отставки
Победоносцева. Занимавший пост обер-прокурора Святейшего Синода в  течении
тридцати шести лет, тот сдал дела князю Оболенскому, у  которого,  по  его
словам, на неделе семь пятниц.
     Но вместо того, чтобы улучшаться, положение  все  ухудшалось.  Правые
ненавидели Витте за посрамление принципа сомодержавности, либералы ему  не
доверяли, а левые опасались, что революция, которой они ждали,  ускользнет
у них из рук. "Ничего не изменилось, борьба продолжается", - заявил  Павел
Милюков,  известный  историк  и  либерал.  В  недавно   созданной   газете
"Известия" Лев Троцкий писал: "Пролетариат знает чего он не хочет.  Он  не
хочет  ни  полицейского  громилы   Трепова   [командующего   императорской
полицией], ни финансовой акулы либерала  Витте  -  ни  волчьего  рыла,  ни
лисьего хвоста. Он отвергает полицейскую нагайку, завернутую  в  пергамент
конституции".
     Из-за того, что вследствие манифеста полиция  лишилась  многих  своих
прав,  в  различных  частях  России  начались  беспорядки.  В   Прибалтике
крестьяне восстали против  своих  помещиков-немцев,  тут  и  там  создавая
крохотные деревенские республики. На Украине и в Белоруссии группы  правых
экстремистов, называвших себя  "Черной  сотней",  набросились  на  евреев,
которые всегда были козлами отпущения. Начались еврейские погромы в  Киеве
и Одессе.  В  Закавказье  объектами  нападок  стали  армяне.  В  Польше  и
Финляндии высочайший манифест был воспринят, как признак слабости царского
строя.  Создавалось  впечатление,  что  империя  разваливается.  Возникали
массовые   демонстрации,   участники   которых   требовали   автономии   и
независимости. В Кронштадте и Севастополе вспыхнули восстания  моряков.  В
декабре Московский совет рабочих и солдатских депутатов вывел на баррикады
две тысячи рабочих и студентов.  Провозгласив  "Временное  правительство",
они десять дней отбивались  от  правительственных  войск.  Восстание  было
подавлено переброшенным из  Петербурга  лейб-гвардии  Семеновским  полком,
солдаты которого расчистили улицы Москвы пушками и штыками. В этот  период
в Россию вернулся Ленин. Вскоре полиция напала на его след, и ему пришлось
то и дело менять место убежища, что уменьшало его эффективность. И все  же
он злорадствовал: "Идти вперед  и  стрелять,  -  восклицал  он.  -  Зовите
австрийские и германские войска против русских крестьян и рабочих.  Мы  за
разрастание борьбы, мы за мировую революцию".
     Между тем император  с  нетерпением  ждал,  когда  же  эксперимент  с
конституцией принесет  плоды.  Дела  у  Витте  не  ладились,  и  царя  это
огорчало. Из писем его к вдовствующей императрице  видно,  как  росло  его
разочарование:
     27 октября: "Странно, что такой умный человек [Витте] ошибся в  своих
расчетах на скорое успокоение".
     10 ноября: "Все боятся  действовать  смело,  мне  приходиться  всегда
заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать
на себя, и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять".
     1 декабря: "Витте готов приказать  арестовать  главных  руководителей
мятежа. Я ему давно говорил про это,  но  он  все  надеялся  обойтись  без
крутых мер".
     12 января 1906 г.: "Витте, после московских событий, резко изменился:
теперь он хочет всех вешать и расстреливать. Я  никогда  не  видел  такого
хамелеона... Благодаря этому... почти никто ему не верит".
     Чувствуя, как  из-под  ног  у  него  уходит  почва,  Витте  попытался
завоевать доверие царя тем, что из им же составленного  манифеста  цинично
выбросил наиболее важные  пункты.  Не  дожидаясь  выборов  в  Думу,  Витте
самолично  самолично  составил  ряд  основных  законов,  согласно  которым
императору Всероссийскому  принадлежала  верховная  самодержавная  власть.
Чтобы  сделать  правительство  независимым  в  финансовом   отношении   от
ассигнований со  стороны  Думы,  граф  Витте,  используя  огромное  личное
влияние за рубежом, получил у французского  правительства  заем  на  сумму
свыше двух миллиардов франков.
     Хотя именно с его помощью был создан русский парламент, в  делах  его
не участвовал. Перед началом заседаний Государственной думы царь пригласил
Витте к себе и предложил подать прошение  об  отставке.  Тот  сделал  вид,
будто обрадован таким оборотом дела, и  одному  из  своих  коллег  заявил:
"Перед Вами счастливейший из смертных. Государь не мог мне оказать большей
милости, как увольнение меня от каторги, в которой  я  просто  изнывал.  Я
уезжаю немедленно за границу лечиться, ни о чем больше не хочу  слышать  и
представляю, что будет разыгрываться здесь. Ведь  вся  Россия  -  сплошной
сумасшедший дом, и вся пресловутая передовая интеллигенция не лучше всех".
Разумеется, то была чепуха. До конца жизни  Витте  хотелось  вернуться  на
службу. Но надежды его не сбылись. "Нет, никогда, пока я жив, не поручу  я
этому человеку самого маленького дела.  Довольно  прошлогоднего  опыта,  о
котором  я  вспоминаю,  как  о  кошмаре",  -  писал  19  октября  1906  г.
родительнице государь. Впоследствии Витте вернулся в Россию,  и  император
пожаловал ему 200 000 рублей. Но за девять лет, которые  Витте  оставалось
прожить на свете, он лишь дважды встречался  с  царем,  да  и  то  встречи
продолжались не более двадцати минут.
     В продолжение всех этих месяцев войны ч Японией и революции 1905 года
государь и императрица лишь однажды испытали ничем не омраченную  радость.
30 июля 1904 года царь записал в дневнике: "Незабвенный  великий  для  нас
день, в который так явно посетила нас милость Божья. В 1 1/4 дня  у  Аликс
родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем".
     Долгожданный наследник родился внезапно. Был жаркий день.  В  полдень
царь и царица, находившиеся в это время в Петергофе,  сели  обедать.  Едва
успев закончить первое, императрица почувствовала  недомогание  и  ушла  к
себе в комнату. Спустя меньше чем час на свет появился мальчик.  Весил  он
восемь  фунтов.  В  честь  рождения  наследника  российского  престола   в
Петербурге ударили пушки. Вторя им загрохотали орудия  Кронштадта,  следом
за ними - батареи Петропавловской крепости. На этот раз  было  произведено
триста залпов. Во всех уголках России палили из пушек, звонили в колокола,
развешивали флаги. Цесаревич Алексей Николаевич,  названный  так  в  честь
царя Алексея  Михайловича,  любимого  Николаем  II  государя  российского,
явился  наследником  престола,  впервые  после  XVII  века,  родившимся  у
царствующего императора.
     Его Императорское Высочество Алексей Николаевич,  Государь  Наследник
Цесаревич, Великий Князь Российский, был  пухлым,  миловидным  ребенком  с
соломенными  кудрями  и  ясными  голубыми  глазками.  Как  только  им  это
позволили, в детскую на  цыпочках  вошли  девятилетняя  Ольга,  семилетняя
Татьяна, пятилетняя Мария и трехлетняя Анастасия и принялись  разглядывать
своего маленького братца.
     Крестили августейшего младенца в Петергофском соборе Петра  и  Павла.
Алексей Николаевич лежал на расшитой золотом подушке,  которую  держала  в
руках  княгиня  Мария  Голицина,  гофмейстерина  императрицы,  которая  по
традиции опускала царских детей  в  купель  при  крещении.  Вследствие  ее
преклонного возраста княгиня появлялась на церемонии с  особой  оснасткой:
через плечо у нее была для надежности надета  широкая  парчевая  перевязь,
прикрепленная к подушке. Чтобы не поскользнуться,  туфли  у  нее  были  на
каучуковой подошве.
     Цесаревича крестили в присутствии многочисленной  его  семьи,  в  том
числе и 87-летнего прадеда, датского короля Христиана  IX.  Не  было  лишь
самого  государя  и  императрицы:  по  обычаю  родителям  не   разрешается
присутствовать при таинстве крещения. Крестил  младенца  престарелый  отец
Янышев, который многие годы был законоучителем  царских  детей.  Он  нарек
младенца Алексеем по имени царя Алексея Михайловича, второго  государя  из
дома Романовых, правившего в XVII веке, и погрузил его в купель. Цесаревич
сердито заплакал. По завершении таинства крещения царь ринулся в храм. Все
это время он стоял поблизости, боясь, как бы престарелая княгиня и пожилой
священник не уронили мальчика  в  купель.  В  тот  день  царственная  чета
принимала вереницу посетителей. Лежавшая на кушетке государыня, то и  дело
улыбалась стоящему рядом с ней императору.
     Шесть недель спустя, 8-го сентября,  совсем  под  иным  впечатлением,
Николай II записал: "Аликс и я  были  очень  обеспокоены  кровотечением  у
маленького  Алексея,  которое  продолжалось  с  перерывами  до  вечера  из
пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 час.  они
наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и  весел!  Как  тяжело
переживать такие минуты беспокойства".
     На следующий день царь отметил: "Утром опять на повязке была кровь; с
12 час. до вечера ничего не было. Маленький спокойно провел день, почти не
плакал и успокаивал нас своим здоровым видом!"
     На третий день кровотечение прекратилось. Однако зародившееся в  душе
у царя и  царицы  тревога  продолжала  усиливаться.  Шли  месяцы,  Алексей
научился стоять в  кроватке,  потом  ползать  и  пытался  говорить.  Когда
ребенок спотыкался и падал, на ручках и ножках у него появлялись маленькие
шишки  и  ссадины.  За  несколько  часов  они  увеличивались  в  размерах,
превращаясь  в  синеватые  опухоли.   Кровь   под   кожным   покровом   не
свертывалась.  Страшная  догадка  родителей  подтвердилась.  Ребенок   был
поражен гемофилией. Этот страшный факт, не  известный  посторонним,  давил
тяжелым бременем на сердце царя уже тогда,  когда  тот  узнал  о  Кровавом
воскресенье и  разгроме  эскадры  в  Цусимском  бою,  и  когда  подписывал
манифест 17 октября. Бремя это давило на  государя  до  конца  его  жизни.
Именно в этот  период  лица,  часто  встречавшиеся  с  государем,  еще  не
подозревая  причины,  начали  замечать   в   его   характере   все   более
усиливающийся фатализм, покорность судьбе. Императора всегда  угнетало  то
обстоятельство, что он родился в день Иова Многострадального. Чем  дальше,
тем  больше  в  государе  проявлялись  черты  отреченности.  В  беседе  со
Столыпиным он заявил: "Поверьте мне, Петр Аркадьевич,  у  меня  более  чем
предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я  обречен  на  страшные
испытания; но я не получу моей награды здесь, на земле...".
     По иронии судьбы, рождение желанного сына,  как  выяснилось,  нанесло
смертельный удар царю. Завязка страшной драмы возникла уже  в  те  минуты,
когда гремели орудия и развивались флаги, приветствуя рождение цесаревича.
В добавок к проигранным сражениям и  потопленным  кораблям,  революционным
заговорам, стачкам и  забастовкам  появилось  еще  одно  обстоятельство  -
внешне незаметный дефект в организме маленького мальчика, который приведет
впоследствии к крушению императорской России. Трагедия  семьи,  спрятанный
под покровом тайны недуг этот, о котором  не  подозревали  посторонние,  -
хворь, подтачивавшая царскую семью изнутри, изменит историю России и всего
мира.



                               ЧАСТЬ ВТОРАЯ


                             10. ЦАРСКОЕ СЕЛО

     Обитатели императорского дворца в  Царском  Селе  тщательно  скрывали
недуг наследника. "Царское Село было особым миром, -  писал  Глеб  Боткин,
сын  лейб-медика,  -  волшебной  страной,  куда  могли   проникнуть   лишь
избранные. Оно стало воплощенной легендой. Для преданных  монархистов  это
был  земной  рай,  обиталище  полубогов.  Для  революционеров   -   гнездо
"кровожадных тиранов", замышляющих свои "жуткие заговоры против ни  в  чем
неповинного народа".
     Царское  Село  представляло  собой  воплощенный  символ   российского
самодержавия. В двадцати с небольшим верстах к югу от  столицы,  старанием
русских царей и императриц в  течение  нескольких  веков  создавался  этот
обособленный  мирок  -  ненастоящий,   сказочный,   напоминающий   искусно
изготовленную механическую игрушку. Вдоль  высокой  металлической  ограды,
окружающей  императорский  парк,  днем  и   ночью   разъезжали   бородатые
лейб-казаки в  красных  черкесках,  черных  папахах,  высоких  сапогах,  с
шашками на боку. На фоне бархатной зелени лужаек парка площадью  восемьсот
акров выделялись памятники  архитектуры,  обелиски  и  триумфальные  арки.
Рукотворное озеро, по которому можно было плавать  на  небольших  парусных
судах, осушалось и снова наполнялось водой словно  ванна.  В  одном  конце
парка возвышалась выкрашенная в розовый  цвет  Турецкая  баня;  неподалеку
искусственный холм увенчивала сверкающая позолотой алая китайская беседка.
Среди куп вековых деревьев, толстые ветви которых были  стянуты  стальными
канатами и  железными  полосами,  пролегали  извилистые  аллеи.  По  саду,
усаженному экзотическими растениями, шла дорожка, по которой  катались  на
пони. Тут и там темнели разросшиеся кусты сирени, посаженные  царственными
владелицами. Со временем кусты превратились в густые заросли. После теплых
весенних ливней воздух наполнился их благовонным ароматом.
     Своим возникновением Царское Село обязано  Екатерине  I,  чувственной
супруге Петра I, которой захотелось иметь загородный  дворец,  куда  можно
было бы удалиться  от  каменных  громад  города,  воздвигаемого  мужем  на
болотистых берегах Невы. Дочь  Петра  I,  Елизавета,  унаследовала  размах
родителя.  Затратив  на  строительство  Зимнего  дворца  десять  миллионов
рублей, она обратила свои взоры к Царскому Селу. Не желая впредь  трястись
в карете, императрица желала прокопать канал. Елизавета Петровна так и  не
успела довести дело до конца, но  выкопанные  участки  канала  пригодились
царскоселам, превратившим их в купальни.
     Оба дворца, расположенные на расстоянии полукилометра друг от  друга,
были построены во время царствования Елизаветы Петровны и Екатерины II.  В
1752 году Елизавета Петровна, повелела знаменитому  архитектору  Растрелли
воздвигнуть в Царском Селе такой дворец, который затмил бы  своим  блеском
Версальский. Растрелли построил величественное, в  стиле  барокко,  здание
выкрашенное в белый и голубой цвета, в котором насчитывалось свыше двухсот
комнат,  ныне  известное  нам  как  Екатерининский  дворец.  Дворец   этот
настолько понравился императрице, что та возвела  архитектора  в  графское
достоинство.  Искренне  восхищаясь  сооружением   и   льстя   императрице,
французский посол заметил, что такому шедевру недостает  лишь  стеклянного
футляра.  В  1792  году  Екатерина  II   поручила   другому   итальянскому
архитектору,  Кваренги,  построить  для  его  любимого   внука,   будущего
императора Александра I, еще один дворец, поменьше. В отличие от вычурного
Екатерининского дворца спроектированный  Кваренги  Александровский  дворец
был скромен. Именно сюда и привез  весной  1895  года  свою  молодую  жену
Николай II. Здесь они прожили двадцать два года.
     Когда  речь  идет  о  дворце,  то   понятие   "скромный"   становится
относительным. В Александровском дворце насчитывалось свыше ста комнат. Из
огромных окон Екатерининского дворца царь и  императрица  видели  террасы,
павильоны, статуи,  сады  и  нарядные  кареты,  запряженные  великолепными
лошадьми. Просторные залы,  со  сверкающим  паркетным  полом  чередовались
кабинетами с покоями отделанными мрамором,  красным  деревом,  сверкающими
позолотой и хрусталем, задрапированные бархатом и шелком. Под свисающими с
потолка  огромными  люстрами  расстилались  роскошные  ковры,  покрывающие
натертые до блеска полы. Окна, через которые заглядывали хмурые сумерки, в
зимнее время закрывали  голубовато-серебристые  гардины.  Прохладные  залы
обогревались огромными изразцовыми печами,  и  запах  смолы  смешивался  с
ароматом благовоний. В любое  время  года  Александра  Федоровна  украшала
дворец цветами. С наступлением холодов цветы доставлялись в  Царское  Село
поездом из Крыма. Каждой комнате свойственен был  свой  букет  запахов.  В
одной в высоких китайских вазах стояли лилии, источавшие тонкий аромат,  в
серебряных чашах стояли нежные фиалки и  ландыши,  в  драгоценных  лаковых
горшочках - душистые гиацинты.
     Чтобы беречь этот рай земной, содержать в порядке  газоны  и  срезать
цветы, чистить лошадей,  полировать  автомобили,  натирать  полы,  стелить
постели, протирать хрусталь, прислуживать на банкетах,  купать  и  одевать
царских детей нужны  сотни  рук.  Помимо  казаков  царскую  семью  охранял
собственный его величества конвой. Его составляли  пять  тысяч  солдат,  с
тщанием отобранных из всех полков лейб-гвардии.  Они  обеспечивали  охрану
парковых ворот и патрулирование  в  парке.  В  вестибюлях,  коридорах,  на
лестницах, в кухнях и даже погребах дворца постоянно находились  на  посту
три десятка часовых. Помимо них во дворце дежурили переодетые  в  штатское
полицейские,  которые  наблюдали  за  прислугой,  торговцами,  рабочими  и
заносили в особую тетрадь имена всех, кто приходил и выходил из дворца.  В
пасмурную погоду, выглянув из окна, царь видел рослого солдата  в  шинели,
фуражке и сапогах, шагавшего  взад  и  вперед.  Неподалеку  обычно  скучал
полицейский агент в калошах и с зонтиком в руках.
     По сверкающему паркету залов, проходя  через  задрапированные  шелком
покои,  двигались  камер-лакеи  в  великолепных  ливреях.  В  лакированных
башмаках неслышно ступали конюхи в алых плащах с императорскими  орлами  и
шляпах с алыми, желтыми и черными страусовыми перьями. "Вверх по лестнице,
покрытой ковровой  дорожкой,  взбежали  камер-лакеи  в  своих  белоснежных
чулках, - вспоминал один посетитель,  попавший  в  царский  дворец.  -  Мы
проходили через гостиные, вестибюли, банкетные залы, ступая то  по  ковру,
то по натертому до блеска паркету, то снова по  ковру...  У  каждой  двери
стояло  по  два  ливрейных  лакея  в  самых  разнообразных   костюмах,   в
зависимости от того, возле какой  комнаты  они  находились.  Одни  были  в
обычных черных фраках,  другие  в  польских  костюмах,  третьи  в  красных
башмаках, белых чулках и гетрах. Около дверей одной из комнат  стояли  два
живописных лакея... в алых чалмах, скрепленных блестящими пряжками".
     Со времен Екатерины II в жизни дворца  ничего  не  изменилось  ни  во
внешней  ее  стороне,  ни  в  ритме.  Установленный  еще  в  прошлом  веке
придворный этикет оставался незыблемым, как гранитная глыба. После  встреч
с царем или  императрицей,  уходя,  придворные  пятились.  Никто  не  смел
перечить члену  императорской  семьи.  Нельзя  было  первым  обращаться  к
представителям  царской  фамилии.  Находясь  в  присутствии  государя  или
государыни, друзья не здоровались, словно бы не замечая друг  друга,  если
этого первой не сделала царственная особа.
     Нередко казалось, что придворный протокол существует сам по себе,  по
инерции, без всякого вмешательства людей. Однажды лейб-медик Е.Боткин  был
удивлен, получив анненскую ленту. Согласно протоколу он  испросил  у  царя
аудиенции, чтобы выразить тому свою признательность. Встречаясь  ежедневно
с Боткиным во дворце, государь поразился просьбе.  "Что-нибудь  случилось,
если вы желаете встретиться со мной официально?" - спросил он.  "Нет  ваше
величество, - ответил врач. - Я лишь хотел выразить Вам свою благодарность
за награду, - указал он на звезду,  приколотую  к  груди.  "Поздравляю,  -
улыбнулся царь. - А я и не знал, что наградил вас".
     С личностью императора  была  связана  жизнь  всего  царско-сельского
общества. Царское Село представляло собой нарядный провинциальный городок,
обитателей которого интересовало лишь одно  -  жизнь  Двора  и  придворные
сплетни. Все, что происходило в аристократических особняках, выстроившихся
вдоль широкого, обсаженного деревьями бульвара, который вел от  вокзала  к
императорскому парку, было связано с тем, что происходило в царской семье.
Стоило царю или государыне кому-то кивнуть, улыбнуться или сказать слово -
и раз