хотя бы отдаленно напоминала жену Вильгельма фон
Тибольта. Было множество беременных женщин, даже женщин с детьми, но не было
лишь жены и детей фон  Тибольта. Как говорил Манфреди, старшей Гретхен тогда
было лет двенадцать-тринадцать, сыну Иоганну  - десять. Всех женщин, которые
пересекали в то время границу Бразилии,  сопровождали  мужья  или  фиктивные
мужья, и если с ними были дети, то все были не старше семи лет.
     Это обстоятельство поразило Холкрофта: это было не только странно, но и
с математической точки  зрения просто  невозможно. Он вглядывался  в столбцы
выцветших имен  и цифр, в  почти неразличимые  записи,  сделанные торопливой
рукой чиновников иммиграционных служб более тридцати лет назад.
     Что-то  тут   не  так.  Наметанный  глаз  архитектора  улавливал  некое
несоответствие: у  него  возникло  ощущение,  что  он рассматривает  чертежи
незавершенных проектов, в которые внесены едва заметные изменения,  поправки
-  тонюсенькие  чернильные  линии  вытравлены  и  переправлены  -  но  очень
аккуратно, чтобы не нарушить общей картины.
     Вытравлены и  переправлены. Химически вытравлены, аккуратно исправлены.
Вот что поразило его! Даты рождения! На  каждой странице, испещренной рядами
чисел,  чуть ли не  каждая  цифра была  незаметно  исправлена.  Так,  тройка
превратилась  в  восьмерку, единица в  десятку, двойка в ноль, там дорисован
кружок, здесь линия продолжена вниз, а тут добавлена лишняя закорючка. И так
на каждой странице во всей картотеке,  составленной в промежутке между июнем
и июлем 1945  года.  Даты рождения всех  детей, въехавших в  Бразилию,  были
исправлены таким образом, что все они оказывались рожденными до 1938 года!
     Это  было  дьявольски  хитроумное  мошенничество,  которое  потребовало
долгой и кропотливой проработки.
     Прервать охоту уже на первом этапе! Но сделать это так чтобы комар носа
не  подточил.   Крошечные  цифры,  доверчиво  -  и  торопливо  -  записанные
неведомыми  чиновниками  иммиграционной  службы  более тридцати  лет  назад.
Списанные  с давным-давно  уничтоженных  документов, многие из которых были,
несомненно,  фальшивыми.  И  теперь  уже бесполезно  пытаться  восстановить,
подтвердить или  опровергнуть верность этих записей. Время и тайные заговоры
сделали это попросту невозможным. Чего же тут удивляться,  что  в документах
не  оказалось никого,  кто хотя бы отдаленно  напоминал фон Тибольтов! Боже,
Боже, ну и обман!
     Ноэль достал зажигалку, чтобы осветить страницу, на  которой его острый
глаз заметил множество маленьких исправлений.
     - Сеньор! Это запрещено! - громовым голосом произнес переводчик у  него
за спиной. - Эти старые листы легко воспламеняются. Мы не можем рисковать.
     И тут Холкрофту все  стало ясно. Так  вот почему в  этой каморке  такой
тусклый свет, вот почему тут нет окон!
     - О, разумеется, - сказал он, убирая зажигалку. - Наверное, и эти ящики
нельзя выносить из этой комнаты?
     - Нельзя, сеньор.
     - И разумеется, здесь нет дополнительных ламп, а у вас нет фонарика. Не
так ли?
     - Сеньор, - прервал его переводчик вежливо, даже обиженно. - Мы провели
с вами почти три часа. Мы старались оказать вам посильную помощь, но, видите
ли, у нас есть иные дела. Так что если вы закончили...
     - Полагаю,  вы  могли  предвидеть  итог моих поисков заранее,  - бросил
Холкрофт. - Да, я закончил. Здесь.
     Он  вышел на  залитую солнцем улицу,  пытаясь  осмыслить  происходящее.
Мягкий  океанский  бриз погасил в нем гнев и отчаяние. Он двинулся по  белой
набережной,  за  которой  расстилались  золотые пески  Гуанабары.  Время  от
времени Холкрофт  останавливался и,  перегнувшись через  перила, смотрел  на
игры взрослых и детей на пляже. Красивые люди, купающиеся в солнечных лучах,
и  сами  ослепительные,  как солнце. Изящество искусно  сочеталось в  них  с
самодовольством.  Здесь повсюду витал аромат  денег, о чем свидетельствовали
золотистые,  умащенные маслом загорелые тела, многие из которых были слишком
совершенных форм, слишком красивы, лишены физических изъянов. И все же-в чем
своеобразие  этого  места? Если и было  в  Копакабане  нечто  особенное, оно
ускользало от Холкрофта.
     Он  миновал  отрезок пляжа перед отелем  и скользнул  взглядом по стене
гостиницы, пытаясь найти свое окно. В какой-то момент ему показалось, что он
его нашел, но  потом понял,  что ошибся.  В окне  за занавеской  маячили две
фигуры.
     Он вернулся к перилам набережной и закурил. Пламя  зажигалки  заставило
его вновь вспомнить о ящиках с документами  тридцатилетней давности, которые
так  тщательно  "прооперировали". Неужели  все эти  изменения  были  внесены
только из-за него?  Или и раньше кто-то уже искал фон Тибольтов? Какой бы ни
был ответ на этот вопрос, Холкрофту надо искать другой источник  информации.
Или источники.
     La comunidad  alemana.  Холкрофт вспомнил,  что говорил ему бразильский
атташе  в  Нью-Йорке. Атташе сказал,  что в Бразилии есть  три-четыре семьи,
которые выступают  в роли верховных арбитров во всех делах  немецкой общины.
Ясно,  что  они-то  должны  знать все тщательно  оберегаемые  секреты.  Люди
скрывают свои подлинные имена... Иностранец, приезжающий в  Рио-де-Жанейро в
поисках исчезнувших  немцев, подвергает себя большой опасности...  "La  otra
сага de los alemanes". Они защищают друг друга.
     Но ведь опасности  можно избежать,  подумал  Ноэль. Хотя  бы  дав такое
объяснение, какое  он дал переводчику в  министерстве  иммиграции.  Он много
путешествует, так что нет ничего невероятного  в том, что кто-то, зная,  что
Холкрофт отправляется в  Бразилию,  попросил  его  разыскать  семейство  фон
Тибольт. Кто же  это  может быть?  Человек, который  ведет  конфиденциальные
дела, адвокат или  банкир. Кто-то, чья собственная репутация не подвергнется
никакому сомнению. Еще не успев все обдумать, Холкрофт понял, что, на ком бы
он ни остановил свой выбор, такой вариант прикрытия будет вполне подходящим.
     Вдруг ему в голову пришла  догадка, как  найти  подходящего  кандидата.
Хоть это  и рискованно,  но в этом есть даже некая ирония.  Ричард Холкрофт,
его отчим! Биржевой брокер, банкир, морской офицер... отец. Человек, который
некогда  подарил  вторую жизнь женщине  с ребенком. Бесстрашный человек,  не
опасавшийся запятнать себя...
     Ноэль  взглянул на  часы. Десять  минут  шестого - начало  четвертого в
Нью-Йорке. Конец  рабочего  дня в  понедельник.  Он  не  верил в  счастливые
приметы, но вот ему дано такое знамение! Каждый понедельник  Ричард Холкрофт
бывает в  Нью-йоркском атлетическом  клубе,  где играет с друзьями  в карты,
сидя  за дубовым столом в баре, и  вспоминает старые  денечки.  Ноэль  может
позвать  его к телефону, поговорить  с  ним и попросить о  помощи.  Разговор
должен остаться в секрете, ибо конфиденциальность не только обеспечивала ему
"крышу", но  и  гарантировала  безопасность.  Итак, кто-то  попросил Ричарда
Холкрофта  - человека  с  солидной репутацией  - установить  местонахождение
семейства фон Тибольт в Бразилии. Зная,  что его сын едет  в Рио, этот некто
вполне естественно  обратился  к Ричарду с просьбой заняться расследованием.
Дело строго конфиденциальное, в детали вникать не надо. Никому бы не удалось
отвадить любопытных лучше, чем это мог сделать Дик Холкрофт!
     Но только  Альтина не должна об  этом знать.  Сделать это будет трудно.
Дик ее обожает, и у них нет тайн друг от друга. Но его отец - то есть, тьфу,
отчим! - не откажет  ему, если на  то будет  особая необходимость.  Пока, во
всяком случае, он никогда ему не отказывал.
     Ноэль двинулся  по  мраморным  квадратам  пола гостиничного вестибюля к
лифтам, не обращая внимания на окружающих и думая о  том, что скажет отчиму.
Он  вздрогнул  от неожиданности, когда какой-то толстяк  - явно американский
турист - хлопнул его по плечу.
     - Эй, тебя зовут, приятель! - Он указал на стойку портье.
     Тот смотрел на Ноэля, держа в руках уже знакомый желтый конверт. Портье
отдал конверт мальчику-лифтеру, и тот со всех ног бросился к Ноэлю.
     В конверте лежал клочок бумаги с незнакомым именем:
     "Карарра".  Ниже был записан номер телефона. И все. Холкрофт  изумился.
Странно, что ему ничего не просили передать. Так в Латинской Америке дела не
делаются. Сеньору Карарре  придется  подождать. А  ему надо дозваниваться  в
Нью-Йорк: придумывать себе новую "крышу".
     Войдя в номер, Холкрофт снова взглянул на записку Карарры. Он сгорал от
любопытства. Кто же такой этот Карарра,  который рассчитывал,  что  Холкрофт
перезвонит ему,  хотя имя этого человека  ничего  ему  не  говорило? С точки
зрения  латиноамериканских  нравов,   подобный  жест   считался  не   только
невежливым, но даже оскорбительным. Впрочем, отчим может подождать несколько
минут, пока. Ноэль не выяснит, в чем дело. И он набрал номер.
     Карарра оказался  не  мужчиной,  а  женщиной,  и,  судя  по  ее  тихому
дрожащему голосу, она была очень испугана. По-английски  она говорила сносно
- но не более того. Впрочем, какая разница? Выражалась она ясно.
     - Я не могу сейчас говорить, сеньор. Больше не звоните по этому номеру.
В этом нет необходимости.
     - Но вы же оставили этот  номер телефонистке отеля. Вы что же,  думали,
что я не позвоню?
     - Это была... erro.
     - Ошибка?
     - Да, ошибка. Я вам позвоню. Мы вам позвоним.
     - Зачем? Кто вы?
     - Mas tarde, - хрипло  прошептала она, и  в трубке послышались короткие
гудки.
     Mas  tarde... Позже. Женщина ему перезвонит. Холкрофт внезапно  ощутил,
как все внутри  у него сжалось - столь же внезапно, как исчез голос женщины.
Он  даже не мог вспомнить,  когда в последний  раз слышал такой перепуганный
женский голос.
     Первое, что пришло ему в голову, была мысль о том, что она, быть может,
каким-то образом связана с исчезнувшими фон Тибольтами. Но как? И откуда она
узнала  о  нем? Холкрофта снова  охватил  ужас... Перед глазами опять встало
видение  искаженного гримасой  страдания лица умирающего на высоте  тридцати
тысяч футов. За  Ноэлем ведут наблюдение. Незнакомые  люди следят  за каждым
его шагом.
     Его  мысли прервало жалобное жужжание в телефонной трубке.  А, он забыл
положить  трубку  на рычаг. Холкрофт  нажал  на рычаг,  отпустил его и  стал
звонить в Нью-Йорк. Ему срочно нужна "крыша", теперь он это твердо знает!

     Холкрофт  стоял  у  окна,  смотрел  на  пляж  и   дожидался  звонка   с
международной  станции.  Внизу  на  улице  что-то  сверкнуло.   А,   это   в
хромированной крыше  автофургона отразились лучи солнца.  Автофургон проехал
как  раз  в том месте, где  Холкрофт  стоял несколько  минут  назад. Стоял и
рассматривал здание гостиницы, пытаясь найти свое окно.
     Окна гостиницы... Угол зрения.  Угол  отражения  солнечного луча. Ноэль
подошел  совсем  близко к окну,  взглянул  туда,  где  он  недавно  стоял на
набережной,  и  мысленно  прочертил   оттуда   линию  к  своему  окну.  Глаз
архитектора никогда не ошибается. К тому же  Холкрофт заметил,  что соседние
окна расположены  на значительном  расстоянии друг от друга соответственно с
расположением номеров в гостинице, возвышающейся над Копакабаной.
     Он смотрел тогда на  это окно, думая, что это не  его номер, потому что
заметил там чьи-то фигуры. Но это был его номер! И здесь находились какие-то
люди!
     Ноэль  подошел  к стенному шкафу  и  начал перебирать вещи. Он  доверял
своей  памяти настолько  же,  насколько доверял  своему  глазомеру. Холкрофт
представил   себе,  как   выглядел  этот   шкаф  сегодня  утром,  когда   он
переодевался. Он спал  в  костюме,  в  котором прилетел  из  Нью-Йорка.  Его
светло-коричневые брюки висели на  правой  вешалке, почти у стенки. Это была
старая привычка:  вешать  брюки справа,  пиджаки  слева.  Штаны  по-прежнему
висели справа,  но не у самой  стены. Точно:  они были  на  несколько дюймов
сдвинуты к центру шкафа. Его синий блейзер висел прямо в центре, а не слева.
     Кто-то обыскивал его одежду!
     Он бросился к кровати, на которой лежал раскрытый атташе-кейс. Во время
поездок  этот  атташе-кейс  был его рабочим кабинетом:  он знал здесь каждый
миллиметр, знал,  где лежит каждый предмет. Ему  не  пришлось  долго изучать
содержимое кейса.
     В нем тоже рылись.
     Зазвонил телефон -  кто-то снова вторгся в его жизнь. Ноэль снял трубку
и, услышав знакомый  голос  телефонистки Нью-йоркского  атлетического клуба,
понял, что не может теперь посвящать в свои дела  Ричарда Холкрофта - нельзя
допустить, чтобы тот был замешан в этом деле. Все неожиданно усложнилось.
     - Алло! Это Нью-йоркский атлетический клуб. Алло!  Алло, Рио! Ничего не
слышно! Рио, алло! Говорит атлетический клуб...
     Ноэль положил трубку. Он чуть было не совершил идиотскую ошибку. Ведь в
его комнате произвели обыск.  Нуждаясь  в прикрытии здесь,  в  Рио, Холкрофт
чуть было не навел неизвестных на  человека, имеющего прямое отношение к его
матери, бывшей жене Генриха Клаузена. О чем он только думает?
     Но потом он понял, что и это пошло  ему на пользу.  Он усвоил  еще один
урок.  "Развивай  ложь логично, потом снова обдумай ее  и используй наиболее
достоверную версию". Уж коли он смог придумать  повод для того, чтобы Ричард
Холкрофт мог  скрывать личность человека,  обратившегося к нему за помощью в
поисках фон Тибольтов, значит, сможет придумать и самого этого человека...
     Ноэлю стало  трудно дышать. Он едва  не совершил чудовищную  ошибку, но
теперь он начал соображать, как следует  вести себя  в незнакомом  лесу.  На
дорожках расставлены  невидимые  ловушки.  Ему надо  постоянно быть начеку и
двигаться с  превеликой осторожностью. У  него нет права на ошибку, подобную
той, что он чуть было не совершил. Он слишком близко подошел к той черте, за
которой мог подвергнуть риску жизнь своего нынешнего  отца - ради того отца,
которого он никогда не знал.
     "Что  бы ни делал Генрих, это всегда обладало незначительной ценностью.
И  было  ложью".  Слова,  сказанные матерью,  как  и  слова  Манфреди,  были
предупреждением.  Но  мать, в  отличие  от Манфреди, была  не права.  Генрих
Клаузен оказался в такой же мере жертвой, в какой был негодяем.  Исполненное
боли письмо, написанное им в пылающем Берлине,  было столь же неопровержимым
тому доказательством, как и его поступки.  И Холкрофту, его сыну,  предстоит
это доказательство подтвердить.
     La  comunidad  alemana. Три-четыре  семьи  в  немецкой общине,  которые
вершат все дела. Одна из них должна стать его новым источником информации. И
Ноэль знал точно, где ее следует искать.

     Грузный седой старик с тяжелым двойным подбородком,  коротко стриженный
под германского юнкера, сидел за огромным обеденным столом из темного дуба.
     Он поднял взгляд на вошедшего. Обедал он один - ни членов семьи, ни для
гостей приборов не было. Это могло показаться странным, так как, когда дверь
открылась, послышались  голоса:  в  большом доме  находились и  другие члены
семьи и гости, но за стол их не допускали.
     - Мы получили дополнительную информацию о сыне Клаузена, герр Графф,  -
сказал вошедший, приближаясь к столу. - Вам уже известно о телефонном звонке
на Кюрасао.  Он  еще дважды звонил сегодня  днем. Один  звонок -  женщине по
фамилии Карарра. Второй - в мужской клуб в Нью-Йорке.
     - Карарра должны хорошо поработать, - сказал Графф, и его вилка застыла
в  воздухе: пухлые  его щеки  подернулись морщинками. -  А  что  с клубом  в
Нью-Йорке?
     - Нью-йоркский атлетический клуб. Это...
     - Я знаю, что это такое. Закрытый клуб для состоятельных людей. Кому он
звонил?
     - Разговор был заказан с клубом, а не с конкретным человеком. Наши люди
в Нью-Йорке пытаются все узнать.
     Старик  положил вилку на  стол. Он заговорил  мягко,  но издевательским
тоном:
     - Наши люди в Нью-Йорке очень нерасторопны. И вы тоже.
     - Прошу прощения.
     - Вне всякого сомнения, среди  членов клуба  будет обнаружен  некто  по
фамилии Холкрофт.  Если так, то сын Клаузена нарушил данное им  обещание. Он
рассказал о женевских делах Холкрофту. А это опасно. Ричард Холкрофт пожилой
человек, но он не слабак. Мы всегда знали, что, проживи он дольше, он мог бы
стать  препятствием  для  нас.  -  Графф  повернул  свою  большую  голову  к
вошедшему.  - Конверт пришел в Сесимбру.  Так что  путей к  отступлению нет.
События  позавчерашней  ночи должны бы заставить сына Клаузена  уяснить себе
это.  Отправьте  телеграмму  Тинаму.  Я  не  доверяю  его  здешним  Друзьям.
Используйте  орлиный  код  и  сообщите  ему  мою  точку  зрения. Наши люди в
Нью-Йорке получат другое задание.  Им надо  ликвидировать  старика,  который
сует  нос в чужие  дела.  Ричарда Холкрофта следует  убрать. Этого потребует
Тинаму.
     Глава 8
     Ноэль  знал, что нужно искать: книжный магазин, который был  не  просто
местом, где  люди  покупали  книги.  В  любом курортном  городе есть крупный
магазин, который удовлетворяет  читательские  запросы  определенной нации. В
данном случае  магазин  назывался  "Ливрариа  алемао"  -  "Немецкий  книжный
магазин". Как  сказал ему портье, в  этом  магазине всегда  можно приобрести
свежие журналы  из Германии и  ежедневные газеты,  доставлявшиеся самолетами
"Люфтганзы". Это то, что нужно! В таком  магазине, конечно,  есть постоянные
клиенты. Там наверняка работают люди,  которые  знают  все  немецкие семьи в
Рио. Если бы ему удалось  узнать хотя бы пару фамилий... Начинать поиск надо
именно с этого книжного магазина.
     Магазин располагался в десяти минутах ходьбы от отеля.
     - Я  американский архитектор,  -  отрекомендовался  Холкрофт  продавцу,
который,  взобравшись на стремянку, переставлял  книги на верхней  полке.  -
Изучаю  здесь баварское влияние  на архитектуру больших  жилых  домов. У вас
есть что-нибудь на эту тему?
     - Я и не знал о таком влиянии, - ответил продавец на беглом английском.
- Тут много примеров альпийского  влияния, элементы стиля  шале, но  вряд ли
это можно назвать баварским влиянием.
     Вывод шестой - или седьмой? Даже если ложь основана на  толике  правды,
убедись,  что человек, которому  ты  вешаешь  лапшу  на уши,  разбирается  в
предмете хуже тебя.
     - Да, альпийский, швейцарский, баварский стили - они очень похожи.
     - Неужели? А я думал, они сильно отличаются друг от друга.
     Вывод восьмой или  девятый:  не вступай  в спор;  помни о своей главной
цели.
     -  Послушайте, вот что я  вам  скажу. Один  человек  в  Нью-Йорке готов
хорошо заплатить, если  я привезу ему отсюда кое-какие эскизы. Он  был в Рио
прошлым  летом и заприметил тут несколько замечательных строений.  И по  его
описанию выходит, что они выстроены в баварском стиле.
     - Это, скорее,  где-то на северо-западе, в сельской местности. Там есть
несколько  потрясающих  домов. Резиденция  Айзенштата,  например. Но они,  я
думаю, евреи. Представляете там  даже есть что-то от мавританского стиля. Ну
и,  разумеется,  имение  Граффа.  Оно,  пожалуй,  излишне монументально,  но
производит  впечатление  - это уж точно. Впрочем,  оно  и понятно:  Графф  -
мультимиллионер.
     - Как-как его имя? Графф?
     - Морис Графф. Он импортер. Да они все занимаются импортом.
     - Кто?
     -  Э, да перестаньте, а то  вы сами не  знаете! Не сойти  мне  с  этого
места,  если он  не носил генеральские погоны  или не был  крупной шишкой  в
верховном главнокомандовании!
     - Вы англичанин?
     - Я англичанин.
     - Но работаете в немецком книжном магазине.
     - Ich spreche gut Deutsch7.
     - Они что, не могут найти немца?
     -  Думаю, когда нанимаешь кого-то вроде меня, это  имеет свои выгоды, -
сказал англичанин загадочно. Ноэль изобразил удивление:
     - В самом деле?
     -  Да,  - ответил продавец, взбираясь  на одну ступеньку выше. -  Никто
меня ни о чем не спрашивает.
     Продавец  посмотрел  вслед  удаляющемуся  американцу,  быстро  слез  со
ст