Улитин был снят со своего  поста  -  если  таковые  прегрешения
имелись. Я понимаю, что вам совсем не хочется их обнародовать и выносить
сор из избы, - но могу обещать, что я не буду вас  цитировать  и  вообще
упоминать вашу фамилию...
   - Юлия Евгеньевна, давайте, как говорят англичане, вернемся  к  нашим
баранам.  -  Он  был  так  по-олимпийски  спокоен,  не  сомневаясь,  что
контролирует ситуацию и сейчас укажет мне на мое место -  на  которое  я
тут же уползу, поскуливая и поджав хвост.  -  Вы  готовите  материал  об
Андрее Дмитриевиче Улитине  -  это  первое.  Второе  -  вы  получили  от
кого-то, возможно, совсем неинформированного, какие-то слухи,  бросающие
тень на наш банк. Третье  -  вы  хотели  бы,  чтобы  банк  опроверг  или
подтвердил эти слухи. И наконец, четвертое - вы уфожаете, что  в  случае
непредоставления  нами  нужной  вам  информации  вы  напишете  все,  что
считаете нужным. Даже если я вам сообщу,  что  это  ложь  и  клевета.  Я
правильно все понял?
   Я спохватилась, что забыла, как его зовут, -  а  он  так  подчеркнуто
вежливо меня называл, что, наверное, стоило ответить ему  тем  же.  И  я
демонстративно поднесла к глазам всученную им визитку -  показывая  ему,
что его имя не задержалось в моей памяти.
   - Отчасти, Валерий Анатольевич, отчасти. - Я  улыбнулась  ему,  делая
глоток кофе - наверное, очень хорошего, но показавшегося мне дерьмовым в
силу антипатии к тому, кто меня этим кофе угощал. - Пункты один и два вы
поняли абсолютно правильно. Что касается остального...  Я  действительно
напишу то, что хочу, - поскольку верю своим источникам. Но  я  предлагаю
вам нечто вроде сделки - вы рассказываете мне то, о чем я прошу, а я  не
цитирую вас и плюс не делаю умозаключений, которые могут  выставить  ваш
банк в негативном свете. Например, не пишу, что тот факт,  что  господин
Улитин  не  имел  высшего   образования,   тем   более   экономического,
свидетельствует о том, что "Нефтабанк" с самого  начала  и  до  сих  пор
работает непрофессионально. Не пишу, что "Нефтабанк", на мой взгляд, был
максимально заинтересован в смерти Улитина. Вас это  устраивает?  Да,  и
кстати - вы ведь в курсе, что господина Улитина убили?
   Я протянула ему статью из "Сенсации" - ее ксерокопию, точнее,  потому
что оригинал оставила себе, а пару  ксероксов  сделала  просто  так,  на
всякий случай, который вот подвернулся. И  сидела  и  смотрела,  как  он
читает, - говоря себе, что этого материала  он  не  видел  и  о  нем  не
слышал. И еще смотрела, как меняется его лицо.
   Не скажу, чтобы на нем был страх разоблачения - даже  если  к  смерти
Улитина было причастно его руководство, мой собеседник  этого  знать  не
мог. Но нечто вроде догадки - или  предчувствия  того,  какое  мнение  о
банке может сформировать моя статья, - на его лице промелькнуло. И нечто
вроде озабоченности. А потом на  смену  всему  этому  пришла  брезгливая
усмешка - хотя я заметила, что ксерокс он не отбросил  презрительно,  но
аккуратно отодвинул чуть в сторону, что как-то не вязалось с появившимся
на лице выражением.
   - Да это же просто смешно! - Следовало признать,  что  голос  у  него
хорошо поставлен -  и  манера  поведения  и  жесты  артистичны  и  очень
отточены.
   Может, мама его тренировала с детства - помешанная на  принадлежности
к высшему сословию мама,  убеждавшая  сынка  в  его  исключительности  и
наставлявшая, как надо вести себя с плебеями, чтобы сразу им показывать,
кто они и кто он. По крайней мере сейчас он развел руками с таким видом,
что без слов было ясно, что он меня считает идиоткой,  которая  принесла
ему какую-то грязную листовку и убеждена,  что  в  ней  написана  чистая
правда. - Помилуйте, Юлия Евгеньевна, - это  же  несерьезно.  Бульварная
газета - а вы придаете ей такое значение. Тем более там  ведь  нигде  не
сказано, что речь идет об Андрее  Дмитриевиче,  -  так  с  чего  вы  это
взяли?
   Вот это было глупо - только  идиот  не  мог  сопоставить  материал  с
реальностью. Герой статьи и Улитин были обнаружены мертвыми в один и тот
же день, и тот и тот были банкирами и жили в загородных  коттеджах.  Так
что вопрос получился беспомощным. Начни он хаять "Сенсацию" и подвергать
сомнению  достоверность  печатаемых  там  материалов  -  это   было   бы
нормально. Но вот этот идиотский вопрос показывал, что статью  не  читал
ни он, ни его руководство - и статья эта ему очень не понравилась.  И  я
догадывалась почему.
   - Так как насчет моего предложения? - Я решила не заострять  внимания
на перепелкинском опусе. - Информация с вашей стороны  в  обмен  на  мое
обещание как можно реже упоминать  в  статье  "Нефтабанк"  в  негативном
контексте? И на обещание не называть вас как источник информации?
   - Должен вам сказать, Юлия Евгеньевна, что это походило бы на  шантаж
-  если  бы  вам  было  чем  меня  шантажировать.  -  В  голосе  звучало
нескрываемое, насмешливое превосходство - он так ничего и не понял пока,
если вообще способен был понять. Или  был  чересчур  высокого  мнения  о
себе, не сомневаясь, что после разговора с ним я изменю свои взгляды  на
диаметрально противоположные. - Но я готов закрыть глаза  на  ваши,  так
сказать, журналистские приемы - оставим их  на  вашей  совести.  Что  же
касается информации, то я готов вам ее предоставить.
   Улитин Андрей Дмитриевич возглавлял "Нефтабанк" с августа 1995  года,
то есть с момента его создания, по октябрь 1997  года.  В  октябре  1997
года покинул "Нефтабанк" по собственному желанию, перейдя в "Бетта-банк"
на должность заместителя председателя правления.  Причины  ухода  Андрея
Дмитриевича широко не обсуждались, но могу вам сообщить конфиденциальную
информацию - у него были проблемы со здоровьем. Кстати, после  ухода  из
нашего банка он в течение некоторого времени лечился за рубежом...
   Я подняла брови - этого я действительно не знала. Я знала от  Хромова
про аварию, в которую он попал вскоре  после  ухода  из  "Нефтабанка"  -
между прочим, не зафиксированную в соответствующих органах аварию,  -  и
что Улитин получил какие-то травмы. Но то, что он лечился за границей, -
это было ново.
   - Видите, я с вами откровенен. - Мой собеседник  решил,  видимо,  что
ему удалось надо мной посмеяться - и что я не поняла, что это издевка. -
И благодаря моей откровенности вы можете прийти  к  выводу,  что  Андрею
Дмитриевичу  трудно  было  исполнять  обязанности  президента  банка   -
надеюсь, вы  понимаете,  что  такая  работа  вопреки  мнению  обывателей
сопряжена со значительной физической и эмоциональной нагрузкой -  и  что
именно по этой причине он предпочел чуть менее ответственную  работу.  К
сожалению, не могу уточнить, что именно беспокоило Андрея Дмитриевича  в
плане здоровья, - он предпочитал не вдаваться  в  подробности.  Но  могу
заверить  вас,  что  его  уход  был  для  банка  большой  потерей  -  он
зарекомендовал  себя  как  исключительно  профессиональный   человек   и
грамотный руководитель и пользовался в банке непререкаемым авторитетом и
всеобщим уважением. И потому его смерть стала  для  всех  нас  настоящей
трагедией...
   - И это все. - Я не спрашивала, я констатировала. - И ничего больше?
   - Ну почему? - Вид у него  был  такой,  словно  он  наслаждался  моей
неспособностью понять, что он надо мной смеется. - Андрей Дмитриевич был
женат, имел дочь - и, несмотря на то что он покинул наш банк за  полгода
до  своей  преждевременной  кончины,  мы   сочли   необходимым   принять
материальное участие и  в  похоронах,  и  в  судьбе  его  близких.  Вот,
наверное, и все, что я могу вам сообщить. И, признаться, не представляю,
что еще вас может интересовать.
   - И в самом деле - что? - Я развела руками, как бы и сама  не  находя
ответ на это вопрос. - А, вспомнила. Сущие пустяки, правда, - но все же.
Меня  может  интересовать,  были  ли  у  господина  Улитина   какие-либо
прегрешения, за которые он лишился  своего  поста,  -  или  единственной
виной было то, что он являлся ставленником господина  Хромова?  Кажется,
вам выгодней сообщить мне, что я прошу, чем прочитать,  что  Улитин  был
вытеснен из банка  в  результате  кампании  с  привлечением  сотрудников
президентской администрации, членов правительства и спецслужб.
   - Я вас не понимаю - вы слишком туманно  выражаетесь.  -  Насмешливое
удивление на его лице было скорее наигранным, чем естественным, - хотя я
допускала, что он просто пешка,  попугаи,  произносящий  то,  что  велят
хозяева. - С сожалением должен вас уведомить, Юлия Евгеньевна,  что  мне
вас  отрекомендовали  как  порядочного  журналиста  и  лишь   потому   я
согласился уделить вам время и нарушить свой весьма плотный график.  Как
вице-президент банка по связям с общественностью я не встречаюсь лично с
журналистами - но для вас сделал исключение.  А  вы  мне  пересказываете
слухи непонятного происхождения - да еще и угрожаете их напечатать. Если
вам так угодно, вы можете напечатать  то,  что  хотите.  Но  должен  вас
заверить - мы подадим на вас в суд и у вашего начальства будут серьезные
проблемы. И соответственно у вас лично. Но коль  скоро  вы  предупредили
нас о ваших планах, не сомневаюсь, что до суда дело не дойдет - и статья
ваша  не  появится,  а  вам  придется  принести  извинения.  Обещаю  вам
связаться с вашим начальством - и потребовать принять меры  в  отношении
вас...
   Он усмехнулся высокомерно, видимо,  ожидая,  что  я  начну  испуганно
извиняться. И продолжал  кривить  свои  тонкие  бледные  губы,  когда  я
достала из сумки диктофон, выключая его, нажимая на перемотку.
   "... у вашего начальства будут серьезные проблемы - и  соответственно
у вас лично", - громко повторил диктофон, и я снова нажала на перемотку,
а потом на воспроизведение.  "...у  вашего  начальства  будут  серьезные
проблемы - и соответственно у вас лично".
   Я покачала головой укоризненно, а затем убрала  диктофон  в  сумку  и
встала.
   - Остальное можно стереть -  а  вот  это  интересная  фраза.  Что  ж,
спасибо вам за кофе. Да, насчет обещанных  вами  проблем  -  это  у  вас
наследственное, от  Улитина?  Тот  тоже  любил  прессе  угрожать  -  вы,
наверное, в курсе. Но ему простительно -  из  провинции  он  и  покойник
опять же, - но вы-то весь такой из себя светский... Нехорошо - прям-таки
моветон...
   Все прошло не так - и я  знала,  что  сама  виновата.  Я  в  принципе
неэмоциональна, я умею себя контролировать - а тут не смогла сдержаться,
потому что он меня взбесил тем, что  смотрел  на  меня  сверху  вниз.  А
может, и потому, что я сама не знала, зачем сюда пришла. Слепой был ход,
сделанный от бессилия, от незнания,  куда  еще  шагнуть,  -  и  оказался
абсолютно бессмысленным.
   Я и вправду не знала, что он мне мог сказать. Что Улитин проворачивал
через банк  какие-то  левые  сделки  и  заработал  столько-то  миллионов
долларов, на которые купил себе дом в такой-то стране и открыл  счет  на
такую-то сумму в таком-то банке? Наверное, да  -  наверное,  этого  я  и
ждала. При этом понимая, что он мне этого не скажет, даже если это  так,
- потому что информация бросает тень на весь банк. И к тому  же  у  него
нет гарантии, что я его не процитирую или на него не  сошлюсь,  -  и  он
может только верить в мою порядочность, чего делать не захочет. А  я  не
смогу ему объяснить, что мне не банк  интересен,  а  личность  господина
Улитина - и все с ним связанное. Все, что поможет если не указать точно,
то хотя бы предположить с большой долей  уверенности,  кому  могла  быть
нужна его смерть.
   В общем, все это было глупо - и поездка сюда, и разговор, и то, что я
предупредила его о своих намерениях, выдав кое-что из  того,  что  знаю.
Глупо и обидно. Потому что больше никаких ходов у меня не было -  и  мне
предстояло писать материал, целиком  основанный  на  слухах,  сообщениях
неназванных источников и собственных предположениях и умозаключениях.
   - Прощайте, Валерий Анатольевич. - Я улыбнулась этому  уроду,  говоря
себе, что по крайней мере испортила ему настроение и сбила с него спесь.
- До встречи на газетных полосах...
   Он кивнул мне молча, глядя на меня уже без превосходства и  даже  без
холодной своей вежливости - но очень неприветливо. И я  чувствовала  его
взгляд, выйдя в соседнюю комнату, где висело на вешалке мое пальто, -  а
оттуда в короткий коридорчик.
   Если бы взглядом можно было убивать  -  наверное,  я  бы  уже  лежала
бездыханной, с пробитым его ненавистью сердцем. Но он этого не мог  -  и
потому  я  спустилась  на  первый  этаж  и  вышла  на  улицу,   медленно
направившись к "гольфу".
   Говоря себе, что единственное, чему я  могу  радоваться,  -  так  это
тому, что написанная мной статья доставит  моему  недавнему  собеседнику
немало неприятных минут.
   Хотя, признаюсь, это было не слишком сильное утешение.  Даже  слишком
слабое...
 
Глава 15 
 
   Я взяла с деревянного подносика скрученное горячее влажное полотенце.
И развернула его медленно, поднося к лицу, и аккуратно, чтобы не смазать
косметику, коснулась им лба,  а  потом  щек  -  и,  чуть  опустив  ворот
водолазки, приложила его к шее, сначала спереди, затем сзади.  И  только
потом  тщательно  протерла  им  руки,  ощущая,  что  посвежела  сразу  и
усталость ушла куда-то.
   Я уронила высохший и похолодевший кусок ткани - отдавший мне все свое
тепло и влажность - обратно на  подносик.  Придвигая  к  себе  небольшой
керамический чайник - жутко простой на вид, но необычайно  тонкий,  если
присмотреться и проникнуться его красотой. И наклонила его над чашкой  -
густо-синей, как и чайник, с белыми разводами и специальными вмятинами в
боках, чтобы удобнее было брать в  руку.  А  потом  вдохнула  на  первый
взгляд абсолютно  невыразительный,  но  фантастически  насыщенный  запах
бледного чая. И сделала первый глоток, наслаждаясь его вкусом.
   Мне всегда нравились японские рестораны-увы, слишком  дорогие,  чтобы
ходить в них самой. Но мне не  хотелось  сейчас  об  этом  думать.  Зато
хотелось наслаждаться чаем - и предвкушать настоящий японский обед. И  я
сидела,  попивая  чай  крошечными  глоточками,  любуясь  его   ароматной
прозрачностью, и даже не обращала внимания на взгляды официантки  -  той
самой, которая принесла мне чай.
   Видимо, ей уже сообщили, к кому я пришла, - я мэтру  сказала,  что  у
меня тут встреча с господином Кисиным, и он, переменившись в лице, лично
меня проводил, передав из рук  в  руки  этой  самой  девице  в  японском
кимоно. Вот она и думала, кто я, собственно,  такая  -  на  бизнесменшу,
приехавшую к господину Кисину за помощью либо с  очередным  платежом,  я
вряд ли похожа, значит, или любовница очередная, либо...  Вот  тут  она,
видимо, терялась - хотя,  судя  по  частоте  да  почти  по  неотрывности
взгляда, вопрос ее беспокоил.
   Тут было уютно - и  вполне  в  японском  стиле.  Деревянные  столы  и
стулья,  разумеется,  японская  посуда,  гравюры  на  стенах.   Хотя   и
европеизировано - потому что японцы едят, сидя на  специальных  подушках
со спинками или без оных. И столы очень низкие, и  стоят,  как  правило,
над сделанным в полу  углублением  -  чтобы  ноги  туда  спускать,  если
затекут от сидения. Я в этом деле спец, я в свое время часто по японским
ресторанам ходила  и  ела  именно  в  этих  самых  татами-рум,  где  все
по-настоящему, по-японски. Ходила с тем самым человеком, которого  ждала
сейчас. Только в этом заведении не была - видно, оно открылось недавно.
   - Посмотрите меню? -  Официантка,  видно,  уставшая  гадать  впустую,
приблизилась  наконец,  кладя  передо  мной   красную   кожаную   папку,
украшенную иероглифами. Но я мотнула  головой  -  у  меня  был  аппетит,
однако заказывать в отсутствие того, кто меня сюда  пригласил,  было  бы
невежливо, а платить за саму себя я была не готова.
   - За счет заведения. - Она словно догадалась, о чем я  думаю.  -  Наш
директор распорядился - раз вы гость господина Кисина...
   - Нет, спасибо, - произнесла вежливо, думая про себя, что у меня тоже
есть к ней вопрос - японка она или нет?
   По  разрезу  глаз  и  типу  лица  похожа  -  зато  говорит  по-русски
достаточно чисто. - Я подожду...
   Она поклонилась коротко, отходя - оставляя меня  в  одиночестве.  Тут
было достаточно пусто - если не считать компании из двух молодых людей и
девицы, сидевших через три столика от меня, - видно, японские  рестораны
не по карману не только мне. А значит, я могла  спокойно  понаслаждаться
чаем и подвести итог своего  расследования.  Заглохшего  окончательно  и
бесповоротно.
   Я плохо представляла себе, что еще могу узнать, - ну  разве  что  кто
именно его убил, хотя это было нереально. А так я знала уже все -  и  не
сомневалась, что материал получится  читабельный,  а  шеф  будет  сыпать
комплиментами. Но тем не менее сказать себе, что все кончено, и сесть за
компьютер я не могла - хотя, кажется, все ходы уже были сделаны.  В  том
числе и глупые и ничего не дающие - типа похода в банк. И наверное, типа
сегодняшней встречи - которая еще не началась,  но  в  любом  случае  не
могла по определению окончиться результативно. Хотя...
   "Даже если ничего не узнаю  -  по  крайней  мере  вкусно  поем.  И  с
приятным человеком пообщаюсь", - сказала себе, усмехнувшись при мысли  о
том, что того господина, которого я жду, приятным человеком  назвали  бы
немногие. То есть, конечно, он мог понравиться  женщине,  которая  любит
настоящих мужчин, сильных, жестких, с  грубыми,  резкими  лицами.  Но  у
мужчины вряд ли мог вызвать симпатию - скорее страх. Даже  у  того,  кто
его совсем не знает.
   И это при том, что тот, кого раньше все звали Вадькой Кисой, тот, кто
не вылезал из спортзала, ездил на метро, а  потом  на  древнем  японском
джипе и не носил ничего, кроме спортивного костюма, давно превратился  в
солидного и респектабельного Вадима  Михайловича  Кисина.  Облачающегося
исключительно в дорогие костюмы,  разъезжающего  на  ослепительно  белом
"пятисотом" "мерседесе" в  сопровождении  минимум  двух  джипов  охраны,
являющегося совладельцем ряда казино и ресторанов. И по совместительству
уважаемым криминальным  авторитетом  -  и  главой  собственной  бригады,
имеющей в славном городе Москве достаточно крепкие позиции, -  известным
среди братвы как Вадюха Кот.
   Мы в последнее время общались нечасто - но мне казалось до  сих  пор,
что он жалеет о тех временах, когда был просто каратистом,  свихнувшимся
на своем карате. Не вылезающим почти из зала, неспособным говорить ни  о
чем другом - и не желающим ничего делать кроме как тренироваться.  Целый
день и в любой ситуации. В зале, в метро, дома - где угодно. В  зале  он
долбил мешки и спарринговал, дома отрабатывал  технику,  на  улице  и  в
транспорте  без  устали  мял  в  руках  теннисный  мячик.  И  производил
впечатление натурального безумца.
   Впервые я увидела его семь лет назад - в 91-м. Карате,  долго  бывшее
под запретом, совсем недавно разрешили, и интерес к нему был огромный  -
даже Ленька Вайнберг, интересовавшийся исключительно футболом и хоккеем,
решил отдать дань моде и поручил мне  сходить  на  турнир  по  какому-то
сверхжесткому стилю с жутко сложным названием. Мол, звонили, приглашали,
рассказывали, что стиль контактный, нокдаунов и нокаутов куча,  так  что
соревнования захватывающие и есть на что посмотреть и  о  чем  написать.
Вот ты, мол, и сходи - и фотографа возьми, на спортвыпуск крупный снимок
каратистов дадим для разнообразия, а то все футбол и футбол.
   Я, признаться, спорта была чужда  -  хотя  и  работала  в  спортивном
отделе.
   В голах, очках и секундах я не разбиралась, мне это было  неинтересно
- я о людях писала. А делать репортаж с  соревнований  по  виду  спорта,
которого я вообще не знаю, желания не было никакого. Так  что  я  хотела
сказать Леньке, что  это  не  мой  профиль,  пусть  кого-нибудь  другого
пошлет, все-таки, кроме меня, еще два сотрудника в отделе есть, - но  не
стала, справедливо рассудив, что там наве