во всем, кроме одного случая.  Но я
не раскаиваюсь. Эта тайн