дат на фронте к братанию с  противником.
Слова Ленина  были  встречены  с  удивлением  и  недовольством.  Речь  его
неоднократно  прерывалась  возмущенными  возгласами,  хохотом  и  криками:
"Чушь!   Бред   сумасшедшего!"   Растерялись   даже   Молотов,   один   из
большевистских лидеров Петрограда,  и  Сталин,  26  марта  вернувшийся  из
сибирской  ссылки.  В  статьях  в  "Правде",  которую  они  редактировали,
подчеркивалось:  прежде  чем  достичь  последнего  этапа  социалистической
революции,  необходимо  пройти  длительный  период  буржуазного  развития.
Противники Ильича издевались над ним. Ленин слишком долго гулял по  свету,
жил припеваючи за границей,  говорили  одни.  Он  не  принимал  участия  в
свержении монархии, упрекали его вторые. Был привезен в  Россию  благодаря
усилиям самого деспотичного и  империалистического  режима,  какой  только
существует в Европе, заявляли третьи. Узнав,  что  совдеп  отверг  Ленина,
Временное правительство с облегчением вздохнуло. Палеолог писал:  "Милюков
говорит мне сегодня [18 апреля] с сияющим видом: "Ленин  вчера  совершенно
провалился в Совете. Он защищал тезисы  пацифизма  с  такой  резкостью,  с
такой бесцеремонностью, с такой бестактностью, что вынужден был  замолчать
и уйти освистанным... Он теперь уже не оправится".
     Но Милюков ошибался. Блестящий диалектик, готовый спорить  всю  ночь,
Ленин взял верх над своими коллегами, благодаря  интеллекту  и  физической
выносливости. [(Вот какую характеристику дал "вождю мирового пролетариата"
французский посол:
     "Утопист и  фанатик,  пророк  и  метафизик,  чуждый  представлению  о
невозможном и абсурдном, недоступный  никакому  чувству  справедливости  и
жалости, жестокий и коварный, безумно гордый, Ленин отдает на службу своим
мессианистическим  мечтам  смелую  и  холодную  волю,  неумолимую  логику,
необыкновенную  силу  убеждения  и   уменье   повелевать...   Он   требует
революционной диктатуры рабочих и крестьянских масс; он проповедует, что у
пролетариата нет отечества, и от всей души желает поражения русской армии.
Когда его химерам противопоставляют  какое-нибудь  возражение,  взятое  из
действительности, у него на это есть великолепный  ответ:  "Тем  хуже  для
действительности". Таким  образом,  напрасно  доказывать  ему,  что,  если
русская армия будет уничтожена, Россия окажется добычей в когтях немецкого
победителя, который вдоволь насытившись и поиздевавшись над  ней,  оставит
ее в конвульсиях анархии".)]
     17 мая в Петроград приехал Лейба  Бронштейн  -  Троцкий,  который  до
этого жил на 162 улице в Нью-Йорке,  где  писал  статьи  для  эмигрантской
газеты "Новый мир" и изучал американскую экономику, работая в  НьюЙоркской
Публичной библиотеке. Формально меньшевик, через  несколько  недель  после
своего приезда он стал сотрудничать с Лениным. Ведущим в этом тандеме  был
Ленин.
     Всю весну  и  лето  Ленин,  выполняя  "социальный  заказ",  подвергал
нападкам Временное правительство. Марксистские принципы,  содержавшиеся  в
Апрельских тезисах, были забыты. В качестве наживки  большевики  выбросили
неотразимые лозунги: "Мир - народам! Земля - крестьянам! Власть - советам!"
И народ клюнул на удочку.  В  мае,  когда  Милюков  заявил,  что  Россия
остается верной союзническим обязательствам  и  станет  продолжать  войну,
поднялся такой крик, что  министр  вынужден  был  уйти  с  поста.  Ушел  в
отставку и Гучков, а в начале июля  и  князь  Львов.  Совмещать  должности
министра-председателя (премьера) и военного министра стал А.Керенский.
     Требуя, чтобы Россия продолжала участвовать в  войне,  союзники  лили
воду на мельницу Ленина. Опасаясь, что с выходом России из войны, Германия
перебросит с русского  фронта  на  запад  десятки  дивизий,  правительства
Великобритании, Франции и вдруг ставших воинственными  Соединенных  Штатов
стали оказывать мощное давление на теряющее опору Временное правительство.
В июне месяце США предложили России заем в 325 миллионов долларов.  Однако
глава американской делегации Элайху Рут, поставил жестокое требование: "Не
будете воевать, не получите займа".
     Подгоняемое союзниками, Временное правительство стало готовить  новое
наступление. Керенский лично отправился в  поездку  по  фронтовым  частям,
призывая солдат  к  войне  до  победного  конца.  В  начале  июля  русская
артиллерия начала обстрел участка галицийского фронта протяженностью в  60
с лишком верст. Впервые за всю  войну  у  русских  не  было  недостатка  в
снарядах и вооружении, и тридцать одна русская дивизия без труда  прорвала
австрийскую линию обороны. Наступление продолжалось две недели.  Керенский
торжествовал. Находившийся в Красном Селе Николай  Александрович  попросил
священника отслужить благодарственный молебен по  поводу  победы  русского
оружия.  Но  14  июля  небо  затянулось  тучами.  Прибывшие  из   Германии
подкрепления остановили продвижение  русских  войск.  Солдатские  комитеты
принялись обсуждать вопрос,  стоит  ли  продолжать  наступление,  и  целые
дивизии топтались на месте. Когда противник предпринял контратаку, ему  не
было оказано никакого сопротивления. Отступление превратилось в бегство.
     Известие о провале наступления подействовало на  жителей  Петрограда,
как спичка, брошенная в пороховой погреб. 3/16  июля  полмиллиона  человек
вышло на  улицы,  неся  кумачовые  транспаранты:  "Долой  войну!",  "Долой
Временное  правительство!".  Для  Ленина  и  большевиков  восстание   было
неожиданностью [(Автор ошибается.  Судебным  следствием  (оригиналы  актов
следствия 25 октября 1917 года были захвачены большевиками), как указывает
Н.А.Соколов, "было установлено, что  В.Ульянов  (Ленин),  О.Г.А.Апфельбаум
(Зиновьев), А.М.Колонтай, М.Ю.Козловский, Е.М.Гуменсон, Гельфанд (Парвус),
Я.Фюрстенберг (Куба  Ганецкий),  мичман  Ильин  (Раскольников),  прапорщик
Семашко и Рошаль в 1917 году... на полученные от  находящихся  в  войне  с
Россией  государств  денежные  средства  организовали   пропаганду   среди
населения и войск с призывом к отказу от военных действий... и с  3  по  5
июля организовали в  Петрограде  вооруженное  восстание,  сопровождавшееся
целым рядом убийств  и  насилий".)],  и  власти  подавили  его.  Это  было
достигнуто, главным образом, тем, что  среди  верных  правительству  войск
распространялись копии документа,  свидетельствующего  о  том,  что  Ленин
является германским агентом, и что цель восстания состояла  в  том,  чтобы
нанести стране удар с  тыла,  в  то  время,  как  германские  армии  будут
наступать на фронте.  Сообщение  это  сделало  свое  дело.  Большевистские
опорные пункты:  дворец  Кшесинской,  редакция  "Правды",  Петропавловская
крепость были атакованы и захвачены правительственными  войсками.  Троцкий
сдался полиции, а Ленин, проведя ночь в стогу сена, под видом  паровозного
кочегара  сбежал   в   Финляндию.   Первое   большевистское   выступление,
впоследствии названное "июльским восстанием", провалилось. Признавая,  что
оно было недостаточно подготовленным, Ленин сказал позднее, что  это  было
"нечто более значительное, чем демонстрация, но менее, чем революция".
     Несмотря на одержанную с трудом победу, Керенский понял, сколь опасно
медлить  с  перевозкой  царской  семьи  подальше  от  Петрограда.  Еще  до
восстания, навестив Николая  II,  новый  министр-председатель  предупредил
его: "Сейчас большевики хотят расправиться со мной, а потом расправятся  с
вами". Он сообщил, что намерен увезти  царскую  семью  куда-нибудь  вглубь
России, подальше от клокочущей революционными страстями  столицы.  Николай
Александрович поинтересовался, нельзя ли отвезти их в  Ливадию.  Керенский
заявил, что не исключает такой возможности,  но  добавил,  что  изучает  и
другие варианты. Он посоветовал царской семье приняться за упаковку вещей,
но так, чтобы не возбудить подозрений у караульных.
     Узнав, что они, возможно, поедут в Ливадию, члены императорской семьи
воспряли духом. Они так шумно обсуждали предстоящее путешествие, что графу
Бенкендорфу пришлось  их  увещевать.  Но,  по  мере  того,  как  Керенский
взвешивал преимущества и недостатки  крымского  варианта,  он  все  больше
понимал его нереальность. Крым был достаточно удален, татарское  население
было настроено лойяльно к царской семье,  на  полуостров  перебрались  уже
многие родственники государя, в том числе вдовствующая императрица, но  он
находился на расстоянии 1600 верст. Чтобы  добраться  до  него,  следовало
пересечь всю Россию,  проезжая  при  этом  густо  населенные  промышленные
города и сельские местности, где взбаламученные революционной  пропагандой
крестьяне  расправлялись  с  помещиками  и  захватывали  землю.  Доставить
узников в Ливадию, решил Керенский, ничуть не проще, чем  в  Мурманск.  По
тем же причинам Керенский не решился отправить царя с семьей  в  орловское
поместье великого князя Михаила Александровича.
     В конце концов выбор пал на  Тобольск,  западно-сибирский  губернский
город на правом берегу Иртыша. Сибирь была  выбрана  не  из  мести,  а  из
соображений безопасности. [(Уместно  привести  мнение  Н.А.Соколова:  "Был
только один мотив перевоза царской семьи в Тобольск...  Далекая,  холодная
Сибирь - это тот край, куда некогда ссылались другие)] Северная дорога  от
Урала до  Сибири  пролегала  через  тайгу,  города  и  деревни  попадались
изредка. "Я остановился на Тобольске по  следующим  причинам,  -  объяснял
впоследствии следователю Керенский. - Отдаленность Тобольска и его  особое
географическое   положение...   немногочисленный   гарнизон,    отсутствие
промышленного пролетариата, состоятельные, если  не  сказать  старомодные,
жители. Кроме того, там превосходный климат и удобный губернаторский  дом,
в котором царская семья могла бы жить с некоторым комфортом".
     11 августа Керенский снова приехал во дворец и,  не  сообщая  Николаю
Александровичу места назначения, предупредил, что семейство уезжает  через
несколько  дней.  Пусть  члены  его  запасутся  теплой  одеждой.  Государь
догадался, что повезут их  не  в  Ливадию.  Когда  Керенский,  смутившись,
принялся  детально  объяснять,  что  такое   решение   принято   в   целях
безопасности  семьи,  Николай  Александрович  прервал  его  и   пристально
взглянул на премьера. "Я не беспокоюсь. Мы верим вам. Раз вы говорите, что
это необходимо, я уверен, что это так. Мы вам верим", - еще  раз  повторил
он.
     Сборы  были  недолгими.  Государь  и   императрица   подобрали   себе
спутников: в качестве фрейлины графиню Гендрикову, в качестве  гофмейстера
князя Долгорукова, доктора Боткина, наставника цесаревича Пьера Жильяра  и
обер-лектрису мадемуазель Шнейдер. Не все смогли поехать с  государем.  По
словам швейцарца, "это были граф и графиня Бенкендорф, которые,  благодаря
преклонному возрасту и плохому состоянию здоровья, не  могли  следовать  с
нами; баронесса Буксгевден, которая задержалась благодаря своей болезни  и
которая должна была присоединиться к нам в Тобольске, как только  позволит
это ей состояние здоровья и большое число слуг.  Керенский  сделал  запрос
императору, не желает ли он, чтобы граф Бенкендорф был замещен.  Император
ответил, если  генерал  Татищев  отправиться  разделить  с  ним  участь  в
заключении, он будет очень  доволен.  Исполняя  желание  своего  государя,
генерал Татищев попросил только немного времени, чтобы устроить свои дела,
и через несколько часов он с  чемоданом  отправился  в  Царское  Село.  Мы
находим его в поезде в момент отхода последнего".
     12 августа был день рождения  Алексея  Николаевича.  Ему  исполнилось
тринадцать  лет.  "По  просьбе  императрицы,  для  совершения  обедни,  из
Знаменской церкви принесли чудотворную икону Божией Матери",  -  вспоминал
Жильяр. Икону несла процессия священников, которых пропустили  во  дворец.
Придя  в  дворцовую  церковь,  они  отслужили  молебен,  взыскуя  у   бога
благополучного   путешествия   для   царской   семьи.   "Церемония    была
трогательной... все обливались слезами, -  вспоминал  Бенкендорф.  -  Даже
солдаты, мне показалось, были взволнованы, целуя святой образ. Потом семья
проводила шествие до балкона и смотрела  ему  в  след  до  тех  пор,  пока
священники не скрылись в глубине парка. Это прошлое уходит от  нас,  чтобы
никогда не вернуться назад, подумал я".
     13 августа  был  последним  днем  пребывания  императорской  семьи  в
Царском Селе. Весь день взволнованные  дети  бегали  по  дворцу  и  парку,
прощаясь со  слугами,  огородом  и  любимым  островком  посередине  пруда.
Николай Александрович наказал графу Бенкендорфу раздать овощи,  выращенные
в огороде, и заготовленные дрова слугам, принимавшим участие в работе.
     Свое намерение вывезти царскую семью Керенский тщательно  скрывал  от
членов правительства. О  том,  что  она  направляется  в  Тобольск,  кроме
премьера, знали только три человека. На заседаниях кабинета вопрос никогда
не обсуждался. Обо всех деталях министр-председатель позаботился лично.  В
11 часов вечера накануне дня отъезда  Керенский  выехал  в  Царское  Село.
Следовало сделать последние приготовления  и  дать  надлежащие  инструкции
войскам, назначенным для охраны царской семьи. Для выполнения этой  задачи
были отобраны три роты: I-го лейб-гвардии Стрелкового полка, 2-го  и  4-го
полков числом 330 солдат и 6 офицеров. Личный состав рот был укомплектован
в  основном  унтер-офицерами,  ветеранами  войны.  Многие  из   них   были
георгиевскими кавалерами. По приказу Керенского всем им было выдано  новое
обмундирование  и  новые  винтовки,  обещано   дополнительное   жалованье.
Несмотря на обещанные блага, в казармах послышался ропот.
     Сопровождаемый  полковником  Кобылинским,  Керенский  прошелся  перед
строем солдат и произнес напутственную речь:  "Вы  охраняли  императорскую
семью здесь, теперь вам  предстоит  охранять  ее  в  Тобольске,  куда  она
переводится  согласно  постановлению  Временного  правительства.  Помните,
лежачего  не  бьют.  Держите  себя  вежливо,  а  не  хамами".  Обратясь  к
начальнику конвоя, он прибавил: "Не забывайте, что это  бывший  Император;
ни он, ни семья ни  в  чем  не  должны  испытывать  лишений".  Красноречие
Керенского принесло свои плоды: солдаты были готовы ехать, куда  прикажут.
После  этого  премьер  вручил  начальнику  охраны   документ,   гласивший:
"Распоряжения  полковника  Кобылинского  надлежит   исполнять,   как   мои
собственные. Александр Керенский".
     К вечеру семейство закончило упаковку вещей и было готово к  отъезду.
Оставалось принести в одно место сундуки  и  чемоданы.  Пятьдесят  солдат,
которым было поручено собрать багаж и  доставить  его  в  полукруглый  зал
дворца, наотрез  отказались  работать  бесплатно.  Возмущенный  Бенкендорф
пообещал заплатить каждому по три рубля.
     Пока царская семья  собирала  вещи,  попрощаться  со  старшим  братом
приехал великий князь Михаил Александрович. Керенский, устроивший встречу,
находился в кабинете государя, но отошел в угол, чтобы не  мешать.  Братья
обнялись.  До  Керенского  доносились  обрывки  их  беседы.   Оба   стояли
взволнованные,  переминаясь  с  ноги  на  ногу.  Потом  начали  бессвязный
разговор о том, о сем, характерный для таких кратких встреч. Как  здоровье
Аликс? Как мама? Где ты теперь живешь? Брались за  руки,  трогали  друг  у
друга пуговицы.
     Заметив дядю, наследник заволновался. "Это дядя Миша приехал?"спросил
он полковника Кобылинского. Получив  утвердительный  ответ  и  узнав,  что
встретиться с великим князем ему нельзя, мальчик спрятался за дверь и стал
подглядывать в щелку. "Хочу увидеть  его,  когда  он  будет  выходить",  -
объяснил он. Через десять минут Михаил Александрович, весь в слезах, вышел
из кабинета брата. Быстро поцеловав племянника, он покинул дворец.
     Ночь прошла беспокойно. Держа на поводке спаниеля  Джоя,  Алексей  из
полукруглого зала бегал в комнаты, где жила их семья,  чтобы  узнать,  что
происходит. Государыня, одетая в дорожное платье, сидела, так и не сомкнув
глаз.  "Впервые  я  увидел  императрицу  расстроенной  и   плачущей,   как
обыкновенная женщина", - вспоминал очевидец. - Солдаты, выносившие  багаж,
не снимали головных уборов, чертыхались, с неохотой выполняя порученную им
работу. Офицеры пили в обществе графини Бенкендорф и других дам.  Когда  к
столу подошел государь и попросил налить ему стакан, офицеры  поднялись  и
громко заявили, что не хотят сидеть за одним столом с Николаем  Романовым.
Позднее, когда солдаты ушли, почти все офицеры стали  просить  у  государя
прощения,   объясняя,   что    боялись    попасть    под    трибунал    за
"контрреволюционную деятельность".
     Время шло, отъезд был назначен на час  ночи,  а  состав  все  еще  не
подали. Узнав о назначении поездов, железнодорожники отказались прицеплять
паровозы. Керенский несколько раз звонил в депо. Кобылинский, который  был
все  еще  нездоров,  наволновавшись,  сел  на  стул  и  уснул.  Подойдя  к
министру-президенту, граф Бенкендорф  в  присутствии  свидетелей  спросил,
долго ли  пробудет  царская  семья  в  Тобольске.  Керенский  доверительно
сообщил графу, что после созыва в ноябре Учредительного  Собрания  Николай
Александрович сможет вернуться с семьей в Царское Село, а  оттуда  уехать,
куда пожелает. Несомненно, Керенский не кривил душой. Но в ноябре он и сам
стал беглецом.
     В шестом часу члены царской семьи и их спутники  наконец-то  услышали
звуки клаксонов. Керенский уведомил  Николая  Александровича,  что  поезда
поданы, а багаж погружен. Отъезжающие сели в автомобили и в  сопровождении
драгун 3-го Прибалтийского полка поехали на станцию. Лучи поднявшегося над
горизонтом солнца освещали городские здания. На путях стояли два  состава.
Первый под японским  флагом.  На  спальном  вагоне  международного  класса
надпись: "Японская миссия Красного Креста". Царская семья подошла к  этому
вагону. Платформы не было, солдаты на руках подняли  императрицу,  великих
княжон и остальных женщин. Как  только  пассажиры  и  охрана  заняли  свои
места, оба состава, один за другим, тронулись.



                                 32. СИБИРЬ

     Хотя поезд, в котором ехал со своей семьей  и  приближенными  Николай
Александрович, не  был  царским  вагоном,  по  словам  Жильяра,  оказались
удобными.  Он  состоял  из  wagons-lits  [(Спальные   вагоны   (франц.))],
столового  вагона,  набитого  бутылками  вина  из  дворцового  погреба,  и
багажных  отделений,  загруженных  коврами,  картинами  и  гарнитурами  из
дворца. В шкатулках Императрицы и ее дочерей находились  их  драгоценности
стоимостью по меньшей мере миллион золотых рублей. Кроме генерал-адьютанта
графа И.Л.Татищева, гофмаршала  князя  В.А.Долгорукова,  фрейлины  графини
А.В.Гендриковой, гофлектрисы Е.А.Шнейдер, лейб-медика Е.С.Боткина и  Пьера
Жильяра, царскую  семью  сопровождали  два  камердинера,  шесть  служанок,
десять  лакеев  и  служителей,  три  повара,  четыре  кухонных  помощника,
официант,  заведующий  погребом,   няня,   гардеробщик,   парикмахер   [(В
действительности царскую семью сопровождало 39 человек, позднее в Тобольск
прибыло еще шесть человек, в том  числе  преподаватель  английского  языка
С.И.Гиббс и доктор В.Н.Деревенько. Из этого числа трое не были допущены  к
семье.)] и две собачки породы спаниель. Полковник Кобылинский со стрелками
I-го полка ехал в царском поезде, солдаты 2-го и 4-го полков -  во  втором
составе.
     Распорядок дня во время "путешествия" был такой же, что и во  дворце:
завтрак в восемь, утренний кофе в десять, ленч в час, чай в пять и обед  в
восемь часов вечера. Каждый вечер после шести часов поезд  останавливался,
чтобы государь и его дети  могли  в  течение  получаса  прогуливать  своих
спаниелей. Александра Федоровна в этих вылазках не участвовала. Она сидела
у открытого окна, обмахиваясь веером. Однажды, привстав на цыпочки, солдат
протянул государыне цветок