стали  короче, часто  можно  было  наблюдать,  как
мерцает в палатке под березкой свет фонаря. Каждый вечер читала  Соня книжки
по народной медицине да все рисовала в своем альбоме будущее своей земли.
     Когда в конце лета приехал за ней старенький детдомовский микроавтобус,
я грузить  помогал  Сонины припасы.  И  грузить  было чего.  Одних  трав она
насушила  пучков двести.  Мешок  картошки,  три  тыквы, в  общем,  загрузили
микроавтобус. Я спросил у Сони:
     -- Ну ты как на следующий год? Палатку твою сохранять?
     -- Я обязательно приеду  на следующие каникулы. В первый же день приеду
на  свою  землю.  Вы  хороший  сосед,  дядя  Коля.  Спасибо  вам  за хорошее
соседство!
     И руку мне  подала по-взрослому, окрепшая это была рука. Да и сама Соня
за лето не только загорела, но и окрепла, увереннее в себе стала.
     Она приехала на следующий год с  саженцами  плодовых деревьев, какой-то
рассадой и сразу же взялась за дело.
     Люди нашего поселка на собрании решили построить Соне маленький домик.
     А Зина, жена предпринимателя, что самый большой коттедж  строил,  стала
настаивать, чтобы не маленький.
     -- Стыдно  людям в глаза смотреть.  Все в поселке  дома закладывают как
дворцы, а один единственный ребенок в палатке живет. Гости приезжают, думают
про нас невесть что.
     Зная   нрав   девочки,  ее  болезненное  отношение  ко   всякого   рода
подношениям, переговоры с ней по поводу строительства дома поручено было мне
провести.
     Я  пришел  к  ней и говорю: Соня,  люди  в поселке  на собрании  решили
построить тебе небольшой домик, ты только место укажи,  где его поставить. А
она меня как-то настороженно спрашивает:
     -- Дядя Коля, а сколько будет стоить небольшой домик?
     Ничего не подозревая, я и ответил:
     -- Тысяч двести, ну, в общем, по две тысячи с каждой семьи.
     -- По две тысячи? Но это же очень много денег. Значит,  люди  для своих
детей чего-то меньше  купят. На меня потратятся. Дядя Коля, очень прошу вас:
скажите людям,  что не  нужен  мне  пока домик. Я  и  место  для него еще не
придумала. Прошу вас, дядя Коля, объясните, пожалуйста, людям...
     Она волновалась,  и я понял, почему. Соня, получив свой гектар, впервые
в жизни почувствовала себя независимой. Он заменил ей родителей, он нуждался
в  ней,  а  она в  нем.  Каким-то  внутренним  чутьем  девочка  ощущала  или
представляла себе,  что  ее  земля не хочет,  чтобы  к ней кто-нибудь  чужой
прикасался.
     И,  не дай Бог, если кто-нибудь после постройки домика упрекнет,  пусть
даже  молчаливым  упреком  Соню.  Ей  дороже  собственного  дома собственная
независимость.
     Я стал убеждать не делать насильно  девочке никаких подарков. А  вскоре
произошло  неожиданное.  Бегут  с  озера ребятишки  мимо  Сониного  участка,
впереди  всех  на  крутом велосипеде сын предпринимателя Эдик.  Он все время
подтрунивал над Соней, малявкой ее звал, хоть и сам всего на три года старше
ее был.
     --  Эй,  малявка,  --  кричит Соне  Эдик,  -- все ландшафтным  дизайном
занимаешься, и не надоедает тебе? Пойдем лучше с нами на зрелище смотреть.
     -- Какое зрелище? -- спрашивает Соня.
     -- Мой папка сейчас строительную бытовку поджигать будет. Вон видишь. К
нам уже и пожарная машина пришла на всякий случай.
     -- Зачем же ее сжигать?
     -- Затем, что вид портит.
     -- Но после того, как она сгорит, на земле долго расти ничего не будет.
     -- Почему это не будет?
     -- Потому что все червячки полезные, все букашечки сгорят. Вот я костер
у палатки жгла и смотри: в этом месте теперь ничего не выросло.
     --  Надо  же,  какая  ты,  малявка,  наблюдательная.  Так  спаси  наших
червячков. Забери старый вагончик, а то папка не знает, куда его сбагрить.
     -- Как же я его заберу, он же тяжелый?
     --  Как, как?  Краном,  конечно. К нам послезавтра кран придет.  Ветряк
ставить. В общем, забирай или костер сейчас будет грандиозный.
     -- Хорошо, Эдик, я согласна забрать ваш вагончик.
     -- Тогда пойдем.
     Взрослые  соседи  и  множество ребятни  собрались  у  усадьбы родителей
Эдика.  Пожарный  расчет  в  готовности. И  тут Эдик подходит  к  идущему  к
строительной  бытовке  с   канистрой   бензина  своему  отцу   и  говорит  к
неудовольствию детворы и изумлению радостному взрослых:
     -- Пап, не надо сжигать этот вагон.
     -- Что значит не надо? Это почему?
     -- Потому что я его подарил.
     -- Кому?
     -- Малявке.
     -- Какой малявке?
     -- Ну Соне с крайнего участка.
     -- И что же? Она согласилась? Согласилась принять от тебя?
     -- Пап, ты что ж, мне не веришь, так сам тогда ее спроси.
     Эдик взял стоящую в толпе ребятишек Соню за руку, подвел ее к отцу:
     -- Скажи, что согласна забрать эту будку. Говори.
     -- Я согласна, -- тихо ответила Соня.
     Ох, и не смог предприниматель скрыть распиравшую его гордость  за сына.
Это ж  надо, ни  от  кого  ничего  не  берет и только от его  Эдика решилась
принять подарок своенравная Соня.
     Когда детвора разошлась, позвал предприниматель всю бригаду, работавшую
на отделке его коттеджа, и говорит бригадиру:
     --  Так,  мужики. Берите любые материалы, работайте  сутками, плачу  по
двойному  тарифу,  но  чтоб через два  дня внутри  этой бытовки евроквартира
была. Внешне пусть так и будет обшарпана. Но внутри...
     Через два дня на Сонином участке рядом с березкой, на месте, где стояла
ее палатка, был поставлен  на  кирпичный фундамент  обшарпанный строительный
вагончик-бытовка. Обшарпанный, но подготовленный строителями  к покраске,  а
финская краска и кисти находились внутри.
     Соня потом сама его покрасила -- свой первый в жизни собственный домик,
стоящий на родной земле. Этот домик на следующий год превратился в сказочный
теремок. Увитый плющом и диким виноградом и окруженный цветочными клумбами.

x x x
     Прошло  десять лет.  Соня  закончила  школу  и  уже год  жила  в  своем
поместье. В поселке, утопая в зелени и цветущих садах, возвышались коттеджи.
Но самая лучшая,  самая  красивая  усадьба была у  Сони. Когда  ее одногодки
покидали детдом,  уходя в неизвестность, пытаясь  поступить  хоть в какие-то
училища, лишь бы было общежитие; найти хоть какую-то работу, лишь бы хватило
на  пропитание, --  Соня была уже  состоятельным человеком.  Жители  поселка
сдавали менеджеру излишки фруктов и овощей. Скупалось выращенное в поместьях
по довольно высокой цене. Экспортировалось в страны Евросоюза, в специальные
магазины,  продающие   экологически   чистую  продукцию.  Сдавала  менеджеру
выращенное в своем поместье и Соня. Хотя  большую часть ее продукции скупали
приезжающие прямо к ней люди из города, услышавшие о необычной  девочке и ее
чудесном поместье.
     И еще Соня собирала  лечебные  травы и помогала многим людям избавиться
от болезней.
     Однажды  в  гости к своим родителям, теперь  постоянно живущим  в своем
поместье,  приехал Эдик. Он уже три года  учился в  престижном  американском
университете. Ему предстояла  сложная  медицинская  операция.  Наверное,  от
заморской воды и питания  произошли  неполадки  с  печенью и почками.  Перед
операцией Эдик и решил  недельку погостить у родителей. Зинаида, мать Эдика,
предложила ему:
     -- Сынок, может, сходим к нашей местной целительнице. Вдруг поможет.
     -- Да ты что,  мама, в каком веке живем? Там, на западе, медицина давно
на высочайшем уровне. Что надо вырежут и заменят. Не беспокойся. Не  пойду я
к разным бабкам-знахаркам. Это ж позапрошлый век.
     --  Так я тебе  и  не  предлагаю  к бабкам. Давай  сходим, ты  помнишь,
девочка маленькая из детского дома на  краю нашего поселка на удивление всем
сама подаренный ей гектар земли обустраивала?
     -- А, эта малявка-то? Помню немножко.
     --  Теперь  она  не  малявка,  сынок,  а очень  уважаемый  человек.  За
выращенное ее руками  две  цены менеджеры  платить готовы.  А за ее  сборами
травными из отдаленных мест приезжают. Хоть и рекламы она никакой не дает.
     -- Откуда ж у малявки знания?
     -- Так она же с первого класса каждое лето на своем  участке проводила,
а каждую зиму  ежедневно книжки  разные по  садоводству и  народной медицине
читала. Детский ум острый,  все хорошо  воспринимает. Из  книжек она многое,
конечно, почерпнула. Только  люди  говорят, больше  она  сама  понимала. Еще
говорят, растения ее понимают. Она с ними разговаривает.
     -- Ну и малявка! Сколько же она денег за лечение берет?
     -- Иногда берет,  но бывает и бесплатно подлечит.  Я вот прошлой осенью
около  пруда ее  встретила. Так она мне в глаза посмотрела и говорит:  "Тетя
Зина,  у  вас  белки глаз не такие,  возьмите вот  травку,  отвар сделайте и
пейте,  пройдет".  И прошло.  А белки действительно у  меня  были  не такие,
потому что печень болела. Теперь  не болит. Пойдем, сынок, сходим,  может, и
твоей печени поможет.
     --  Так у  меня, мама, не  только печень. Уже диагноз поставлен --  мне
почку удалять  будут. И тут  никакие отварчики не  помогут. Впрочем,  пойдем
сходим, интересно  на поместье малявки посмотреть. Говорят, будто на рай оно
похоже.

x x x
     --  Да! Здорово она обустроилась,  -- не сдерживая  восхищения,  сказал
Эдик, когда они с матерью  подошли к поместью Сони. Пока в  поселке люди все
силы строительству коттеджей да заборов каменных отдавали, она действительно
рай создавала. Ты смотри, мама, какой забор из зелени вырастила!
     -- Ты бы сад ее видел, еще не так бы восхитился.  Только очень немногих
в свой сад она пускает, -- заметила Зинаида.
     Приоткрыла калитку и позвала громко:
     -- Соня, если ты дома, выйди. Соня, ты дома?
     Дверь из домика  -- бывшей строительной  бытовки  -- растворилась, и на
крыльцо вышла девушка. Плавным  жестом она убрала за плечи тугую русую косу.
Увидела  Зинаиду в сопровождении  сына, и на щеках  ее вспыхнул румянец. Она
застегнула верхнюю  пуговку  кофточки,  обтягивавшей упругую  грудь, мягкой,
легкой и  в  то же время грациозной походкой молодая красавица  спустилась с
крыльца и направилась по дорожке к калитке, где стояли Зинаида и Эдик.
     --  Здравствуйте,  тетя  Зина.  С приездом  вас,  Эдуард. Если  хотите,
войдите в мой дом или сад.
     -- Спасибо за приглашение, с удовольствием войдем, -- ответила Зинаида.
     А Эдик ничего не сказал и даже не поздоровался.
     -- Ты знаешь,  Соня,-- продолжала говорить Зинаида по дороге к саду, --
проблема у сына моего, операция ему предстоит.  Хоть и в Америке оперировать
будут, а все ж беспокойно мне, матери, как-то.
     Соня остановилась, повернулась и спросила у Эдика:
     -- Что же болит у вас, Эдуард?
     -- Сердце, -- сдавленно ответил Эдик.
     -- Как сердце? -- воскликнула Зинаида. -- Ты же  говорил печень, почка.
Врал, значит, успокаивал?
     -- Не врал.  Но теперь сердце,  мама, бьется, вот потрогай, как бьется,
-- и, взяв руку матери, прижал ее к своей груди, -- слышишь, сейчас вырвется
и взорвется, если ты не уговоришь эту красну-девицу замуж за меня немедленно
выйти.
     --  Ну  и шутник, --  засмеялась Зинаида,  --  чуть мать не напугал  до
смерти.
     -- А я не шучу, мама, -- серьезно ответил Эдик.
     -- Ну если не шутишь, -- весело продолжила Зинаида, -- так знай, к Соне
уже   половина  поселка  сватов   для   своих  сыновей   засылала.   Да  все
безрезультатно: не хочет она выходить замуж. Вот и спроси,  почему не хочет,
а мать не подставляй.
     Эдик подошел к Соне и тихо спросил:
     -- Соня, почему вы не вышли ни за кого замуж?
     -- Потому, -- тихо ответила Соня, -- потому что я тебя ждала, Эдик.
     -- Вот шутники, вы чего над матерью насмехаетесь?
     -- Благословляй нас мама, немедленно,  я не шучу, -- твердо сказал Эдик
и взял Соню за руку.
     -- И я не шучу, тетя Зина, -- серьезно сказала Соня.
     -- Не шутите... Значит и ты, Соня... Не шутишь... Так,  если не шутишь,
чего ж тетей зовешь, а не мамой называешь?
     -- Хорошо. Буду называть  мамой, -- дрогнувшим голосом ответила Соня и,
сделав шаг к Зинаиде, остановилась в нерешительности.
     Зинаида была  не в  силах осознать сразу,  что  произошло --  розыгрыш,
шутка? Она серьезно  переводила взгляд с лица Сони на лицо сына и снова... В
какой-то  момент она  поняла серьезность намерений молодых людей  и,  поняв,
метнулась к Соне, обняла ее и заплакала:
     -- Соня, Сонечка, доченька, я поняла, вы серьезно.
     Вздрагивали и плечи Сони, прижавшейся к Зинаиде, и она повторяла:
     -- Да, мама, серьезно. Да, очень серьезно.
     Потом  молодые, взявшись за руки, медленно и никого  не замечая вокруг,
пошли  по улице поселка к  поместью семьи Эдика. А впереди шла Зинаида.  Она
смеялась  и плакала одновременно и непрерывно тараторила, подбегая к каждому
встречному:
     -- Мы пришли... А они: раз -- и влюбились друг в друга... А я: раз -- и
благословила... А сначала думала -- шутка. А они: раз -- и влюбились. А я им
говорю... А  они мне  -- свадьбу, мама, сегодня.  Люди  добрые, как  же  так
можно? Надо ж готовиться, надо ж официально. Так же невозможно.
     Когда  примерно  такой же  сбивчивый  рассказ  услышал от нее  вышедший
навстречу  муж,  предприниматель,  отец  Эдика,  он посмотрел  на молодых  и
сказал:
     --  Ну ты  как всегда,  Зинаида,  тараторишь. И что это значит, свадьбу
сделать сегодня невозможно? Да ты посмотри на этих  молодых. Не сегодня надо
делать свадьбу, а сейчас.
     Эдик подошел к отцу и обнял его:
     -- Спасибо, папа.
     -- А что там... Спасибо. А что там обниматься. Горько кричать надо!
     -- Горько! Горько! -- закричали собравшиеся вокруг люди.
     Эдик и  Соня  на виду  у жителей  поселка первый раз  поцеловались.  На
свадьбу  собрались  все  оказавшиеся  дома на  тот  момент  жители  поселка.
Импровизированный стол на  свежем  воздухе  накрывали тоже  все  вместе.  Не
"гудела",  как это бывает на русских  пьянках,  а  пела свадьба  до глубокой
ночи.
     Несмотря  на  уговоры родителей,  поселились молодожены не в  коттедже,
похожем на дворец, а в небольшом домике Сони.
     -- Пойми, отец, -- говорил Эдик, -- построили мы  тут дворец  с разными
пристройками  на полгектара.  А красоты такой,  как  в  Сонином поместье,  и
воздуха нет у нас. Снести половину надо.
     Предприниматель  потом  пил неделю. Но  на удивление всем стал  сносить
пристройки. Приговаривая:
     -- Понастроили тут сдуру, внуки не захотят селиться в таких катакомбах.
     Счастливая жизнь Сони и Эдика...
     Стоп! Это я уже  начал рассказывать о будущем. И оно обязательно  будет
прекрасным.  А в  настоящем? В  настоящем  в  городе  Харькове есть  хороший
детский дом. И девочка Соня в нем. Пошла Соня уже в третий класс, но гектара
собственной земли у  нее нет, так  же, как  и у  Тани, Сережи,  Кати... и  у
других сотен тысяч детей из детских домов. Украинская Рада  еще и вопроса на
повестку дня не поставила: давать ли в пожизненное пользование жителям своей
страны,  включая детей-сирот,  по  гектару земли  для  обустройства  на  нем
родового поместья.  И Белорусская Дума не поставила, и Российская... Простят
ли их дети? Смогут ли простить сегодняшние депутаты сами себя?



     Зона будущего

     Николай Иванович -- начальник исправительной  колонии особого режима, а
в  просторечии  --  тюрьмы, уже пятый вечер  не  уходил  из  своего кабинета
вовремя. Когда  заканчивался рабочий  день, он отключал  телефоны и ходил по
кабинету в  размышлении взад-вперед. Иногда он садился за стол,  брал в руки
зеленую папку и уже в который раз перечитывал ее содержимое.
     От имени группы осужденных граждан, заключенных двадцать шестой камеры,
отбывающий  срок  наказания  по  статье  931  Уголовного кодекса  Российской
Федерации обращался к нему с немыслимым на первый взгляд предложением.
     Осужденный по фамилии Ходаков предлагал  взять для колонии сто гектаров
заброшенных  или неиспользуемых пахотных земель. Эту  землю  обнести колючей
проволокой, установить вышки по  углам, в общем, сделать все положенное  для
предотвращения  побега.  На  этих  ста  огороженных гектарах будут работать,
занимаясь  сельским  хозяйством, девяносто  заключенных.  Заявления желающих
находились в этой же папке.
     Так  вот,  эти  заключенные  своими  заявлениями обязались кормить  всю
колонию овощами, отдавая на  нужды колонии половину выращенного  ими урожая.
Вторую  половину они просили передавать их семьям. В этом не было еще ничего
невозможного.  В  разных колониях заключенные работают  на  производствах. В
одних мастерят что-нибудь  несложное в деревообрабатывающих цехах,  в других
--  организованы  швейные  производства,  и  заключенные шьют  простые вещи,
телогрейки, трусы, получают  за свой труд небольшую оплату. Оплата небольшая
еще и потому, что их труд малопроизводителен.
     Здесь в  папке лежало предложение: заключенные хотели заняться сельским
хозяйством.  Ну что  ж, тоже можно. Оплата  половиной урожая -- возможна, не
надо  будет  сбытом  заниматься,  отдавать продукцию под  реализацию,  потом
месяцами ждать перечисления денег. Но вот дальнейшее...
     Заключенный  Ходаков  от  имени  других  заключенных просил,  чтобы сто
гектаров разделили на участки по одному  гектару  и закрепили каждый участок
за конкретным заключенным.
     Далее  предлагалось дать возможность  каждому заключенному построить на
выделенном ему участке одиночную камеру.
     Далее,  по  истечении  срока отбывания  наказания,  тем,  кто  хотел бы
остаться на  своем  участке,  просили  предоставить  такую  возможность.  Не
взымать,  а уже покупать у него  избытки урожая  и предоставить  возможность
отбывшим срок наказания расширить свои камеры.
     Зеленая папка с данным предложением или  просьбой была передана Николаю
Ивановичу еще полгода назад. Помимо девяноста заявлений и текста предложения
в  папке  лежала  планировка  будущих участков, красиво  сделанная  цветными
карандашами.  На  рисунках были  изображены  и сторожевые  вышки, и  колючая
проволока, и контрольно-пропускной пункт.
     После первоначального прочтения Николай Иванович отложил папку в нижний
ящик стола, время от времени мысленно возвращаясь к сути ее  содержимого, но
ответа никакого заключенным не давал.
     Однако  случилось   обстоятельство,   заставившее  начальника   колонии
ежедневно  вот уже  на протяжении  пяти  вечеров интенсивно  размышлять  над
предложением заключенных.
     Обстоятельство заключалось в  следующем. Из управления пришел приказ со
следующего  года приступить к  расширению  колонии, построить дополнительные
камеры и быть готовым до конца следующего года к принятию еще ста пятидесяти
осужденных граждан. Вместе с приказом пришел проект пристроек к существующим
зданиям,  сообщалось о сроках финансирования. Предлагалось  на строительстве
использовать труд заключенных.
     Николай  Иванович  рассуждал  так:  "Финансирование  как  всегда  будут
задерживать, с  материалами  дешевыми проблема.  Смету делают  на  одни цены
стройматериалов, а  к  строительству  приступишь  --  они  уже другие.  Труд
заключенных  малопроизводителен.  Приказ   заведомо  невыполним.  Но   и  не
выполнять  его  нельзя. До конца  службы  осталось пять  лет.  Дослужился до
звания полковника. Двадцать лет он начальник колонии, и ни одного взыскания.
И вот тебе приказ.
     Но не  эти  обстоятельства были  главными  в  рассуждениях  полковника.
Зеленая  папка!  Заключенный Ходаков  в  своей записке  утверждал,  что  при
содержании заключенных, согласно его проекту, будет выполнена главная задача
подобных заведений -- перевоспитание преступников.
     То,  что  в  современных  исправительных   учреждениях  преступники  не
перевоспитываются,  а скорее  наоборот  -- делаются более  опытными, Николаю
Ивановичу было  хорошо  известно.  Иначе не получали бы они  срок  второй  и
третий раз.  Именно это обстоятельство  сильно  угнетало Николая  Ивановича,
отдававшего службе много сил и вр