же  другой,  не  той,  с
которой он  меня  встречал.  И  голос  изменился,  утратив  искусственно
нагнанное в него тепло.
   - Я доложил о нашей беседе своему руководству, и... Бесспорно, я  был
не совсем прав в ходе нашей первой встречи - я не  знал,  что  вы  такой
известный журналист, я, к сожалению, не читаю  такие  газеты,  как...  Я
хотел сказать - не читаю вашу газету...
   Я вдруг отчетливо поняла, что он хотел меня задеть  -  и  спохватился
только в последний момент, но все  равно  выдал  свое  намерение.  И  то
ощущение одержанной победы, которое во мне было, тот радостный настрой и
вера в удачу, с  которыми  я  приехала  сюда,  отошли  на  задний  план,
пропустив вперед предельную настороженность.
   - Осмелюсь напомнить, Юлия Евгеньевна, что в прошлую нашу встречу  вы
предлагали мне компромисс - который заключался в том,  что  вы  в  своей
статье об Андрее Дмитриевиче не  употребляете  имя  банка  в  негативном
контексте,  а  я  предоставляю  вам  некоторую  информацию   об   Андрее
Дмитриевиче. - Лицо его брезгливо сморщилось - демонстрируя отношение  к
моему предложению. - Это разумно - хотя, не скрою, у  меня  было  другое
представление о правилах поведения журналиста и журналистской этике...
   Он все-таки совершенно не умел играть - этот весь из себя ухоженный и
утонченный манерный урод. Не будь я такой самоуверенной, я бы  в  первую
секунду увидела, что он тот же, каким  был,  -  потому  что  он  был  не
способен спрятать свой паскудный характер. Попытался, видно,  но  задача
оказалась  невыполнимой  -  по-другому  смотреть  на  людей  и  с   ними
разговаривать он не умел. Я имею в виду, с такими, как я, - с плебеями.
   Дерьмо, извиняюсь  за  выражение,  прям-таки  лезло  из  него  -  его
руководству следовало бы знать, что их зам по связям  с  общественностью
для связей с этой самой общественностью явно  не  годится.  Потому  что,
возможно, он в состоянии скрывать свое "я" в течение минут так трех - но
потом на его лице появляется пренебрежительно-брезгливое выражение,  тон
становится  менторским  и  демонстративно  усталым,  а  в  глазах  стоит
превосходство над собеседником.
   - У меня  тоже  было  другое  представление...  -  начала,  не  желая
сдерживаться, заводясь с пол-оборота. Но он перебил меня, на таких,  как
я, его подчеркнуто изысканная вежливость не распространялась.
   - Давайте не будем, Юлия Евгеньевна, - конфликты с вами в  мои  планы
не входили. -  Он  барственно  поднял  белую.  руку,  останавливая  меня
жестом, достойным цезаря. - Я тоже хочу предложить  вам  компромисс.  Но
прежде  попрошу  вас  ответить  на  один  вопрос  -  статья  об   Андрее
Дмитриевиче обязательно должна появиться в вашей газете?
   Я просто кивнула. Уже догадываясь, что приехала сюда зря.
   -  Юлия  Евгеньевна,  ведь  речь  идет  об  умершем  человеке.  -  Он
укоризненно это произнес, словно журил уличного мальчишку за то, что тот
ругается на улице матом. -  Представьте  себе  состояние  его  коллег  и
родных, когда они прочитают вашу статью, - ведь им и так  очень  тяжело.
Возможно, у  вас  действительно  есть  какая-то  негативная  информация,
касающаяся Андрея Дмитриевича,  -  но  вам  не  кажется,  что  аморально
беспокоить тех, кто умер?
   Я покивала задумчиво - делая вид, что его  слова  произвели  на  меня
впечатление, и даже очень серьезное. А потом встала.
   - Обещаю вам на  досуге  обдумать  свое  поведение,  -  произнесла  с
максимальной колкостью, на которую была способна. - А сейчас до свидания
- и спасибо вам за то, что просветили...
   Он так тревожно оглянулся на стену, словно за ней  скрывался  кто-то,
наблюдавший за ним пристально, - и тут же сменил тон:
   - Ну что вы, Юлия Евгеньевна, - вы меня просто не поняли. - Он теперь
звучал оправдывающееся и даже просительно. - Прошу вас, не торопитесь  -
сядьте, пожалуйста...
   Я посмотрела на него внимательно, размышляя, что мне лучше сделать.
   Надеясь, что он поймет, что если он еще раз позволит себе  заговорить
со мной в своей привычной манере, наше  общение  тут  же  завершится.  А
потом села - демонстративно вытаскивая из сумки "Житан" и прикуривая, не
сводя глаз с собеседника, провоцируя его на презрительный взгляд. Но  он
вел себя так, словно вспомнил  о  существовании  некой  высшей  силы  за
стеной  комнаты  -  силы,  которая  потребовала,  чтобы   он   со   мной
договорился, и следит за ним сейчас.
   - Давайте, как говорят англичане,  вернемся  к  нашим  баранам,  Юлия
Евгеньевна.  -  Он   потрогал   длинными   сухими   пальцами   аккуратно
подстриженную бородку. - Я, с вашего позволения, хотел  бы  узнать,  что
натолкнуло вас на мысль написать об Андрее Дмитриевиче? Или, быть может,
вам заказали эту статью?
   Я не собиралась отвечать, молча затягиваясь.
   - Итак, вы провели некоторую работу, собрали из разных  источников  -
увы,   совсем   не   обязательно   компетентных,   даже   скорее   всего
некомпетентных - определенного рода сведения  и  теперь  собираетесь  их
опубликовать. - Он замолчал, снова предоставляя мне возможность  сделать
реплику, но я как бы этого не заметила. - Я  прекрасно  понимаю,  что  в
ходе работы вами были затрачены определенные усилия и на эту работу  вам
потребовалось время - и вы, разумеется, хотите, чтобы это было оплачено.
Гонораром за статью, который вам заплатит ваша газета, - или  гонораром,
который заплатит тот, кто заказал вам этот материал.
   Прошу вас понять меня  правильно  -  в  наше  время  ангажированность
средств массовой информации ни для кого не является секретом. И надеюсь,
что вас не обижает мое предположение, что кто-то  заказал  вам  подобную
статью, предоставив определенные сведения  -  скорее  всего  не  слишком
правдивые - об Андрее Дмитриевиче?
   Он явно не верил, что я сама взялась  за  эту  тему,  -  точнее,  его
руководство не верило, видя за  моей  спиной  неких  врагов,  -  и  явно
пытался вытянуть из меня ответ. Объяснять ему, что не  в  моих  правилах
писать на заказ,  было  бы  глупо  -  равно  как  и  вступаться  за  всю
журналистскую братию, проявляя бессмысленную корпоративную солидарность.
И я не стала ни пожимать плечами, ни раскрывать рот  -  продолжая  молча
курить.
   - Позвольте предоставить вашему вниманию следующее предложение. -  Он
так напыщенно говорил, так неестественно - почему-то вызвав у меня мысль
о том, что в другой ситуации  он  охотно  сквернословит  и  рассказывает
грязные и пошлые анекдоты. - Точнее, два предложения. Первое заключается
в том, что в обмен на ваш  отказ  от  статьи  об  Андрее  Дмитриевиче  я
передаю вам интересный материал  о...  об  одной,  скажем  так,  крупной
финансовой организации. Материал в вашем стиле - я имею в виду, что  там
есть компрометирующие данные, при  этом  основанные  не  на  слухах,  но
документально  подтвержденные.  Что  вы  мне  можете  сказать  по  этому
поводу?
   Я могла сказать только одно - что или он дурак, или считает  за  дуру
меня. Он не сомневался, что я хочу заработать на Улитине денег, - а  сам
убеждал меня бросить эту тему и взять ту, которая выгодна его  банку.  Я
не  сомневалась,  что  он  предлагает  мне  компромат  на   конкурентов,
наверняка тоже крупный банк, - но логики в этом предложении не было.
   Все это мне что-то напоминало - и я наконец  поняла  что.  Историю  с
Алещенко - которому тоже предложили в свое время отказаться от статьи об
Улитине в обмен на факты по крупному банку. Значит,  теперь  мне  должны
были предложить деньги. А потом, если я их не возьму,  начать  угрожать.
Это в том случае, если сценарий писал один и тот же человек.
   - Могу сказать, что хотела  бы  услышать  предложение  номер  два,  -
произнесла негромко. - Если, конечно, оно отличается по своему характеру
от предложения номер один.
   - Что ж... - Он скрестил пальцы, снова оглядываясь как  бы  невзначай
на стену - позже я  поняла,  что  скорее  всего  там  была  вмонтирована
камера, а тогда почему-то не догадалась. Меня больше  заинтересовал  тот
факт, что он вдруг расцвел - словно до  этого  меня  проверял  и  ужасно
обрадовался, что я выдержала проверку.  -  Что  ж,  Юлия  Евгеньевна,  -
должен признаться, что я рад, что услышал от вас именно это. Рад, что вы
оказались принципиальным журналистом - увы,  не  могу  сказать  этого  о
большинстве ваших коллег. Я рад, что вами руководит  не  просто  желание
написать сенсационную  статью  любого  содержания,  но  профессиональный
интерес.  И  одновременно  я  выражаю  надежду,   что   вы   не   только
принципиальны, но и объективны  -  и  ваша  статья,  посвященная  Андрею
Дмитриевичу, будет основана не на слухах, но на фактах.
   Я прикрыла глаза, как бы соглашаясь - не понимая, куда он клонит.
   -  Должен  вам  сказать,  Юлия  Евгеньевна,  что   принципиальный   и
объективный журналист в наше время - большая редкость. -  Он  прямо-таки
сочился радостью за меня и восхищением  мной.  -  Особенно  принимая  во
внимание размер выплачиваемых вашей редакцией  гонораров.  И  исходя  из
всего вышесказанного я бы хотел, Юлия Евгеньевна, компенсировать вам  те
усилия,  которые  вы  затратили  на  сбор  информации,   -   и   заранее
поблагодарить вас за объективность и непредвзятость...
 
*** 
 
   Конверт появился в его руке так стремительно, как  револьвер  в  руке
ковбоя с Дикого Запада. Я даже не увидела, откуда он его вытащил - то ли
он снизу к столу был прикреплен скотчем, то ли уже лежал на  его  стуле,
когда я сюда вошла.
   - Прошу вас расценивать это не как взятку и не  как  попытку  убедить
вас как можно реже упоминать в статье наш банк. - Он улыбнулся  мне  так
по-американски, демонстрируя хорошие белые зубы. - Давайте считать,  что
это своего рода грант - творческая премия. Возможно, вы знаете, что  наш
банк щедро спонсирует искусство -  и  учредил  такие  гранты  в  области
театра и балета. Не буду скрывать, что у меня были сомнения в  том,  что
для вас главное - творчество, а не деньги, - но после  нашего  разговора
от этих сомнений не осталось и следа. И я глубоко убежден,  что  вы  как
творческая личность заслуживаете определенного меценатского дара -  дабы
могли  и  дальше  творить,  не  думая  о   финансовой   стороне   вашего
творчества...
   Все-таки он был дурак. В том плане, что в силу своего  .  высокомерия
был убежден, что видит меня, низшую  тварь,  насквозь.  И  наверняка  не
сомневался, что и в первый раз я приходила  именно  за  деньгами,  -  но
решил, что я их недостойна и он и так со мной  разберется.  А  когда  не
вышло,  получил  втык  от  начальства  -  которое  дало   ему   указание
встретиться со мной еще раз. И он предложил, на  его  взгляд,  идеальный
план - не сомневаясь, что я возьму деньги. Попробовал, правда,  почитать
мне нотации, надеясь сэкономить выделенные на меня средства, - но  когда
ничего не вышло, вернулся к плану. Настолько слепо веря, что видит  меня
насквозь, что даже не удосужился продумать речь - и нес какую-то ахинею.
   Когда  я  пару  раз  хлопнула  в  ладоши,  на  лице   его   появилась
растерянность. А потом обида - когда я решительно запихнула  сигареты  с
зажигалкой в  сумку  и  снова  встала.  И  попятилась,  когда  он,  тоже
поднявшись, шагнул ко мне, протягивая конверт.
   - Должна вас разочаровать - вы слишком высокого  обо  мне  мнения,  -
произнесла   язвительно.   -   Я   недостойна    вашего    великодушного
предложения...
   - Бросьте. - Тон изменился кардинально, и он  поморщился,  показывая,
что игра  кончилась.  -  Бросьте,  Юлия  Евгеньевна.  Здесь  пять  тысяч
долларов - а вам за статью и пятидесяти не заплатят. У  меня  есть  фонд
для работы со средствами массовой информации - теми, кто сотрудничает  с
нашим банком. Вы ведь не откажетесь от сотрудничества -  тем  более  что
оно может выйти за рамки разовой акции? И даже если вам надо подумать  -
то все равно  возьмите.  И  пишите  себе  вашу  статью  -  только  потом
привезите мне и мы с вами ее согласуем. Вас это устраивает?
   Я мотнула головой, повторяя про себя, что  он  идиот.  Веди  он  себя
по-другому с самого начала, не показывай свою паскудную сущность, я бы и
то не взяла у него деньги. А уж сейчас, после того, что между нами было,
на это даже не стоило рассчитывать.  Особенно  если  учесть,  что  своей
взяткой он мне показывал, насколько не нужна "Нефтабанку" моя статья,  -
и наталкивал на мысль, что им есть что скрывать.
   - Ну хорошо - если вас не устраивает размер суммы, я  могу  увеличить
ее, допустим, вдвое. - Он смотрел на  меня  брезгливо,  как  благородный
человек смотрит на грязного шантажиста, который, получив требуемое,  тут
же нагло начинает вымогать больше. - Сейчас возьмите пять  тысяч  -  еще
пять  после  того,  как  мы  согласуем  вашу  статью.  Надеюсь,  я  могу
рассчитывать, что вы мне ее предоставите в течение ближайшей недели?
   - Бесспорно! - Я улыбнулась ему мило. - Бесспорно. В течение недели я
вам пришлю газету со статьей - могу даже десяток экземпляров, причем  за
свой счет. Считайте, что это мой меценатский дар. Лично вам...
   ...И вот теперь я сидела  здесь,  в  комнате  без  телефона.  Уже  не
сомневаясь, что меня сюда пригласили специально для того, чтобы  всучить
деньги, а потом продемонстрировать видеозапись того, как я беру  взятку,
и выдвинуть свои условия. Для начала снять статью или написать ее под их
диктовку - а потом, наверное, и публиковать время от  времени  кое-какие
выгодные им материалы. Иметь  своего  "карманного"  журналиста  в  нашей
газете престижно  даже  для  такой  мощной  структуры.  Но,  увы,  вышла
накладка - и теперь мой недавний собеседник в срочном порядке докладывал
своему начальству о ходе нашей беседы.
   А я ждала, когда будет принято решение, что делать со мной дальше.
   Я сомневалась, что  меня  не  выпустят  отсюда  -  в  смысле,  увезут
куда-то, откуда я никогда не вернусь. Все-таки это  было  слишком.  Если
следовать сценарию - а я уже стопроцентно была  уверена,  что  по  этому
сценарию и работали с Алещенко, - меня сейчас должны были начать пугать.
Правда, ни мужа, ни детей у меня не было  -  но,  возможно,  разработчик
сценариев мог сказать себе, что я женщина, я и личных  угроз  испугаюсь.
Что ж, его ждал неприятный сюрприз - я не собиралась пугаться. Но  и  не
собиралась это показывать. Я готова была подыграть - чтобы уйти  отсюда.
потом...
   Если тот, от кого сейчас зависело решение, что со  мной  делать,  был
умным человеком, он должен был понять, что угрозы ничего не  дадут.  Это
если он проаналивировал  мой  первый  разговор,  состоявшийся  здесь,  и
сегодняшний тоже.
   Если он дал себе труд навести обо мне справки  -  я  ведь  не  знала,
насколько сильную угрозу для них представляю. Но если  этот  кто-то  был
умен, то пришел бы к выводу, что пугать меня глупо. И принял бы какое-то
иное решение.
   Так что мне следовало ожидать чего угодно. Можно  было  предположить,
что сейчас передо мной извинятся и отпустят, - а через десять минут  мой
"гольф" остановит милиция и найдет у меня наркотики -  с  Улитиным  ведь
такое проделывали. Можно было предположить, что они тянут время, которое
используют, скажем, для того, чтобы вскрыть мою  квартиру  и  подбросить
туда что-нибудь, что сразу после моего возвращения  домой  будет  изъято
при обыске правоохранительными органами. Да много чего можно было  ждать
- особенно если вспомнить о весьма возможной причастности "Нефтабанка" к
улитинской смерти. Причастности, которая с  каждой  минутой  все  больше
казалась мне не предположением, но фактом.
   Я затушила сигарету и, чувствуя, что не накурилась,  снова  протянула
руку к пачке - но остановилась в последний момент. Говоря себе, что если
за мной сейчас наблюдают - черт его знает, но ведь возможно, - то  могут
решить,  что  курение  одной  сигареты  за  другой  есть  признак   моей
нервозности. Так пусть лучше видят, что я спокойна - спокойна и  уверена
в себе. И их не боюсь - совсем.
   Я впервые пожалела, что у меня нет мобильного - который пригодился бы
мне сейчас. Предлагали ведь, и не раз - оплатить телефон с  подключением
плюс все счета за разговоры. Тот же Кисин, между прочим, предлагал  -  и
долго недоумевал, почему я  отказываюсь,  тем  более  что  не  он  лично
платит, а одна фирма, которой ни жарко ни холодно от того,  что  платить
придется еще за один телефон. Но я отказалась - сказав  себе,  что  если
кому-то когда-нибудь понадобится на  меня  компромат,  как  уже  не  раз
бывало, и даже очень сильно понадобится, то  раскопать,  кто  оплачивает
мне разговоры по мобильному, не составит огромного труда. А так я  чиста
- и мне от этого спокойнее.
   Я пообещала себе, что теперь вопрос с мобильным решен. И я возьму его
себе прямо завтра за свои деньги. А может, и сегодня. Как только  отсюда
выйду.
   Вот только выйду и сразу поеду, и все оформлю, и...
   Я поймала себя на том, что все это звучит так,  словно  у  меня  есть
сомнения в том, что я отсюда выйду. А это было  абсолютно  лишним.  И  я
все-таки вытащила из пачки очередную сигарету  и  прикурила  -  а  потом
усмехнулась.
   Демонстрируя всем, кто мог меня видеть - и  в  первую  очередь  самой
себе, - что я в порядке. В полном порядке.
   В настолько полном, в каком только можно быть...
 
Глава 18 
 
   Я досчитала до десятого звонка и уже собиралась вешать трубку,  когда
услышала на том конце запыхавшееся "алле". И, признаться, растерялась  -
потому что набирала этот номер вот уже три с лишним часа, а мне никто не
отвечал.
   Я уже успела много чего передумать - что та, кому  я  звоню,  куда-то
уехала, что она сменила квартиру и номер телефона  соответственно,  что,
поступая в институт, она случайно или намеренно указала в анкете не  тот
телефонный номер. Даже  о  том,  что  она  никогда  уже  не  подойдет  к
телефону, я тоже подумала, - если именно она была в машине с Улитиным  в
последний его вечер, если это ее белье осталось в его коттедже, если она
выполняла в его доме чей-То заказ, то, возможно, ее  и  не  было  уже  в
живых.
   В общем, я уже совсем не рассчитывала, что кто-то подойдет, - и чисто
автоматически нажимала на автодозвон, сидя перед телефоном. И  потому  и
растерялась, услышав запыхавшийся голос.
   - Алле, алле? - Обладательница этого голоса, судя по всему, бежала  к
телефону - она, видно, только вошла и услышала мой  звонок  в  дверях  и
рванула к аппарату. - Вас не слышно, алле?!
   - О, добрый  вечер,  -  произнесла  наконец,  собравшись  с  мыслями,
стараясь говорить максимально любезно. - Простите, могу я  поговорить  с
Ириной?
   - А нет Ирины. - Голос не сказал это, а буквально отрезал, давая  мне
понять, что той, кто мне нужна, не просто нет, но и не будет. - Не живет
она здесь.
   Я задумалась на секунду - тут же говоря себе, что это глупо, что  это
точно не она, потому что так не притворишься. Потому что  обладательнице
этого голоса лет пятьдесят,  ну,  может,  немного  поменьше,  но  именно
немного. А той, кому я звоню, лет двадцать - плюс-минус год-другой.
   - О, как это ужасно! - воскликнула расстроенно, пытаясь изобразить из
себя эмоциональную идиотку, вдобавок словоохотливую. - Вы не поверите  -
я с таким трудом узнала этот телефон, я столько надежд возлагала на этот
звонок, мне так хотелось верить, что я смогу поговорить с Ирой!  О,  это
просто кошмар!
   Такая неудача, ужасная неудача! Скажите  -  а  вы  не  могли  бы  мне
подсказать, где я могу ее найти?
   - Не могу. - Голос продолжал оставаться категоричным, и  мой  монолог
не произвел на него никакого впечатления. - А вы кто, собственно?
   Я ждала этого вопроса. И была  к  нему  готова.  Продумав  с  десяток
вариантов  и  остановившись  на   одном,   показавшимся   мне   наиболее
подходящим.
   Довольно стандартном, часто используемом  мной  -  но,  как  правило,
действующем безотказно. Потому что человек корыстен  -  и  этим  следует
пользоваться.
   - О, простите, я так разволновалась, так развол