го конца палаты. - Меня зовут Кэрол.
   - Почему ты должна убирать за мной постель? - спросила Нили,  глядя,  как
девушка аккуратно расправляет простыни.
   Кэрол улыбнулась.
   - Вам поставят черную метку, если увидят, что кровать не убрана.  Сегодня
ваш первый день здесь. А эта метка - так и останется.
   - Да что мне до этой черной метки?
   - Ну как  же,  вы  ведь  не  хотите  оставаться  в  павильоне  "Репейник"
навсегда, верно? Вам же хочется перейти сначала в "Пихту",  затем  в  "Вяз",
затем в "Ясень", затем в амбулаторное отделение.
   - Прямо как в школе.
   - В некотором смысле - да. Это самая неуютная  и  шумная  палата.  Я  уже
должна была переводиться в "Вяз", но... сорвалась. И вот на целых два месяца
застряла в "Репейнике". Но вскоре рассчитываю перевестись в "Пихту".
   Нили пошла с Кэрол в большую умывальную. Около  Двадцати  женщин  чистили
там зубы и разговаривали. Тут были представлены все возрасты. Кое-кому  было
за сорок, одной женщине приятной наружности - под  семьдесят,  Кэрол  -  лет
двадцать пять. Шесть или семь были ровесницами Нили, а  несколько  женщин  -
даже моложе ее. Они трещали, как старшеклассницы в школьном  коридоре.  Нили
выдали зубную щетку. Вошла санитарка с большой коробкой.
   - Отлично, девочки. А вот и ваша помада.
   Нили не верила своим глазам. В коробке  лежало  двадцать  тюбиков  губной
помады, к которым были приклеены ярлычки с фамилиями.  Она  увидела  и  свой
тюбик. Его взяли у нее из сумки и аккуратно наклеили ярлычок. Накрасив губы,
она вернула помаду санитарке, и  встала  в  очередь  за  одеждой.  Санитарка
выдала ей бюстгальтер, трусики, мягкие кожаные туфли без  каблуков,  юбку  и
блузку. К удивлению Нили, все эти вещи были ее собственными,  на  каждой  из
них стояла ее фамилия. Она не укладывала их в свою сумку,  когда  собиралась
ехать сюда. Должно быть, ночью их с посыльным переслала Анна.
   ЗНАЧИТ, АННА ЗНАЛА, ЧТО ЕЕ НЕ БУДУТ ЛЕЧИТЬ СНОМ!
   Нили оцепенела от страха. Медленно одеваясь,  она  пыталась  хоть  как-то
упорядочить лихорадочные, ужасные мысли. Она последовала за Кэрол в  большую
комнату отдыха. Несмотря на  закрытые  окна,  ее  заливали  солнечные  лучи,
придавая ей фальшиво приветливый вид. Она взглянула на стенные  часы.  Боже,
всего семь тридцать! Как же она проживет весь этот долгий день?
   Вместо мисс Шмидт дежурила дневная медсестра, мисс Уэстон. Она была точно
такого же сложения, как и мисс Шмидт, а пять или  шесть  молоденьких  сестер
точно так же послушно и быстро выполняли  все  ее  распоряжения.  Нили  села
завтракать вместе со всеми. Столовая была  светлая  и  приятная,  за  каждым
столиком сидели по  четыре  женщины.  Официантки  проворно  обслуживали  их,
разнося блюда. Нили решила было ничего не есть, но едва до нее донесся запах
яичницы с ветчиной, как она ощутила чувство голода. Она плотно позавтракала,
съела несколько блюд и устало поплелась вместе со  всеми  назад,  в  комнату
отдыха.
   Вероятно, это хорошо воспитанные психи, решила Нили.  Она  понимала,  что
все они узнали ее, но лишь тепло и вежливо улыбались ей, и она не испытывала
никакого чувства смущения или застенчивости. Выглядит  она  ужасно.  К  юбке
нужен ремень, он в ней и был, но его вынули. Волосы висят сосульками, колени
исцарапаны - напоминание о ночи, проведенной в ванне. Ей хотелось  разделить
царящую  здесь  теплую,  доброжелательную  атмосферу  и  хорошее  настроение
остальных женщин. Они вели себя так, как будто им нравилось здесь!
   Кэрол познакомила ее с остальными. Ух ты, каждая из  них  кажется  вполне
нормальной и здоровой. Она села, спрашивая себя, что же будет дальше.  Вошла
медсестра, которую все обступили. В руках она держала коробку. Через  минуту
она начала выкрикивать фамилии всех присутствующих, даже "мисс О'Хара". Нили
подошла. Ух ты! Вот это организация: даже на  ее  пачке  сигарет  ярлычок  с
фамилией. Сестра выдавала каждой женщине по две сигареты, а  другая  сестра,
стоящая рядом, зажигала для них спички. Откинувшись на спинку кресла, Нили с
благодарностью  затянулась  своей  первой  за  последние  двенадцать   часов
сигаретой. От первой затяжки у нее  закружилась  голова,  после  второй  она
почувствовала себя лучше,  а  третья  окончательно  вернула  ей  способность
логически мыслить. Подумать только, ни единой сигареты со вчерашнего дня.  И
это у нее, которая выкуривала по две пачки в день.  Медленно  поднявшись,  -
сигарета придала ей спокойствие и  уверенность  в  себе,  -  она  подошла  к
письменному столу, за которым сидела мисс Уэстон.
   - Мне хотелось бы позвонить по телефону, - сказала  Нили.  -  Куда  нужно
пройти?
   - Звонить по телефону не разрешается,  -  любезным  тоном  ответила  мисс
Уэстон.
   - Но как же мне связаться с моими друзьями?
   - Вам разрешается писать письма.
   - Могу я получить бумагу и ручку? Сестра посмотрела на свои часы.
   - Думаю, вам лучше подождать. Через  пять  минут  вас  будет  осматривать
врач.
   - Доктор Холл?
   - Нет, доктор Фельдман. Просто обычный обход. Это оказался терапевт, а не
психиатр. Он взял у нее кровь из пальца и прослушал сердце.
   Нили  попросила  медсестру  зажечь  ей  спичку,  чтобы  прикурить  вторую
сигарету. К ней подошла привлекательная темноволосая женщина.
   - Не расстраивайтесь из-за этих анализов. Просто им нужно удостовериться,
что вы здоровы. Как бы они чувствовали себя, если бы вы вдруг умерли от рака
или еще от чего-то, в то время как лечат вас от психического заболевания?
   Нили внимательно вгляделась в женщину. Ее можно было бы назвать красивой,
если правильно наложить косметику. Скулы расположены  как  нельзя  лучше,  а
черные глаза так и сверкают. Должно  быть,  когда-то  у  нее  была  отличная
фигура, но сейчас она  сильно  располнела.  По  оценке  Нили,  ей  было  лет
тридцать. Женщина села. В руках она держала квадратную коробку.
   - Меня зовут Мэри Джейн. Позволь нарушить твое уединение. Когда пойдешь в
спортзал, купи себе почтовой бумаги. Она стоит один доллар.
   - Но у меня нет денег. Мэри Джейн улыбнулась.
   - Платить не нужно, это входит в стоимость твоего лечения. Но  ты  можешь
пользоваться бумагой как записной книжкой. - Она открыла свою коробку. В ней
была бумага и пачка сигарет.
   - А где ты достала...
   Женщина сделала знак, чтобы Нили замолчала.
   - В дни  посещений  разрешается  сидеть  с  посетителями  и  курить  одну
сигарету за другой. Пусть тот, кто навещает тебя, принесет  сразу  блок.  Ты
его спрячешь, и в то время, когда разрешается курить, ты сможешь  выкуривать
штук по десять за раз.
   - Но ведь спички-то зажигают они и заметят, если ты выкуришь больше,  чем
две.
   -  Медсестры  тоже  сочувствуют  нам.  Ты  всегда  можешь  прикурить   от
чьей-нибудь сигареты. Это разрешается. Нам,  душевнобольным,  только  спички
нельзя держать. Но  сестрам  совершенно  безразлично,  по  сколько  штук  мы
выкуриваем. Они считают, что и мы должны получать какое-то  удовольствие  от
жизни.
   Нили улыбнулась.
   - Но ты-то ведь не сумасшедшая, а?
   - Нет, я поступила сюда, чтобы свести  счеты  с  мужем,  только  все  это
обернулось против меня же самой. Он - подонок, денег у нею куры не клюют,  у
него теперь другая женщина. Он требовал развода, поэтому я притворилась, что
безумно влюблена в него... понимаешь... и что у меня якобы нервный  срыв.  И
это была моя самая огромная ошибка в жизни.
   - Почему?
   - Единственное, что я сделала - это  приняла  несколько  таблеток  -  три
штуки - и оставила якобы предсмертную записку. Потом, помню, я  оказалась  в
"Бельвю". Вот где точно можно свихнуться. Вокруг одни психи - орут, бесятся.
С испуга я и сама, наверное, спятила. Тоже начала вопить, и на  меня  надели
смирительную рубашку. Ну, и  поскольку  моему  мужу  это  по  карману,  меня
отправили сюда. Я сама  подписала  бумагу,  что  согласна.  А  потом,  когда
захотела отсюда выйти, он сделал  так,  что  меня  уже  не  выпустили  -  на
законном основании держат здесь против моей  воли.  Я  тут  уже  целых  пять
месяцев. Согласно этой бумаге, я находилась в павильоне "Вяз",  и  там  было
очень  прилично:  разрешается  курить,  носить  платья  с  ремешками,   даже
косметикой можно пользоваться сколько хочешь. Но  когда  я  узнала,  что  он
официально упек меня  сюда,  со  мной  случилась  истерика,  и  я  психанула
по-настоящему. И вот за это оказалась в "Репейнике". Так  что  предупреждаю:
води их за нос, прикидывайся. Я этого не делала, закатывала истерики  каждый
день, отказывалась принимать пищу  и  подчиняться  их  правилам.  Целых  три
недели пролежала в этой проклятой ванне. А  ты  должна  уметь  играть.  Есть
только один способ: делать все так, как они велят. Сейчас я  веду  себя  как
ангел, и вскоре меня переведут в "Пихту". Побуду немного там, потом в "Вяз",
потом в "Ясень", потом в амбулаторное отделение... а потом на свободу.
   От страха Нили прошиб холодный пот.
   - Но ведь это же несколько месяцев.
   - Да, примерно год, - радостно подтвердила Мэри Джейн.
   - И ты смирилась с этим? Женщина пожала плечами.
   - Конечно, смирилась. Уж я постаралась - целую неделю вопила и орала.  Но
с ними бесполезно бороться. Они покажут историю болезни твоему адвокату  или
мужу, или тому, кто тебя  опекает  и  поместил  тебя  сюда.  На  бумаге  это
выглядит плохо: "Пациент впадает в состояние истерии", "Пациент нуждается  в
ограничении активности. Двенадцать часов в ванне". Потом  адвокату  говорят:
"А теперь дайте свое согласие на то, что она должна остаться  здесь  еще  на
три месяца. Разве вы не хотите,  чтобы  и  вы,  и  общество  получили  назад
здоровую и энергичную женщину?" Ясное дело, имея с нас по полторы  тысячи  в
месяц, они могут и не торопиться. Так что  я  решила  не  бороться  с  ними.
Пережду здесь. И потом, ну что я теряю? Идти  мне  некуда.  Хэнк,  мой  муж,
сейчас с Другой. Но он, по крайней мере, не может жениться  на  ней.  А  мое
лечение влетает ему в полторы тысячи каждый месяц.
   - Но ведь я поступила сюда всего на восемь дней для лечения сном.
   - Для чего? - странно посмотрела на нее Мэри Джейн.
   Нили пояснила ей, что такое лечение сном. Мэри Джейн улыбнулась.
   - Здесь его вообще не проводят. Тебе тут даже анальгина не дадут.
   - Мне что-то дали выпить вчера ночью, - с гордостью сказала Нили.
   Мэри Джейн рассмеялась.
   - Да уж, мы тебе отдали должное. Ты в самом деле  прорвала  парусину?  Об
этом все слышали.
   - Да, и кроме того, я скоро выберусь отсюда. Мэри Джейн улыбнулась.
   - О'кей, я обеими руками за это. Покажи мне, как это сделать. Посмотри на
Пегги - вон как они ей мозги промыли.
   Подошла Пегги, двадцатипятилетняя привлекательная блондинка.
   - Рассказываешь ей мрачные истории наших болезней? - спросила Пегги.
   - А ты почему здесь? - поинтересовалась Нили.
   - Потому что я была психически ненормальная, - охотно ответила Пегги.
   - Ничего подобного, - возразила Мэри Джейн. - Потеряла двух детей  подряд
- мертворожденные. От такого у любой будет депрессия.
   Пегги выдавила из себя улыбку.
   - Помню только, что я  начинала  плакать,  стоило  мне  увидеть  куклу  в
витрине магазина. Когда поступила сюда, все обострилось. Сорок  раз  ко  мне
применяли шоковую терапию. Только сейчас начинаю чувствовать себя человеком.
   От ужаса у Нили комок подступил к горлу.
   Шоковая терапия!
   Мэри Джейн словно прочла ее мысли.
   - Не бойся. Даже если они сочтут,  что  это  необходимо  тебе,  им  нужно
получить разрешение на ее применение. От ближайших родственников или от тех,
кто несет за тебя ответственность.
   Нили успокоилась.
   - Анна никогда не даст разрешения.
   Мэри Джейн усмехнулась.
   - Если только врачи не запудрят  ей  мозги,  как  мужу  Пегги.  Когда  за
родственников или поручителей принимаются доктор Холл  и  доктор  Арчер,  то
знай: те соглашаются на все. Муж Пегги приехал в первый  же  день  свиданий.
Она прекрасно себя чувствовала, хотела только выйти отсюда. Он был просто  в
восторге. Сказал, что прямо сейчас идет в административный корпус и забирает
ее отсюда. Ха-ха! В этом-то все и  дело!  Он  исчез  на  две  недели,  и  со
следующего же дня Пегги начали лечить шоковой терапией.
   - Но почему? Пегги вздохнула.
   - Я не виню Джима. Сначала винила,  а  теперь  вполне  понимаю  его.  Ему
показали мою карту. У меня было подавленное состояние,  я  не  могла  спать,
много плакала - все признаки маниакальной депрессии. А  кто  бы  не  плакал,
потеряв двоих детей одного за другим и оказавшись  запертой  здесь?  Но  они
убедили Джима, что если я вернусь, то у меня опять будет психический срыв и,
может, уже надолго. Джиму, разумеется,  нужна  нормальная  счастливая  жена,
поэтому  он  подписал  все  бумаги  и  оставил   меня   здесь   до   полного
выздоровления.
   Нили внимательно слушала их. У каждой похожая история. Ни одна из них  не
сумасшедшая, на вид все они даже более нормальные, чем те,  кого  она  знала
там, на свободе. Она уже слушала чью-то  седьмую  жизненную  историю,  когда
медсестра объявила:
   - Идемте, леди!
   - А сейчас что? - спросила Нили.
   - Спортивный зал, - пояснила Мэри Джейн. Колонной по двое  они  пошли  за
медсестрой. Проходили по коридорам - двери отпирались и сразу же  запирались
- и наконец попали в большой спортивный зал. Тут был  корт  для  бадминтона,
столы для настольного тенниса и даже бильярд. Когда  они  вошли,  предыдущая
группа выходила из зала. Мэри Джейн помахала знакомым женщинам.
   - Эта группа из "Пихты". Они занимаются в спортзале с  восьми  до  восьми
тридцати. Вот те женщины, которым я помахала, - их только на прошлой  неделе
перевели из "Репейника" в "Пихту".
   Нили сидела на боковой скамейке, в то время как другие женщины  играли  в
бадминтон и в настольный теннис. Она  купила  пачку  бумаги  для  писем,  но
отказалась примерять спортивную  обувь.  Сказала  им,  что  долго  здесь  не
задержится.  А  бумага?  Ну-у,  ей  нужно  написать  Анне.  Она  не   должна
паниковать. Мэри Джейн сказала: если заметят, что она испытывает страх,  это
обернется против нее же самой.
   Они покинули спортзал в девять  тридцать,  когда  стала  заходить  другая
группа. Их повели в корпус  трудотерапии.  Все  женщины  принялись  за  свою
работу, а ей преподавательница объяснила, что  она  может  либо  выкладывать
мозаику, либо вязать, либо делать, что пожелает. Но  она  вообще  не  желала
ничего делать! Села в уголке. Ах  господи,  как  же  случилось  такое?  Нили
посмотрела в окно. Начинала зеленеть трава.  Она  увидела,  как  по  лужайке
пробежал маленький кролик. Он-то, по крайней мере, может сам выбирать,  куда
ему бежать. Он - свободен. Чувство заточения в четырех стенах - это  больше,
чем она в состоянии выдержать. Нили посмотрела на преподавательницу, которая
терпеливо помогала женщинам. Ясное дело - в пять часов та может идти на  все
четыре стороны и делать все, что пожелает, А вот  ей  хочется  сигарету.  ЕЙ
ХОЧЕТСЯ  "КУКОЛКУ"!  Ах,  господи,  что  угодно  за  одну   "куколку".   Она
почувствовала, что у нее вспотел затылок. Волосы стали влажными от  пота,  а
спина заныла, на этот раз всерьез. Сейчас у нее потемнеет в  глазах,  и  она
вырубится! Нили тихо простонала. Преподавательница метнулась к ней.
   - Спина, - пожаловалась Нили.
   - Вы ушибли ее в спортзале? - Преподавательница была само внимание.
   - Нет, у меня и в истории болезни говорится  о  болях  в  области  спины.
Сейчас они начались снова.
   Услышав это, преподавательница сразу же потеряла к ней всякий интерес.
   - В два часа дня у вас беседа с вашим психиатром.
   Можете сказать ему об этом.
   День тянулся медленно. В два часа, когда Нили увидела наконец врача,  она
готова была кричать.
   Доктор Сил оказался худым краснолицым человеком. Когда она  говорила,  он
все записывал. Она выплеснула весь свой гнев - на несправедливость того, что
ее тут обманывают, на невыполненное обещание лечить ее на манеру  обращения,
когда человека тащат волоком. На время собеседования с психиатром  пациентам
выдавали неограниченное количество сигарет, и она курила их одну за другой.
   - У меня действительно болит спина, - взмолилась она. - Пожалуйста, дайте
мне несколько капсул секонала.
   Он продолжал писать. Потом сказал:
   - Как давно вы принимаете секонал? Ее терпение лопнуло.
   - О-о, да полно вам! Не раздувайте из этого историю вселенских масштабов.
Если все, кто его принимает, должны быть в психушке, то у вас здесь была  бы
половина Голливуда, вся Мэдисон-авеню" и весь Бродвей.
   - Вы считаете  нормальным  принимать  снотворное  днем  для  того,  чтобы
облегчить боль?
   -  Нет,  я  бы  предпочла  инъекцию  демерола,  -  ответила  Нили.  И   с
удовлетворением отметила, как резко  взметнулись  вверх  его  брови.  -  Да,
демерола. - Она улыбнулась. - В Испании мне его вводили  постоянно.  Два-три
раза в день. И все у меня работало отлично. Я даже сыграла  главную  роль  в
фильме. Так что вы понимаете: какие-то две  паршивые  капсулы  секонала  мне
нужны просто так, для затравки.  Дайте  мне  несколько  штук.  Если  я  буду
принимать по две каждый час, то вполне свыкнусь с тем бардаком,  что  у  вас
творится.
   - Расскажите мне о вашей матери, мисс О'Хара.
   -  О  черт!  Только  давайте  не  будем  снова  приниматься  за  всю  эту
фрейдистскую  чепуху.  Послушайте,  я  уже  прошла  через  все  это  там,  в
Калифорнии. Потратила пять лет  и  двадцать  тысяч  долларов  на  то,  чтобы
втолковать ему, что я не помню свою мать. Если мы будем начинать с  того  же
самого, я стану старухой, прежде чем выйду отсюда.
   - Я сделаю запрос о ваших данных в Калифорнию, - пообещал он.
   - Так долго я здесь не пробуду. Сегодня же напишу письмо подруге.
   - Но вы должны пробыть здесь не менее тридцати дней.
   - Тридцать дней?!
   Он пояснил ей содержание документа, который она подписала. Нили  покачала
головой.
   - Ну и рэкет у вас здесь. Все продумано.  Когда  поступаешь  сюда,  разве
можешь представить себе,  что  требуется  целое  детективное  агентство  для
проверки того, что там напечатано мелким шрифтом! Он встал.
   - Увидимся завтра в это же время. Она пожала плечами.
   - О'кей, значит, мне предстоит тридцатидневная пауза. Что  ж,  постараюсь
извлечь из нее максимум удовольствия. - Словно спохватившись, она спросила:
   - Но через тридцать дней я смогу уехать, да?
   - Посмотрим, - неопределенно ответил он.
   - Что значит "посмотрим"?
   - В конце этого срока мы произведем оценку полученных  результатов.  Если
мы сочтем, что вы поправились...
   - "Мы"? Что еще за "мы"? Здесь нахожусь я, и я решаю,  остаться  мне  или
уезжать. Как кто-то может меня задержать? И зачем?
   - Мисс О'Хара, если вы настаиваете на выписке, а мы не  считаем,  что  вы
выздоровели, то мы будем говорить с людьми, несущими за вас ответственность,
в данном случае - с  мисс  Уэллс.  Мы  попросим,  чтобы  она  дала  согласие
задержать вас здесь еще на три месяца, если вы не согласитесь на это сами. Я
думаю, она согласится.
   - А если Анна откажется?
   - Тогда мы  могли  бы  принять  свои  меры,  чтобы  оставить  вас  здесь.
Представили бы ваш случай на рассмотрение беспристрастной комиссии...
   Она застыла от страха.
   - Хорошенький рэкет вы тут у себя устроили.
   - Это не рэкет, мисс О'Хара. Мы  стремимся  излечивать  людей  полностью.
Если бы мы выписали женщину, прежде чем излечили  ее,  а  несколько  месяцев
спустя она бы покончила жизнь самоубийством или  причинила  вред  кому-то...
это не способствовало бы укреплению нашей репутации. Если бы, например,  вам
сделали операцию в хирургическом отделении, а вы бы захотели  покинуть  его,
прежде  чем  шов  зарубцуется,  врач  имел  бы  право   задержать   вас.   В
Хейвен-Мейноре если уж мы выписываем пациента, то  он  вполне  может  занять
достойное место в обществе.
   - Ну, ясное дело - в доме для престарелых. Доктор Сил улыбнулся.
   - Уверен, что впе