Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
о номерок?
Я невесело усмехнулась. Мне жутко хотелось ее перебить - уточнить, с
кем Улитин встречался перед тем, как уйти из банка, у кого искал помощи,
и что за люди приезжали к нему уже когда он оттуда ушел, и о чем были
разговоры, которые она просто обязана была слышать хотя бы краем уха. И
она словно это почувствовала - хотя на меня и не смотрела.
- Я ж не знала, что у него там, - знала, что геморрой с банком. Он
сам сказал - есть проблемы, но один х...й прорвемся! А падлы, что
проблемы создали, плакать будут! - Она явно цитировала Улитина. У нее
даже голос грубел, когда она произносила эти слова. - А больше ничего не
говорил. Раньше, в начале еще и до проблем всех, было, что мог при мне с
кем-то разговор начать по делам, а народ такой вокруг него был - чуть
что, сразу в сторону отводят, не для баб, мол, базар. А мне что - мне на
кой их дела? Раньше на тусовках мне все время говорил - этот вот
президент нефтяной компании, а этот вот вице-премьер, ему по кайфу было,
что такие люди рядом. А потом все - даже спросишь, что за мужик был, а
он рукой машет: тебе, мол, что? А мне .что - мне ничего... . Я отметила
автоматически, что для студентки лингвистического университета речь у
нее довольно бедная - тут же усмехнувшись мысли о том, что, возможно, на
иностранном она говорит лучше, чем на русском. И упрекнув себя за то,
что к ней придираюсь. Важно было, что я понимала, о чем она говорит, - а
беспокоиться по поводу ее речи предстояло университету. Если она до
осени не найдет замену Улитину.
- Он вообще мужик был - даже поддаст, а никаких соплей, даже если
х...ево. Я-то видела, что ему х...ево, - а он молчок. Он мне сам давно
сказал - красивой бабе мозги не нужны, и ни о чем, кроме мужиков, шмоток
и кабаков, ей думать не надо. - На лице ее появилось странное выражение
- словно она мечтала снова начать жить именно так и услышать эту фразу
от кого-нибудь другого. - Мне и в башку не приходило, что он боится
кого, - не выходит из дома и не выходит, может, надоело в Москву
мотаться. Слышала, как он охрану предупредил, что на воротах в поселок,
- если я не позвонил и не сказал, что ко мне такой-то приедет, а тут
приперся кто, вы говорите, что меня нет. Мобильный свой вырубил, ему
новый привезли, с другим номером - а телефон, что дома, вообще отключил.
Я б знала - все о'кей бы было. А откуда мне узнать? Как-то тоска заела,
я даже ныть начала - давай хоть в ресторан съездим, хоть на пару часов в
Москву выберемся. А он рукой махнул - и опять на телефон, а потом гостей
своих встречать. И чеделю так сидели, дней десять, может. У него народ
целый день толчется, одни уехали, другие приехали, а я сплю, или в сауне
сижу, или в тренажерном потею, или телик смотрю. И журналов у него куча
была - "Плейбои" всякие фирменные, "Пентхаусы". А тут мать с этим днем
рождения...
Я не знала, правду она говорит или нет, - но в любом случае я не
сомневалась уже, что она не скажет, кто приезжал к Улитину и о чем были
разговоры. Может, ей действительно было все равно - и она задавала
лишних вопросов. Так что пока рассказ ее был мне бесполезен - и
оставалось надеяться на то, что я все-таки услышу от нее хоть что-то
ценное.
- А у меня "бээмвуха" у дома в гараже, я ему говорю: Андрюш, мне в
Москву надо завтра, у бабки день рождения, отвези. Не приеду - меня мать
с дерьмом сожрет. - Она скривилась - похоже, дочерней любви к той, что
ее родила, она не испытывала. - А он мне - надо, так езжай, завтра днем
кто-нибудь заскочит, а на обратном пути тебя захватит. А я ему - мне
утром надо, я домой хочу попасть, и косметика кончается, купить надо, и
в салоне бы прическу сделать, и маникюр, и вообще. И прокладки мне нужны
- скоро дела мои начнутся, как без них? А он - я без охраны не поеду, а
охрана только в понедельник будет.
У него ж банковская была, а тут он ушел, ему пообещали там люди - не
день рождения бы этот... Дай сигарету - мои кончились, а куда блок
задевала, не помню...
Я молча протянула ей пачку "Житана" - отмечая, как подозрительно она
вертит в руках короткий толстый цилиндрик без фильтра, наблюдая, как
вставляет его в рот и он после первой же затяжки прилипает к ее губе.
Все-таки для того, чтобы курить такие сигареты, нужен навык, женщинам,
наверное, несвойственный, - лично я не видела женщин, которые курили бы
"Житан" и "Кэмел" без фильтра.
Я, кажется, именно по этой причине в свое время выбрала "Житан" без
фильтра - потому что его никто не курил. И еще мне казалось, что он
очень подходит творческой личности - особенно такому солдату удачи, как
я. Который ходит исключительно в темном, не признает юбок и блузок,
отвергает то, что любят женщины - моду, семью, походы по магазинам, - и
живет только работой.
Временами опасной, временами грязной работой - составляющей смысл его
жизни. И вот уже лет пять я ему не изменяю, "Житану", не представляя,
как можно курить что-то другое. Но для человека неподготовленного он не
годится.
Она затянулась, едва не поперхнувшись дымом, - после тоненького
"Bora", который тянется еле-еле, ей, наверное, пришлось несладко. И
покосилась на меня подозрительно - словно думая, что я ей специально
подсунула какое-то дерьмо, начиненное, кроме табака, какой-нибудь
сывороткой правды. Но я тут же вытащила из пачки сигарету для себя,
закуривая на ее глазах, затягиваясь с наслаждением, медленно выпуская
дым.
- Ни в какую он, в общем, - но я ж знала, как свое получить. - она
ухмыльнулась криво, опасливо поднесла ко рту "житанину". - Мы в час ночи
одни остались, я его в сауну потащила -.тебе, говорю, Андрюш,
расслабиться надо, ты устал, а я тебе сейчас массаж сделаю. И так
расслабила, что до шести не спали.
А в шесть он мне говорит: ладно, если так невтерпеж тебе, поехали
сейчас. До дома не довезу, но до Рублевки докину и тачку тебе поймаю. А
я еще думаю: главное - поехать, а там и до дома довезет. Собралась
быстро, через полчаса выскочили. Он "порш" взял - и вперед. Воскресенье,
ночь еще, считай, пусто вообще, тишина и темнота. Выпить хочешь? Вон
бар, видишь, в том углу - бутылку возьми и стаканы. Кола в холодильнике,
за перегородкой, - а лед в заморозке...
Я автоматически кивнула - скачок ее мысли был слишком быстрым, чтобы
я успела его уловить. И встала, направившись туда, куда она указала
рукой, - сообразив, что делаю, только когда распахнула дверцу бара,
уткнувшись взглядом в выставленные там бутылки. Вина, правда, не было -
джин, виски, водка, ром даже присутствовал, но не вино, - но, с другой
стороны, я все равно не собиралась пить, а ей спиртное должно было пойти
на пользу. По крайней мере когда я вернулась с двумя стаканами в руках -
в одном была только кола, а в другом щедрая смесь этой самой колы с
ромом, - она ухватилась за свой так, словно без него говорить уже не
могла.
- Там до Рублевки еще доехать надо было, минут двадцать ехать - а
если напрямую, то десять. Только дорога плохая, там толком не ездил
никто, я сама когда на своей к нему приезжала, в обход ехала, тачку
жалко было. А он по этой любил, чтоб напрямую, хотя там не разогнаться.
Я ему еще сказала: Андрюш, не гони, ты мне "порш" обещал отдать, а тут
убьешь его сейчас. Он мне правда обещал - еще до проблем, себе
"ламборгини" хотел заказать. Быстро б гнали - может, не было б ничего
тогда, а может, и от дерева потом нас с ним вместе отскребали б. Там лес
такой, мы вдоль него ехали, - и тут джип оттуда, с моей стороны как раз.
Я только увидела, как он на нас несется, заорала, - Андрей хорошо водил,
а тут поддатый, еле успел руль вывернуть, но все равно этого зацепил. Я
помню только, как железо по железу, и удар помню - мы с дороги слетели и
в дерево. И подушки эти х...евы сразу выскочили - слышу, как нос
хрустнул, и горячо там сразу, и течет что-то. Даже боли тогда не
почувствовала - а ведь сломала нос-то. Хорошо, восстановили все потом -
а то сейчас бы с кривым ходила...
Она поежилась - перспектива ее явно не радовала даже сегодня, когда
все было далеко позади. А может, ледяной "Баккарди" с колой был тому
виной.
- А потом слышу - говорят. Я вроде вырубилась, а тут голоса - мужик
какой-то и Андрей. Сижу, подушка меня эта придавила, рядом говорят, а я
только думаю, что у меня с носом и как мне жить теперь. Знала б, что
дальше будет... - Она сделала глоток и тут же еще один. - Рот открыла
его позвать - а там крови натекло от носа, я ее глотаю, она липкая,
соленая, как кончил кто в рот. А тут голос: чего-то такое, что я тебя
давно предупреждал, а ты бегаешь, к телефону не подходишь, за лохов всех
держишь, а срок, что тебе объявили, вчера вышел. И Андрей: я тебя просил
помочь с банком, ты не помог, а я сказал, что тогда всем плохо будет,
как я теперь твои бабки вытащу? А тот: тебе давно сказали, чтоб вытащил,
а ты мозги е...ал, сам теперь и отдашь. А у Андрея знаешь какие завязки
были - сам говорил, что с кем хочешь мог разобраться. А тут ему - или
говоришь, когда отдаешь, или здесь оставим вместе с бабой, если она уже
не сдохла...
Она замолчала, взглянув на меня быстро, - и я тут же отвела от нее
глаза. Не знаю, что она хотела увидеть, - Но я в тот момент подумала,
что ей надо убедиться, интересно ли мне, удовлетворяет ли меня ее
рассказ, в котором нет ни имен, ни фамилий. Что ж, он меня удовлетворял
даже в таком виде - и я показала это, тупо глядя перед собой, чуть
приоткрыв рот. Как бы поглощенная вся тем, что услышала.
- А мне страшно, и кровь еще течет, я думала, вдруг взаправду сдохну
оттого, что крови много вытекло, - продолжила она после небольшой паузы.
- И разговоры эти еще. Я ему: Андрей, Андрей, помоги! Меня вытаскивают
какие-то рожи - я к "поршу" прислонилась, морда страшная, в крови,
отворачиваюсь, куда с такой мордой светиться? Только увидела, что, кроме
джипа, еще "мерc" откуда-то взялся. И говорю: Андрей, мне в больницу
надо, у меня нос сломан, и сотрясение мозга, наверное, и, может, еще
что. А тот, кто с ним говорил, мне и выдает: ты не суетись, в больницу
вместе поедете. Андрей ему сказал что-то, я как услышала, что у него
голос другой - вроде смелый как всегда, а вроде боится, - мне совсем
х...ево стало. И тут этот Андрею: время не тяни, решай - мутить будешь
или отдавать? Подарок для тебя припасли, ждали вон специально. Я смотрю,
а у него пистолет со штукой такой длинной, с глушителем, в кино видела
такие, знаешь?
- Да, да! - выпалила торопливо, потому что она смотрела на меня и
ждала моего ответа - словно он был ей важен. - Конечно, знаю.
- Ну вот... - Она уже без спроса вытянула у меня сигарету, вкус,
кажется, более не имел для нее значения. - И тут этот: думали жену с
дочкой у тебя забрать, чтоб у нас побыли, пока не отдашь, да ты ж с ней
не живешь. А эту заберем - про меня сказал, сволочь! - тебе тоже по
х...ю, на кой она тебе с такой рожей? А у меня крыша ехать начинает, я
как заору: вы что, отпустите, мне в больницу надо, и дома ждут, у меня
папа генерал милиции, да я вас всех! А Андрей мне рот затыкать, как на
нос надавил, я чуть не сдохла. И мне говорит, чтоб успокоилась, сейчас
нормально все будет, орать не надо, - а сам зажимает.
И тут этот: ладно, до конца следующей недели тебе срок, а чтоб допер,
что шутки кончились... Слушай, сделай еще выпить - только рома побольше.
А лучше мне принеси, я сама сделаю...
Я вышла на кухню, отделенную невысокой кирпичной стенкой, и смотрела,
вернувшись, как она щедро наполняет четырехгранный стакан "Баккарди",
наполовину примерно, а потом доверху заливает его колой, даже не
притрагиваясь к принесенной мной формочке со льдом. И пьет медленно и
молча, глядя в никуда.
Свободной от стакана рукой ощупывая колено, а потом другое.
- Я даже не почувствовала ничего - как тебе? Крыша, видать, уже ехала
от всего - вообще не почувствовала. Упала и вырубилась, а оклемалась -
лежу в "порше", одна, боль такая, что дохну, ног вообще нет. Он домой
меня повез, чтоб тачку поменять, - эту-то помял, подушки выскочили, куда
на ней ехать? Я потом поняла, что он не хотел, чтоб знали, - даже
"скорую" вызывать не стал, обратно со мной за другой машиной поехал.
Хорошо, я вырубалась все время, а то бы сдохла так. А он в меня влил
коньяка чуть не пол-литра дома - и в больницу в эту спортивную. А я то
ли пьяная, то ли шок, башка вообще не варит - лежу и слышу, как он одно
и то же бубнит. Ничего не знаешь, ничего не помнишь, ничего не знаешь,
ничего не помнишь. А на следующий день - а может, через день, я откуда
знаю, когда в себя пришла, - глаза открываю, и он тут. Я здесь, говорит,
все объяснил как надо, всем пробашлял, никто тебя ничего спрашивать не
будет - и ты никому ничего не говори. Я им, говорит, денег загоню
столько, - что все в лучшем виде сделают, лучше, чем было, - ты только
молчи. Кому скажешь - убьют и тебя, и меня...
- И вы никому не сказали? - Она все равно взяла паузу, так что я не
отвлекала ее от мыслей. А вопрос был для меня важен. - Вообще никому?
- Да я дура, что ль, - я жить хотела и сейчас хочу. - На лице ее
появилась уже знакомая мне кривая ухмылка. - Да и не спрашивал никто. С
матерью тяжело было - ей позвонили из больницы, сказали, что я в аварию
попала, какой-то водитель меня нашел и привез. Она прилетела, давай шум
поднимать, в милицию звонить намылилась. А я ей наплела, что хотела
новую тачку купить, села за руль и ее разбила, - и если она шум
поднимет, хозяин с меня деньги потребует, потому как моя вина. Вот и
успокоилась. А врачам он, я думаю, столько дал, что они бы и милиции про
аварию рассказали, и придумали бы, почему я именно здесь, а не в Склифе.
Он же за свое спокойствие платил, за это не жалко, - если мне, чтоб
молчала, операцию проплатил и лечение и еще потом прислал пятьдесят штук
наликом, так и им, наверное, нехило досталось...
- А он - он совсем не пострадал? -Я уже знала ответ, но решила
уточнить на всякий случай. - Я слышала, он за границей лечился долго...
- Да ничего с ним не было! - Она скривилась. - Сказал мне тогда в
больнице, что уехать должен, так надо, чтоб все нормально было, - как
вернусь, сразу к тебе. А появился через месяц на пять минут - узнать, не
сказала ли кому. Ты, говорит, пойми, не хочу рядом с тобой светиться,
пусть думают, что у нас с тобой все, чтоб не трогал тебя никто, чтоб
опасности для тебя не было.
Врал, наверное. Я там долго лежала, два с лишним месяца, - мне же
колени заново собирали, не знаю уж чего напихали туда, там же каша была.
Я поначалу все за нос беспокоилась - а с носом-то никаких проблем, зато
с ногами до сих пор вон.
И то хорошо, что все сделали, - я так поняла, врачи там сначала
боялись, что вообще все, на коляске всю жизнь кататься буду. Я б
повесилась на х...й - куда так жить? И вообще поначалу х...ево было -
караул! И рядом никого. Поначалу даже попросить некого, чтобы выпить
принесли, - это уж потом, когда в диспансер перевели на восстановление,
там спортсмены, и ходячие были. А так мать только приезжает - да что от
нее, одно нытье...
- А он? - спросила я тихо, тактично напоминая, что свои эмоции и
переживания она может оставить при себе, я не драматург, мне факты
нужны. - А Улитин?
- А что он? Он не звонил даже. Уже когда выписалась, позвонил -
сказали ему, наверное. Я, говорит, тебе денег пришлю, полтинник, чтобы
как новенькая стала, - а ты сиди тихо, никому ничего, плохо еще все. А я
просекла уже - ты, говорю, меня бросил, что ли? А он: да ты чего, какой
там бросил, я же о тебе забочусь! Я, говорит, тебя так видеть хочу, и
вообще хочу - но не надо, чтоб кто-то знал, что я к тебе езжу. Ну и все
- с концами. Потом девка одна позвонила - мы с ней в одном агентстве
были, я только пару месяцев как пришла, и тут Андрей и увел меня оттуда.
А она звонит - матери сначала, а мать сюда номер дала - и мне
рассказывает, как ее мужик на тусовку одну повел, а там Андрей с другой
девкой был и с ней и уехал. Ты чего, спрашивает, мужика такого упустила?
Специально, сучка, позвонила подколоть, как тебе? А я ей - да другого
нашла, у него и бабок побольше, и не женат. Скучная стала, сучка, -
подколка не получилась...
- А вы не узнали того, кто угрожал Улитину? Вы же его видели раньше,
правда? И на юбилее банка, и до этого, и потом. - Это был блеф, но
другого способа заставить ее ответить на мой вопрос я не видела. - Это
же был его близкий знакомый, правда? Они же часто встречались? И имя вы
его должны помнить-, и кличку, может, - да, Ира?
- Да я ж тебе сказала - крыша у меня ехала, морда в крови, я и не
видела, на кого он похож-то. - Ее маневр показывал, что я права, что она
знает того, кто угрожал Улитину, - но ни за что не скажет, можно даже не
пытаться. - А Андрей так и не звонил больше - бабки от него человек
привез, и все дела. Я сама ему набрала на Рублевку, как раз после того
как бабки привезли, - а он два слова и трубку кладет: убегаю, завтра
перезвоню. Потом еще набрала, через неделю - куда пропал, чего не
звонишь, заехал бы. Он опять два слова, и привет - а потом звонит
назавтра. И давай: я тебя просил, ты что, не понимаешь, да у меня
телефон слушают, потом домой к тебе придут, подожди, дай время пройдет.
А потом номер поменял, что ли, - звоню, а там нуль. А других телефонов у
меня и нет. Я после этой сучки еще звонила, хотела ему сказать кой-чего
- а там никого...
В принципе я была уже не против, чтобы она замолчала. Я не верила,
что она скажет что-то ценное. Но она говорила и . говорила, перескакивая
из далекого прошлого в недалекое, вспоминала, как познакомилась с
Улитиным и что он рассказывал про жену, с которой собирался развестись и
жениться когда-нибудь на моей собеседнице. Про поездки с ним за границу,
про тусовки, на которых с ним бывала, про всяких эстрацных и спортивных
звезд, которых он лично знал, - точнее, они его знали и сами подходили
засвидетельствовать свое почтение.
Она рисовала потрет Андрея Дмитриевича Улитина, который к тридцати
трем годам добился всего, чего можно, - и явно наслаждался достигнутым,
и любил показать свои Достижения окружающим, и жил с размахом,
по-новорусски, шикуя и ликуя. Гордясь знакомствами с сильными мира сего,
включая криминальных авторитетов и правительственных чиновников, ощущая
себя хозяином жизни, имеющим право казнить неугодных и миловать просящих
о снисхождении.
Я не собиралась воспроизводить в своем материале ее рассказы - в них
не было ни фактов, ни имен или кличек тех, с кем он вступил в конфликт,
вообще никакой интересной конкретики. Была только картинка - и
изображенный на ней образ героя моей ненаписанной пока статьи и ее
несостоявшегося романа.
Достаточно субъективно изображенный, нарисованный в черно-белых тонах
- но так как я уже тоже кое-что знала, я могла подчистить его, удалив
слишком личностные мазки.
Мне хотелось ее перебить - но я слушала, хотя и не сомневалась, что
интереснее того, что я услышала, не будет уже ничего. Слушала, потому
что только так могла ей отплатить за ее рассказ. Слушала, потому что она
дала мне ответ на вопрос, кто убил Улитина, - те, кому он должен был
деньги и, видимо, не отдал, скрывшись на какое-то время за границей. А
потом вернулся, наверное, заручившись издалека поддержкой каких-то
других людей. Только вот она его не спасла...
На часах, на которые я поглядывала искоса, было