, позвольте мне в вашем  лице  обнять
мою дорогую и славную Францию... Как только закончится мобилизация, я  дам
приказ идти вперед. Мои войска рвутся в бой. Наступление будет вестись  со
всею возможною силою. Вы ведь знаете, что великий князь Николай Николаевич
обладает необычайной энергией".
     В тот же день Палеолога принял и  великий  князь:  "Главнокомандующий
принимает меня в простом кабинете,  где  все  столы  покрыты  разложенными
картами. Он идет  ко  мне  навстречу  быстрым  и  решительными  шагами..."
Господь и Жанна д'Арк с нами!" - воскликнул  он.  -  Мы  победим".  "Через
сколько дней, ваше высочество, вы  перейдете  в  наступление?"  -  спросил
Палеолог. "Может быть, я даже не буду ждать того, чтобы было  окончательно
окончено сосредоточение войск. Как только  я  почувствую  себя  достаточно
сильным, я начну нападение. Это случится,  вероятно,  14  августа".  После
этого, с силой пожимая мне руки, он проводил меня до двери: "А  теперь,  -
воскликнул он, - на милость Божью", - вспоминал посол.
     Великий  князь  сдержал  слово.  Протяженность  фронта,  которым   он
командовал, составляла свыше 900 километров. На  севере,  в  Прибалтийском
крае, проходила граница с Восточной Пруссией. Оттуда линия фронта  шла  на
юг и запад вдоль западной границы  Царства  Польского,  образуя  при  этом
гигантский выступ. Затем поворачивала на восток, к границе с  Украиной.  В
Галиции  на  южном  участке  этой  линии,   сосредоточивалась   миллионная
австро-венгерская армия. Западнее Варшавы, откуда до  Берлина  было  ближе
всего, русские не могли наступать из-за  большой  протяженности  южного  и
северного флангов. Поэтому удар было решено нанести на севере, в Восточной
Пруссии.
     Для  выполнения  операции  были  выбраны  две   армии.   1-й   армии,
численностью в 200 000 человек, которой  командовал  генерал  Ренненкампф,
была поставлена задача идти на юго-запад вдоль побережья Балтийского моря.
2-ой армии, под командованием генерала Самсонова, в которой  насчитывалось
170 000 человек, предстояло наступать в северном  направлении  со  стороны
польской границы. Армии Ренненкампфа следовало начать наступление  первой,
отвлекая на себя основные силы противника в Восточной Пруссии. Двое  суток
спустя, когда немецкие войска ввяжутся в бой, по ним  должен  был  ударить
Самсонов, двигавшийся в сторону Балтийского  моря  через  тылы  германских
частей, сражавшихся против армии Ренненкампфа.  Каждая  из  обеих  русских
армий числом  превышала  немецкие  войска.  Если  бы  стратегический  план
великого князя удался, то немцы оказались  бы  зажатыми  русскими  армиями
словно двумя жерновами, и тогда, форсировав Вислу, русские войска вышли бы
к Данцигу. А оттуда открылся бы путь на  Берлин,  до  которого  оставалось
менее 240 километров.
     Из-за спешки наступление  русских  войск  было  плохо  подготовленно.
Великий князь Николай  Николаевич  выехал  в  ставку  лишь  в  полночь  13
августа. Пропуская воинские эшелоны, направлявшиеся на фронт, на место  он
добрался только утром 16-го августа, пятьдесят семь часов спустя.  Генерал
Самсонов был астматик и в это время с женой отдыхал  на  Кавказе.  В  штаб
армии прибыл 16 августа,  когда  его  войска  начали  движение  в  сторону
границы. Генерал Ренненкампф, сам лихой рубака, еще 12-го августа отправил
своих казаков в рейд по  неприятельской  территории.  Два  дня  спустя  на
лужайке в Петергофе уже стоял захваченный в одной из таких дерзких вылазок
немецкий пулемет, который с интересом изучали царь и наследник. 17 августа
1-ая русская армия перешла государственную  границу  и,  смяв  пограничный
заслон, стала продвигаться  в  глубь  рейха.  В  первых  боях  Ренненкампф
применял тактику столетней давности; он посылал гвардейскую кавалерию  под
огонь германских пушек. В результате в первые  же  дни  наступления  погиб
цвет гвардии.
     Хотя  германский  генеральный  штаб  предвидел  русское  вторжение  в
Восточную Пруссию, при известии о том, что русские казаки  топчут  богатые
нивы прусских юнкеров,  берлинцев  обуял  ужас.  Не  обращая  внимания  на
движущуюся  с  юга  2-ю  армию  Самсонова,  немецкие  войска  20   августа
контратаковали армию Ренненкампфа. Русская артиллерия, выпускавшая по  440
снарядов в сутки, действовала успешно и нанесла  германцам  большой  урон.
Германский генеральный штаб, охваченный  паникой,  послал  на  фронт  двух
новых генералов. 22 августа в  один  и  тот  же  поезд,  направлявшийся  в
Восточную Пруссию, сели Пауль Гиденбург и Эрих Людендорф.  Этому  грозному
дуэту будет суждено сыграть ключевую роль в продолжение всех  четырех  лет
войны.
     Пока Ренненкампф, отказавшись от преследования немцев, отдыхал  после
победы, армия Самсонова с  трудом  преодолевала  бездорожье  к  северу  от
польской границы. Людям приходилось форсировать множество речек,  идти  по
болотам. Население было малочисленным, дороги никуда не годились, железные
дороги отсутствовали. Лишь изредка попадались фермы, солдатам  приходилось
питаться только тем, что  везли  в  обозах.  Накануне  сражения  некоторые
подразделения пять дней получали лишь часть хлебного рациона.
     И все-таки армия Самсонова продвигалась вперед. Солдаты,  в  основном
бывшие крестьяне, с  живым  любопытством  разглядывали  прусские  городки.
Войдя в Алленштейн, солдаты 23-го корпуса радостно  закричали  "ура!"  Они
решили, что достигли предместья Берлина. Сам командующий был  настроен  не
столь оптимистически. По цепочке, начинавшейся в Париже, через  Палеолога,
великого князя Николая Николаевича и командующего Северо-Западным фронтом,
Самсонов   получал   настойчивые    требования    ускорить    наступление.
"Продвигаемся согласно плану без остановки, проходя по песку  по  двадцать
верст в сутки. Быстрее идти не  могу",  -  отвечал  он.  Он  умолчал,  что
солдаты без  провианта,  лошади  без  фуража,  обозы  отстали,  артиллерия
застряла в трясине.
     24 августа, день  спустя  после  их  прибытия  в  Восточную  Пруссию,
Гинденбург  и  Людендорф  решили  начать  рискованную  игру.  Оставив  для
прикрытия всего  две  бригады  [(В  действительности  были  оставлены  две
пехотных и одна кавалерийская дивизии (Д.В.Вержковский и В.Ф.Ляхов. Первая
мировая война 1914-1918 гг. М., Воениздат, 1964,  с.68))],  противостоящие
армии Ренненкампфа,  прохлаждавшейся  уже  пять  суток,  они  погрузили  в
эшелоны всех остальных солдат,  направив  их  навстречу  Самсонову.  К  25
августа  переброска  была  закончена.  Ренненкампф  так  и  не  возобновил
наступление, и армия Самсонова оказалась лицом  к  лицу  с  многочисленным
противником, в довершение всего, превосходившим его по количеству  орудий.
Доложив  генералу  Жилинскому,  командующему  Северо-Западным  фронтом,  о
тяжелой обстановке, в какой оказалась его армия, Самсонов  получил  грубый
ответ: "Видеть противника там, где его нет - это трусость.  Я  не  позволю
генералу  Самсонову  праздновать  труса.  Настаиваю,  чтобы  он  продолжал
наступать".
     За  четыре  дня  боев  утомленные  изнурительными  переходами  войска
Самсонова сделали все, что было в их  силах.  Однако,  окруженные  с  трех
сторон, подвергаемые шквальному артиллерийскому  огню,  войска  2-й  армии
потерпели поражение.  Самсонов  отнесся  к  этому  фаталистически."Сегодня
повезло противнику, завтра повезет нам", - заявил он и, отъехав  в  лесок,
застрелился.
     Немцы назвали это сражение "битвой под Танненбергом". Это был  реванш
за поражение тевтонских рыцарей, нанесенное им славянскими войсками в этих
же местах  в  1410  году.  В  сражении  под  Танненбергом  потери  русских
составили 110 000 человек, в том числе 90 000 пленными. Вина за  поражение
пала на генерала  Жилинского,  который  был  смещен,  и  на  Ренненкампфа,
который был уволен из действующей армии, а в октябре 1915 года и с военной
службы. Великий  князь  Николай  Николаевич,  под  командованием  которого
русские войска одерживали в Галиции  одну  победу  за  другой,  отнесся  к
известию о поражении  под  Танненбергом  довольно  спокойно.  В  ответ  на
соболезнования французского  военного  атташе  он  сказал:  "Мы  счастливы
принести такие жертвы ради своих союзников". В Петрограде Сазонов  сообщил
Палеологу: "Армия Самсонова  уничтожена.  Это  все,  что  я  знаю".  После
некоторого молчания он добавил простым тоном: "Мы должны были принести эту
жертву  Франции,  которая   показала   себя   такой   верной   союзницей".
Поблагодарив  русского  министра  иностранных  дел  за   такую   "душевную
щедрость", Палеолог [(Этот, по  словам  предшественника  Палеолога,  Жоржа
Мишо, "напыщенный дурак" заявил: "французы и русские  стоят  не  на  одном
уровне. Россия одна из самых отсталых стран... Поэтому наши  потери  будут
чувствительнее  русских  потерь".  (М.Палеолог.   Царская   Россия   перед
революцией. М.-Пг. 1923, с.76))] тотчас перевел разговор  на  единственную
тему,  которая  его  заботила:  опасность   вторжения   немцев   в   Париж
увеличивалась с каждым часом.
     Несмотря на  самоубийственную  храбрость  русских  войск  и  неумелое
руководство неподготовленного наступления в Восточной Пруссии, главная его
цель была достигнута: немцы сняли часть своих войск  с  западного  фронта.
Незначительное проникновение русских армий в Восточную Пруссию наделало  в
Германии много шума.  Беженцы,  многие  из  которых  принадлежали  знатным
родам, вне себя от гнева и отчаяния, обрушились на  правительство;  кайзер
был  взбешен,  сам  фон  Мольтке  признал,  что  "все  успехи  германского
наступления на западе будут сведены на нет, если русские войдут в Берлин".
25 августа, решив нанести удар по армии Самсонова, фон  Мольтке  отказался
от первоначального своего намерения не обращать внимание на русских,  пока
не будет разбита Франция. Сняв  с  первого  фланга  западного  фронта  два
армейских корпуса и кавалерийскую дивизию, он перебросил их на  восток.  К
битве под Тенненбергом эти части опоздали, вернуться же назад для  участия
в сражении на Марне уже не успели.  "Возможно,  это-то  нас  и  спасло,  -
признавался генерал Дюпон, один из  помощников  Жоффра.  -  Такая  ошибка,
совершенная начальником германского генерального штаба в 1914 году, должно
быть, заставила его знаменитого дядю перевернуться в гробу".
     Как и предвидели французские генералы, спасение Франции заключалось в
том, чтобы расшевелить русского великана. А чем это кончится для русских -
победой или поражением -  не  имело  для  французов  значения,  главное  -
помешать немцам продвигаться  к  Парижу.  С  этой  точки  зрения  русские,
которые гибли в лесах Восточной Пруссии,  в  той  же  мере  способствовали
союзническому делу, как и французы, умиравшие на берегах Марны.



                                21. СТАВКА

     Когда началась война, первым порывом императора было принять на  себя
командование армией по примеру  древних  царей,  которые  вели  войско  на
супостата. Но министры принялись  отговаривать  царя  от  такого  решения,
убеждая его не рисковать своей репутацией как монарха, тем более, что,  по
словам Сазонова, "надо быть готовым к  тому,  что  мы  будем  отступать  в
течение первых недель".
     Главнокомандующим стал великий князь Николай Николаевич, выехавший со
своим штабом из Петрограда  13  августа.  Ставку  свою  он  организовал  в
Барановичах, узловой железнодорожной станции посредине между германским  и
австрийским  фронтами,  на  боковой  ветке  Московско-Варшавской  железной
дороги. Великий князь  и  штабные  офицеры  жили  и  работали  в  поездах,
поставленных веером и укрытых  от  посторонних  глаз  листвой  деревьев  в
березняке,  где  местами  росли  сосны.  Ставку  охраняло  тройное  кольцо
часовых.  Со  временем  над  вагонами  были  установлены  навесы,  которые
защищали их от жары и снега, а вдоль составов проложены мостки.
     Главной фигурой в ставке  был  великий  князь,  занимавший  отдельный
вагон. На полу вагона лежали медвежьи шкуры и восточные ковры.  На  стенах
специального купе висело сотни две икон. Над  дверными  проемами  во  всех
помещениях, куда заходил великий  князь,  были  прикреплены  листки  белой
бумаги,  напоминавшие  саженного  роста   генералиcсимусу,   что   следует
пригибаться.
     Британский   военный   атташе   в   Петрограде   генерал   сэр   Джон
Хенбери-Вильямс, приехавший в Ставку на поезде великого  князя,  оставался
там вплоть до отречения государя. В дневнике, который генерал вел все  эти
два с половиной года, дается  яркая  картина  жизни  в  генеральном  штабе
русской императорской армии во время первой мировой войны: "Мы все  ходили
молиться в маленькую деревянную церковь, построенную на территории Ставки.
Гвардейцы и лейб-казаки... в полевых гимнастерках и длинных серых шинелях,
стояли не шевелясь, похожие на  статуи,  установленные  в  сосновом  лесу.
Неожиданно раздавались звуки рожков, и  в  дали  появлялся  великий  князь
Николай Николаевич - суровое лицо, высоко поднятая голова. Обожаемый  всей
армией, в которую и сам был влюблен - это была личность почти мистическая...
Дойдя до шеренги, он поворачивался лицом к военным и, глядя им  прямо
в  глаза,  приветствовал  всех,  невзирая  на  чины,  общим  приветствием:
"Здорово, молодцы!" С грохотом отсалютовав оружием, те дружно  отвечали...
Потом все мы чинно входили в церковь".
     Государь  любил  приезжать  в  Ставку,  где  царила  эта  суровая   и
мужественная атмосфера. Когда вереница синих вагонов с золотыми двуглавыми
орлами на бортах останавливалась возле великокняжеского состава, император
с радостью  погружался  в  армейские  будни.  Ему  по  душе  была  деловая
обстановка, царившая в Ставке, нравилось, как четко отдаются и выполняются
распоряжения; он любил профессиональные разговоры в  офицерской  столовой,
простую жизнь среди природы. Это напоминало государю его молодость,  когда
его, тогда юного офицера, больше всего заботило одно: как бы не проспать и
не опоздать к утреннему  построению.  К  тому  же,  здесь  он  отдыхал  от
государственных забот и министров. Хотя государь  всей  душой  был  предан
жене и детям, такие поездки заставляли его забыть оторванный  от  внешнего
мира, тесный, по существу, женский, мирок Царского Села.
     Во время визитов в  Ставку  император  старался  никаким  образом  не
ущемить права великого князя. Сидя  рядом  с  главнокомандующим  во  время
утренних совещаний, царь  играл  роль  почетного  гостя.  Оба  выслушивали
доклады о боевых действиях, происходивших  накануне,  оба  склонялись  над
простынями карт Польши, Восточной Пруссии  и  Галиции,  изучая  красные  и
синие линии,  обозначающие  позиции  противоборствующих  армий.  Но  когда
следовало  отдать   приказ,   царь   умолкал,   предоставляя   возможность
действовать великому князю.
     Во время одного из таких приездов, когда  император  чувствовал  себя
раскрепощенным, генерал Хенбери-Вильямс впервые встретил его."В 2.30  меня
вызвали к императору, - писал он. - Возле двери царского вагона я встретил
двух громадного роста лейб-казаков... На императоре была простая армейская
гимнастерка, синие бриджи и высокие сапоги. Он стоял за  конторкой.  После
того, как я отдал ему честь, царь подошел ко мне и тепло пожал руку. Я был
поражен его удивительным внешним сходством с нашим монархом и его  манерой
улыбаться. При  этом  лицо  осветилось,  словно  оно  испытывает  истинное
удовольствие от встречи со мной. Он прежде всего  осведомился  о  здоровье
нашего короля, королевы и королевской семьи... Николая  II  я  представлял
себе   грустным,   озабоченным   монархом,    согбенным    под    бременем
государственных и иных  забот.  Увидел  же  перед  собой  светлое,  умное,
счастливое лицо, лицо человека, не лишенного  юмора  и  проводящего  много
времени на открытом воздухе".
     Пища в Ставке была простой и обильной: разного рода закуски, ростбиф,
йоркширский пудинг, водка  и  вина.  Водка,  по  словам  Хенбери-Вильямса,
прошлась по его пищеводу "точно факельное шествие". За столом в  окружении
офицеров, к которым он относился, как к своим сослуживцам,  император  вел
себя  непринужденно,  не  то  что  среди  придворных,  где  его  связывали
всяческие условности. Однажды он дал свой анализ различий между Россией  и
Соединенными Штатами:
     "Сегодня  за  обедом  Е.И.В.  [его  императорское  величество]  завел
разговор об империях и республиках, - писал английский генерал. -  Смолоду
он считал, что на  него  возложена  огромная  ответственность,  и  народы,
которыми он правил, столь многочисленны и  настолько  отличаются  друг  от
друга расой и темпераментом, настолько непохожи  на  западных  европейцев,
что без императора им не  обойтись.  Первая  же  его  поездка  на  Кавказ,
произведшая на него неизгладимое впечатление, укрепила его в этом мнении.
     Соединенные Штаты, указал царь, совсем  другая  страна,  и  параллели
между двумя государствами неуместны. Что же касается России, то, благодаря
множеству проблем и сложностей, существующих здесь, воображению,  горячему
религиозному чувству, привычкам и обычаям, монархия  -  для  нее  насущная
необходимость. Так, по его мнению, будет продолжаться  еще  долгое  время.
Разумеется, некоторая децентрализация власти неизбежна, но решающее  слово
должно оставаться за  монархом.  Полномочия  Государственной  Думы  должны
укрепляться постепенно из-за сложности распространения  образования  среди
широких масс подданных".
     Что касается  личной  роли  самодержца,  то,  признался  Николай  II,
отдавая какое-то приказание, он  не  был  уверен  в  том,  что  оно  будет
выполнено.  Зачастую,  видя,  что  какое-то  его  распоряжение   выполнено
недобросовестно, он замечал, обращаясь к британскому атташе: "Видите,  что
значит быть самодержцем".
     Живя в Ставке,  царь  любил  совершать  продолжительные  прогулки  по
проселочным дорогам, предварительно обследованными казачьими разъездами. В
теплую погоду катался на гребной лодке  по  Днепру.  Иногда  приглашал  на
лодочные состязания других офицеров. Император любил выигрывать гонки,  но
выбирал себе лишь достойных соперников.
     В ноябре 1914 года император, покинув  Ставку,  отправился  на  Южный
Кавказ, где русские войска сражались с турками.
     "Мы едем по живописному краю... с красивыми, высокими горами по  одну
сторону и степями -  по  другую...  На  каждой  станции  платформы  набиты
народом, особенно  детьми;  их  целые  тысячи...  Мы  катим  вдоль  берега
Каспийского моря; глаза отдыхают глядеть на голубую даль:  она  напоминала
мне наше Черное море... Невдалеке горы, чудесно освещенные  солнцем..."  -
Проезжая по Кубани, государь восхищался ее людьми и их богатыми фруктовыми
садами."Великолепен и богат этот край казаков. Пропасть  фруктовых  садов.
Они  начинают  богатеть,  а,  главное,  непостижимо  чудовищное  множество
крохотных детей-младенцев. Все будущие  подданные.  Все  это  преисполняет
меня радости и веры в Божье милосердие; я должен с доверием и спокойствием
ожидать того, что припасено для России", - писал он императрице.
     Во время поездок, когда он  был  лишен  возможности  размяться,  царь
разрешал проблему тем, что занимался на спортивных снарядах, установленных
в вагоне. Он писал, что трапеция оказалась очень практичной и удобной.  Он
подтягивался на ней по нескольку раз перед трапезой. По его словам,  такой
снаряд - превосходное устройство, удобное для железнодорожных путешествий,
позволяющее полировать кровь и  встряхнуть  весь  организм.  Забавное  это
зрелище: пока царский поезд мчался  мимо  запыленных  селений  и  станций,
запруженных любопытствующими  верноподданными,  царь-батюшка,  зацепившись
ногами за перекладину, раскачивался на своей трапеции.
     Осенью 1915 года царь привез в Ставку одиннадцатилетнего  наследника.
Решение это было необычным - не только из-за юного возраста цесаревича, но
и  по  причине  его  гемо