- Ты с ума сошел! - завопила она. -  Послушай,  не  заминай  разговор.  Я
застала тебя на месте преступления; стоишь  тут  передо  мной,  выставив  на
ветерок свои причиндалы, да еще с голой девкой в моей кабинке, и смеешь  еще
читать мне нотации! Да кто, черт побери, платит и за этот бассейн, и за этот
дом?
   - А кому он нужен? - небрежным жестом Тэд протянул руку за  полотенцем  и
обернул его вокруг бедер.
   - Мы не могли жить в твоей квартире.
   - Почему это? В ней было восемь комнат. Но, как же,  тебе  ведь  нужны  и
массажная, и кинозал, и все эти апартаменты!
   - У меня никогда в жизни не было своего дома. - Она  разрыдалась,  -  Мне
так хотелось наконец заиметь его. И мне нисколько не жалко денег, которые  я
за него плачу.
   - Чего же ты тогда тычешь мне в глаза этим домом по десять раз на дню?  И
кто из нас сейчас заминает разговор?
   - Ну... - Веки слипались, и только  огромным  усилием  воли  она  держала
глаза открытыми. Его голос доносился откуда-то издалека. Черт бы побрал  эти
пилюли. Вот когда они начали действовать.  Она  смотрела,  как  он  небрежно
развалился в шезлонге.
   - Тэд... я прихожу со студии в шесть часов. А  сегодня  пришла  только  в
восемь. Я выдыхаюсь. Мне нужно выучивать роль на  каждый  день.  Мне  должны
делать массаж. Ну до секса ли мне?
   - Зачем ты подписала новый контракт? - спокойно спросил он.
   - Это было полгода назад. Ты все еще упрекаешь меня за него?
   - Нили, ты теперь известная актриса. И у  меня  дела  идут  прекрасно.  Я
хотел порвать наше экономическое соглашение. Ты могла бы  заключить  договор
на два фильма в год с любой студией и жить нормальной жизнью. Я  зарабатываю
достаточно для нас обоих, даже если бы ты вообще нигде не работала.  Но  ты,
не говоря мне ни слова, идешь и подписываешь новый контракт на пять лет.
   - Я должна киностудии крупную сумму за дом.  И  знаешь,  Тэд,  когда  все
паниковали из-за этого  телевидения,  я  считала,  что  мне  повезло,  когда
заключила долгосрочный контракт. Когда у тебя такой контракт с  киностудией,
ты принадлежишь... за тобой стоит вся студия.
   - Ну что ж, теперь у тебя есть и  дом,  и  контракт.  А  я  теперь  опять
здоров. Живя с тобой, я был словно бы и не мужчиной. Ты будто  выдавила  его
из меня, Нили. Но это все в прошлом. Теперь я выправился.
   - С помощью этой потаскушки?
   - Она дает мне уверенность в своих силах.
   - Тэд, ты нужен мне.
   - Ив какой же ипостаси? Только не как мужчина.
   - Секс! Секс! СЕКС! Неужели это все, что тебя волнует? Я тоже люблю секс,
но в меру.
   - Правда? Раз в месяц, в дождливое воскресенье? А в Калифорнии никогда не
бывает дождей.
   - Слушай, прекрати все это. Там эта девка. Выведи ее вон!
   - Сейчас. - Он взял сигарету и направился к кабинке.
   - И сразу же поднимайся наверх. У меня  есть  к  тебе  разговор!  -  Нили
вбежала в дом. Открыв новую бутылку, она налила себе  виски  и  забралась  в
постель. Может, ей следовало  притвориться,  что  она  ничего  не  заметила?
Может, надо вести себя более сексуально? Боже, ведь она любит его.  Обожает.
Но когда целый день пропадаешь на съемках или в студии, как можно к тому  же
быть сексуальной по ночам? Она посмотрела на  свою  простую  пижаму.  Может,
стоит надевать какие-нибудь особые ночные рубашки с оборками? Но, черт, ведь
у нее на лице слой крема толщиной в палец, и волосы торчат в разные стороны,
словно пакля. На студии ей каждое утро моют голову, поэтому на  ночь  волосы
приходится смазывать ланолином. Они у нее густые и пышные, но если  спать  с
лаком, который ей наносят перед съемками, и  с  золотистой  пудрой,  которая
переливается в свете юпитеров, то  быстро  облысеешь.  Поэтому  на  ночь  их
приходится расчесывать и смазывать.
   Нили подумала о той голой девице в бассейне. Она встала,  пошатываясь,  и
посмотрела на свое отражение в зеркале. "О господи,  -  подумала  она,  -  я
выгляжу, как привидение в судный день". Но, черт, почему бы той девке  и  не
выглядеть хорошо? Она ведь не зарабатывает по  пять  тысяч  в  неделю.  А  в
титрах перед фильмами ее имя не пишется огромными буквами. Она всего-навсего
одна из тех девиц, которым еще предстоит пробиться.  Была  бы  она  звездой,
ложилась бы спать в девять часов, точно так же - с кремом и ланолином! Слезы
ручьем потекли по ее щекам. Боже мой, всю свою жизнь она  мечтала  о  чем-то
подобном. О большом собственном доме, о любимом мужчине, о детях. И вот  все
это у нее есть... нет только времени насладиться этим.
   Нили прошла в ванную и смыла крем. Если  бы  только  ее  не  клонило  так
сильно в сон! Она порылась в шкафу. Где эти красивые ночные рубашки?  О'кей,
вот эта желтая подойдет. Она надела ее. Ух ты, ну и волосы. Она нашла желтую
косынку и повязала голову. Вот сейчас неплохо, совсем неплохо. Она забралась
в постель. Тэд должен прийти с минуты на минуту. До нее  донеслось  шуршание
автомобильных покрышек по гравию. Так значит, эта шлюха отправилась к  себе,
и он сейчас явится, как побитый пес. Пусть сначала немного попросит, а потом
она сделает ему сюрприз. Обнимет, прижмет к себе, и у  них  начнется...  Вот
тут она покажет ему, на что она способна. Не будет просто лежать как бревно.
У них все было так великолепно, когда  они  только  познакомились,  но  ведь
тогда она не уставала до такой степени... Ее клонит в сон... Господи, да где
же он?! Она соскочила с кровати и сбежала вниз по лестнице.
   - Тэд! - Свет в бассейне был выключен.  Нили  распахнула  входную  дверь,
побежала к гаражу, гравий впивался в босые ноги. Машины не было!  Может,  он
должен был отвезти ее домой? Ведь она приехала сюда вместе с ним.  Может,  у
нее нет машины. Но он мог бы вызвать ей такси! Ну и устроит она  ему,  когда
он явится обратно. Нили разрыдалась. А если он не явится? О  боже!  Что  она
наделала!

1953

   Она не давала ему развода три года. После инцидента в бассейне он перевез
из ее дома всю свою одежду. Целую неделю она не появлялась  на  съемках.  На
студии были вне себя от ярости. "А, пошли они все к  черту,  -  думала  она,
глотая барбитурат и впадая в наркотическое  забытье.  -  И  Тэда  к  черту!"
Сначала она твердо решила разводиться; нельзя позволять ему так обращаться с
собой! Но Шеф был категорически против. Это  повредит  ее  имиджу  в  глазах
почитателей ее таланта. Для них она  должна  оставаться  простой  девчонкой,
живущей   с   ними   по    соседству...    Любимицей    всей    Америки    с
детишками-близнецами.  О  ее   домашней   жизни   писались   целые   статьи,
иллюстрированные  журналы  посвящали  многостраничные  обзоры  ей,  Тэду   и
близнецам,  теплой  простой  домашней  обстановке...  идеальный  брак.  Нет.
Никаких разводов! Шефу безразлично, как они относятся друг к другу, лишь  бы
все выглядело благопристойно в глазах публики. Она должна постараться, чтобы
все это казалось правдоподобным.
   Шеф говорил и с Тэдом. У того был подписан контракт с "Сенчури",  поэтому
он тоже должен был создавать определенную видимость:  сопровождать  Нили  на
премьеры, позировать с нею перед фотокамерами для иллюстрированных  журналов
- словом, делать все, чтобы сохранить сложившийся семейный имидж.
   Эти три года были сплошным нескончаемым кошмаром. Один фильм снимался  за
другим... диета... "куколки"... сознание того, что Тэд проводит где-то время
с этой девицей. А он должен был содержать ее, ведь  та  нигде  не  работала.
Чтобы хоть как-то успокоить Нили, девицу выгнали с волчьим  билетом.  О  ней
пустили грязную сплетню, чтобы ни одна студия не  отважилась  предложить  ей
контракт.
   Награда Академии Киноискусства принесла ей триумфальный успех! Это был ее
звездный час! Даже в  самых  смелых  мечтах  она  не  надеялась  удостоиться
"Оскара". Когда назвали ее имя, она, ахнув, повернулась к Тэду. Он так тепло
улыбнулся ей - он был искренне рад за  нее.  Она  бросилась  по  проходу  на
сцену. Потом - фото- и кинокамеры, и рядом - Тэд, держащий ее под руку.  Все
теперь должно быть хорошо - она получила "Оскара", рядом  с  нею,  улыбаясь,
стоит Тэд.
   Он оставался с нею до конца, пока  не  щелкнула  последняя  камера  и  не
прозвучало последнее поздравление. Затем он отвез ее домой,  у  самой  двери
пожелал спокойной ночи и... уехал от нее -  от  звезды,  получившей  награду
Академии, - в объятия той потаскухи! Это стало последней каплей!
   На следующее же утро она позвонила Шефу и потребовала, чтобы тот  приехал
к ней. Теперь распоряжения отдавала она. И Шеф  приехал  как  миленький!  На
этот раз условия диктовала  она.  Она  настаивала  на  немедленном  разводе,
требовала, чтобы студия разорвала контракт с Тэдом Касабланкой. Шеф  покорно
согласился на все ее требования. Боже, вот какая сила у "Оскара"!
   Благодаря этой награде она поняла,  что  вовсе  не  обязана  являться  на
студию  каждый  день.  Она  -  крупнейшая  звезда  Голливуда,  и  "Оскар"  -
свидетельство тому. Раз она плохо спала, то пошли они все к чертовой матери!
Она - Нили О'Хара! И если она поправится на несколько фунтов от черной  икры
- пошли они туда же! Неделя уйдет на то, чтобы сбросить  этот  вес  -  ну  и
что?! Картины с ее участием приносят целые состояния...
   Нили сидела в бунгало киностудии и вся дрожала. За последние пять  недель
она уже третий раз не выдерживает темпа  съемок.  Будь  проклят  этот  Джонс
Стайке. Он может быть величайшим режиссером в мире, но  в  этой  картине  он
просто мучает ее. Она сорвала накладные ресницы и резкими  движениями  стала
наносить на лицо крем.
   - Миссис О'Хара, не надо! Ведь чтобы наложить грим  заново,  уйдет  целый
час, - взмолилась гримерша.
   - На сегодня хватит, - мрачно ответила она, удаляя румяна.
   - Но мы же выбиваемся из графика...
   - "Мы"? - повернулась к ней Нили. - Откуда ты-то взяла  это  "мы"?  Боже!
Теперь, похоже, все на свете считают, что занимаются шоу-бизнесом!
   В дверь постучали. Вошел Джон Стайке.  Его  грубоватое  обветренное  лицо
было по-своему красиво.
   -  Давай,  Нили,  пошли.  -  Она  заметила  его  отчаяние  при  виде   ее
разгримированного лица.
   - Нет, приятель, на сегодня хватит! - злорадно усмехнулась она. Он сел.
   - Ладно. Уже три часа. Закончим сегодня пораньше.
   - Только учти, с последним дублем я не согласна, - рявкнула она.
   - А что там такого?
   - Сам прекрасно знаешь, черт возьми. Крупным планом давались одни  только
наши ноги.
   - Нили, но ведь студия платит Чаку Мартину пятьдесят тысяч за  один  этот
танец с тобой. Он великий танцор. Что же нам давать крупным планом? Его уши?
   - Нет, черт побери, - меня! Мою фигуру, потому что моим ногам не угнаться
за ним. Я танцую не настолько хорошо.
   - Не верю ушам своим, -  сказал  он  с  иронией.  -  Хочешь  сказать,  ты
действительно можешь отважиться и признать, что на свете  существует  кто-то
более талантливый, чем ты?
   - Послушай, Чак Мартин танцует в бродвейских шоу уже тридцать лет. Но это
все, что он умеет - танцевать. Он в отцы мне годится. Мне же всего  двадцать
пять лет, но я могу и петь, и танцевать, и играть роли.  Но  лучше  всего  -
петь и играть. Если взять пение, никто со мной  не  сравнится.  Никто!  А  в
танце - да, я не Джинджер Роджерс и не Элеонора Пауэлл. Но единственное, что
умеет делать Чак Мартин - это танцевать. Здесь он почти равен самому Астору.
Но разве это основание для того, чтобы я рядом с ним выглядела плохо?
   - Раз уж ты признаешь, что он настолько хорош, то почему бы нам  не  дать
его ноги крупным планом?
   - Потому что эта картина - моя. Это то, чему я научилась в  своем  первом
бродвейском шоу, причем у профессионала. Никто  не  имеет  права  вить  себе
гнездышко на дереве моего таланта. Да и потом, послушай, кому  вообще  нужен
этот Чак Мартин? Во всех моих картинах со мной  танцевали  просто  парни  из
кордебалета.
   - Чака выбрал сам Шеф. - Джон Стайке закурил, Нили тоже взяла сигарету. -
С каких это пор ты стала курить?
   - С того самого дня, когда получила развод. Обнаружила, что когда куришь,
меньше хочется есть.
   - Это вредно для голоса, Нили.
   - Я курю всего десять сигарет в день. - Она глубоко затянулась. - Ну что,
значит, договорились? Режиссер посмотрел на гримершу.
   - Нили, могли бы мы поговорить с глазу на глаз?
   - Конечно. - Она знаком показала  гримерше,  что  та  может  идти.  -  На
сегодня ты свободна, Ширли. Приедешь завтра в семь.
   Когда они остались наедине, Джон улыбнулся.
   - Рад, что ты не намерена бить баклуши.
   - Ас какой это стати? Вот и ты, посиди-ка  сегодня  вечерком  подольше  и
подумай, как отснять эту сцену так, чтобы в ней выделялась я, а не ноги Чака
Мартина.
   - Нили, тебе никогда не приходило в голову, почему Шеф не поставил в пару
с тобой какого-нибудь мальчика из кордебалета?
   - Ясное дело. Телевидение! Сейчас все в панике. Но меня это  не  волнует.
Если Шеф считает, что участие Чака Мартина и лишние пятьдесят тысяч гонорара
помогут нам обставить телевидение, это его дело. Только  не  за  счет  моего
экранного времени.
   - Нили, но два твоих последних фильма оказались убыточными.
   - Да полно! Я же читала в  "Варьете",  видела  итоговые  суммы.  Страшные
деньги! Моя последняя картина принесла четыре миллиона, а ведь  она  еще  не
шла в Европе.
   - Но на ее производство ушло шесть миллионов.
   - Ну и что? В "Варьете" писали, что моя картина займет в этом году первое
место по кассовым сборам.
   - Конечно. И студия заработала бы на  ней  кучу  денег,  если  бы  на  ее
производство ушло два с половиной миллиона, как было  запланировано.  Просто
студия держит истинную сумму в  секрете...  пока.  Никто  еще  и  слыхом  не
слыхивал, что картина вообще может стоить таких денег. Шеф  боится,  что  об
этом  пронюхают  газеты.  Держатели  его  акций  сразу  же  созовут  срочное
совещание, и тогда ему придется держать ответ за эту  картину.  Та,  первая,
убытки принесла небольшие, но уж эта последняя... знаешь,  дорогая,  еще  ни
одна картина не обходилась в шесть миллионов.
   - У меня был грипп. Ничего не поделаешь, болезнь.
   - Нили, ты не являлась на съемки целых десять дней из-за этих  снотворных
пилюль.
   - А потом у меня был грипп.
   - Не я ставил ту картину, но факты мне известны.  Ты  пьянствовала  и  не
соблюдала диету... Ну хорошо, ты выбилась из колеи и заболела. Но ведь когда
ты выздоровела, потребовалось три недели, чтобы согнать с тебя лишний вес. И
все равно в тебе было на десять фунтов больше, так что все костюмы  пришлось
переделывать.
   - Ладно! Я была не в себе. В ту неделю нас наконец развели.  И  слег  Сэм
Берне, мой любимый оператор. А я ни за что не  буду  работать  без  Сэма.  И
никаких лишних десяти фунтов во  мне  не  было.  Я  весила  всего  девяносто
восемь. Но костюмы были сшиты так отвратительно,  что  я  смотрелась  в  них
толстой и неуклюжей... - Она осеклась и напустилась на него. -  Да,  кстати.
Пусть мне дадут  другого  модельера.  Костюмы  гадкие.  Тэд  никогда  бы  не
позволил мне надевать такое дерьмо.
   - Но Элен Смолл получила девять наград Академии.
   - Вот и пусть шьет одежду для своих "Оскаров", а не для меня.
   - Нили, ты мне нравишься. Потому я и говорю с тобой,  а  не  с  Шефом.  Я
никому не скажу, что сегодня ты прервала съемки  и  ушла.  Да  он,  конечно,
узнает, что я отпустил всех так рано, но я скажу ему, что  мы  отсняли  этот
эпизод раньше, чем рассчитывали, и что  приступать  к  следующему  было  уже
поздно. Но как долго, по-твоему, он будет мириться с этим?
   - С чем именно?
   - С твоими уходами когда вздумается, с твоими причудами...
   -  Я  так  упорно  работала  и  стала  звездой  не  затем,  чтобы   потом
беспокоиться о вывеске. Раз ты звезда, пусть о тебе другие побеспокоятся, ты
этого стоишь. Я научилась этому у Элен Лоусон.
   - Элен Лоусон -  профессионал,  -  отрезал  он.  -  Она  то,  чем  ты  не
являешься.
   - Ну и где она сейчас со своим профессионализмом?
   - Она может выступить в главной роли в любом шоу на Бродвее, когда только
пожелает...
   - А что такое Бродвей? Это все, что ей могут дать!
   - Верно. И она это знает. Но Элен Лоусон за всю свою жизнь ни  на  минуту
не опоздала на репетицию. У нее есть только одно  достоинство  -  прекрасный
голос. И она это знает. Она может быть невнимательна ко всему остальному, но
по отношению к своему голосу, она - настоящий бизнесмен. Она совершенно иной
тип монстра, чем ты, Нили...
   - "Монстра"! Да как ты... ты... Он рассмеялся и схватил ее за нос.
   - Ну конечно, ты - монстр, - добродушно  повторил  он.  -  Как  и  всякая
звезда. Но Элен - механическая звезда, у нее есть лишь голос.  А  у  тебя...
понимаешь, дорогая, иногда мне кажется, что ты  почти  гений.  Временами  ты
чувствуешь роль очень глубоко. - Он перегнулся через столик и взял ее руки в
свои. - Нили, таких, как ты, больше нет. Ты - уникальное  явление.  Но  ведь
здесь все выражается не в терминах искусствоведения, а в долларах и  центах.
Акционеров интересует не гений, а  кассовая  выручка.  Послушай,  детка,  мы
выбились из графика на десять дней, но, если ты  поднапряжешься  и  поможешь
нам, мы все наверстаем. Мы могли бы отснять сцену в ночном клубе не  за  три
дня, а за один. У меня на завтра все для нее готово, вызвал всю массовку.  Я
знаю, как все устроить: поработаю несколько вечеров... а в  массовых  сценах
поставим твою  дублершу.  Можем  снимать  со  спины.  Нили,  мы  сумеем  все
повернуть и уложимся в срок.
   Она поколебалась в нерешительности, затем просияла холодной металлической
улыбкой.
   - Ты почти разжалобил меня, Джонни-бой.  Был  такой  персонаж  в  детских
сказочках. Но, как ты сказал,  я  -  монстр,  а  монстрам  все  известно  до
мельчайших подробностей. Если бы кто-нибудь поговорил со мной в такой манере
лет семь назад, я бы  поминутно  вскакивала  и  отвечала:  "Слушаюсь,  сэр",
"Разумеется, сэр", "Да, сэр". Я выкладывалась  до  того,  что  у  меня  ноги
отваливались, работала до изнеможения,  загоняла  себя  до  полусмерти...  и
принесла студии кучу денег.
   - И стала звездой.
   - Ну и что мне это дало?  -  спросила  она.  Она  прошла  в  другой  угол
гримерной и налила себе полбокала виски. - Выпьешь?
   - Пива, если есть.
   Подойдя к бару, она открыла маленький холодильник.  -  У  меня  есть  вот
какое, - протянула она ему бутылку. - Самое лучшее пиво в городе, да  только
мне. его пить нельзя. Я от него полнею. У меня есть бассейн, но я не могу им
пользоваться, потому что мне не разрешается загорать  -  плохо  для  цветной
пленки. У меня два шкафа ломятся от одежды, но мне некуда и некогда надевать
ее, потому что каждый вечер приходится сидеть дома и  учить  текст  роли  на
следующий день. Джон... - Она опустилась на колени и села у его ног.  -  Как
это вышло?
   Он погладил ее по голове.
   - Просто ты чересчур быстро добилась всего.
   - Нет, это не ответ. Всю свою жизнь я танцевала на эстраде. Я не какая-то
там королева красоты, которую нужно учить, как  говорить,  как  ходить,  как
играть. Со мной заключили контракт потому,  что  у  меня  есть  талант.  Да,
конечно, кое-чему меня научили. Я стала лучше танцевать. Многое прочла -  те
книги, которые, по мнению  Шефа,  мне  следовало  прочесть.  Понимаешь,  для
самообразования. Сейчас, когда мне приходится  давать  интервью,  я  уже  не
выгляжу круглой идиоткой.  Но  добилась  всего  я  только  благодаря  своему
таланту. Мне двадцать пять, а чувствую я себя на девятнадцать. Лишилась двух
мужей. Единственное, что мне осталось в  жизни,  это  учить  тексты,  песни,
танцы, голодать, спать с лекарством, бодрствовать  тоже  с  лекарством...  А
ведь в жизни должно быть еще что-то.
   - А когда ты выступала в эстрадных номерах, тебе жилось лучше?
   - Нет, и я терпеть не могу тех, кто уверяет, будто лучше всего  им  было,
когда они перебивались с хлеба на воду.  Противно  все  было.  Приезжаешь  с
гастролями на один вечер, холодные поезда, тупая,  недалекая  публика...  но
б