жение.   Анна   согласилась.   На   свадьбе
присутствовали царь  и  императрица.  Но  спустя  несколько  месяцев  брак
расстроился.  Вырубова  вспоминала:  "Брак  с   самого   начала   оказался
неудачным... Мой  бедный  муж  страдал  наследственной  болезнью.  Нервная
система мужа была сильно потрясена после Японской войны и гибели  флота  у
Цусимы".
     Александра  Федоровна  сочла  себя  повинной  в   семейной   трагедии
Вырубовой и большую часть свободного времени стала  проводить  в  обществе
новой  подруги  -  этой  романтической  и  одинокой  натуры.  Летом   Анну
пригласили отправиться вместе с царской семьей в двухнедельное плавание  в
финских шхерах на борту императорской яхты "Штандарт". Женщины сидели днем
на палубе, а вечером, спустившись в салон, при свете  лампы,  рассказывали
друг  другу,  что  у  них  накопилось  на   душе.   Александра   Федоровна
рассказывала о детстве, о том, какие у нее были радужные ожидания, как она
почувствовала, что ее в России не  любят,  делилась  тревогами  за  судьбу
сына. Разговоры эти,  по  словам  Вырубовой,  сблизили  обеих,  завязалась
преданная дружба, какая  бывает  только  между  женщинами.  Узы  ее  стали
настолько прочны, что они могли сидеть молча часами, без слов понимая друг
друга. Тревоги унялись, раны  были  залечены,  доверие  восстановлено.  По
словам Вырубовой, офицеры яхты говорили, что она "проломила стену, столько
лет окружавшую Государыню". Она вспоминала: "Государь сказал мне, прощаясь
в конце плавания: "Теперь вы абонированы ездить с нами". Но  дороже  всего
были мне слова Государыни: "Благодарю Бога, что он послал мне друга".
     И с той поры А. Вырубова всю свою жизнь связала с  государыней.  Если
по той или иной причине та не могла принять  ее  день  или  два,  Вырубова
начинала дуться. И тогда императрица  принималась  над  нею  подтрунивать,
называя  ее  "наш  большой  ребенок",  "наша  маленькая  дочурка".   Чтобы
очутиться ближе к дворцу,  Анна  переехала  в  небольшой  дом  в  каких-то
двухстах метрах от царской  резиденции.  Это  было  летнее  строение,  без
фундамента, и зимой из щелей страшно дуло. А.Вырубова  писала:  "Когда  Их
Величества приезжали вечером к чаю, Государыня привозила в кармане  фрукты
и конфеты, Государь "шерри-бренди". Мы тогда сидели с ногами  на  стульях,
чтобы не мерзли ноги. Их Величеств забавляла простая  обстановка.  Сидя  у
камина, пили с сушками чай,  который  приносил  мне  мой  верный  слуга...
Помню, как Государь, смеясь, сказал потом, что после чая у меня  в  домике
он согрелся только у себя в ванной".
     Если Вырубова не принимала августейших посетителей у себя  в  домике,
то сама отправлялась во дворец. Придя туда после обеда, вместе  с  членами
императорской семьи она решала крестословицы, принимала участие в играх  и
громкой читке. В разговоре  она  редко  касалась  политики  или  выдвигала
какую-то  оригинальную  точку  зрения,  предпочитая   разделять   взгляды,
выражаемые царем или императрицей. Если супруги расходились  в  чем-то  во
мнениях, она, стремясь никого не обидеть,  все-таки  вставала  на  сторону
государыни.
     В отличие от большинства царских фавориток, ничего, кроме внимания  и
любви  Вырубова  не  искала.  Она  была  лишена  честолюбия.  Никогда   не
появлялась на придворных церемониях, не требовала наград, званий или денег
для себя или  своих  близких.  Иногда  государыня  дарила  ей  платье  или
несколько сотен рублей, но, как правило, Анна возвращала подарки назад. Во
время первой мировой войны 100 000 рублей, выплаченных ей железной дорогой
в качестве компенсации за увечье, Вырубова истратила на устройство  одного
из лазаретов в Царском Селе.
     В  придворном  обществе,  где  зависть,   интриги,   личные   амбиции
проявлялись так заметно, А.Вырубова раздражала  многих.  Одни  насмехались
над ее непривлекательной внешностью и простодушием, другие  полагали,  что
российская  императрица  достойна  более  подходящей  наперсницы.  Великие
княгини, которых никогда не приглашали в царский дворец, возмущались  тем,
что смахивающая на простолюдинку Вырубова целые вечера  проводит  в  кругу
императорской семьи. Французский посол в России Морис Палеолог был  просто
шокирован обыденной внешностью фрейлины. Он писал: "Какая странная особа!..
У нее нет никакого официального звания... Физически она неповоротлива,
с круглой головой, с мясистыми губами,  с  глазами  светлыми  и  лишенными
выражения, полная, с ярким  цветом  лица...  Она  одевается  с  совершенно
провинциальной простотой".
     Но те самые  качества,  за  которые  придворные  презирали  Вырубову,
привлекали в ней императрицу. Если остальные думали лишь о себе самих,  то
Анна была бескорыстна, что выгодно отличало ее в глазах императрицы. Она и
слышать не хотела тех, кто критиковал ее юную подопечную.  Когда  Вырубова
видела в ком-то нерасположение к себе и сообщала об этом царице,  та  лишь
удваивала внимание к своей подруге. Императрица отказалась дать  Вырубовой
официальную должность, что позволило бы ей полнее включиться в  придворную
жизнь. Вырубова рассказывает: "Герцог Гессенский говорил Государыне, чтобы
мне дали официальное место при дворе: тогда-де разговоры умолкнут,  и  мне
будет  легче.  Но  Государыня  отказала,  говоря:   "Неужели   Императрица
Всероссийская не имеет права иметь друга!"
     Позднее, во время войны, когда царица  стала  играть  важную  роль  в
политической  жизни  государства,  дружба  Александры  Федоровны  и   Анны
Вырубовой приобрела политическую окраску. Поскольку на Вырубову  смотрели,
как на наперсницу императрицы, каждый ее жест, каждое слово  привлекали  к
себе всеобщее внимание и становились предметом пересудов. Справедливо  или
нет, но взгляды, деятельность, вкусы и ошибки Вырубовой в глазах  общества
ассоциировались с личностью императрицы. Обстоятельство это  имело  особое
значение  в  связи  с  безоглядной   преданностью   Вырубовой   сибирскому
"чудотворцу" Григорию Распутину, чье влияние  на  царя  и  императрицу  а,
следовательно, и на жизнь России превзошло со временем все  границы.  Анна
встретила Распутина, когда  тот  только  что  появился  в  Петербурге.  Он
предсказал, что брак ее будет неудачным, и Вырубова решила, что перед  нею
человек, угодный Богу. В уверенности, что Распутин сможет облегчить тяжкое
бремя, лежащее на плечах государыни, А.Вырубова стала самой преданной  его
сторонницей. Именно  Вырубова  устраивала  встречи  царицы  со  "старцем".
Носила записки и  ежедневно  телефонировала  Распутину.  Была  его  верным
глашатаем и внушала царице его взгляды. Сама же Анна  никаких  собственных
мнений  не  выражала  и  никаких  действий  не  предпринимала.  Все,   кто
сталкивались с нею лично - министры, послы, даже секретарь Распутина  -  в
один  голос  заявляли,  что  она  была  передаточным  каналом,   идеальной
грамофонной пластинкой, что сама она ничего не понимала в делах.
     Тем не менее в бурные дни, кульминационным пунктом  которых  явилось,
падение монархии, простушку Вырубову обвинили в  том,  что  она  оказывала
важное политическое влияние на государя и императрицу. Ходили  слухи  один
чудовищнее другого, будто во дворце происходят  отвратительные  оргии.  Ее
обвинили в том, что она подговаривала Распутина воздействовать на  царя  с
помощью гипноза или наркотических средств. Утверждали, что  и  государь  и
"старец" были ее любовниками, причем предпочтение  отдавалось  последнему.
Смешно сказать, но как аристократы, так и революционеры  повторяли  о  них
одни и те же байки с одинаковым удовольствием и  одинаково  повизгивая  от
возмущения. После  отречения  царя  Анна  Вырубова,  над  головой  которой
сгустились   тучи,   была   арестована   министром   юстиции    Временного
правительства Александром Керенским. Позднее, когда ее  решили  судить  за
"политическую деятельность", Вырубова стала  оправдываться  и  прибегла  к
единственному доступному ей способу  защиты.  Она  потребовала  проведения
медицинской экспертизы. Такая экспертиза была проведена в мае  1917  года,
и, к удивлению всего  населения  страны,  Анна  Вырубова,  покрывшая  себя
недоброй славой наперсниц императрицы, оказалась девственницей.
     Эмоциональные нагрузки, которые из года в год приходилось выдерживать
государыне, стали все заметнее сказываться на ее  здоровье.  Еще  девочкой
она страдала от острых невралгических болей в спине  и  ногах.  В  течение
первых шести лет замужества у нее было четверо  тяжелых  родов.  Борьба  с
недугом сына истощила  ее  эмоционально  и  физически.  Во  время  болезни
ребенка государыня, не щадя себя, днем и ночью сидела у его изголовья.  Но
когда опасность оставалась позади, императрица, обессилев, оказывалась  на
несколько недель прикованной  к  постели  и  могла  передвигаться  лишь  в
кресле-коляске. В 1908 году, когда сыну было  четыре  года,  у  государыни
появились  симптомы  заболевания,  которое   она   охарактеризовала,   как
"расширение сердца". У Александры Федоровны появилась  одышка,  она  стала
быстро уставать. Царица действительно стала больной  женщиной,  вспоминала
великая княгиня Ольга Александровна, сестра императора. "Дышала она быстро
и, по-видимому, с болезненным усилием. Я часто замечала, что у нее  синеют
губы. Постоянная тревога о здоровье цесаревича окончательно  подорвала  ее
здоровье. Доктор Боткин, который ежедневно приходил к императрице в девять
утра и пять часов пополудни, с целью прослушать ее  сердце,  спустя  много
лет, уже в сибирской  ссылке,  объяснил  одному  офицеру,  что  государыня
унаследовала  фамильную  болезнь  кровеносных  сосудов,  которая  зачастую
приводила к "прогрессирующей истерии". Выражаясь  современным  медицинским
языком, у императрицы наблюдались  симптомы  психосоматического  свойства,
обусловленные тревогой за здоровье сына.
     Государыня сама жаловалась на собственное здоровье. В 1911  году  она
писала прежней своей наставнице, мисс Джексон: "Почти все  время  болею...
Дети растут быстро... Я отправляю их вместе с их отцом на смотры  воинских
частей. Однажды они присутствовали на завтраке среди военных...  поскольку
я не могла поехать с ними; они должны привыкнуть заменять меня, так как  я
редко где бываю теперь. А если куда и выезжаю, то после этого долго  болею
- у меня слабость сердечной мышцы".
     Сестре  своей,   принцессе   Виктории   Баттенбергской,   императрица
сообщала: "Не думай, что слабое мое  здоровье  волнует  лично  меня.  Меня
тревожит то, что из-за меня беспокоятся  мои  близкие  и  что  я  не  могу
выполнять свои обязанности. Но раз уж Господь послал мне мой крест,  нужно
нести его... Я столько испытала, что готова отказаться от какого бы то  ни
было развлечения - они так мало значат для меня,  семейная  же  моя  жизнь
настолько идеальна, что она окупает все, чего я лишена. Маленький  Алексей
становится хорошим товарищем и всюду сопровождает отца.  Они  каждый  день
занимаются греблей. Все пятеро завтракают вместе  со  мной,  даже  если  я
недомогаю".
     То, что супруга не  могла  участвовать  в  жизни  общества,  огорчало
государя. "Аликс остается пока на яхте, чтобы не уставать ходить постоянно
по трапам, - сообщал император в письме к матери от 8 июня  1910  года.  -
Боткин убедил ее  в  необходимости  полечиться  раннею  весною  в  Nauheim
(курорт в Германии)... А ей необходимо  поправиться  и  для  себя,  и  для
детей, и для меня. Нравственно я совсем измучен, беспокоясь о ее здоровье!"
     Мария Федоровна сочувственно относилась к невестке. "Грустно и больно
видеть ее (императрицу) постоянно недомогающей и не в состоянии ни  в  чем
принимать участие. У тебя и без  того  хватает  забот,  чтобы,  ко  всему,
видеть, как страдает человек, которого ты любишь больше всех  на  свете...
Самое лучшее для вас - это  отправиться  в  путешествие...  Ей  это  будет
чрезвычайно полезно".
     Послушавшись совета доктора Боткина и  родительницы,  государь  отвез
жену на воды в Наугейм. Он и сам получал удовольствие  от  таких  поездок.
Надев темный костюм и котелок, он гулял,  никем  не  узнанный,  по  улицам
немецкого городка. Тем временем императрица принимала теплые  ванны,  пила
минеральную воду и делала  покупки  в  местных  магазинах,  сопровождаемая
горничной, толкавшей коляску в которой сидела  больная.  Спустя  несколько
недель, Александра Федоровна вернулась домой, в Россию. Она отдохнула,  но
не вылечилась. Ни для матери ребенка, больного  гемофилией,  ни  для  него
самого лекарство еще не изобретено.
     Русские  народ  добрый,  они  любят  детей  и  понимают,  что   такое
страдание. Почему же они не распахнули свои сердца измученной матери и  ее
пораженному тяжким недугом ребенку?
     Как ни удивительно, но народ России не знал о  трагедии.  Большинству
москвичей,  киевлян  или,  скажем,  петербуржцев  было  неведомо,  что   у
цесаревича гемофилия; те же, кто об  этом  догадывались,  не  представляли
себе, что это за болезнь. Даже в 1916 году  Джордж  Г.Мэрай,  американский
посол, сообщал: "Ходят  всякие  слухи  насчет  него  [наследника],  но  из
наиболее надежных источников стало известно, что у него какое-то нарушение
кровообращения. Похоже, что кровеносные сосуды находятся слишком близко от
кожного покрова". Даже лица, близко знавшие царскую семью, такие, как Пьер
Жильяр, многие годы не догадывались  об  истинном  характере  недомогания.
Когда цесаревич отсутствовал на какой-то важной церемонии, сообщалось, что
он простудился или растянул лодыжку. Никто этим объяснениям не верил, и от
того ребенок сделался предметом самых нелепых  домыслов.  Говорили,  будто
из-за контузии в результате брошенной анархистами бомбы он стал  умственно
отсталым  и  страдал  эпилепсией.  Как  бы  то  ни  было,  таинственность,
окружавшая болезнь цесаревича, лишь ухудшала дело, так что о сочувствии  и
сострадании не могло  быть  и  речи.  Именно  так  вели  себя  государь  и
императрица после Ходынки, словно не  произошло  ничего  особенного.  Беда
состояла в том, что все догадывались, что за фасадом  приличий  происходит
нечто ужасное.
     "Их величества скрывали болезнь Алексея Николаевича  от  всех,  кроме
самых близких родственников и друзей, " - вспоминала  А.Вырубова.  Так  уж
повелось,  что  о  здоровье  членов   императорской   семьи   никогда   не
упоминалось. Что же касается цесаревича,  то  имя  его  окружалось  особой
таинственностью. Родители ребенка настоятельно просили врачей и  горничных
не разглашать этот страшный секрет. [(Доктор Боткин добросовестно соблюдал
врачебную тайну и дома никогда не беседовал о болезни наследника.  В  1921
году дочь его, Татьяна, написала книгу о царской  семье,  где  не  указала
характер  недуга  Алексея  Николаевича  и  не  разу  не  упомянула   слова
"гемофилия". Это свидетельствует о том, что или она о ней не знала или  же
руководствовалась  кодексом  чести,  которому  следовал  ее  отец.  (Прим.
авт.))] Алексей Николаевич,  рассуждали  родители,  -  наследник  престола
крупнейшей в мире державы и самой абсолютной монархии.  Что  же  станет  с
ребенком, династией и государством, если  русский  народ  узнает,  что  их
будущий царь калека, который в любую минуту может умереть? Не ведая ответа
и страшась узнать его, государь и императрица предпочли молчать.
     Если бы народу стало известно о недуге цесаревича, на долю и царя,  и
монархии  выпали  бы  новые   испытания.   Однако   стена   таинственности
представляла  собой  еще  большую  опасность.  Царская  семья  становилась
мишенью для самых гнусных измышлений. Имя императрицы начали склонять,  на
царя и престол пало пятно. Поскольку широкие массы народа не  догадывались
о страданиях цесаревича, они не могли понять и той власти, какую обрел над
государыней Распутин. Об императрице у русских было ложное  представление.
Не ведая о  мучениях  матери,  ее  замкнутость  несправедливо  приписывали
нелюбовью к России  и  ее  народу.  Годы  тревог  оставили  след  на  челе
государыни; когда она  с  кем-то  разговаривала,  с  лица  ее  не  сходило
выражение озабоченности и печали. Чем  больше  императрица  молилась,  тем
строже становилась жизнь двора,  тем  реже  царица  появлялась  на  людях.
Вырубова писала: "Она страдала и была больна, а о ней  говорили,  что  она
холодная,  гордая  и  неприветливая:  таковой  она  оставалась  в   глазах
придворного и петербургского света даже  тогда,  когда  все  узнали  о  ее
горе". И прежде не очень-то популярная, императрица становилась все  менее
популярной. А с началом войны и пробуждением шовинистических  чувств  все,
что ставилось ей в укор - немецкое происхождение, холодность,  преданность
Распутину - слилось в сознании  обывателей  в  одно  неистребимое  чувство
ненависти.
     Крах императорской России явился гигантской драмой, в которой сыграли
свою роль тысячи отдельных судеб. Однако, даже принимая во внимание слепую
силу  исторических  процессов  и  способствовавшие  этому  краху  действия
министров, крестьян и революционеров, мы должны понять характеры и причины
поступков главных персонажей. Что касается Александры Федоровны, то  никто
не удосужился взглянуть на нее попристальнее. А ведь  с  момента  рождения
сына главной заботой в жизни императрицы была борьба с гемофилией.



                    13. ПУТЕШЕСТВИЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ СЕМЬИ

     Каждый год, когда по российским просторам шагала весна, императорская
семья,  покинув  замерзшие  пруды  и  заснеженные  парки  Царского   Села,
отправлялась в цветущий Крым. С приближением минуты отъезда  настроение  у
государя неизменно повышалось. "Мне просто жаль вас, что  вы  остаетесь  в
этом болоте, " заметил  он,  обращаясь  к  великим  князьям  и  министрам,
пришедшим проводить его в марте 1912 года.
     Существовала определенная система таких переездов.  В  марте  царская
семья отправлялась в Крым; в мае переезжала в Петергоф; в  июне  совершала
плавание в финских шхерах на борту императорской яхты; в августе  ехала  в
Польшу, в охотничий замок среди лесов, а в сентябре возвращалась на зиму в
Царское Село.
     Царский поезд, в котором путешествовал  император  со  своей  семьей,
представлял собой  состав  из  прицепленных  к  сверкающему  черным  лаком
локомотиву роскошных синих вагонов с золотыми двуглавыми орлами по  бокам.
А.Вырубова так описывает его в своих воспоминаниях: "Дивный царский поезд,
в котором теперь катаются Троцкий и Ленин, скорее был похож на уютный дом,
чем на поезд. Помещение Государя,  обшитое  светлым  ситцем,  с  кушеткой,
креслами, письменным столом, книгами и фотографиями на полках,  отделялось
от кабинета Государя ванной. В кабинете Государя,  обитом  зеленой  кожей,
помещался  большой  письменный  стол.  Их  Величества  вешали  иконы   над
диванами,  где  спали,  что  придавало  чувство  уютности.  Вагон  Алексея
Николаевича был также обставлен всевозможными  удобствами;  Фрейлины  и  я
помещались в том же вагоне...  В  последнем  вагоне  помещалась  столовая,
перед нею маленькая гостиная, где  подавали  закуску  и  стояло  пианино".
Царская спальня была размером с три  обычных  купе,  гостиная  императрицы
была обита бледно-лиловой и серой тканью.
     Конструкция ванны была такова, что вода из нее не выливалась даже при
наклоне. Мебель в вагоне, где находились купе  четырех  великих  княжен  и
цесаревича,  была  выкрашена  белой  краской.  В  отделанной  панелями  из
красного дерева гостиной с мягкими коврами и креслами,  обитыми  сафьяном,
собирались Фрейлины, адъютанты и другие члены  свиты,  каждый  из  которых
имел собственное купе. Столовый вагон был оборудован  кухней,  где  стояли
три плиты, холодильник и буфет, набитый бутылками с вином. За столом могли
разместиться двадцать человек. Даже в дороге соблюдался старинный  русский
обычай: члены императорской свиты могли  закусить,  подойдя  к  столу,  на
котором стояли тарелки с икрой,  лососиной,  сардинами,  копченым  языком,