Невероятно... - покачал  головой Кесслер. -  Столько лет минуло, а я,
оказывается, так ясно помню его. Он был выдающейся личностью.
     - Они все были выдающиеся.
     - Кто?
     - Вся троица. Клаузен,  фон Тибольт и  Кесслер. Скажите, вам  известно,
как умер ваш отец?
     - Он покончил с  собой. Тогда в этом  не  было ничего необычного. После
крушения  рейха  многие  кончали  самоубийством.  Для  большинства  это  был
наиболее безболезненный выход.
     - А для кого-то - единственный.
     - Нюрнберг?
     - Нет, Женева. Они спасали Женеву.
     - Я вас не понимаю.
     - Скоро поймете. -  Холкрофт  открыл кейс,  вынул из  него  скрепленные
листы  бумаги и  передал их Кесслеру. - В Женеве есть один банк,  в  котором
хранятся огромные деньги, предназначенные для неких специфических целей. Они
могут быть сняты со счета только по единогласному решению трех человек.
     И Ноэль в очередной раз поведал о грандиозной афере, которую провернули
тридцать  лет назад.  Но  от  Кесслера он не  стал ничего  утаивать.  Он  не
опустил, как это было  при встрече с Гретхен, кое-какие специфические факты;
не  перескакивал  через некоторые этапы, как во  время  разговора с  Хелден.
Кесслеру он рассказал все:
     -  ...Средства были  выкачаны  из  оккупированных  стран,  выручены  от
продажи произведений  искусства и  драгоценностей,  награбленных  в  музеях.
Опустошили казну вермахта, миллионные суммы украли у министерства вооружений
и  у...  забыл  название,   но  оно   есть  в  этом  письме...  В  общем,  У
индустриального  концерна.  Затем  все  деньги  при  посредничестве  некоего
Манфреди были помещены в швейцарский банк, в Женеве.
     - Манфреди? Мне знакомо это имя.
     - Ничего удивительного, - кивнул Холкрофт.  - Хотя  я не думаю, что его
имя упоминалось слишком часто. Где вы услышали о нем?
     - Не знаю. Кажется, это было после войны...
     - От матери?
     -  Не думаю.  Она умерла в июле  сорок пятого,  а до  этого очень долго
пролежала в госпитале. Нет, я услышал  о  Манфреди от  кого-то другого... Не
помню от кого.
     - А где вы жили после того, как стали круглым сиротой?
     -  Нас с братом приютил  дядя, брат матери. Нам очень повезло, так  как
дядя  был  уже стар  и  не  представлял  интереса для  нацистов.  Поэтому  и
оккупационные   власти  союзников  отнеслись   к  нему   благосклонно...  Но
продолжайте, пожалуйста.
     Ноэль вернулся к своему рассказу.
     Он детально изложил предъявленные ему советом директоров "Ла  Гран банк
де  Женев" требования,  которые  он  должен был  выполнить для подтверждения
своих полномочий. Что и подвигло  его на поиски Гретхен Бомонт. Он рассказал
Кесслеру о загадочном бегстве фон Тибольтов в Рио-де-Жанейро, о рождении там
Хелден, об убийстве матери семейства и о возвращении Тибольтов в Европу.
     - Они сменили фамилию и  последние пять  лет живут в Англии  под именем
Теннисонов. Иоганн фон Тибольт стал  Джоном Теннисоном и работает репортером
в  "Гардиан".  Гретхен  вышла замуж за некоего Бомонта,  а Хелден  несколько
месяцев  назад  перебралась  в  Париж.  С  братом  я  не  встречался,  но...
подружился с Хелден. Она замечательная девушка.
     - Это и есть тот самый "один человек", с которым вы были вчера?
     - Да, - подтвердил Холкрофт. - Я хочу рассказать вам о  ней. О том, что
ей пришлось пережить, каково ей приходится сейчас. Хелден и еще тысячи людей
с похожими судьбами - это тоже часть моего рассказа.
     -  Кажется,  я знаю,  кого  вы  имеете в  виду,  -  сказал  Кесслер.  -
"Фервюнште киндер".
     - Что вы сказали?!
     -  "Фервюнште киндер", -  повторил Кесслер. -  "Фервюншунг" -  немецкое
слово, означающее "проклятый".
     -  "Дети проклятых"...  Да,  она  упоминала  это  выражение,  -  сказал
Холкрофт.
     -  Они сами себя  так называют. Те тысячи молодых  людей  -  сейчас уже
отнюдь  не юных, - которые  покинули  страну,  убежденные в том,  что на них
несмываемым пятном позора лежат грехи нацистской Германии. Они отказались от
всего немецкого, переменили  имена,  обрели  новую индивидуальность и  стали
проповедовать иной стиль жизни. На них  очень  похожи  орды нынешних молодых
американцев, которые бегут в Канаду и Швецию в знак протеста против войны во
Вьетнаме.  Эти группы формируют  новые  субкультуры,  но  отречься  от своих
корней не дано никому. Они остаются немцами;  они остаются американцами. Они
перемещаются по миру гурьбой, держась друг подле друга и черпая силы из того
самого прошлого, которое они отвергли. Тяжкая это ноша  - нести на себе груз
вины. Понимаете?
     - Не совсем, -  ответил Холкрофт. - Наверное,  я скроен по-иному. Я  не
собираюсь брать на себя чужую вину.
     Кесслер посмотрел Ноэлю в глаза:
     - Я позволю себе  предположить,  что вам придется  это сделать. Вы ведь
говорили, что  не  собираетесь отступаться от  задуманного вами предприятия,
даже несмотря на ужасные вещи, приключившиеся с вами?
     Холкрофт задумался над словами ученого, прежде чем ответил:
     -  Если  вы  и  правы,  то   лишь  отчасти.  У  меня   несколько   иные
обстоятельства. Я  ни от чего не бежал. Просто на меня тогда  пал выбор. Мне
так кажется.
     -  То есть  вы не из  "проклятых",  - спросил  Кесслер,  -  а  из касты
избранных?
     - Привилегированных, по крайней мере. Ученый кивнул:
     - Есть имя и для этих. Может, слышали - "Зонненкиндер"?
     -  "Зонненкиндер"? -  наморщил лоб Ноэль. - Боюсь,  этот  термин из тех
университетских  дисциплин,  в  которых  я,   честно  говоря,  не   блистал.
Антропология, может быть?
     -  Скорее философия,  - подсказал Кесслер. - Эту  концепцию развивал  в
двадцатых годах  английский философ Томас Перри, а его предшественником  был
швейцарец Бахофен со  своими мюнхенскими учениками.  Согласно  этой  теории,
"Зонненкиндер"  -  в  переводе  с немецкого "дети  Солнца" - с  незапамятных
времен жили  среди людей. Именно они творили  историю и повелевали  эпохами,
становились  выдающимися личностями  и  избранными  мира  сего.  ?  Холкрофт
кивнул:
     - Вспомнил. В конце концов, избранность  их  и  сгубила. Они погрязли в
разврате и стали жертвами кровосмесительных связей  или еще  чего-то в  этом
роде.
     - Впрочем,  все  это  - теория,  -  сказал Кесслер. -  Мы с  вами опять
отвлеклись. И немудрено - вы очень хороший собеседник. Но давайте вернемся к
вашему рассказу. Вы остановились на том, что дочке фон Тибольта очень трудно
жить.
     - Им всем  трудно  жить. Это  вообще не жизнь, а сумасшествие.  Они все
время в бегах. Влачат жалкое существование беженцев.
     - Да, эти люди - легкая добыча для фанатиков, - согласился Эрих.
     - Вроде "Одессы" и "Возмездия"?
     - Именно.  Подобные  организации не  могут эффективно функционировать в
Германии - здесь они запрещены. Поэтому они переносят свою деятельность в те
страны,  где  осели  разочарованные  эмигранты вроде  "проклятых".  Все  эти
изгнанники только и ждут шанса  вернуться в  Германию  и мечтают лишь о том,
чтобы дожить до этого момента, сохранив силы и энергию.
     - Вернуться в Германию?!
     Кесслер выставил перед собой руку, словно заслоняясь:
     - Не дай  Бог, чтобы такое произошло, но эти организации никак не хотят
смириться  с существующим положением. "Возмездие" однажды  даже  предлагало,
чтобы  боннское  правительство  управлялось   Коминтерном,  но  этот  проект
отвергла даже Москва;  "Возмездие" выродилось в  обычную  банду террористов.
"Одесса"  же  всегда имела целью возрождение нацизма.  В  Германии  людей из
"Одессы" презирают.
     - Но они по-прежнему  рыщут в поисках потомков наци, - заметил Ноэль. -
Хелден как-то сказала  о себе и себе подобных: "Нас проклинают за то, кем мы
были, и за то, кем мы не стали".
     - Метко сказано.
     - Этих фанатиков надо остановить. Часть хранящихся в Женеве средств нам
необходимо будет употребить на то,  чтобы стереть  с лица земли  "Одессу"  и
"Возмездие".
     - Я возражать не стану.
     - Рад это слышать, - сказал Холкрофт. - Но давайте вернемся к Женеве.
     - Давайте.
     Ноэль изложил  цели договора и рассказал  о том,  какие  условия должны
выполнить наследники, чтобы получить деньги в банке. Пора  было переходить к
тому, что приключилось с ним самим.
     Холкрофт начал с убийства  в самолете, рассказал о терроре в Нью-Йорке,
о  перевернутой вверх дном квартире,  о письме от людей из "Вольфшанце" и  о
телефонном  звонке  Питера  Болдуина,  повлекшем  за собой  череду  зверских
убийств. Затем  он поведал о перелете  в  Рио  и о  густобровом господине по
имени  Энтони  Бомонт,  который  оказался  агентом "Одессы";  рассказал  про
подделанные документы, обнаруженный, им в иммиграционной службе в Рио, и про
странную  встречу  с  Морисом  Граффом; особо же остановился  на  лондонском
вторжении  МИ-5,  подчеркнув  потрясающую  новость  о  том,  что  британская
разведка считает фон Тибольта убийцей, проходящим у них под кличкой Тинаму.
     - Тинаму? - впервые за время рассказа перебил его ошеломленный Кесслер.
Лицо ученого пылало.
     - Да. Вы что-нибудь о нем знаете?
     - Только, то, что писали в газетах.
     -  Я  уже от  нескольких  человек  слышал, что на совести  этого Тинаму
десятки убийств.
     - И британцы полагают, что Тинаму - это Иоганн фон Тибольт?
     - Они ошибаются, - сказал Ноэль. - И  я  уверен,  что теперь они и сами
это знают. Вчерашнее происшествие Должно их убедить. Вы все поймете, когда я
дойду до этого эпизода.
     - Так продолжайте же! - подстегнул Кесслер.
     Холкрофт  вкратце  описал  вечер, проведенный  с  Гретхен,  Упомянул  о
фотографии Энтони Бомонта, потом рассказал о  Хелден и Полковнике, сообщил о
смерти Ричарда  Холкрофта, вспомнил о  телефонных разговорах с  нью-йоркским
Детективом Майлзом и про беседы с матерью.
     Потом  перешел  к  рассказу  о  зеленом "фиате", преследовавшем  их  до
Барбизона, и о человеке с рябым лицом.
     Затем  последовало описание  кошмара  на fete  d'hiver: как он  пытался
поймать в ловушку человека из "фиата" и при этом едва не погиб сам.
     - ...Я  уже  говорил  несколько минут  назад,  что англичане  ошибались
насчет Теннисона, - добавил Холкрофт, завершая рассказ о своих злоключениях.
     - Теннисона? Ах да - это новое имя фон Тибольта, - вспомнил профессор.
     -  Совершенно верно, - кивнул Холкрофт.  - Люди из МИ-5  были убеждены,
что  происшествие  в  Монтро,  включая  и  инцидент  с   рябым  незнакомцем,
шпионившим за нами, - дело рук  Тинаму. Но рябой убит.  А он работал  на фон
Тибольта, и разведке об этом известно. Хелден тоже подтвердила этот факт...
     - Вы хотите сказать, - перебил Кесслер,  - что Тинаму - фон Тибольт  не
стал бы убивать своего человека.
     - Именно.
     - Значит, агент доложит своему начальству...
     - Увы,  не доложит,  - оборвал Ноэль  Кесслера. -  Он  погиб,  заслонив
Хелден  от  пули.  Но  англичане,  безусловно,  проведут  опознание и  сразу
установят, что к чему.
     - Смогут ли они найти труп агента?
     - Известие о его смерти  они получат непременно. Там повсюду было полно
полицейских. Тело обнаружат.
     - Могут ли следы вывести на вас?
     - Возможно. Наверняка найдутся свидетели, видевшие, как мы сцепились  с
ним на площади.  Но  Хелден придумала,  что мы будем говорить в этом случае:
"Да,  нас преследовали,  но к  тому,  что случилось  позднее,  мы  не  имеем
никакого отношения". С какой стати мы должны знать о дальнейшем?
     - Звучит довольно неопределенно.
     - Еще когда агент был жив,  я решил проверить, знает ли он что-нибудь о
Болдуине. Это имя  подействовало на агента подобно пистолетному выстрелу. Он
стал  умолять меня  и Хелден связаться с неким Пэйтоном-Джонсом и рассказать
тому обо всем; мы,  мол,  должны попросить его разыскать незнакомца, который
напал на нас и убил человека фон Тибольта, и - это агент считал самым важным
- непременно  сообщить МИ-5, что  ко всем этим происшествиям имеет  какое-то
отношение Питер Болдуин.
     - Болдуин? Вы, кажется, говорили,  что у  него были контакты  с МИ-5? -
уточнил Кесслер.
     -  Да.  Он  приходил  к  ним  некоторое  время  назад  с информацией  о
наследниках "Вольфшанце".
     - "Вольфшанце"?  -  тихо переспросил  Кесслер.  -  Это  из того  письма
тридцатилетней давности, которое Манфреди передал вам в Женеве, не так ли?
     -   Совершенно   верно.   Агент   сказал,  что  мы   должны   попросить
Пэйтона-Джонса  еще   раз   вернуться   к   материалам   Болдуина.  К  "коду
"Вольфшанце", как он выразился.
     -  Скажите, упоминал ли Болдуин  "Вольфшанце" в  телефонном разговоре с
вами в Нью-Йорке? - спросил Кесслер.
     -  Нет. Он сказал лишь, что мне  надо держаться подальше от Женевы; что
ему  известны  такие  вещи,  о которых не знает никто. Потом он сказал,  что
кто-то звонит ему в дверь, пошел открывать и к телефону уже не вернулся.
     Взгляд Кесслера стал холоднее.
     - Значит, Болдуин знал о Женеве  и  о том, что "Вольфшанце" проявляет к
этому делу интерес.
     - Мне неизвестно, что  именно он знал. Быть может, это были  всего лишь
слухи.
     - Однако эти слухи должны бы предостеречь вас от визита в МИ-5. Даже за
ваше намерение  известить  их о том, что Бомонт -  агент "Одессы", вы можете
заплатить  слишком дорогой ценой. Британцы начнут расспрашивать  вас и  вашу
подругу  обо всех подробностях. Делать это они мастера, и у  них есть тысячи
способов выудить из человека всю информацию. Имя Болдуина  может всплыть  на
поверхность,  и  тогда  они непременно поднимут его  материалы. Так что этот
вариант не годится.
     - Я  пришел к  такому  же выводу, -  сказал Холкрофт.  Доводы  Кесслера
произвели на него впечатление.
     - Думаю, есть другой способ убрать Бомонта с вашего пути.
     - Какой же? - поинтересовался Холкрофт.
     -  Здесь,  в Германии,  "Одессу" презирают.  Стоит  замолвить  словечко
нужному  человеку, и Бомонта выдворят. А  вам  не придется  лично вступать в
контакт с британцами, рискуя проговориться о Болдуине.
     - Можно ли это устроить?
     - Нет проблем. Если Бомонт действительно агент Одессы, то короткой ноты
Бонна министерству иностранных дел Великобритании будет вполне достаточно. У
меня полно знакомых в правительстве, которые могут это сделать.
     У Холкрофта словно гора свалилась с плеч. Еще одно препятствие осталось
позади.
     - Я так рад,  что познакомился с вами...  - признался он Кесслеру.  - И
вдвойне рад тому, что вы именно такой, какой вы есть на самом деле.
     - Не торопитесь с выводами. Вы ждете ответа на  вопрос, присоединюсь ли
я к вам? Честно говоря, я...
     -  Я  пока не требую от  вас ответа, - перебил его  Ноэль.  -  Вы  были
искренни со мной, поэтому я должен ответить откровенностью на откровенность.
Я еще не все рассказал. Сегодня...
     - Сегодня? - встревожился Кесслер. Он явно был в замешательстве.
     - Да. Всего пару часов назад, если быть точнее.
     - И что же произошло... сегодня? Ноэль подался вперед:
     - Мы знаем о "Возмездии" и "Одессе". Мы не уверены, какой информацией о
Женеве они  располагают,  но я чертовски  хорошо представляю,  как они будут
действовать,  когда раскопают достаточное количество фактов. Далее. Мы знаем
о людях  из "Вольфшанце". Кто бы они ни были, они ничем  не  лучше других  -
такие же сумасшедшие; но неким странным образом они сейчас на нашей стороне,
поскольку заинтересованы в успехе Женевы. Однако есть  еще одна сила. Кто-то
-  или  что-то  - гораздо могущественнее прочих.  Я  обнаружил  это  сегодня
вечером.
     - Что вы имеете в виду? - Голос Кесслера ничуть не изменился.
     - От  самого отеля за  мной была  слежка. Какой-то мотоциклист  ехал за
моим такси через весь Берлин.
     - Мотоциклист?
     - Да.  Я,  как последний идиот, привел  за собою хвост,  но, поняв, что
сглупил, решил остановить шпика. И мне это удалось.  Правда, дело обернулось
несколько  иначе,  чем  я  предполагал.  Мотоциклист  не  принадлежал  ни  к
"Одессе", ни к "Возмездию". Он ненавидел и тех и других, обзывая их не иначе
как мясниками и клоунами.
     - Он  называл их...  -  Кесслер на мгновение умолк.  Потом, восстановив
цельность рассыпавшейся было картины, попросил: -  Расскажите мне по порядку
обо всем, что случилось. Вспомните все, что он говорил.
     - У вас есть какие-либо предположения?
     - Нет... Никаких. Мне просто интересно. Расскажите, пожалуйста.
     Холкрофту не составило труда припомнить все подробности. Преследование,
засада,  короткий  разговор, выстрел.  Когда  он  закончил  рассказ, Кесслер
попросил его снова воспроизвести разговор со шпиком в черной кожаной куртке.
Потом еще раз. И еще один раз.
     -  Кто это был? - спросил  Холкрофт. Он  видел, что  Кесслер осведомлен
лучше. - Кто они?
     - Вариантов  несколько, -  ответил немец, -  но ясно одно: это нацисты.
Вернее, неонацисты. Потомки НСДАП, эдакая фракция-заноза в теле "Одессы", от
которой та не прочь избавиться. Бывают и такие парадоксы.
     - Но откуда они могут знать о Женеве?
     -  Видите ли,  сохранить  в тайне  финансовую аферу подобного  масштаба
практически  невозможно: ведь  с территорий оккупированных стран, со  счетов
вермахта и министерства финансов были похищены сотни миллионов.  А потом эту
громадную сумму еще размещали в Швейцарии, - объяснил Кесслер.
     Что-то  смутило  Холкрофта  в словах  Кесслера, но он не мог определить
причину беспокойства.
     - Какой им толк от всего этого? -  недоумевал он. - Денег им все  равно
не получить.  Все, что в  их  силах, - это на  многие годы  завалить работой
суды. Где тут выгода?
     -  Вы  не понимаете нацистских ультра.  Никто  из  вас  никогда  их  не
понимал. Для наци важен не  только собственный успех. В  равной  степени они
заинтересованы  в   чужом  провале.  Деструктивность  -  неотъемлемая  черта
нациста.
     За  портьерой  внезапно  возникла шумная возня.  Кто-то  упал, что-то с
треском  обрушилось, раздались  крики;  перекрывая  общий  гвалт,  завизжала
какая-то женщина.
     Полог дернулся в сторону, и  в открывшемся проеме. Вдруг  возник силуэт
какого-то мужчины. Он бросился было вперед, но неожиданно повалился кулем на
стол, тараща  выпученные глаза. Изо  рта и  горла незнакомца хлестала кровь,
лицо  корчилось  от  боли, а тело  билось в конвульсиях.  Скребя пальцами по
столу,  он  попытался  вцепиться  в край столешницы  и, хватая ртом  воздух,
прошептал:
     - "Вольфшанце"... Солдаты "Вольфшанце"...
     Подняв  голову, он  хотел что-то крикнуть, но дыхание его оборвалось, и
он со  стуком уронил голову на стол. Незнакомец в черной кожаной  куртке был
мертв.
     Глава 26
     Следующие  несколько мгновений  были  для Ноэля столь  же  непонятными,
сколь и суматошными. Пивную заполнили громкие крики и визг, в зале поднялась
паника. Истекающее кровью тело сползло со стола и распласталось на полу.
     - Руди! Руди! - закричал Эрих.
     - Господин Кесслер! Следуйте за мной!
     - Быстро! - рявкнул профессор.
     - Что?
     - Сюда, друг мой! Вас не должны здесь видеть.
     - Но это же он!
     - Молчите, Ноэль. И держитесь, пожалуйста, за мою руку.
     - Что?.. Где?..
     - Ваш кейс! Бумаги!
     Холкрофт сгреб документы и сунул  их в портфель. В следующую секунду он
обнаружил, что  его  втолкнули  в круг  глазеющих на него  зевак.  Ноэль  не
соображал, куда его  ведут,  но  понимал, что они  уходят прочь от трупа,  и
этого для него было достаточно. Он слепо следовал за другими.
     Кесслер  вел его  сквозь  толпу. Впереди  Кесслера  управляющий  теснил
публику, расчищая дорогу к запертой двери слева под лестницей. Он вытащил из
кармана ключ, открыл дверь, быстро затолкал  их внутрь, вошел сам, захлопнул
дверь и повернулся к Кесслеру:
     - Не знаю, что и сказать, джентльмены! Это ужасно. Пьяная свара.
     - Не переживай, Руди. И спасибо тебе, - ответил Кесслер.
     - Naturlich. Люди вашего ранга не могут быть за