р,  пока  его  собственное
поведение  не  обрело  политическую  окраску.  И  когда  министры,   члены
Государственной  Думы,   представители   церковной   иерархии   и   печать
обрушивались на него, Распутин хватался за единственное доступное  оружие:
он обращался за помощью к императрице. "Старец" стал политической силой  в
целях самозащиты.
     Императрица оказалась верной покровительницей.  Как  только  министры
или иерархи  церкви  принимались  осуждать  сибирского  "святого",  царица
добивалась  их  смещения.  Когда  Дума  начинала  поднимать  "распутинский
вопрос", а печать возмущаться  мерзостями  хлыста,  императрица  требовала
разгона первой  и  преследования  второй.  Она  защищала  Распутина  столь
энергично, что людям стало трудно отделить  в  своем  сознании  царицу  от
мужика. Поскольку императрица ненавидела своих недругов,  они  платили  ей
той же монетой.
     По мнению С.П.Белецкого,  директора  департамента  полиции,  Распутин
окончательно установил свое владычество  к  1913  году.  По  мнению  Арона
Симановича, секретаря Распутина, работавшего с  ним  в  Петербурге,  чтобы
приобрести то влияние, которое "старец" использовал  за  последующие  пять
лет, с 1911 по 1916 год, ему понадобилось пять лет - с 1906 по  1911  год.
По оценке обоих лиц, поворотным пунктом в карьере Распутина был,  пожалуй,
1912 год, когда наследник едва не умер в Спале.



                          18. ДИНАСТИЯ РОМАНОВЫХ

     В 1913 году все были уверены, что начинается Золотой век  европейской
аристократии. А между тем и знать, и  простолюдины,  составляющие  большую
часть человечества, стояли на краю пропасти. Пройдет пять лет, и  погибнут
три европейские монархии, три императора умрут или отправятся в  изгнание,
падут древние династии Габсбургов, Гогенцоллернов, и  Романовых.  Погибнет
двадцать миллионов человек - аристократов и простолюдинов.
     Но признаки надвигающейся катастрофы были уже  налицо  в  1913  году.
Аристократы еще продолжали разъезжать  по  модным  курортам,  кататься  на
яхтах, щеголять в цилиндрах и фраках, носить длинные юбки, держа  в  руках
яркие  зонтики,  но  дряхлеющие  монархи,  придававшие   особенный   блеск
тогдашнему обществу, готовы были вот-вот уйти  в  мир  иной.  Престарелому
императору Францу-Иосифу, восседавшему на австрийско-венгерском троне  вот
уже шестьдесят четыре года, было восемьдесят три года. В могиле  покоилась
не только британская королева Виктория, но и  сын  ее  Эдуард  VII.  После
смерти короля  Эдуарда  VII,  наиболее  влиятельным  из  всех  европейских
монархов стал  его  племянник  Вильгельм  II.  Наслаждаясь  главенствующей
ролью, кайзер  свысока  посматривал  на  своих  юных  двоюродных  братьев,
занявших британский и российский престолы. Вильгельм II,  менявший  мундир
по пять раз в день,  был  уверен,  что  когда  он  командует  на  маневрах
войсками, та сторона, которая находится под его началом непременно одолеет
неприятеля.
     За нарядным фасадом с декорациями в виде монархов и знати существовал
огромный мир, в котором жили и трудились многие  миллионы  простых  людей.
Предчувствие беды ощущалось ими в  гораздо  большей  степени.  Управляемые
королями и императорами, государства превратились в промышленных гигантов.
Появились машины и механизмы, позволявшие правителям  чувствовать  гораздо
сильнее, чем прежде. К 1913 году было научно доказано,  что  распря  между
представителями разных династий приведет к гибели не тысяч, а миллионов их
подданных. Такие катаклизмы  таили  в  себе  опасность  революций.  "Война
Австрии с Россией была бы очень полезной для революции штукой, -  писал  в
1913 году Горькому Ленин. - Но мало вероятно, чтобы Франц-Иосиф и Николаша
доставили нам сие удовольствие". Но и  без  войны  напряженные  отношения,
возникшие в мире вследствие индустриализации, грозили  бедами  и  смутами.
Забастовки и террористические акты следовали  одни  за  другим.  Кумачовые
знамена  синдикализма  и  социализма  реяли  рядом  с   золотыми   стягами
милитаризма и шовинизма. Наступило такое время, когда по словам  Черчилля,
"переполнились чаши гнева".
     Ни в одной стране мира не существовало столь  разительного  контраста
между  кричащей  роскошью  аристократии  и  беспросветным   существованием
народных масс, как в России. [(К сожалению, автор то и дело попадается  на
удочку недобросовестных статистиков. Теперь мы знаем, что если в  1913  г.
"отсталая" Россия по жизненному уровню занимала 5-13 места, то в 1985 году
"передовой" Советский  Союз  занимал  68  место  в  мире  по  производству
валового внутреннего продукта на душу населения и  77-е  место  по  уровню
личного потребления. Эти данные приведены еженедельником "АиФ". В  декабре
1991 года, согласно "Юридической газете", страна  переместилась  на  150-е
место.)] Между знатью и крестьянством лежала  пропасть  невежества.  Стена
взаимного презрения и ненависти отделяла знать  от  интеллигенции.  Каждая
сторона была уверена: чтобы сохранить  Россию,  противная  сторона  должна
быть ликвидирована.
     В такой вот атмосфере уныния и взаимной подозрительности  и  начались
национальные  празднества  по  случаю  300-летия  Дома  Романовых,  первый
представитель которого был послан на  царство  в  1613  году.  Возрадив  в
памяти народа образы великих государей прошлого, император и его советники
рассчитывали устранить классовые разногласия  и  объединить  нацию  вокруг
престола.
     И, удивительное дело, это удалось. Огромные  толпы  народа  -  в  том
числе рабочие и студенты - заполнили улицы, приветствуя императора  и  его
свиту. Крестьяне выходили к тракту, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на
государя. Никому и в голову не приходило, что это закат самодержавия,  что
после трех веков царствования династии Романовых русскому царю не  суждено
будет пройти этим путем.
     К празднованию 300-летия Дома Романовых государь и императрица начали
готовиться с того, что вместе с детьми в феврале 1913 года  перебрались  с
Александровского дворца в Зимний.  Они  не  любили  это  огромное  мрачное
здание, где постоянно гуляли сквозняки, а сад, находящийся  во  внутреннем
дворе, был для детей слишком тесен.  К  тому  же,  "все  в  Зимнем  Дворце
напоминало ей императрице  прошлое,  когда,  молодая  и  здоровая,  она  с
государем весело отправлялась в театр и по возвращении они ужинали  вместе
у камина в его кабинете. "Теперь я руина",  -  говорила  она  грустно",  -
писала А.А.Вырубова.
     Официальные  торжества  начались  с   благодарственного   молебна   в
Казанском Соборе. Утром того же дня, когда должна была состояться  служба,
весь  Невский,  по  которому  должны  были  проехать  кареты   с   членами
Императорской фамилии был запружен толпами народа. Прорывая шпалеры войск,
выстроившиеся вдоль проспекта, люди с радостными  возгласами  бросались  к
карете, в которой ехали государь и императрица.
     Увенчанный золотым куполом собор был  набит  до  отказа.  Большинство
присутствующих стояли, но впереди были зарезервированы  места  для  членов
царской  семьи,  послов  иностранных   держав,   министров   и   депутатов
Государственной  Думы.  Незадолго  до  прибытия  царя  по   поводу   мест,
предназначенных для депутатов Думы,  Михаил  Родзянко,  с  большим  трудом
добился их выделения.
     "В день открытия романовских торжеств, которые  начались  с  литургии
молебна в Казанском  соборе,  прибежал  старший  пристав  и  доложил,  что
какой-то человек в крестьянском платье и  с  крестом  на  груди  встал  на
впереди Г. Думы и не хочет уходить, - вспоминал Родзянко. - Я направился в
собор... и там, действительно, застал описанное лицо.  Это  был  Распутин.
Одет   он   был   в   великолепную   темно-малинового    цвета    шелковую
рубашку-косоворотку,  в  высоких  лайковых  сапогах,  в  черных   суконных
шароварах и в такой же черной поддевке. Поверх платья у него был наперсный
крест на золотой художественной цепочке". Родзянко велел ему убираться, но
"Распутин начал бегать глазами: сначала по лицу, потом в области сердца, а
потом взглянул  мне  в  глаза...  Я  встретил  непонятную  силу  огромного
действия. Я почувствовал закипающую во мне  чисто  животную  злобу,  кровь
отхлынула мне к сердцу, и я сознавал, что мало-помалу прихожу в  состояние
подлинного бешенства. Я, в свою очередь,  начал  прямо  смотреть  в  глаза
Распутину и говоря без каламбуров, чувствовал, что мои глаза  вылезают  из
орбит... "Ты известный обманщик", - заявил  Родзянко  -  уходи  вон".  Тот
опустился на колени и начал  бить  земные  поклоны.  Возмущенный  Родзянко
толкнул его в бок и велел перестать ломаться, не  то  он  велит  приставам
вывести его из храма. С глубоким вздохом и со словами: "О, Господи, прости
его грех" - Распутин тяжело поднялся и направился к выходу".
     После  торжественного  молебна  праздничные  церемонии   продолжались
несколько дней. Со всех концов империи  прибывали  одетые  в  национальные
костюмы  депутации,  которых  представляли  царю.  В  честь   государя   и
императрицы и  всех  великих  князей  и  княгинь,  принадлежавших  фамилии
Романовых, петербургская знать дала бал, на котором присутствовали  тысячи
гостей. Августейшая чета присутствовала на праздничном оперном  спектакле.
Шла опера Глинки "Жизнь за царя".
     "В партере было полно офицеров, - писала Анна Вырубова. - Они были  в
парадных мундирах, а в ложах  -  дамы,  увешанные  драгоценностями.  Когда
появились Их Величества, все поднялись и устроили им бурную овацию".
     После событий в Спале  прошло  уже  четыре  месяца,  и  нагрузка  для
государыни оказалась непомерно большой. Во время приемов в  Зимнем  дворце
ей пришлось выстаивать часами  среди  толпы,  наполнявшей  парадные  залы.
"Государыня была поразительно красива в голубом бархатном платье с высоким
кокошником и фатой, осыпанной жемчугами и бриллиантами", - вспоминала А.А.
Вырубова. Так наряжались русские царицы до того, как Петр I заставил знать
одеваться на западный манер. На  великих  княжнах  были  сверкающие  белые
платья с алой Екатерининской лентой через плечо и  бриллиантовой  звездой.
Но здоровье императрицы было подорвано. Во время одного  бала,  вспоминала
баронесса Буксгевден,  "она  почувствовала  такое  недомогание,  что  едва
стояла  на  ногах...  Ей  удалось  привлечь  внимание  государя,   который
беседовал  в  противоположном  конце  зала.  Когда  император  подошел   к
государыне, то едва успел подхватить ее, прежде, чем она успела  упасть  в
обморок".
     Однажды  императрица  появилась  в  Мариинском  театре,   бледная   и
молчаливая, в белом бархатном платье,  на  ней  была  голубая  Андреевская
лента. Находившаяся в соседней ложе Мериэль Бьюкенен внимательно наблюдала
за ней: "Ее красивое, трагичное лицо было бесстрастно... в глазах  застыло
загадочное серьезное  выражение;  казалось,  поглощенная  какой-то  тайной
мыслью, она витала где-то вдали от переполненного театра...  Видно,  не  в
силах  больше  вынести  чувства  печали,  она  что-то  прошептала  на  ухо
государю, встала и ушла... По залу пронесся неодобрительный ропот".
     На Пасху император подарил супруге изготовленное фирмой Фаберже  яйцо
с миниатюрными портретами, в рамках с двухголовыми орлами,  всех  царей  и
императриц Дома Романовых. Внутри был сюрприз - глобус из вороненой стали,
на котором золотом были инкрустированы  две  российские  империи,  одна  в
границах 1613 года, другая  1913  года.  В  мае  1913  года  императорское
семейство отправилось по  стране  тем  же  маршрутом,  каким  следовал  от
родовой вотчины до престола юный Михаил Романов, первый царь  династии.  В
районе Верхней  Волги,  там,  где  великая  русская  река  поворачивает  к
северо-западу от Москвы, царская семья села на  пароход  и  отправилась  в
Кострому, на родину Романовых, где в марте  1613  года  шестнадцатилетнего
Михаила уведомили об избрании его царем. А.А.Вырубова писала: "Прибытие на
Волгу сопровождалось необычным подъемом духа всего населения. Народ входил
в воду по пояс, желая приблизиться к Царскому пароходу".  Великая  княгиня
Ольга Александровна вспоминала: "Повсюду, где  бы  мы  ни  появлялись,  мы
наблюдали проявление преданности, доходившей до экстаза. Когда наш пароход
шел вниз по Волге, мы видели толпы крестьян,  стоявших  по  пояс  в  воде,
чтобы взглянуть на Ники. В некоторых городах я видела, как ремесленники  и
мастеровые падали  на  колени,  чтобы  поцеловать  его  тень.  Раздавались
оглушительные крики "ура!".
     Но самые главные события состоялись в Москве. В тот июньский  погожий
день небо было голубым и безоблачным. Находясь в  десятке  метров  впереди
своих лейб-казаков, император ехал верхом. На Красной площади он  спешился
и, следуя за вереницей иерархов церкви, читавших молитвы, вошел в  Кремль.
Императрице  и  наследнику  которые,  ехали  за   государем   в   открытом
автомобиле, последние несколько сотен метров пришлось  тоже  идти  пешком.
"Цесаревича нес  на  руках  лейб-казак,  -  вспоминал  Коковцов.  -  Когда
процессия остановилась, я услышал сочувственные возгласы при виде  бедного
беспомощного ребенка, наследника престола Романовых".
     Когда торжества остались позади,  государь  и  императрица  пришли  к
различным выводам. По мнению Александры Федоровны они явились  неоспоримым
свидетельством связи царя с народом.  "Вы  сами  можете  убедиться,  какие
трусы эти государственные министры, - заявила она одной из своих  фрейлин.
- Они постоянно твердят государю о революционной опасности. А на самом  же
деле - сами видите - стоит нам только появиться, и сердца подданных тотчас
принадлежат  нам".  В  императоре   же   празднества   пробудили   желание
отправиться вглубь России. Ему захотелось вновь совершить  путешествие  по
Волге, побывать на Кавказе, возможно и в  Сибири.  Великая  княгиня  Ольга
Александровна  впоследствии  писала:  "Кто  бы  мог  подумать,  видя   эти
восторженные толпы, что меньше,  чем  через  четыре  года  само  имя  Ники
смешают с грязью?"
     Даже Коковцов, полагавший, что  министров  и  членов  Государственной
Думы незаслуженно обошли вниманием,  признавал,  что  торжества  прошли  с
успехом. "Предполагалось, что путешествие царя будет семейным  торжеством,
- писал он. -  В  ближайшем  кругу  государя  понятие  правительства,  его
значения, как-то стушевалось, и все резче  и  рельефнее  проступал  личный
характер управления государем, и  незаметно  все  более  и  более  сквозил
взгляд, что правительство представляет какое-то "средостение" между  этими
двумя факторами (царем и народом), как бы мешающее их взаимному сближению...
[Возникла] идея величия  личности  государя  и  вера  в  безграничную
преданность ему,  как  помазаннику  Божию,  всего  народа...  В  ближайшее
окружение государя... внедрялось сознание, что государь может сделать  все
один,  потому  что  народ  с  ним...  министры,  не  проникнутые  идеей...
абсолютизма, а тем более Государственная Дума... -  все  это  создано  для
обыденных дел, и чем дальше держать этот аппарат от  государя,  тем  менее
вероятности возникнуть... возражениям, напоминающим  о  том,  чего  нельзя
более делать так, как было, и требующим приспособляться к новым  условиям,
уменьшающим былой престиж... "царя Московского", управляющего Россией, как
своей вотчиной".
     Начало династии Романовых было положено браком,  заключенным  в  1547
году.  Невестой  была  Анастасия  Романова,  представительница   известной
московской семьи бояр. Женихом - великий  семнадцатилетний  великий  князь
Московский Иван IV, только  что  провозгласивший  себя  царем  всея  Руси.
Невесту царь Иван IV  выбирал  своеобразно.  Велев  выстроить  две  тысячи
девушек, он сделал им  смотр.  Больше  всех  пришлась  ему  по  душе  юная
Анастасия, дочь вдовы Захарьиной. Покойный  ее  муж,  Роман  Юрьевич,  был
окольничьим, а свекр - боярином Ивана III.  Царь  горячо  полюбил  молодую
жену. Когда десять лет  спустя  она  скончалась,  он  заподозрил,  что  ее
отравили. Горе его [(Это не помешало Ивану Васильевичу через неделю искать
себе  новую  невесту  и  предаваться  разврату,  непристойным  игрищам   и
расправам над невинными людьми.)] превратилось в гнев,  возможно  безумие.
Царствование  этого  государя   ознаменовалось   такими   жестокостями   и
кровопролитиями, что он получил  прозвище  Ивана  Грозного.  У  него  была
привычка ходить с  посохом  и  острым  наконечником,  которым  он  поражал
неугодных ему царедворцев. Когда  восстал  Новгород,  грозный  царь  велел
окружить город и пять недель сидел на троне под открытым небом,  наблюдая,
как мучили и убивали шестьдесят тысяч новгородцев.
     Разрываясь  между  добрыми  и  злыми  делами,  царь  нередко  заводил
разговор о своем намерении отречься от престола. И он  было  действительно
удалился  в  монастырь,  где  предавался  мерзким  развлечениям,  жестоким
казням, терзаемый угрызениями нечистой совести.  Снова  заняв  престол,  в
порыве  гнева  он  убил  старшего  и  любимого  сына.  Удрученный  смертью
царевича, царь-палач искал  покаяния  в  чтении  библии  и  в  бесконечных
молитвах. Он рыдал о том, что жизнь его была погублена, когда  умерла  его
возлюбленная супруга Настасья Романовна. В послании предавшему  его  князю
Курбскому царь писал: "Зачем разлучил ты меня с супругой моею? Если  б  ты
не отнял от меня молодую жену... ничего бы этого не  произошло".  К  концу
жизни  царя-убийцу  преследовали  призраки  его  жертв.  У  него  клочьями
выпадали волосы, каждую ночь он  выл  по-волчьи.  Перед  смертью  попросил
шахматную доску, расставил на ней фигуры. По воле  царя  митрополит  читал
молитвы пострижения над умирающим, который был назван в монашестве Ионою.
     Приемником царя стал его кроткий сын Федор Иоанович, которого, в свою
очередь, сменил регент  Борис  Годунов,  правивший  страной  пять  лет.  С
кончиной Годунова к российскому престолу ринулись полчища  претендентов  и
самозванцев. Начался период, известный в истории, как Смутное  время.  Был
момент, когда на российский престол претендовал даже сын польского короля.
Польское войско вступило в Москву, заняло Кремль и сожгло остальную  часть
города. Осаждаемые русскими в течении полутора лет поляки  пожирали  трупы
своих земляков. В ноябре 1612 года Кремль пал. В России, где царя не  было
три года, собрался избирательный, или Земский Собор  для  избрания  нового
царя.
     Выбор пал на шестнадцатилетнего  Михаила  Романова,  находившегося  в
весьма отдаленном родстве с Иваном Грозным: он  был  внучатым  племянником
грозного царя. Но юный Михаил  Федорович  оказался  оказался  единственным
кандидатом на престол,  который  устраивал  все  соперничающие  партии.  В
холодный,  ветренный  день  13  марта  1613  года  в  Кострому   съехалось
посольство  от  бояр,  духовенства,  малопоместного  дворянства,   купцов,
ремесленников и крестьян, представлявших все сословия и все города России,
чтобы  известить  Михаила  о  том,  что  он  избран  царем.   Марфа,   его
родительница, не высказала ни малейшей радости. Она заявила: "что ни  ему,
ни кому другому не лестно занять престол после того,  как  стольким  царям
изменяли, оскорбляли их или убивали те же  самые,  кто  теперь  избрал  им
приемника". [(К.Валишевский. "Смутное время". М., "ИКПА", 1989, с. 405)]
     Выборные признали ее правоту и заявили, что теперь все они наказаны и
что к согласию пришли  представители  всех  городов.  Поломавшись,  Михаил
согласился, и 11 июля 1613 года в Кремле состоялась коронация первого царя
из Дома Романовых.
     Самым знаменитым представителем династии был внук Михаила Федоровича,
царь Петр Первый. Став царем в 1689 году, Петр Алексеевич правил  тридцать
шесть лет. С отрочества Петр проявлял  интерес  к  Европе.  Подростком  он
избегал Кремля и играл на окраине города с тремя товарищами -  шотландцем,
немцем и шведом. В 1697 году Петр Алексеевич оставил пред