секрете.  Особенно  если
говоришь себе, что пусть думают что хотят. Видимо, главный  так  себе  и
сказал. Не сразу - но вскоре.
   Дней десять спустя после прилета в Москву он меня вызвал к  себе  под
тем предлогом, что спортотдел не представил План на неделю - а обещавший
представить его Вайнберг на работу не вышел. И  поинтересовался,  что  я
собираюсь делать вечером, - точнее, сказал, что у  него  есть  для  меня
кое-какое задание, так что в семь вечера я в  приказном  порядке  должна
быть у ресторана "Пекин".
   Все интересующиеся, разумеется, узнали, что он  меня  вызывал,  -  но
Сережа в тот раз хотя бы  отдал  должное  всем  приличиям,  замаскировав
предложение продолжить то, что начато было в Берлине.
   А дальше он его не маскировал. Он звонил мне  домой  -  мог  и  через
секретаршу, тут же сливавшую информацию всем желающим, - он вызывал меня
к себе чуть ли не каждый день, он водил меня не только по ресторанам, но
и таскал с собой на всякие презентации и прочие мероприятия, на  которые
приглашали его. А на выходные увозил к себе на дачу - прямо из редакции.
И возвращались мы, естественно, тоже вместе - в редакционной  машине.  А
когда я в первый раз сказала, что лучше вылезу пораньше и дойду  пешком,
- подразумевая, что, может, шофер и не передаст никому ничего,  но  если
приедем вместе, кто-то обязательно увидит, - он  махнул  рукой.  Как  бы
говоря, что и так всем все известно - а кто не  знает,  так  узнает  все
равно.
   Мне было приятно, мне было лестно, я получала удовольствие от секса и
общества взрослого, солидного мужчины и походов с ним по разным  местам.
Но никаких особых эмоций при этом не испытывала - все, что было и  могло
быть, сгорело вместе с той  сказкой,  став  воспоминанием.  А  тут  были
просто мелкие праздники - приятные, но все же мелкие. Которые  рано  или
поздно должны были смениться буднями. Просто потому, что иначе  быть  не
могло.
   Не думаю, что он хотел чего-то, кроме секса, - но,  кажется,  немного
огорчился, когда я ему сказала, что тоже хочу только этого. Кажется, его
это немного задело - может, на его взгляд, я должна  была  быть  безумно
влюбленной?
   Что ж, мне было жаль, что я его разочаровала, - но  это  была  чистая
правда.
   Месяца через полтора все  закончилось  -  само  собой.  Просто  стало
надоедать. И ему - и мне,  в  общем,  тоже.  Последние  пару  недель  мы
общались все реже - и когда после  очередной  поездки  на  дачу  он  мне
сказал, что, наверное, придется сделать небольшой перерыв, потому что  у
него есть кое-какие проблемы, связанные с семьей и работой, я  понимающе
кивнула. Зная, что это все, - но об этом не жалея.
   Много позже  я  узнала,  что  это  был  рекорд  -  почти  два  месяца
непрерывной связи. С другими - теми, кто был после меня, -  его  хватало
максимум на пару недель. И это было приятно - осознавать, что  я  сильно
его привлекала. В смысле, вызывала  сильное  желание.  Которое  и  потом
время от времени просыпалось в нем - и требовало  удовлетворения.  И  я,
получая от него внезапное предложение сходить куда-нибудь в  ресторан  и
поговорить о работе, понимала, о  чем  речь,  но  всегда  соглашалась  с
удовольствием - я была совсем не против вспомнить что-то,  что  оставило
очень приятную память о себе.
   При этом у меня, естественно, были другие мужчины,  с  некоторыми  из
них были более-менее  продолжительные  отношения,  вплоть  до  двух-трех
месяцев даже, и как-то раз я чуть  не  вышла  замуж  -  вот  уж  был  бы
идиотизм, с моей-то работой,  -  но  тем  не  менее,  получив  очередное
приглашение, я соглашалась. И у меня даже мысли не возникало о том,  что
вечер и ночь с Сережей - это измена тому, с  кем  я  встречаюсь  сейчас.
Потому что с ним все началось очень давно и редкими встречами я отдавала
дань прошлому, никак не затрагивая свое настоящее.
 
*** 
 
   В последний раз он сделал мне предложение примерно  три  года  назад,
осенью  95-го.  Вскоре  после  того,  как  попросил   меня   сводить   в
вендиспансер  на  обследование  приглянувшуюся  ему  девицу.   А   через
несколько дней, оказавшись со мной наедине, произнес с шутливым упреком,
что я совсем не забочусь о главном редакторе, раз  не  указываю  ему  на
ошибки и позволяю делать не правильный выбор.
   И что он, можно сказать, пострадал морально из-за того, что я  его  ,
не остановила - как будто я бы стала давать  ему  советы!  -  и  с  меня
причитается компенсация.
   Тут-то я ему и сказала, что стала слишком стара для  таких  забав.  И
что в редакции полно молодых девчонок,  для  которых  внимание  главного
редактора будет фантастически лестным. А я, увы, уже гожусь  только  для
написания материалов - и вынуждена  это  признать,  хотя  это  и  ужасно
обидно.
   Не знаю, почему я так ответила -  то  ли  слова  его  мне  чем-то  не
понравились, то ли причина была в том,  что  в  тот  день  по  кое-каким
обстоятельствам я могла  делать  то,  чего  он  хотел,  с  определенными
ограничениями. То ли в какую-то долю секунды я сделала вывод, что с этим
пора кончать, потому что мне это  больше  неинтересно.  Так  что  четкой
причины не знаю - но об ответе ни разу не жалела.
   А он, кажется, подумал, что слова мои означают, что я собираюсь замуж
- и не хочу изменять будущему мужу. Потому что через пару месяцев  вдруг
ни с  того  ни  с  сего  поинтересовался,  не  надумала  ли  я  заиграть
собственную свадьбу и избежать ее отмечания в реакции.  А  я,  не  поняв
сразу, о чем речь, тем не менее среагировала  достойно  -  неопределенно
качнув головой и выдавив нечто неконкретное. Видимо, оставив его при том
же мнении, при котором он и находился.
   Замуж я, понятно, не собиралась - а вот он женился где-то  год  назад
черт знает в какой раз. И до сих пор пребывает в браке. И, насколько мне
известно, приключений на стороне не ищет - то ли любовь у него с  женой,
то ли постарел и утратил интерес к частой  смене  партнерш.  Но  тем  не
менее отношения у нас остались очень хорошие - безо всякого секса. И мне
приятно вспомнить о том, что между нами было, - как в этот момент, когда
он разговаривал по телефону, а я сидела напротив,  посматривая  на  него
искоса. И вынырнула из воспоминаний  о  совместном  нашем  прошлом,  как
только он положил трубку - а потом,  посмотрев  на  меня  со  значением,
набрал какой-то номер.
   - Шульгина из горкома помнишь - он у  нас  большой  банкир  нынче.  -
Главный подмигнул  мне,  тут  же  отворачиваясь.  -  Шульгина.  Воробьев
спрашивает.
   Сергей Воробьев, "Молодежь Москвы". Паш, привет,  это  Сергей  -  как
жизнь? Да, мне передавали - в Лондоне я был,  дела.  Надо  бы  пообедать
как-нибудь - в  конце  этой  недели  или  в  начале  той  пойдет?  Ну  и
ладненько...
   Шеф сделал паузу, подтягивая к себе ежедневник, листая его деловито.
   - Пятница или понедельник -  тебе  как  удобней?  Вторник?  Давай  во
вторник  -  записал,  да.  Слушай,  что  хотел  спросить  -  у  тебя   с
"Нефтабанком" как контакт, есть? Да тут спецкор мой ко мне приходила, на
"Нефтабанк" жаловалась - а по ассоциации про тебя и вспомнил.  Ну  да  -
банк, банкиры, Шульгин. Дай,  думаю,  позвоню,  узнаю,  как  Пал  Иваныч
поживает. "Нефтабанк"? А, да мелочь. Ты Улитина знал - умер  недавно?  У
меня спецкор про  него  материал  делать  начала  -  девушка  серьезная,
источники свои  есть,  накидали  там  фактов.  Но  спецкор  мой  человек
грамотный, к слухам осторожно относится, вот и подумала подъехать  туда,
побеседовать о покойном  -  он  же  у  них  первым  президентом  был.  А
пресс-служба в отказ. Нет, статья все равно будет - просто напишем,  что
они от встречи отказались,  с  выводами  соответствующими.  Не  захотели
встречаться - их проблема.
   Все, Паш, - во вторник днем созваниваемся. Привет!
   Главный повесил трубку, глядя на меня, - и  я  уважительно  покивала,
без слов выражая восхищение. Информация заброшена - пусть я и  не  стала
рассказывать главному, о  чем  узнала,  использовав  его,  так  сказать,
втемную, - и если они ее проигнорируют, то для  меня  это  будет  лишним
подтверждением в пользу того, что они причастны к смерти Улитина. А если
нет - тогда  у  меня  появится  еще  один  ход,  за  которым,  возможно,
откроется еще один и еще.
   - Цени! - Главный подмигнул мне, и я приложила руку к сердцу, склонив
голову в шутливом поклоне. - А теперь услуга за услугу.  Там  Абросимова
такая у нас работает, в отделе информации, - вот ты мне скажи,  что  она
за человек? И в рабочем плане, и в личном. Есть у меня на нее  кое-какие
виды...
   Я усмехнулась внутренне. Какие  у  него  виды  на  Ленку  Абросимову,
худенькую  блондинку  лет  двадцати,  пишущую  полные  соплей   и   слез
материалы, но весьма щедрую на любовь, было вполне очевидно. И  это  при
том, что я только похвалила его за то, что он остепенился. Вот уж  точно
- седина в бороду, бес в ребро.
   Хотя, с другой стороны, мне следовало радоваться, что он не  попросил
меня о какой-нибудь другой услуге. А эту я готова  была  ему  оказать  -
точно так же, как когда-то оказывала  услуги  другого  рода.  С  тем  же
энтузиазмом - пусть и в ином  качестве.  И  при  этом  -  без  малейшего
сожаления по поводу смены ролей...
 
Глава 14 
 
   Я  проследила  направление  жеста,   уткнувшись   взглядом   в   кучу
разнокалиберных бутылок со спиртным. Красивых таких,  несомненно,  жутко
дорогих  бутылок,  заполнивших  солидных  размеров   столик-каталку.   И
отрицательно мотнула головой:
   - Я бы предпочла кофе.
   Он кивнул, выходя в соседнюю комнату, набирая короткий номер из  трех
цифр - судя по всему, внутренняя связь - и отдавая кому-то распоряжение.
И тут же тоненько запищал мобильный, и он ответил, снизив голос, и, судя
по шагам, отошел подальше от меня.
   Я не прислушивалась и не собиралась - при этом допуская, что разговор
идет обо мне. И вместо этого огляделась, отмечая, что дорогие  здесь  не
только бутылки - но и вообще все. Деревянная мебель,  отделанная  кожей,
картины на стенах, ящички с сигарами, витражи на окнах. Все  со  вкусом,
без дешевых понтов и жутко дорогое. Как и положено солидному банку.
   С улицы особнячок показался  мне  весьма  убогим.  Я  даже  не  сразу
поняла, что мне надо именно сюда, в двухэтажное здание за  металлическим
забором, которому больше пристало отделять  от  улицы  овощебазу.  И,  с
трудом припарковав "фольксваген" в забитом машинами  переулке,  еще  раз
заглянула в блокнот, чтобы уточнить номер дома.  И  даже  подумала,  что
перепутала что-то, неверно записала.
   Но и  рядом  не  было  ничего  похожего  на  дом  приемов  одного  из
крупнейших банков страны.
   Офис их я видела, гигантское современное здание, в котором не  стыдно
было бы расположиться какому-нибудь "Майкрософту". И дом приемов в  моем
представлении должен был быть  таким  же-а  тут  кругом  были  сероватые
двух-и трехэтажные домишки. Никакой охраны,  престижных  машин,  броских
вывесок и прочих наворотов. Вообще ничего.
   Когда я наконец подошла к металлическому заборчику и нажала на кнопку
звонка, я не сомневалась, что звоню не туда и  просто  уточню  сейчас  у
того, кто мне откроет, где находится нужная мне  контора.  Однако  когда
заборчик открылся - только после того, как я  назвала  свое  имя  и  имя
того, кто мне нужен, - я поняла, что попала куда следовало. Сразу увидев
и  скрытые  этим   самым   заборчиком   красивые   ворота,   управляемые
фотоэлементом, и видеокамеры,  и  два  припаркованных  "мерседеса",  как
минимум "трехсотых". А когда вошла в сам дом после  предметной  проверки
документов, то поразилась тому, что скрывалось за неприметным фасадом.
   Такое ощущение было, что его специально налепили, фасад,  на  шикарно
отреставрированный,  фантастически   обставленный   особняк   -   просто
нарисовали  на  картоне  и  налепили,  чтобы  не  привлекать   ненужного
внимания.
   И тот, кто через какое-то время спустился со второго этажа на первый,
туда, где изучала мои документы  вторая  пара  секьюрити,  он  тоже  был
солидный и богатый, под стать обстановке. Мужчина лет сорока с небольшим
в дорогом темно-сером костюме, холодноватый, подчеркнуто  вежливый  -  с
аккуратной бородкой, в которой  попадались  седые  волоски,  с  бледным,
истонченным лицом.
   Костюм мне показался лучшей и самой  приятной  чертой  его  образа  -
потому что все остальное мне не понравилось. Он весь такой из  себя  был
утонченно-претенциозный,   чересчур   ухоженный,    надменно-брезгливый,
подчеркнуто аристократичный. Я почему-то подумала сразу, что на ночь  он
умащивает лицо кремом, что в кармане у него надушенный кружевной платок,
что он боится пыли и сквозняков, а стоит кольнуть в боку, тут же  звонит
врачу и капризно требует немедленно приехать.
   Такой вот педерастичный образ у меня сложился сразу, буквально  через
пару минут с момента нашего знакомства. Возможно, это было  предвзято  -
возможно, он даже был привлекательным. Но у меня к нему была изначальная
антипатия - потому что он заставил меня ждать внизу, а когда  спустился,
смотрел на меня  как  на  низшее  существо,  до  которого  вынужден  был
снизойти и играть роль гостеприимного хозяина,  хотя  существо  это  ему
бесконечно противно. Но он снизошел - по той причине, что  эта  мерзость
может  бросить  тень  на  ту  организацию,  которую   он   имеет   честь
представлять.
   Вряд ли стоит удивляться тому, что  мне  это  не  понравилось.  И  я,
приехавшая сюда  с  достаточно  серьезными  намерениями  и  собиравшаяся
поиграть вдоволь, дабы хитростью выудить из него кое-что, сразу  сказала
себе, что мой визит ему запомнится. И надолго - уж я постараюсь.
   - Ваш кофе, Юлия Евгеньевна,  -  провозгласил  он,  пропуская  вперед
официантку с подносом. - Не знаю, понравится ли вам - это  очень  редкий
сорт, очень специфический... Вы курите? Могу предложить вам сигару...
   Он вынул из деревянного ящичка длинный  толстый  коричневый  цилиндр,
сразу вызвавший  у  меня  фаллические  ассоциации.  И  понюхал  его  так
по-гурмански, медленно пронеся под самым носом, едва не касаясь ноздрей,
- и даже закатил глаза. Вполне оправдывая то, как я назвала его про себя
- педерастом. А потом покосился на меня скептически, как бы говоря,  что
таким, как я, сигары  ни  к  чему,  все  равно  что  свинью  апельсинами
кормить. Но ради того, чтобы свинью задобрить, дабы хрюкала  поменьше  и
не раздражала утонченный слух, апельсинов не жалко.
   - О, вы так добры. - Я не  подала  виду,  что  правильно  истолковала
фразу насчет кофе - в которой содержался намек на то, что такие, как  я,
привыкли пить всякое пойло. И что предложение насчет  сигары  восприняла
как издевку. - Но должна признаться, я предпочитаю живых мужчин -  и  уж
если  занимаюсь  мастурбацией,  то  доверяю  латексным   фаллоимитаторам
больше, чем подручным предметам...
   Он скривился, чуть покраснев, - а потом выдавил из себя  нечто  вроде
улыбки, видно, сказав себе, что  от  плебейки  не  стоит  ждать  чего-то
иного. И уж особенно  благодарности  за  то,  что  с  ней  соблаговолили
встретиться.
   - Итак, Юлия Евгеньевна, приступим  к  делу?  -  Он  обогнул  круглый
деревянный стол, отделанный тонкой зеленой  кожей,  садясь  напротив.  -
Давайте то, что вы принесли - я вашу статью имею в виду, - и мы  с  вами
ее обсудим...
   Я задержала дыхание - он так снисходительно и покровительственно  это
произнес, что я чуть не сорвалась. А это было ни к чему.
   - Статью? - Я удивленно подняла брови. - Если честно, я совершенно не
собиралась вам  ее  показывать.  Ваше  предложение  отрецензировать  мой
материал, прежде чем его одобрить, мне очень польстило - но я работаю  в
газете, а не  в  вашей  пресс-службе.  И  пишу  то,  что  считаю  нужным
написать, - нужным мне, не кому-то другому...
   - Но позвольте... - Он, видно, был из хорошей семьи,  интеллигентной,
обеспеченной,  возможно  даже,  с  дворянскими  корнями   -   отсюда   и
старорежимные замашки, и барская брезгливость, и подчеркнуто старомодная
манера выражаться.
   Если это была роль, то он играл ее давно и с  ней  сросся  -  но  мне
показалось, что образ все же несколько гипертрофирован. И ничего,  кроме
смешков - в лицо или за спиной, это уж от должности зависит, - вызвать у
окружающих не может. - Один наш...  один  друг  нашего  банка,  господин
Шульгин, вчера сообщил нашему руководству,  что  вы  готовите  статью  о
покойном Андрее Дмитриевиче Ули-тине. И  у  вас  уже  есть  определенная
информация - основанная на слухах, как я понял, -  и  вы  хотели  бы  ее
уточнить. Желание очень похвальное и разумное. Насколько  я  понимаю,  у
вас наказывают за  статьи,  написанные  по  неподтвержденным  данным,  -
особенно если после выхода вашей статьи на вас подают в суд. И я, оценив
ваши намерения и понимая, что вы не хотите портить себе  карьеру,  пошел
вам навстречу и дал своему секретарю распоряжение  связаться  с  вами  и
пригласить вас на встречу. И, признаться, я не совсем понимаю...
   - А я объясню. - Я улыбнулась ему лучезарно, извлекая из  сумки  свой
плебейский "Житан" и прикуривая  от  плебейской  одноразовой  зажигалки,
прежде чем он пододвинул ко мне ту, что стояла  на  столе,  -  массивный
кусок серебра. - Я действительно готовлю материал о господине Улитине, и
из моих источников ко мне поступила масса информации о роли вашего банка
в судьбе покойного. Своим источникам  я  верю  на  сто  процентов  -  но
считаю,  что  слово  надо  предоставлять  обеим  сторонам.  Однако  ваша
пресс-служба,  а  именно  некий  господин   Гарин,   ее   возглавляющий,
отказалась со мной встретиться по причине пребывания всего вашего  банка
в трауре по господину Улитину. Что мне, признаюсь, непонятно -  судя  по
имеющейся у меня информации, смерть вашего бывшего шефа должна  была  бы
вызвать в банке прямо противоположные чувства. И вот...
   Я осеклась, остановившись с трудом. Говоря себе, что меня заносит и я
не контролирую свои эмоции, настолько сильно завелась. Что я уже ляпнула
не то, что следовало, - и закосить под  дурочку,  просто  интересующуюся
мнением "Нефтабанка" о бывшем шефе, уже не  выйдет.  Потому  что  я  все
испортила, озлобившись на этого педика, - и теперь вполне могла уходить,
провалив казавшийся выигрышным план.
   "Ну ладно, ладно!" -  упрекнула  саму  себя.  Ведь  и  в  самом  деле
несправедливо было предъявлять себе претензии. Да, я не сдержалась -  но
ругать себя не стоило, себя надо любить. И проще было подумать, что если
бы я продолжала себя контролировать и косила бы под дурочку, разговор бы
мне все равно ничего не дал. А теперь, коль скоро я здесь, можно сделать
шаг в другом направлении.
   Например, раз уж я все равно приоткрыла карты, можно было открыть  их
еще  больше  и  попробовать   вынудить   его   рассказать   мне   что-то
компрометирующее о своем бывшем шефе. Пригрозив, что иначе я напишу  то,
что мне вздумается - изваляв имя банка в грязи. Он, конечно, мог на  это
плюнуть - это ведь не старые времена,  когда  негативного  упоминания  в
газете  боялись  все,  от  директора  продовольственного   магазина   до
чиновника высокого уровня. Но в любом случае я  могла  попробовать.  Все
равно другого пути уже не было. А пойти с ним на  обострение  мне  очень
хотелось - в данный момент больше всего на свете.
   - Подождите, подождите! - Он поднял  ухоженную  белую  руку,  властно
так, командно, с видом  привыкшего  повелевать  человека,  которому  это
право даровано с рождения. - Вам не кажется, что...
   - Нет, не кажется! - Это была моя игра, и ему предстояло это  понять.
А заодно и пожалеть, что не сообразил сразу, что надо было вести себя со
мной по-иному. И что я не денег просить  пришла  и  не  заказную  статью
предлагать - и что я  не  провинциальная  девочка,  ослепленная  местным
блеском и потерявшая напрочь голову. - Зато мне  кажется,  что  в  ваших
интересах предоставить мне информацию о том, за какие именно прегрешения
господин