ась никогда - интереса для угонщиков
он не представляет. По крайней мере за те три  года,  -  что  я  на  нем
ездила, ни одного эксцесса не было.
   Ну в самом деле, кому нужен маленький "фольксваген-гольф" девяностого
года рождения - это если верить документам, потому что не исключено, что
он старше и что спидометр подкручен.  Когда  я  его  покупала  три  года
назад, он якобы проехал всего восемьдесят тысяч - это за пять лет жизни.
Так что я не  исключала,  что  тот,  кто  мне  его  продал,  что-то  там
нахимичил. Но в любом случае я не жаловалась и машиной своей была  жутко
довольна - маленькая, юркая, ест мало, неприхотлива в быту, а  в  сервис
за три года я обращалась только два раза.
   Причем во второй раз - когда решила ее покрасить, потому  что  краска
потускнела, а мне хотелось, чтобы машина поярче была.
   Мы с ним дружны, с "гольфом", - я его эксплуатирую нечасто, ну а он в
благодарность меня не подводит. В отличие от когда-то  давно  подаренных
мне  папой  "Жигулей"  -  которые,  будучи  всего-навсего   трехлетними,
постоянно нуждались во вмешательстве автомехаников. Я им за это платила,
правда, -  вмятинами,  ездой  по  ухабам  и  открытым  люкам  и  прочими
неприятностями.  Водить-то  не  умела,  училась  только  -  вот   им   и
доставалось. А мне - от них.
   Так что через два года я  взвыла  и  купила  "гольф".  Шла  домой  из
редакции и увидела своего уродца. А на нем  объявление,  гласившее,  что
его срочно хотят  продать.  И  хотя  все,  с  кем  я  консультировалась,
отговаривали меня от этого шага - стремно, мол, покупать у  незнакомого,
которому ничего не предъявишь, если  машина  через  пару  недель  просто
умрет от старости, - я решилась-таки.
   И ни разу об этом не пожалела. Потому что он оказался жутко удобный и
не разонравился мне за три года, и опять же иномарка  -  на  которую  не
позарится ни один грабитель и которую не тормозит милиция, понимая,  что
с хозяйки этого маленького старенького уродца ничего не возьмешь.
   Вот и сейчас я легко выкинула его из головы. И шла медленно ко  входу
на кладбище, думая не о том, не случится ли что с моим уродцем, а о том,
что народ на похороны господина Улитина съехался  солидный.  По  крайней
мере выстроившиеся напротив кладбища иномарки в большинстве своем  имели
блатные номера, и водители прогуливались у машин, поджидая хозяев. А  на
территорию кладбища пара "шестисотых"  даже  заехала  несуеверно,  встав
сразу за воротами, - имущих власть и деньги пускают везде.
   Последний  раз  такое  скопище  дорогих  иномарок  я  тут  видела  на
похоронах Отари Квантришвили - весной  девяносто  четвертого.  Тогда  их
даже побольше было -  понаехали  и  чиновники,  и  звезды  эстрадные,  и
спортсмены известные, и бизнесмены, и представители криминального  мира.
Вот это  была  толпа  -  и  куда  ни  глянь,  везде  кого-то  известного
замечаешь. Здесь, правда, было поскромнее в плане машин - но не намного.
   Сейчас я вряд ли могла объяснить, зачем приехала  сюда  -  скорее  по
наитию, на тот случай, что вдруг увижу что  или  услышу.  На  тот  самый
всякий случай, который выручает иногда. Потому что не раз у меня  бывало
такое, когда слепая абсолютно и пустая поездка или встреча  вдруг  могли
дать ошеломляющий результат. И  давняя  подруга  какого-нибудь  большого
чиновника могла ни с того ни с сего сообщить, что  его  сын  в  таком-то
году сбил в пьяном виде пешехода, - а  ничего  не  представлявший  собой
человек, который просто не мог  владеть  никакой  информацией,  внезапно
выкладывал ценные сведения о причастности некоторых милицейских чинов  к
бандитской приватизации питерского порта.
   И  пусть  все  это  сообщалось  не  для  печати  и   рассказчики   не
предоставляли никаких документальных подтверждений -  но  это  уже  была
ниточка. Даже толстая нить, за которую надо было только потянуть,  чтобы
она превратилась в веревку, а потом и в канат.
   Здесь, правда, все обстояло похуже - меня тут никто не ждал и  ничего
рассказывать мне не собирался. И не стоило  рассчитывать,  что  в  толпе
безутешных родных и  друзей  господина  Улитина  я  увижу  какого-нибудь
хорошего  знакомого,   готового   поделиться   со   мной   фантастически
интересными фактами. Но я все же поехала. Еще вчера, сразу после  похода
на Петровку, запланировав этот визит.
   Сказав себе, что если и поездка на кладбище ничего не  даст,  значит,
ловить здесь и вправду нечего.
   День был такой же, как вчера, солнечный и теплый,  и  я  даже  пальто
расстегнула,  и  жирненькие  грудки  весело  запрыгали  под  водолазкой,
демонстрируя себя прохожим. Что с их стороны было  не  очень  красиво  -
кладбище все же, а тут я с ними. Прям-таки картина "Всюду жизнь". Кто-то
умирает - кто-то всем своим видом провозглашает, что жизнь идет  и  люди
думают  не  только  о  смерти,  но  и  о  многом  другом.   О   плотских
удовольствиях в том числе.
   Я медленно прошла мимо столпившихся у кладбищенской  церкви  бабок  и
всяких там убогих и калек, проводивших меня осуждающими взглядами. Хотя,
несмотря на прыгающие при ходьбе грудки, я была во всем черном - так что
все приличия соблюдены. Тем более что бы там ни провозглашало мое  тело,
голова была занята другим. А именно преждевременно покинувшим эту  жизнь
банкиром Улитиным.
   О котором я хотела бы сейчас узнать только одно - сам он  ее  покинул
или нет. Но для этого, увы, следовало  узнать  о  нем  все  -  все,  что
возможно, в смысле.
   Местный труженик кирки и тачки  долго  и  путано  объяснял  мне,  как
пройти туда, где хоронят, по его выражению, новорусского, - и я свернула
на почти пустую, тихую аллею, сразу увидев приближающихся  ко  мне  трех
строго одетых людей. Узнавая в том, кто шел посередине,  известную  всей
стране звезду телеэкрана - еще пару лет назад почти наследника престола,
а  ныне  умеренно  оппозиционного  политика.  Для   которого   насильная
отставка, похоже, оказалась весьма полезной - потому что если раньше его
Критиковали все, кому не лень, то ныне он  пребывал  в  ранге  опального
героя и сам критиковал тех, кто  пришел  ему  на.  смену.  Появляясь  на
телевидении и в газетах чуть ли не чаще, чем раньше -  и  с  куда  более
положительным имиджем.
   К известным личностям я отношусь ровно - когда-то  они  мне  казались
чуть ли не небожителями, но стоило увидеть их поближе, как все менялось.
И они оказывались самыми обыкновенными людьми - и могли  выглядеть  куда
хуже, чем на экране,  говорить  с  ошибками,  пахнуть  потом,  отпускать
идиотские шутки или делать неумные заявления. А к тому же  журналистская
наглость,  необходимое  просто  качество,  без  которого  никуда  -   не
фамильярность и хамство, но напористость, настойчивость  и  твердость  в
поведении, - благоговейного отношения к людям не предусматривает. Кем бы
они ни были - поп-звездой, богатейшим банкиром, великим  режиссером  или
известным политиком. И потому хотя лично я  с  ним  знакома  не  была  -
политическая журналистика не  мой  профиль,  -  но  и  упускать  его  не
собиралась. Нагло встав у него на дороге.
   - Добрый день, Василий Васильевич, - произнесла негромко,  видя,  что
охрана напряглась, - и напрягла ее еще больше, медленно засовывая руку в
сумку  за  визитной  карточкой.  -  Юлия  Ленская,  "Молодежь   Москвы",
специальный корреспондент. От лица газеты и  нашего  главного  редактора
хочу принести вам соболезнования. То, что случилось, это ужасно, честное
слово...
   Родную газету я последние годы читаю не слишком  внимательно.  Раньше
все прочитывала - чтобы оценить, что и как  написано,  проанализировать,
подумать, как я бы это написала. Но вот уже лет пять и  нашу,  и  другие
газеты я просто просматриваю - цепляясь только за то,  что  кажется  мне
интересным или может иметь отношение к героям моих Прошлых  или  будущих
материалов.
   А что касается политики - то я в ней не разбиралась никогда, как и во
всем остальном. Я, так сказать, специалист широкого профиля -  знаю  обо
всем понемногу, и если есть нужда в дополнительной информации, я  просто
консультируюсь с тем, кто ею владеет. Потому что главное мое достоинство
- это умение вкусно, как говорят журналисты, написать  статью.  Написать
так, чтобы читатель ее проглотил.
   Так что, если честно, в тот момент я не помнила, хаяла ли наша газета
в последнее время уважаемого Василия Васильевича.  И  оставалось  только
надеяться, что нет. Что столько дерьма выливается на правительство, Думу
и президентскую администрацию, что на  отдельно  взятых  политиков,  тем
более оппозиционных, у нашего политобозревателя Саши  Малюка  просто  не
хватает экскрементов. И может быть, даже порой находится доброе слово.
   - А, "Молодежь Москвы"... - Нельзя сказать,  что  опальный  наследник
засветился от счастья. Но по крайней  мере  и  молний  гнева  метать  не
начал. И не стал проскакивать мимо, изображая  крайнюю  занятость,  -  а
притормозил, рисуя на лице нечто вроде  улыбки.  -  Что  ж  вы  меня  на
позапрошлой неделе приложили-то, а?
   "Наивный, полный несбыточных надежд провинциал", "борец  с  ветряными
мельницами"
   - не стыдно?
   - Легкая критика - тоже реклама. - Я улыбнулась ему немного грустно -
напоминая, по какому печальному поводу мы оба  здесь  находимся.  Думая,
что у Малюка экскрементов, как выясняется, хватает на всех -  а  значит,
надо как-то выкручиваться. - А представьте, о вас  бы  газета  только  в
превосходной степени писала - наилучший,  честнейший,  перспективнейший?
Да после первой же статьи обвинили бы в предвзятости и  ангажированности
- и газете плохо, и вам тоже. А насчет борца с  ветряными  мельницами  -
так Дон Кихот, между прочим, неизвестнее Бориса Николаевича будет...
   -  Согласен.  -  Молодой  реформатор  усмехнулся,  разглядывая   меня
внимательно  -  сначала  лицо,  потом  все   остальное.   Так   нарочито
разглядывая - словно показывая мне  этим  взглядом,  что  он  не  только
политик, но и мужчина.
   Что, лишившись высокого поста, он может быть более откровенен в своем
поведении. И может проявлять интерес к женщинам. Видно,  новый  имидж  у
него такой был - придумал кто или сам изобрел, не знаю, но ему, высокому
и довольно приятному мужчине лет сорока с небольшим, он подходил.
   "Я человек,  и  ничто  человеческое  мне  не  чуждо  -  и,  занимаясь
проблемами страны, я в отличие от других не лицемерю и не скрываю, что у
меня остается время на личную жизнь".  Примерно  так  бы  я  этот  имидж
охарактеризовала - рассчитанный, наверное, на молодежь и женщин среднего
возраста. Что ж, довольно умно - у каждого должен быть  свой  электорат.
Особенно если учесть, что на следующий год, в 99-м, выборы в Думу,  а  в
двухтысячном и президентские - на которых молодой, хорошо одетый мужчина
будет выигрышно смотреться рядом с нынешним  президентом.  Если  тому  в
голову придет порулить страной еще четыре года.
   - Вообще-то я хотела принести вам свои соболезнования,  -  повторила,
возвращая его к нужной мне  теме.  -  Вы  ведь  были  близко  знакомы  с
покойным, наверное, для вас это серьезный удар...
   Хромов изменился в лице, обретая философскую печаль,  входя  в  роль,
которую, видимо, играл у могилы, но из  который  вышел  уже,  отойдя  от
гроба на некоторое расстояние.
   - Да, это огромная потеря - и для меня лично, и для  близких,  и  для
всего российского бизнеса в целом. Огромная потеря. Умереть  в  тридцать
три года... Вы знаете, Юля, как говорят - те, кого любят  боги,  умирают
молодыми.
   Вот Андрея они любили...
   - Вы не могли бы уделить мне несколько минут, Василий  Васильевич?  -
Хромов, замолчавший скорбно после патетических своих слов, тут же бросил
взгляд на часы, видно, это у него была инстинктивная реакция на  вопросы
такого рода. - Дело в том, что я хотела бы написать  о  покойном  Андрее
Дмитриевиче - и если бы вы уделили мне хотя бы десять минут... Речь идет
о большой  статье  -  статье  о  молодом  человеке,  умном,  энергичном,
типичном герое нашего времени. Который с нуля поднялся до самых высот  -
и мог бы подняться и выше, если бы... Если бы не любовь  богов,  как  вы
сказали. И естественно, я бы хотела отразить вашу роль в его судьбе...
   Мои  слова,  похоже,  ему  понравились  -  потому  что   он   кивнул,
оглядываясь по сторонам, словно думая, как быть дальше. То ли предложить
поговорить в машине - где отделаться от меня  будет  сложнее,  -  то  ли
побеседовать прямо здесь, где оборвать  разговор  и  расстаться  гораздо
легче. И,  удостоверившись,  что  вокруг  не  собралась  уже  толпа  его
поклонников, готовых растерзать  кумира  на  части  ради  автографа  или
сорвать похороны громким скандированием  его  имени,  выбрал  последнее.
Кивнув коротко и сразу став из траурного деловитым.
   - Давайте так, Юля,  -  у  меня,  к  сожалению,  нет  времени,  чтобы
вспоминать всю историю наших отношением с Андреем, и говорить о  себе  я
не хочу, не стоит. Но про то, как с ним  обошлись,  я  вам  расскажу.  -
Хромов произнес это жестко, давая понять, что о далеком прошлом говорить
ни за что не будет.
   Проявлением невиданной скромности  наталкивая  меня  на  мысль,  что,
может  быть,  было  что-то  в  этом  его  провинциальном  прошлом  -   и
соответственно прошлом покойника, - что он не хотел  бы  вытаскивать  на
свет.
   Но с другой стороны, у всех  почти  нынешних  высокопоставленных  лиц
что-то было в прошлом или  есть  в  настоящем.  Кто-то,  прежде  чем.  в
политику  податься  и  говорить  с  трибуны  душещипательные   слова   о
необходимости  борьбы   с   расхитителями   России,   занимался   самыми
откровенными махинациями - что  не  помешало,  впрочем,  занять  высокий
пост.  Некто  в  погонах  с  большими   звездами,   оказывается,   имеет
жену-нотариуса, оказывающую услуги крупной криминальной  группировке.  У
кого-то  по  странному  стечению  обстоятельств  умирают  конкуренты  по
бизнесу  -  скажем,   директор   крупного   завода,   отказавшийся   его
приватизировать в интересах солидной компании, вдруг тонет в реке.  Умел
человек с детства плавать, поехал отдохнуть и искупаться  с  близкими  и
охраной - и  вдруг,  понимаете  ли,  утонул  перед  самым  ответственным
моментом борьбы за собственный завод. Вот взял  и  утонул  -  и  охрана,
естественно, ничего такого не заметила, и те самые близкие.
   Так что почти за всеми что-то есть. Но если хромовское  прошлое  меня
мало беспокоило - то улитинским следовало поинтересоваться.
   - Готовы? - Хромов  справедливо  истолковал  мое  молчание  как  знак
согласия. -  Андрей  Дмитриевич  Улитин  был  одним  из  моих  ближайших
помощников, когда я баллотировался на пост мэра своего  родного  города.
Потом  он  работал  в  нефтяной  компании,  позже   возглавлял   крупную
финансовую структуру, проявил себя как  очень  талантливый  бизнесмен  и
руководитель. Сейчас время молодых, и я, сам будучи  нестарым,  выдвигал
на руководящие должности молодых и способных людей - самым способным  из
которых был Андрей. И когда меня пригласили в Москву,  вы  ведь  знаете,
что я не сразу согласился, мне не хотелось оставлять область, в  которой
благодаря  мне  начала  действовать  новая  модель  рыночных  отношений,
которая по экономическим показателям опережала все области России.
   Что-то я об этом слышала. Как и о том, что впоследствии, когда Хромов
уже рулил в Москве и вызывал на себя шквальный огонь критики, всплыло на
свет, что показатели были  завышены,  новая  модель  рыночных  отношений
существовала только на бумаге, а все реформаторство Василия  Васильевича
ограничивалось высокими словами и  конкретными,  хотя  и  официально  не
доказанными, действиями по наполнению собственного кармана.
   Прокуратура, однако, этим не заинтересовалась  -  может,  поэтому  по
уходе  из  правительства  Василий  Васильевич  стал   именно   умеренным
оппозиционером, а не ярым противником существующего  режима?  Но  сейчас
это не имело значения  -  и  я  прикрыла  глаза,  немо  отвечая  на  его
риторический вопрос.
   - Вы, конечно же, знаете историю создания "Нефта-банка"?  -  Кажется,
Хромов не допускал мысли о  том,  что  его  деяния  могут  быть  кому-то
неизвестны. - Это была моя инициатива.  Банк  был  создан  в  противовес
банкам  олигархов,   которые   беззастенчиво   наживались,   прокручивая
государственные средства  и  отправляя  заработанное  за  границу.  И  я
выдвинул предложение образовать банк, в котором пятьдесят  один  процент
акций  принадлежал  бы  государству,  а  во  главе  стоял  бы   человек,
назначенный государством, - и соответственно все  доходы  от  банковской
деятельности  шли  бы  стране,  а  не  на  заграничные  счета  отдельных
личностей...
   С господина Хромова можно было сейчас писать  картину  под  названием
"Обличитель" - весь вид его выражал благородное негодование. Увы, долгая
работа  в  журналистике  сделала  меня  циничной  -  так  что   искренне
любоваться картиной и умываться слезами я не могла. Но  зато  смогла  ее
оценить. Подумав, что, может, и неплохо было бы как-нибудь покопаться  в
прошлом Василия Васильевича -  который,  кстати,  переехав  в  Москву  и
получив  квартиру  как  госчиновник,  эту  самую   квартиру   быстренько
приватизировал, так что после отставки внушительные хоромы остались ему.
И любопытно было бы узнать,  сколько  именно  принесло  ему  руководство
городом, а потом и областью, - отрыть  каким-нибудь  образом  безымянный
счетик  где-нибудь  на  Кайманах.  Скромненький  -  миллионов   так   на
пятьдесят.
   Но  такие  вещи  просто  так  не  узнать  -   нужно,   чтобы   кто-то
информированный пожелал слить на него компромат. Ведь все появляющиеся в
газетах разоблачения - о том, сколько имеет тот  или  иной  чиновник,  в
какой стране у него счет и в какой именно точке Лазурного берега имеется
вилла, - есть не что иное, как слив компромата.
   Самому журналисту такое в  жизни  не  узнать  -  даже  если  найдется
редакция, которая даст ему кучу денег и отправит по заграницам. Это  так
называемые олигархи между собой  счеты  сводят  -  и  сдают  чиновников,
проявляющих строптивость. Вот взять скандал вокруг "банного министра"  -
это же не отважный журналист его выследил и заснял,  это  его  намеренно
слили близкие к нему люди, которым он стал неудобен.
   -  Разумеется,  когда  встал  вопрос  о  главе  банка,  я   предложил
кандидатуру Андрея - охарактеризовав его с лучшей стороны.  -  Ленинскую
статью о недопустимости блата Василий Васильевич явно не  читал  -  хотя
точно изучал в свое время историю КПСС. - И  лучшим  свидетельством  его
профессионализма является тот факт, что даже  после  моего  вынужденного
ухода из правительства он продолжал занимать  эту  должность.  Хотя,  не
скрою,  поползновения  на  него  были,  и  мне  пришлось   задействовать
остававшиеся на  самом  верху  связи,  чтобы  его  защитить.  Но  вы  же
понимаете, что "Нефта-банк" кусок лакомый, а впереди  выборы  думские  и
президентские, и кое-кому надо везде своих людей расставить и  все,  что
можно, взять под контроль...
   Хромов  осуждающе  покачал  головой,  кажется,  изумляясь   действиям
отечественной верхушки - хотя только что открыто признал, что в бытность
свою во власти занимался тем же самым.
   - Главная вина Андрея  была  в  том,  что  он,  как  выражались,  мой
ставленник. Пытались с  ним  договориться,  но  быстро  поняли,  что  он
кристально честный человек, -  и  тогда  развернули  против  него  самую
настоящую войну. Такую, знаете ли, невидимую - чтобы не выносить сор  из
избы, чтобы общественность ничего не узнала. Искали компромат, чтобы его
дискредитировать, - но ничего, конечно же, не нашли. Хотя всех тех, кого
Андрей привел с собой в банк, уволили  либо  поставили  под  надзор,  не
давая принимать самостоятельных  решений,  контролируя  каждый  их  шаг.
Настоящая провокация - призванная вынудить Андрея уйти.  Но  он  терпел,
хотя знал о негласных проверках,  о  том,  как