и переставляет. Думаю, что  такое?
Он с женой, Валькой, живет вдвоем, а Вальке на  работу  с  утра,  она  в
магазине продавщицей рядом с нами, - че,  думаю,  за  бабка  объявилась?
Мать, что ли, его или Валькина к ним приехала?  А  тут  он  открывает  -
здоровенная шайба, а скрюченный пополам,  рожа  перекошенная,  за  спину
держится. Я ему - ты че, Петь, нажрался, что ль, да  на  улице  упал  да
поморозился? А он жмется. А потом  -  давай,  говорит,  Вов,  примем  по
полтинничку, может, полегчает. Ну и приняли...
   Да, может, ты пиво не пьешь, а водочки хочешь? Я мешать не люблю - но
чтоб ты выпила, готов. Хочешь?
   - О, что вы, я за рулем! - Я лучезарной улыбкой поблагодарила его  за
заботу - приятно, что он готов был ради меня пойти на жертвы, тем  более
такие страшные. - Спасибо.
   - Ладно, я пивка пока. - Шестой бокал опустел -  в  Перепелкине  было
уже три литра пива. - Так слушай - я немного принял, похорошело  мне,  а
Петька прям стакан сразу накатил. Обидно мужику, что здоровый  такой,  а
его как собаку отдолбили, - вот и раскололся. Так-то из  него  слова  не
вытянешь, я его сколько раз  просил,  чтоб  рассказал  про  тех,  кто  в
поселке живет, - кто водку жрет, кто  блядей  вызывает,  кто  гулянки  с
бабами устраивает или жену колошматит. Люди-то  при  бабках,  известные,
статейка бы получилась атасная. А он ни в какую -  выпрут,  говорит,  за
такое. А тут сам начал - все и выложил. А уж как рассказал,  застремался
- просить начал, чтоб его не упоминал, а то выпрут из агентства. Я ему -
понятное дело, Петь. А сам думаю - хер-то  я  молчать  буду,  раз  такие
дела.
   Ну и говорю - пойду, Петь, пора. А он просек, просить стал,  чтобы  я
не писал, - сотку баксов взаймы, говорит, дам,  отдашь,  когда  сможешь,
только не пиши. Жалко мужика стало, я ему и  говорю  -  да  не  буду  я.
Прикинулся, что сам в жопу уже пьяный, - и свалил.  Я  ж  журналист,  ты
пойми, - как я могу молчать, когда такое услышал?
   Говорить ему, что он слишком высокого о себе мнения, я  не  стала.  И
что пишет он не для того, чтобы открыть людям истину, - а  чтоб  гонорар
заплатили и зарплату повысили. И что хотя фамилия  банкира  не  указана,
тот, кто знает, о ком речь,  легко  может  вычислить,  от  кого  исходит
информация. А значит, соседа своего он все-таки  подставил  -  при  этом
наверняка взяв у него якобы взаймы сотню долларов за молчание.
   Я далека была от того, чтобы его осуждать, - не судите, да не  судимы
будете. Тем более что мне знакомо ощущение, когда получаешь  потрясающую
фактуру, а тебя просят хранить ее  в  тайне.  Жуткое  ощущение,  честное
слово.
   Особенно  болезненное  в  те  времена,   когда   я   была   настоящим
стервятником  -  готовым  писать  о  ком   и   о   чем   угодно.   Таким
бескомпромиссным   стервятником,   не   расположенным   никого   щадить.
Беспощадным вскрывателем нарывов на теле  общества,  готовым  в  поисках
фактов клевать любую падаль,  плюющим  на  последствия  своей  статьи  и
руководствующимся только одним мотивом - читатель должен знать правду.
   Ох каким я тогда была разоблачителем! Мне даже все равно  было,  кого
разоблачать. Комсомольского работника, мотающегося за казенный  счет  за
границу  и  берущего  с  собой  секретаршу-любовницу,  -   или   тренера
какой-нибудь  сборной,  который  наживается,  распродавая  экипировку  и
дефицитные продукты,  положенные  его  подопечным.  Берущего  взятки  за
прописку внуков к бабушкам начальника жэка -  или  директора  рынка,  за
деньги отдающего предпочтение торговцам с Кавказа  и  гоняющего  русских
бабок.
   Мне даже родной папа в шутку сказал как-то, что меня боится - и дарит
мне машину, только чтобы я не разгромила то  совместное  предприятие,  в
которое он перешел из  своего  института  на  большие  по  тем  временам
деньги. Потому что если предприятие рухнет,  то  они  с  мамой  умрут  с
голоду, - и уж лучше пожертвовать машиной, чем жизнью. Это была шутка  -
но в ней присутствовала доля истины.
   Правда, в отличие от сидевшего передо мной урода я всегда разоблачала
бескорыстно - и никогда не  подставляла  человека,  который  мне  что-то
рассказывал и при этом просил сделать так,  чтобы  никто  ни  о  чем  не
догадался. Знания душили меня и распирали -  но  я  упорно  рыла  землю,
чтобы сдержать слово и найти другой ход. Чтобы повернуть все так,  чтобы
мой, так сказать, осведомитель остался в тени. А этот урод действовал из
корыстных побуждений -  и  подставил  своего  соседа.  И  кажется,  этим
гордился.
   - Я из дома сразу в редакцию - к главному. - Воспоминания о том,  что
он считал подвигом, доставляли Перепелкину не меньшее  наслаждение,  чем
пиво. - Тот мне - да от тебя водкой несет! А я ему -  специально  выпить
пришлось с человеком,  чтоб  рассказал  кое-что.  За  редакцию,  говорю,
страдаю - потому как меня от спиртного воротит. А сейчас, говорю,  дайте
мне машину и фотографа - я вам такое привезу, что  упадете.  А  он  даже
машину не дал - сам, говорит, съездишь. Я баксы поменял Петькины,  тачку
поймали с фотиком - и туда. Охрана нас не пускает - а тут  менты.  Я  им
удостоверение, а они нас на три буквы. А фотик парень ушлый, щелкнул тот
дом, который видно было из-за ворот, - какая хер разница, кто там живет,
тот или не тот. Вот и дали снимок еще - чтобы красивее.  А  заголовок  я
сам придумал - что богатые тоже хочут. Отпад, да?
   - Фантастика! - Я покачала головой, подтверждая, что поражена, -  что
во многом было правдой. - Честное слово,  просто  фантастика.  Если  ваш
главный редактор после этой статьи не повысит вам зарплату хотя бы вдвое
- то он просто дурак. И лично я не сомневаюсь, что после этой статьи  на
вас посыплются предложения из других газет - наверное, мы с  вами  сидим
тут сейчас, а там в редакции у вас телефон разрывается...
   Перепелкин не понял моего намека на то, что пора  заканчивать,  пьяно
осклабившись.
   - А вот скажите, Володя... - Я была несколько растеряна услышанным  и
судорожно пыталась сообразить, могу ли еще что-нибудь из него  вытянуть.
- Ваш сосед - он думает, что  это  убийство?  И  что  его  убила  именно
девушка - или она просто могла открыть кому-то дверь?
   - Да ясный день - убийство! - Мой собеседник, похоже, даже  обиделся.
- Как иначе-то? Девка была - Петька ее видел в  машине.  И  трусы  потом
видел.
   Думаешь, этот из шкафа их достал, чтоб на них дрочить? Не, девка была
- а потом смотала. Вот ты мне и скажи - на кой?  А  потому,  что  она  и
убила - и сперла что-то, может. Может, у него там бриллианты  дома  были
или бабки бешеные. Или заказ ей дали -  что,  думаешь,  баб-киллеров  не
бывает? Да и чего сложного - затрахала до полусмерти, а  потом  сыпанула
чего в стакан. Может, и не знала, что насмерть, - сделала, что  сказали,
думала, там снотворное, а увидела, что банкир окочурился, и  сбежала.  А
может, надо было в дом кого впустить - и кто-то другой его и того...
   - Но ваш сосед сказал, что незамеченным туда не пройдешь... -  начала
я, но разошедшийся Перепелкин меня прервал:
   - Да че не пройдешь! Ушла телка-то - значит, точно так  же  и  прийти
кто-то мог. Я откуда знаю - может, они там в дежурке водку жрут  или  по
ночам дрыхнут? Я вон в армии у знамени части спал - стою с автоматом,  а
сам сплю. А тут что - охота им всю ночь сидеть? Подъехала машина, сигнал
дала, так проснулись - а если никто не будит, и спят себе. А  может,  им
снотворного сыпанули, а они отключились? А может, кто из  поселка  этого
банкира убрал -  телку  ему  подсунул,  та  ему  яду  дала,  думая,  что
снотворное, и дверь открыла. А  человек  из  своего  дома  вышел  ночью,
заглянул к банкиру, взял что хотел, и все, привет горячий!
   Странно -  но  все  это  было  логично.  И  прекрасно  подтверждалось
нежеланием Зайцева беседовать со мной на эту тему,  и  попыткой  убедить
меня вообще ничего не писать, и тем, что он пропал сегодня, скрываясь от
меня и собираясь бегать и дальше.
   - А может, кто из банка его и заказал - чего  б  служба  безопасности
Петьку так отдолбила? - Пиво совершило чудо, превратив бездарного писаку
в    наделенного    богатейшей    фантазией    и    брызжущего    идеями
писателя-детективиста. - Может, он там кому мешал  бабки  делать  -  вот
телку ему и подсунули. А потом ментам сказали, чтоб шум не поднимали,  -
от сердца помер, и все дела, и нам и вам так легче. Может, пробашляли им
даже - скажешь, быть такого не может? Чего ж тогда написали в некрологе,
что банкир от сердца помер? Ладно б следствие шло - можно промолчать про
девку, а тут какое следствие, раз сам умер? Ментов пробашляли и тех, кто
мертвяка вскрывал, - и все дела. Скажешь, быть такого не может?
   -  Вы  такой  умный,  Володя!  -  поддела  его  автоматически,  думая
совершенно о другом - а именно о  том,  что  в  его  словах  нет  ничего
нереального. И возможен любой из перечисленных им вариантов. - Почему вы
об этом не написали?
   - Да написал - а главный сказал, что с ментами  ссориться  не  хочет,
еще налоговую нашлют  или  чего  другое  учудят.  -  Перепелкин  грустно
вздохнул. - Сказал, что того, что есть, хватит. А что умный я -  это  ты
точно. Учись, пока я жив!
   С его манерой работы было опрометчиво произносить такие фразы - я  бы
не удивилась, если  бы  его  пристрелил  выпертый  из  своего  агентства
охранник. Но я кивнула ему благодарно,  как  бы  обещая  воспользоваться
предложением. Погружаясь в свои мысли - из которых вышла только  потому,
что ощутила скользящий по мне взгляд. Разглядывающий лицо,  стаскивающий
с меня обтягивающую водолазку, облизывающий жирненькие грудки. И подняла
глаза на собеседника, в котором пиво и еда пробудили тот самый инстинкт,
который называют основным. И который так бы и спал в нем, если бы он  не
опохмелился и не поел.
   - Слушай - а у тебя планы какие? - Он откинулся, оглядывая меня  так,
словно я была восхищенной  ученицей,  которая  могла  только  мечтать  о
возможности переспать с мудрым учителем. - Может, пойдем отсюда, возьмем
еще чего покрепче и двинем куда? Ты одна живешь, нет? Ко  мне  нельзя  -
жена в шесть приходит со службы. Во, я щас приятелю  одному  позвоню,  у
него хата двухкомнатная - если выпить привезем, все нормалек  будет.  Ну
чего, поехали?
   Я усмехнулась внутренне, говоря себе, что наглость границ не имеет  -
особенно  у  такого  примата,  как  Перепелкин.  И   потому   никак   не
среагировала на его слова, думая о том, все ли у  него  спросила.  И  не
находя ничего такого, что могла бы еще узнать.
   - О, я так благодарна вам за предложение... - Коль скоро он все равно
не слышал иронии, я могла острить сколько угодно. -  Мне,  право,  очень
лестно - но, к сожалению, это невозможно. Мне так приятно - но меня ждут
в редакции...
   - Да ладно, ты че? - Отказа Перепелкин понимать не хотел - хотя я  не
сомневалась, что не найдется женщины, которая ему не откажет.  Ну  разве
что такая же, как он,  -  которой  не  светит  ничего  лучше,  чем  этот
неприятный, неухоженный, алкоголичный тип. - Поедем, выпьем, я тебе  еще
расскажу  всякого  -  я  ж  в  журналистике  полтора  года  уже,  такого
навидался. Ну и расслабимся - плохо, что ль?
   Я легко подавила в себе желание сообщить ему, что  я  в  журналистике
уже одиннадцать лет, - опускаться до него мне не хотелось.
   - Расслабимся? - поинтересовалась непонимающе. - Вы хотите сказать?..
   - Ага, расслабимся - выпьем, потреплемся за жизнь, и вообще...  -  Он
снова окинул меня очень мужским, по его мнению, взглядом - для меня  это
был взгляд не знающего женщин закоренелого мастурбанта. -  Ну  че  ты  -
маленькая, что ль? Ты девчонка симпатичная, мне нравишься - поняла?
   - Скажите, Володя, - а вы ведь забыли уже, как меня зовут,  верно?  -
Он ни разу не назвал меня по имени за тот час с  лишним,  что  мы  здесь
сидели, хотя я назвалась, когда разговаривала с ним  по  телефону.  -  И
фамилию мою вы не запомнили - и  вообще  не  знаете,  из  газеты  я  или
специально соврала, чтобы с вами встретиться. Так вот представьте, что я
та самая девушка, которую вы упомянули в своей статье, - и встретилась с
вами, чтобы понять, как много вы знаете. Между прочим, на мне нет  того,
что вы называете трусами, - хотя я не могу вам этого  продемонстрировать
по ряду причин - и возможно, это именно моя  часть  туалета  осталась  в
доме Улитина. А вы, такой невероятно  умный,  так  неосмотрительно  меня
куда-то приглашаете. Представляете, что про вас потом напишут  -  бедные
тоже хочут, а потом плачут...
   - Да кончай, - неуверенно выговорил Перепелкин через какое-то  время,
так и не поняв спьяну, шучу я или нет, - Да не - ну че ты?
   - Спасибо вам за компанию, Володя, но мне пора! - Я решительно встала
под его потерянным взглядом, отмечая,  что  и  вправду  заронила  в  его
пустую голову сомнения. - Знаете, я тут все сидела  и  думала,  сыпануть
вам в пиво то же, что и Улитину, или нет - да, к счастью для вас, знаете
вы про меня мало.
   Так что вы, Володя, не искушайте судьбу - и забудьте и  мое  лицо,  и
марку моей машины, хотя вы вряд ли разбираетесь в автомобилях. И я  даже
закажу вам еще бокал пива -  и  разрешаю  написать  о  нашей  встрече  в
следующем номере. Идет?
   Наверное, он все-таки очень много выпил вчера - и  сегодняшнее  пиво,
смешавшись с вчерашним алкоголем, сильно  помутило  жалкие  остатки  его
сознания.
   Потому что на лице, которое  точнее  было  бы  назвать  рожей,  такое
странное было выражение - нечто среднее между недоверием  и  испугом.  И
следовало бы дать ему еще один совет - срочно пойти к врачу и вшить себе
"Торпедо", дабы избежать белой горячки, которая уже была недалеко.
   Возможно, все это было  глупо  -  то,  как  я  себя  вела.  Однако  в
противном случае мне бы пришлось быть с ним резкой и  посоветовать  ему,
коль скоро он так хочет секса,  купить  себе  вибратор  самого  большого
размера. А  заодно  найти  другую  профессию  -  к  примеру,  предлагать
соответствующие услуги небогатым геям у памятника героям Плевны.  Думаю,
это у него вышло бы лучше, чем писать статьи.
   Но быть с ним грубой означало  опуститься  до  его  уровня  -  а  так
получилось даже  весело.  По  крайней  мере  я  улыбалась,  когда  после
минутного колебания рассчиталась-таки с официантом. А вот в его взгляде,
который я поймала, уже выходя из зала, ничего веселого не было.  Хотя  и
боли по поводу нашего расставания я в нем не увидела...
   - Ты куда сбежала после планерки? - В голосе  Наташки  был  упрек.  -
Хотела с тобой потрепаться - а тебя уже и нет. Вот, думаю, Ленская  дает
- подруга-подругой, а сматывает, ни слова не сказав!
   - Так я же  вернулась,  Антош,  -  дела  сделала  и  вернулась.  -  Я
закурила, не обращая внимания на укоризну в Наташкиных глазах - в  своем
кабинете она курить запрещает. Что умно,  если  учесть,  сколько  к  ней
заходит постоянно народа, даже если главный на  месте,  -  к  нему  идти
боятся, так что прямиком к Антоновой. И если каждый  будет  курить,  то,
наверное, можно задохнуться. Но отказываться от сигареты я не собиралась
- справедливо считая, что для меня можно сделать исключение. И, закурив,
подошла к окну, открывая его пошире.
   - А что Каверин грустный такой? -  На  Наташкином  лице  нарисовалось
болезненное любопытство. Видно,  именно  по  той  причине,  что  она  не
выяснила сразу этот вопрос, Антонова  так  переживала  по  поводу  моего
исчезновения. - Выгнала посреди ночи? Или не вышло у него по пьяни?
   - Да не было ничего, Антош,  -  произнесла  укоризненно,  потому  что
Наташка знала, что Димка ко мне пристает периодически вот уже лет десять
- и что ничего ему так и не обломилось. Хотя шанс у-него, бесспорно был,
- поскольку  он  проявлял  на  начальном  этапе  своего  увлечения  мной
фантастическую настойчивость. -  Пытался  меня  до  дома  довести,  а  я
отшила.
   - Ну и сука же ты, Ленская! - Наташкина фраза прозвучала  как  упрек,
словно она ужасно переживала за Каверина. - У мужика столько лет на тебя
стоит, а ты... Даже в круиз тогда тебя запихнул - а ты  тварь  оказалась
неблагодарная...
   Настроение после встречи с Перепелкиным у меня было так себе - весьма
задумчивое настроение, - но я улыбнулась. Потому что история  с  круизом
действительно была смешная. В 89-м это было, весной. Я как раз  накануне
перешла из отдела комсомольской жизни в отдел информации, по  Димкиному,
между прочим, предложению - он тогда уже на меня запал и, видимо, решил,
что если я перейду в его отдел, то все будет о'кей. Ему уже под тридцать
было, а мне девятнадцать исполнилось или даже еще  нет  -  и,  наверное,
хотелось Каверину молодого тела после некрасивой жены-ровесницы.
   Надо сказать, что по тем временам Димка зарабатывал  бешеные  деньги.
Он, кроме  руководства  отделом,  вел  музыкальную  полосу,  на  которой
регулярно помещал им самим придуманные рейтинги исполнителей, альбомов и
синглов - и, понятное дело, получал приличную отстежку  от  тех,  кто  в
этом самом рейтинге хотел занять  место  повыше.  И  за  раскрутку  тоже
получал - за интервью и репортажи с концертов.
   Так что больше, чем Димка, в газете тогда никто не зарабатывал -  еще
не начались те времена, когда с журналистики стали снимать деньги, тогда
все на гонорары жили. А Димка был жадный и хитрый и сам  придумал  схему
зарабатывания, и хотя многие догадывались, что не просто так прославляет
он одних и тех же, за руку поймать все равно никто не мог. А  с  главным
он, кажется, делился - потому что у Сережи претензий к нему не было.
   При этом Каверин был фантастически скуп - и даже выпить  старался  за
чужой счет. Но со мной вдруг расщедрился - в буфете кофе угощал, а это ж
целых двадцать копеек за чашку, разориться можно. Потом  пирожные  начал
покупать,  на  обед  приглашать  в  нашу  столовую.  И   между   прочим,
доплачивал,  если  мне  талонов  не  хватало,  чтобы   рассчитаться   за
вкуснейшие по тем временам  блюда,  -  а  у  нас  тогда  кормили  как  в
ресторане, столовую обеспечивала база,  снабжавшая  высшие  партийные  и
комсомольские учреждения.
   Димка был жутко некрасивый, полысевший преждевременно, узкоплечий - и
хотя  одевался  по  тем   временам   дорого   и   даже   приобрел   себе
"фольксваген-гольф", такой же, как у меня  сейчас,  это  не  делало  его
привлекательнее.  По  крайней  мере  в  моих  глазах.  И  приставал   он
по-идиотски - вызывал к себе в кабинет и сидел и пялился на меня, может,
думая, что его взгляд меня обжигает и пробуждает во мне желание.  А  мне
этот взгляд казался не  сальным  даже,  но  беспомощно-жалким  -  как  у
старого импотента, который хочет, но не может, о чем сожалеет ужасно.
   В общем, он только пялился и ничего не говорил - а я делала вид,  что
ничего не понимаю. Меня это устраивало - а его, похоже, нет.  Тем  более
что он был в курсе, что кое с кем из редакции у меня что-то было и есть.
Так что он как-то даже отважился пригласить меня в бар -  а  потом  и  в
ресторан.  И  я  бы,  наверное,  отдалась   ему   в   благодарность   за
настойчивость - но он и там ни слова не сказал, только руку  мою  гладил
своей вспотевшей ладонью, мялся и жался. И  когда  притормозил  потом  у
моего подъезда - а я уже тогда жила одна, спасибо маме  с  папой,  -  не
попросился зайти. Хотя я бы пустила. Но он не отважился - потому и уехал
ни с чем.
   Напрямую предложить мне заняться сексом Димка не мог, мешало  что-то,
- зато родил коварный план. Как бы невзначай  предложив  мне  поехать  в
двухнедельный круиз вместе с  музыкальной  тусовкой  -  Греция,  Италия,
Испания, Франция.
   Я посомневалась только для вида - на самом  деле  сомнений  не  могло
возникнуть. Я никогда не была за границей, а тут сразу куча стран; я  ни
разу не плавала на теплоходе, а тут все по высшему разряду плюс компания
известных людей. И я была готова заплатить за это двумя неделями секса -
отчетливо понимая, что придется делать это каждую ночь, потому что Димка
сказал,