пять  подошла  к  своему  дому.  Кевин  там,
наверху, и он нуждается в ней. Ну как она может нанести ему такой удар  ради
всего нескольких недель счастья? Но  внезапно  в  ее  сознании  всплыли  все
впустую потраченные годы, прожитые с ним, -  и  все  годы,  которые  ей  еще
предстоит с ним прожить, после того как уедет Лайон.
   ...Но сейчас-то Лайон здесь, и она может  быть  с  ним.  Да,  вот  в  чем
решение: не удерживать Лайона - взять те несколько недель, которые он  может
ей дать, и пусть да этом все закончится. А потом, если Кевин захочет быть  с
нею  -  ладно:  они  останутся,  как  он  выразился,  двумя  отвергнутыми  и
брошенными. Но пока-то Лайон здесь! Д она хочет быть с ним - каждую  минуту,
каждую секунду столько, сколько сможет.
   Анна повернулась и быстро пошла, потом побежала.  Она  бежала  до  самого
отеля Лайона. Лифт поднимался мучительно медленно. Он открыл дверь, обнял ее
и крепко прижал к себе. Она прильнула к нему.
   - Лайон, пока ты здесь, я тоже здесь. Никаких вопросов, никаких  "завтра"
- значение имеет лишь каждое мгновение, которое  мы  можем  быть  вместе.  Я
люблю тебя.
   Взяв ее лицо в ладони, он посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
   - Каждый миг мы превратим в вечность. Я люблю тебя, Анна.
   С Кевином она встретилась  на  следующий  день.  Он  выглядел  совершенно
изможденным. Она пыталась объяснить ему свое  состояние,  объяснить,  почему
должна видеться с Лайоном. Когда он уедет, если Кевин захочет быть с нею...
   Кевин молча смотрел на нее. Потом лицо  его  пошло  пятнами.  Он  зашагал
взад-вперед по ее гостиной.
   - Да ведь ты такая же развращенная, как этот твой английский  жеребец!  -
казалось, ярость придает,  ему  силы...  Он  хлопнул  дверью  и  выбежал  из
квартиры, прокричав, что еще заставит ее заплатить за свое унижение.
   На сей раз Кевин не стал звонить ей со слезными мольбами.  В  последующие
дни он предпринимал до смешного детские усилия,  стараясь  показываться  где
только возможно с  разнообразными  красотками.  Кевин,  ненавидевший  ночные
клубы, теперь выбирал столики на самом видном месте  у  эстрады  и  нарочито
медленно шествовал по залу  с  самой  яркой  девицей,  какую  ему  удавалось
подыскать. Стоило какой-нибудь начинающей звезде приехать в Нью-Йорк, как ее
имя неизменно начинали упоминать в связи с Кевином. Был даже пущен  анекдот,
будто Кевин регулярно читает рубрику "светская хроника" и мчится в  аэропорт
встречать самолет, чтобы сразу назначить  свидание  только  что  прилетевшей
знаменитости.
   Последним и самым отчаянным поступком Кевина явилась попытка  расторгнуть
контракт Анны с "Гиллианом". Поскольку Кевин входил в совет  директоров,  он
стал настаивать, что имеет, мол, право охранять имидж компании,  которую  он
когда-то создал. Он утверждал, что Анна уже "перевалила  за  свою  вершину",
что "Девушка Гиллиана" должна сменить лицо, стать молохе, свежее.
   На основании его протестов было созвано заседание совета директоров. Этот
шаг оказался неудачным для Кевина. Он  остался  в  меньшинстве,  и  с  Анной
заключили новый контракт на два года, причем гонорар ее повысился на  десять
тысяч долларов. К тому  же  контракт  был  эксклюзивный  -  исключительно  с
телевидением  -  еще  одна  победа  Анны,  которой   постоянно   приходилось
выдерживать напряженный график, позируя для газет и журналов.
   Анна знала о кознях,  предпринимаемых  Кевином,  однако  у  нее  не  было
ненависти к нему. Она испытывала лишь жалость и гнетущую тоску от того,  что
между ними все кончилось таким вот образом.
   В последующие недели душевный подъем от ее любви с Лайоном превзошел  все
чувства,  которые  она  испытывала  когда-либо  в   жизни.   Лайон   получал
удовольствие от ее широкой известности, от того,  что  поклонники  сразу  же
узнавали ее, но она давала понять, что ей это безразлично, и сосредоточивала
все  внимание  на  его  работе.  Как  продвигается  его  цикл  статей?   Она
выслушивала его впечатления и то,  как  он  планировал  подать  их.  Ему  не
хотелось расхваливать и детально освещать американское телевидение, он хотел
писать, оставляя многое за кадром, даже  с  долей  язвительной  иронии.  Она
прочитывала материал и часто вносила ценные предложения и дополнения.
   Хотя они жили по-прежнему порознь, каждую  ночь  Лайон  проводил  у  нее.
Как-то вечером он сказал: "Зайду за тобой  в  семь,  но  сначала  мне  нужно
сходить в шкаф переодеться". С тех пор они в шутку стали называть его  номер
в отеле "шкафом". Но недели текли одна за другой, и она  понимала,  что  его
время подходит к концу. Сам он ничего не говорил об отъезде, но  она  знала,
что время, отпущенное им судьбой, постепенно кончается. Она чувствовала, как
ее постепенно охватывает отчаяние, давящее и гнетущее.
   И вот однажды, жарким июльским вечером, вдруг  забрезжил  лучик  надежды.
Они ужинали в ресторанчике на открытом воздухе в Гринич-Виллидж.
   - Это была великолепная идея - прийти сюда, - сказал Лайон. Он  посмотрел
на чистое небо и улыбнулся. - Вот  то  типично  нью-йоркское,  чего  мне  не
хватает в Лондоне, - чудесной погоды. Там у нас  никогда  не  знаешь,  будет
такой вот вечер или пойдет дождь.
   - Это первое, что  ты  сказал  хорошего  о  Нью-Йорке.  -  Она  старалась
говорить непринужденно.
   - Я настолько люблю тебя, что начинаю  видеть  в  этом  городе  некоторые
преимущества, - ответил он. -  А  как  ты  относишься  к  дождливой  погоде?
Понимаешь ли, она у нас в Лондоне всегда такая.
   Наконец-то! Он не хочет расставаться с нею. Тут нужно быть осторожной, ни
в коем случае ничего не форсировать. Эта мысль должна  исходить  как  бы  от
него самого. Она сосредоточила взгляд на кончике своей сигареты.
   - Я ни разу не была в Лондоне.
   - Подумай об этом. - Это было все, что он сказал.
   Только об этом Анна и была в состоянии думать. Она обсудила все с Генри.
   - Ничего не выйдет, - стоял тот на своем. - Ну, видел я квартиру  Лайона.
Был у него в прошлом году. Он считает ее дворцом, но,  Анна,  там  нет  даже
центрального отопления и всего четыре комнатушки - в общем, сущая халупа.
   - Но у меня же уйма денег. Мы могли бы снять квартиру получше...
   - Ты что, так ничему и не научилась? - строго спросил ее Генри. -  Никому
не  дано  права  платить  за  Лайона  Берка.  Ты  должна  жить  на  то,  что
зарабатывает он.
   - Значит, так я и буду жить, - с решимостью сказала она. - Буду жить там,
где он захочет: я не могу без него, Генри. Я была бы  счастлива  с  ним  где
угодно, даже в Лоренсвилле.
   - А твой контракт с "Гиллианом"? Если ты разорвешь его, то никогда больше
не сможешь работать на телевидении.
   - Генри, сколько я сейчас стою?
   - Больше миллиона.
   - Тогда зачем мне вообще работать?
   - А что ты будешь делать в Лондоне?
   - Просто буду с Лайоном.
   - Послушай, Анна, ты ведь не ребенок, чтобы бросаться, очертя  голову,  в
новую жизнь. Так же, как и Лайон. Там он живет в своем  замкнутом  мирке.  У
тебя не будет друзей - он целыми днями стучит на машинке. Что ты станешь там
делать?
   - Не знаю. Знаю только, что не могу жить без  него.  Генри  задумался  на
минуту, после чего сказал:
   - Есть только одно решение. Ты должна удержать его в Нью-Йорке.
   - Но как? Свое задание он выполнил, срок подходит к концу, и ему нравится
Лондон.
   - Тяни время. С каждым проведенным здесь днем, он все больше привыкает  к
Нью-Йорку. Дай мне подумать. Позвоню нескольким хорошим знакомым из  "Бартер
пабликеишенс", возможно, нам удастся подсунуть ему несколько заказов  из  их
журналов. Только внешне это должно будет выглядеть как совершенно  случайные
предложения.
   - Ну и что это даст?
   - На какое-то время он задержится здесь, а время теперь работает на тебя.
   Случилось так, что предложение это поступило от Нили. Анна,  как  обычно,
приехала навестить  ее  в  больницу.  Они  сидели  на  ухоженной  лужайке  и
разговаривали. Было очень жарко, но Нили захотела выйти  из  помещения.  Она
хоть и потолстела, но было видно, что дело явно идет  на  поправку.  Ее  уже
перевели в "Ясень", а следующим этапом было амбулаторное отделение.
   - Когда меня переведут туда, - счастливым голосом говорила она, - я смогу
приезжать в Нью-Йорк на субботу и воскресенье.
   - Нили, ты думаешь, это благоразумно?
   - Конечно. Именно так все и должно  получиться.  Нельзя  же  целых  шесть
месяцев просидеть здесь вот так взаперти, а потом вдруг неожиданно  взять  и
выйти на свободу. Все должно делаться постепенно. Сначала тебя  переводят  в
амбулаторное отделение. Пробудешь там  месяц,  и  тебя  станут  выпускать  в
здешний городок на вечер - сходить в кино или в салон красоты. После  этого,
если все идет хорошо, тебе  разрешается  съездить  один  раз  на  субботу  и
воскресенье  в  Нью-Йорк.  В  понедельник  ты  возвращаешься  сюда,  и   они
проверяют, нет ли у тебя каких-либо нарушений. Немного погодя тебя отпускают
домой на неделю и только потом выписывают насовсем, но ты все  равно  должна
ежедневно показываться психиатру,  которого  тебе  назначат.  К  напряжению,
которое наваливается на тебя на свободе, надо еще привыкнуть.
   - Ты имеешь в виду работу? - спросила Анна.
   - Нет, имею в  виду  именно  напряжение.  Здесь-то  ничего  подобного  не
происходит. Если я сплю, то сплю. Если не сплю, то что из того? Ну не сделаю
какую-нибудь сногсшибательную мозаичную пепельницу в отделении  трудотерапии
или не сыграю партию в бадминтон. И ем, что хочу. Ух ты, сейчас я  вешу  сто
шестьдесят фунтов, но какая мне разница. И, знаешь, Анна,  я  пою.  Господи,
пою, как заливистая канарейка.
   - О-о, Нили! Я так рада. Я знала, что ты вновь станешь петь.
   - Произошло что-то совершенно невероятное. Раз в месяц здесь устраиваются
танцы. Все по-настоящему. Психи-мужчины наводят марафет, мы тоже  мажемся  и
встречаемся в спортивном зале - под присмотром, естественно. Я хожу  потому,
что у меня нет выбора. Если откажусь, получу плохую пометку. Ну, у  них  тут
есть оркестрик из трех человек, и как-то раз  я  вышла  на  сцену  -  решила
немного поразвлечься. Получилось неважно,  потому  что  пианист  -  сельский
школьный учитель, и мелодию он подыгрывает кое-как.  Но  я  спела,  и  вдруг
какой-то действительно психический больной - весь седой и выглядит, как псих
- прошлепал ко мне на сцену. Это хроник, раньше я  его  не  видела:  хроники
приходят туда редко. Они все неизлечимы, и их здесь держат  пожизненно,  как
бы под охраной. Знаешь, для этого надо быть очень богатым психом, но  у  нас
тут есть и такие. Коттедж "Ева" - для женщин: а коттедж "Адам" - для мужчин.
Ну, конечно, они отделены от нас  двенадцатью  акрами  земли,  и  мы  вообще
никогда не видим пациентов-мужчин, кроме как на танцах.  В  общем,  так  или
иначе, но этот совершенно конченный с виду псих пришлепал  ко  мне.  К  нему
было бросилась дежурная сестра, чтобы задержать, но там был доктор  Холл,  и
он подал ей знак, чтобы не вмешивалась. Тот за два года ни с кем  словом  не
обмолвился, и доктор хотел посмотреть, как он  станет  себя  вести.  Значит,
ковыляет он прямо ко мне - я пою одну из старых  песенок  Элен  Лоусон  -  и
стоит рядом.
   Продолжаю петь - начинаю одну  из  своих  старых  песен,  -  и  вдруг  он
начинает петь вместе со мной, причем в тон и до того здорово в такт,  что  я
не  припомню,  получалось  ли  у  меня  так  с  кем  когда-нибудь.  До  того
замечательно было, что мне прямо захотелось умереть на месте. Анна,  у  меня
мурашки пошли по спине - этот тип действительно умеет  петь.  И  мне  в  нем
почудилось что-то знакомое. Пели с ним дуэтом целый час,  все  хлопали,  как
сумасшедшие, даже доктор Холл и доктор Арчер. А когда  все  кончилось,  этот
самый псих трогает меня за щеку и говорит: "Нили, у тебя всегда был талант -
он был у нас обоих". И поплелся со сцены. А я так и стою совсем огорошенная.
Тогда ко мне подходит док  Холл  и  говорит:  "Он  здесь  уже  два  года,  и
состояние его постепенно ухудшается. Мы все держали в секрете, но я вижу, вы
узнали друг друга. Мы зовем его здесь мистер Джоунз".  Я-то  все  равно  без
понятия, кто это такой, но в этой шараге я стала себе на уме и сейчас самому
доку Холлу могу дать сто очков вперед по этой части. Ну и я все  провернула.
Спрашиваю: "А как мне его называть? Ведь он-то называет меня просто Нили". И
док Холл отвечает: "О-о, можете называть его Тони, только не  забудьте,  что
фамилия у него теперь Джоунз".
   - "Тони"? - не поняла Анна.
   -  Тони  Полар!  -  воскликнула  Нили.  -  У  него  какое-то   врожденное
заболевание головного мозга. Хорошо еще, что у них с  Джен  так  и  не  было
ребенка - тот наверняка тоже стал бы сумасшедшим.
   Аборт! Дженифер все знала! Но так и не раскрыла никому эту  тайну.  Слезы
выступили на глазах у Анны.
   - Нили, - сказала она. - Джен никогда ничего  никому  не  говорила,  хотя
наверняка все знала. Пожалуйста, ты тоже не говори никому ни слова.
   - Почему? Он ведь уже не женат на Джен. Она же умерла, ты что, забыла?
   - Но она умерла, никому не сказав об этом. Она хотела, чтобы это осталось
тайной. Ради нее и ради него... пожалуйста.
   - О'кей, да и кому какая разница сейчас?
   - Когда ты выйдешь отсюда, из этого  может  разрастись  сенсация.  Но  не
делай этого. Тони просто незаметно сошел со  сцены.  Ходили  слухи,  что  он
живет где-то в Европе, но никто не знал, где именно, а сейчас уже  всем  все
равно. Так что, давай сохраним это в тайне.
   - Хорошо, - легко согласилась Нили. - Но что касается меня, это наверняка
никакая не тайна. Я получила от одного журнала предложение дать им  материал
для статьи из двух частей. Они заплатят мне за это  двадцать  тысяч.  Джордж
Бэллоуз собирается нанять какого-то журналиста, чтобы тот написал ее с  моих
слов.
   - Джордж Бэллоуз? Как ему удалось выйти на тебя?
   - Ну, ты же читала в газетах. То намекали, что я растолстела  и  не  могу
больше петь, то - что я худая и не могу петь. Вот я взяла  и  написала,  что
они правы лишь наполовину: я действительно толстая, но никогда еще  не  пела
так хорошо, как сейчас. Потом договорилась с доком Холлом, чтобы он разрешил
мне записаться на  магнитофон,  а  я  послала  бы  запись  Генри  Бэллами  и
попросила бы его  проиграть  ее  представителям  прессы.  Он,  должно  быть,
перепоручил это Джорджу, потому что тот вскоре навестил меня здесь. И сделал
мне это предложение. Он хочет вести мои дела, когда я выйду отсюда. Пытается
собрать достаточную сумму, чтобы выкупить долю Генри, ты же знаешь.
   - Лайон говорит, что фирма Джонсона-Гарриса намерена  поглотить  компанию
Генри. Нили пожала плечами.
   - Если Джордж через несколько недель сумеет собрать  сумму,  предлагаемую
фирмой Джонсона-Гарриса, то компанию купит он. У него  это  может  выгореть,
если он сумеет облапошить свою алкоголичку-жену и убедить  ее  расстаться  с
частью ее состояния. У нее миллионы.
   У Анны закружилась голова.
   - Какая еще алкоголичка-жена? Джордж ведь не женат.
   - Джордж тот еще тип. Он с самого начала был женат, когда мы с ним только
познакомились. На этой дамочке он женат уже двенадцать лет.  Но  он  сказал,
что сделал  это  только  ради  бизнеса.  Думал,  что  она  окочурится  через
несколько лет. А она, хоть печень у нее ни к черту, вовсе не думает отдавать
концы и сама распоряжается  всеми  своими  деньгами.  Уж  не  знаю,  где  он
раздобудет деньги - разве что намекнет ей, чтобы она отошла  от  дел  и  все
передала ему. А насколько я знаю Джорджа,  такое  за  ним  не  заржавеет.  Я
всегда ненавидела этого подонка.
   - Но он, по крайней мере, сделал тебе это предложение.
   - Так ведь он получит комиссионные. Я  сказала  ему,  что  найду  на  что
потратить эти двадцать кусков. Ты платишь за мое лечение здесь, и  я  должна
вернуть тебе долг. Да и когда я выйду отсюда, денежки мне понадобятся. Но  я
все же надеюсь, что Джордж не приберет к рукам компанию  Генри.  У  меня  от
этой мысли мурашки по коже.
   После того, как Анна попрощалась  с  Нили,  новая  идея  начала  обретать
зримые очертания. Ведя машину домой, Анна  сформулировала  ее  окончательно.
Генри сказал, что ей необходимо время,  и  это  как  раз  поможет.  Поставив
машину в  гараж,  она  позвонила  Генри,  и  они  условились  встретиться  в
ресторанчике на Пятьдесят третьей стрит.
   - А почему бы и нет? - ответил Генри, когда она рассказала ему обо  всем.
- То, что о Нили будет писать именно Лайон, вполне естественно. Он знал  ее,
когда она только начинала. А тебе это даст еще месяц, не меньше.
   - Но эту мысль Джорджу должен подать ты, а тот сделает предложение Лайону
так, чтобы я тут была совершенно ни при чем.
   Предложение  Джорджа  Лайон  принял  с  восторгом,  но   навестить   Нили
отказался. Ему хотелось сохранить ее в своей памяти такой,  какой  она  была
тогда - девчонкой со свежим личиком. Он настаивал на том, что просто  обязан
писать о ней именно под таким углом зрения. Поговорив с ней по телефону,  он
прислал ей на одобрение первоначальный вариант, и Нили пришла в  восторг  от
того, как у него получилось. Материал писался  хорошо,  и  Лайон  был  готов
представить окончательный вариант к концу сентября.
   В  начале  октября  Анна  позвонила  Генри   и   торопливо   договорилась
встретиться с ним в "21". Когда она выдвигала свою новую идею, глаза  у  нее
сверкали. Внимательно выслушав ее, Генри воздел руки.
   - Ты просто танк, ты целая танковая дивизия, но с этим ничего не выйдет.
   - Почему?
   - Он не хочет быть владельцем  компании.  Я  знаю  это.  Лайону  нравится
писать.
   - Но, Генри, ты можешь попытаться. Скажи ему, что не хочешь, чтобы  фирма
Джонсона-Гарриса поглотила бизнес, в который ты вложил всю свою жизнь.  Ради
бога, попытайся.
   - Но, Анна, даже если я и скажу, что эту ссуду даю ему я,  он  все  равно
рано или поздно узнает правду.
   - Когда это произойдет,  я  что-нибудь  придумаю.  Генри,  сейчас  нельзя
терять ни минуты.
   Лайон задумчиво отхлебнул кофе.
   - Я польщен, Генри... но ведь я совсем не  тот  человек.  Официант  налил
Генри еще чашечку кофе. Тот подождал, пока он отойдет, и только после  этого
ответил:
   - Послушай, Лайон, я вложил в это дело всю свою жизнь.
   Фирма Джонсона-Гарриса просто не заслуживает чести работать со всей  этой
плеядой звезд, созданных мною. И Джордж Бэллоуз тоже не  заслуживает,  чтобы
его вот так взять и вышвырнуть вон. Они-то, конечно,  оставят  его,  сделают
вице-президентом, но на этом верху ему предоставят так мало полномочий,  что
он сам вынужден будет уйти. Говорю же тебе, что не сплю ночами. Вот почему я
и предлагаю тебе деньги, чтобы ты на пару с Джорджем выкупил мое агентство.
   - Но почему я? Почему не дать эти деньги одному Джорджу?
   - А почему, думаешь, он не смог собрать нужную сумму?
   - Вероятно, она слишком велика.
   - Нет. Все знают, что в одиночку Джордж не потянет. Он хороший бизнесмен,
но не умеет ладить с людьми. Половина звезд разбежится. Но если  я  предложу
твою кандидатуру, если мы проделаем все  правильно,  с  хорошей  рекламой...
сначала напечатаем маленькую заметку, будто бы это слухи...  будто  бы  тебя
вызвал сюда я... затем они будут расти,  как  снежный  ком...  Слушай,  ведь
многие все еще помнят, как здорово у тебя получалось.
   Лайон отрицательно покачал головой.
   - Я высоко ценю твое предложение и весьма польщен, но вынужден  отклонить
его. Я счастлив в Лондоне. Не хочу, чтобы твое агентство висело  надо  мной.
Ненавижу эту бешеную гонку. Мне нравится писать.
   - А как же Анна?
   Лайон задумчиво посмотрел на свою сигарету.
   - Это единственный весомый довод. Ей известно о твоем предложении?
   -  Нет.  -  Генри  постарался,  чтобы  его  слова   звучали   как   можно
убедительнее. - Мне кажется, Анне хотелось  бы,  чтобы  мое  предложение  ты
принял без всякого нажима с ее стороны.
   - Но ведь это же умопомрачительная сумма. Генри.
   - Деньги мне не нужны. Единств