й человек сейчас.
     -- Ну, ладно,  допустим, ты  права с  агрессорами, а с друзьями как
быть?  К примеру, в гости захочу я пригласить своих друзей. Они придут, а их
начнет пугать все окружающее.
     -- Друзьям твоим, чьи помыслы чисты, все окружающее будет радо, как
и ты. И  здесь собачку  можно для примера  привести. Когда к хозяину собачки
друг приходит,  его не тронет  верный страж.  Когда  агрессор  нападает,  то
верный пес готов в смертельный бой с агрессором вступить.
     И на участке родины твоей целебной будет каждая травинка и для  тебя, и
для твоих друзей. А дуновенье ветерка пыльцу целебную вам принесет с цветов,
деревьев и кустов. И предков всех  твоих энергии с тобой. И  в  предвкушении
сотворения планеты будут ждать твоих распоряжений.
     И взгляд любимой отражаться будет  на века от каждого цветов прекрасных
лепестка. И будут  нежно говорить с тобой в тысячелетьях, тобой воспитанные,
твои дети. И будешь воплощаться в  новых поколеньях ты. И будешь сам с собою
говорить,  и будешь  сам  воспитывать себя. И будешь  сотворения с Родителем
своим творить.  На родине  твоей,  в любви твоем  пространстве  Божественная
будет жить энергия -- любовь!
     Когда Анастасия  в тайге рассказывала об участке,  от  интонаций голоса
ее, от увлеченности захватывало дух. Потом, уехав уже, эти строки написав, я
часто размышлял: "Действительно ли каждому так важно иметь его? Как называет
она кусочек этой родины своей? Действительно ли можно воспитать ребенка, уже
взрослого, последним  своим  вздохом? Действительно  ли  можно с помощью его
родового  участия,  с родителями говорить и их энергии хранить будут тебя, и
дух, и тело?". И надо же случиться, что сомнения  все случайно развеяла сама
же жизнь. Случилось так...

     старик у дольмена
     Три  года назад,  приехав  на Северный Кавказ,  я писал первые главы  о
дольменах,  к которым сейчас хлынули  непрерывным потоком  люди.  Но  тогда,
редко  кто заглядывал посмотреть на эти древнейшие сооружения наших предков.
Я  один часто приходил к дольмену, расположенному на земле фермера Бамбакова
в  поселке  Пшада  Геленджикского  района. И  каждый раз  вдруг появлялся  у
дольмена старик Бамбаков. Он всегда появлялся как-то неожиданно, в рубашке с
заплатками и с баночкой меда со своей пасеки.
     Старик  был  высоким,  сухощавым  и  очень подвижным. Землю  получил он
недавно,  в начале  перестройки, и создавалось  впечатление,  что  он  очень
спешил все  на ней  обустроить.  Соорудил  небольшой дом,  навес для  ульев,
хозяйственные постройки из разного бросового материала.  Начинал закладывать
сад, копать небольшой пруд, считая,  что  забьет родник в месте его копания,
но наткнулся на скальные породы.
     И  еще  старик Бамбаков очень бережно  относился  к дольмену.  Подметал
вокруг него,  складывал камешки с  поля рядом  с  дольменом  и говорил: "Эти
камни  принесены  сюда руками людей, видишь,  не  похожи  они  на  те, что в
округе. Люди из них курган сделали, на нем дольмен соорудили".
     Хозяйство старика-фермера находилось  в  стороне  от  поселка и дороги.
Чаще  всего  он  работал в  нем  один.  И  я  думал:  "Понимает  ли он,  как
бессмысленны его усилия? Не поднять ему свое хозяйство, не обработать землю,
не  построить  нормальный современный дом. Но  если  бы и  произошло чудо, и
удалось  ему облагородить  окружающую территорию,  обустроить хозяйство,  то
вряд  ли ему пришлось бы радоваться. Дети в  города у всех  стремятся. Вот и
сын старика в Москве обосновался с женой, чиновником стал.
     Неужели не понимает старик, что  бессмысленны его усилия?  Не нужны они
никому,  даже детям.  С  каким сердцем  умирать ему придется, зная, что ждет
запустение  его  хозяйство? Зная,  что порастет  все  бурьяном, изроятся его
пчелы? И  дольмен, так неудобно стоящий  посреди  его поля, снова  забросают
мусором. Отдыхал бы лучше на старости лет, а он с  утра до вечера все что-то
копает да обустраивает как заведенный".
     Однажды  я  пришел к  дольмену  уже затемно. Дорожку,  ведущую  к нему,
освещала луна.  Вокруг тишина, лишь  шелест  листвы  на  ветерке.  Не  дойдя
несколько шагов до деревьев, растущих вокруг дольмена, я остановился.
     На  камне,  рядом  с  порталом  дольмена,  сидел  старик.  Я узнал  его
сухощавую фигуру  сразу.  Обычно  подвижный  и  веселый,  старик  сидел,  не
шевелясь и, мне показалось,  плакал.  Потом он встал, своей быстрой походкой
прошелся взад-вперед вдоль портала дольмена, резко остановился, повернувшись
лицом  к  дольмену, утвердительно  махнул рукой.  Я  понял: старик  Бамбаков
общался с дольменом, разговаривал с ним.
     Я повернулся и,  стараясь помягче ступать,  пошел  к поселку.  Думал по
дороге: "Ну чем может помочь уже доживающему свой век человеку  дольмен, его
дух,  каким  бы сильным и  мудрым он  ни был? Чем?  Разве  только вот  таким
общением?  Мудрость! Мудрость нужна в молодости. В старости куда с ней? Кому
она  нужна?  Кто будет  слушать  речи мудрые, если  даже  дети за  тридевять
земель?".
     Полтора  года  спустя,   в   очередной  приезд  в  Геленджик,  я  снова
направлялся  к  дольмену, что  в  хозяйстве  старика Бамбакова. Я уже  знал,
Станислав  Бамбаков умер.  И было немного грустно, что не  увижу вновь этого
веселого,  целеустремленного человека. Не  попробовать  больше  меда  с  его
пасеки.  А  главное, не  хотелось видеть снова мусор у дольмена и запустение
вокруг. Но...
     Дорожка,  ведущая  от трассы к  хозяйству, оказалась  чисто выметенной.
Перед поворотом на тропу к дольмену среди деревьев стояли деревянные столики
с лавочками  вокруг,  красивая беседка. Вдоль дорожки,  обложенные аккуратно
побеленными камешками, зеленели  саженцы кипарисов. В окнах домика и  рядом,
на столбе, горел свет.
     Сын!  Сын  старика  Бамбакова  Сергей  Станиславович  Бамбаков  оставил
Москву, свою должность и поселился с женой и сыном в хозяйстве отца.
     Мы сидели с Сергеем за столом под деревьями...
     --  Позвонил  мне  отец в  Москву,  попросил  приехать.  Приехал я,
посмотрел и перевез семью, -- рассказывал  Сергей, -- вместе с отцом
здесь и работал. В радость работа с ним оказалась. А когда  он умер, не смог
я это место оставить.
     -- Не жалеешь, что переехал из столицы?
     --  Нет, не жалею, и  жена  не жалеет.  Каждый день отца благодарю.
Комфортнее здесь намного нам стало.
     -- Удобства в доме сделали, воду провели?
     -- Удобства,  туалет  вон перед  домом  еще  отец сделал.  Я другой
комфорт имею в виду. Внутри, что ли, как-то комфортнее стало, заполненнее.
     -- А с работой как?
     --  Работы  здесь  полным-полно.  Сад  возводить  надо,  с  пасекой
разобраться. Еще не знаю до конца, как с пчелами обращаться. Жалко, не успел
навык  от отца  перенять. Людей все больше  к дольмену приезжает,  встречаем
каждый  день автобусы,  жена  с  удовольствием помогает. Отец  просил,  чтоб
встречал я людей, и я встречаю. Стоянку вот  оборудовал, воду подвести хочу.
Да   налогами  давят.  Пока  средств  не  хватает.  Хорошо  еще,  что  глава
администрации хоть как-то помогает.
     Я рассказал Сергею о том, что  говорила Анастасия о земле, об участках,
о памяти родителей, а он в ответ:
     --  Ты знаешь, права она! На сто  процентов права. Умер отец, а я с
ним  каждый день  словно разговариваю,  иногда спорю.  И  все ближе  мне  он
становится, словно и не умер.
     -- Как  это? Как ты  с ним можешь  разговаривать?  Как  контактеры,
голос слышишь?
     -- Да нет, проще  все. Видишь воронку?  Это  он воду  искал  да  со
скальной породой столкнулся. Хотел я  засыпать эту воронку,  а на  ее  место
столик еще один с лавочками поставить.  Думал про себя: "Что ж это ты, батя,
так  не рассчитал, теперь работа лишняя, а  и так дел  много".  Только дожди
пошли, с  горы  вода потекла, и заполнилась воронка  водой,  и держалась, не
уходила  из воронки вода несколько месяцев. Прудик  маленький образовался. Я
подумал: "Молодец, батя, пригодилась твоя воронка". Ну и много еще  чего  он
тут задумал, пытаюсь осмыслить.
     --  Как  же он  все-таки тебя,  Сергей, от  Москвы  оторвал, какими
словами?
     --  Да  просто все вроде  бы говорил. Слова  обычные. Помню только,
чувства какие-то  новые от  слов его появились, желания,  ну  вот я и здесь.
Спасибо тебе, батя.
     Какие  слова  узнал старый  Бамбаков,  общающийся  с  дольменом?  Какую
мудрость  познал,  что  смог  вернуть к себе своего  сына? Вернуть  навечно!
Жалко, похоронили  Бамбакова на  кладбище, а не  на земле его,  как говорила
Анастасия. И еще  я  завидовал Сергею белой завистью: нашел или  создал  для
него  его  отец кусочек родины. Будет ли когда-нибудь она у меня? Будет ли у
других? Хорошо  на полянке Анастасии. Хорошо  у  Бамбакова.  Хорошо  бы всем
иметь свой кусочек Родины!

ШКОЛА, ИЛИ УРОК БОГОВ
     После  последнего посещения дольмена на  земле Бамбакова и  разговора с
его сыном еще  ярче стал вспоминаться разговор с Анастасией о родине,  о  ее
проекте участка.  Всплывали в  памяти и палочкой  начертанные  Анастасией на
земле отдельные участки будущих прекрасных  поселений. И так все увлеченно и
с необычными интонациями в голосе она о них рассказывать пыталась, что будто
слышалось как шелестит листва  садов, покрывших  пустыри, и  чистая журчит в
ручьях вода,  и виделось,  как среди  них живут красивые счастливые мужчины,
женщины.  И  детский смех и песни  на закате дня. Меж тем  от необычности  и
множество вопросов возникало:
     -- Но  почему ты чертишь  так,  Анастасия, что будто бы  участки не
соприкасаются между собой?
     -- Так надо  же, чтоб в поселении прекрасном проходы были, тропинки
и  дороги. Со всех сторон, от  каждого участка до  следующего,  должно  быть
расстояние не меньше метров трех.
     -- А школа в этом поселеньи будет?
     --  Конечно, посмотри, вот школа  --  в центре всех квадратиков
она.
     -- Интересно посмотреть, какие в школе новой будут учителя, занятия
как будут строиться. Наверно, так, как в школе Щетинина я видел. Теперь туда
множество едет людей. Всем  школа нравится лесная, что в Текосе. Много людей
хотят такую же в своих местах создать.
     --  Школа Щетинина  прекрасна,  она  -- ступенька  к  школе,  в
которой в новых поселениях учиться будут дети.
     Выпускники   Щетинина  их  будут  строить  помогать   и   будут  в  них
преподавать.  Но  главное не  только  в  педагогах  образованных  и  мудрых.
Родители своих детей в тех  новых школах будут  обучать и сами у своих детей
учиться.
     -- Но как родители вдруг  все учителями могут  стать? Разве у  всех
родителей  будет высшее  образование, да  еще специальное? Предметы  разные,
математику, физику, химию, литературу кто в школе будет детям объяснять?
     --  Образование  у  всех  неодинаковым,  конечно,  будет.  Но  ведь
познание предметов и  наук  не нужно  самоцелью делать. Как стать счастливым
главное познать, такое только родители своим примером могут показать.
     Совсем не обязательно родителям в традиционном понимании школьный  урок
вести.  К примеру, могут  участвовать  родители в  дискуссии  совместной или
экзамен коллективно принимать.
     -- Экзамен? У кого экзамен могут родители принять?
     --  Экзамен у  детей  своих, а  дети  проэкзаменуют  их,  родителей
родных.
     -- Родители у детей  -- экзамен школьный?! Да это ж просто смех
какой-то. Тогда отличниками  будут  дети  все. Какой  родитель будет  двойку
ставить ребенку своему? Конечно же, пятерку любой родитель поставит сыну или
дочери своей.
     --  Владимир, с  выводами не спеши. Среди занятий,  на  сегодняшний
школьный урок похожих, будут другие, главные, уроки новой школы.
     -- Другие? Какие?
     И вдруг меня  догадка  осенила. Если  Анастасия с  легкостью показывает
картины тысячелетней давности,  неважно как  у нее это  получается, -- с
помощью луча, гипноза или еще чего-то,  но получается. Значит... значит, она
может показать и ближайшее будущее, и я спросил:
     -- Ты можешь  показать, Анастасия, хоть одно занятие в  той будущей
школе, что в поселениях новых будет? Урок нетрадиционный можешь показать?
     -- Могу.
     -- Так покажи. Я их сравнить хочу, что видел у Щетинина. И с  теми,
на которых сам учился в школе.
     --  А спрашивать  не  будешь  и  пугаться,  какой  силой я  картины
будущего сотворю?
     -- Мне  все равно,  как сделаешь  ты  это. Мне посмотреть  уж очень
интересно.
     -- Тогда ляг на траву, расслабься и усни.
     Анастасия на ладонь мою свою ладонь тихонько положила и...
     Я увидел, словно сверху, посреди множества участков один,  отличающийся
своей  внутренней планировкой  от  всех  остальных.  На нем  было  несколько
больших,  деревянных  домов,  соединенных между  собой дорожками,  по  бокам
которых разные  цветочные  клумбы.  Рядом  с комплексом  построек  природный
амфитеатр: пригорок,  на  котором  полукругом  сверху  вниз  спускались ряды
скамеек. На них сидело  примерно человек триста людей разного возраста. Были
среди  них  пожилые, уже с сединой люди и совсем юные. Похоже, расселись они
семьями, так как сидели вперемешку взрослые мужчины,  женщины и дети разного
возраста. Все между собой возбужденно разговаривали. Как будто им предстояло
увидеть нечто необычное, концерт суперзвезды или выступление президента.
     Перед аудиторией на  деревянной площадке-сцене стояли  два столика, два
стула,  сзади  большая  доска.  Рядом  с  площадкой  группа  детей,  человек
пятнадцать, в возрасте от пяти до двенадцати лет о чем-то оживленно спорили.
     --  Сейчас начнется  похожее  на  симпозиум по  астрономии,  --
услышал я голос Анастасии.
     --  А дети здесь  зачем?  Не с  кем  оставить их родителям?  --
спросил я у Анастасии.
     --  Один  из  группки спорящих  детей сейчас станет делать основной
доклад. Они  пока выбирают, кто это будет. Видишь, два претендента: мальчик,
ему девять лет, и девочка, ей восемь лет. Теперь дети голосуют. Большинством
выбрали мальчика.
     Мальчик  деловой, уверенной  походкой подошел к столику. Он доставал из
картонной  папки и раскладывал  на  столе  какие-то бумажки  с  чертежами  и
рисунками. Все  дети --  кто степенно пошел,  кто  побежал вприпрыжку  к
своим  родителям, сидящим на скамейках. Рыжеволосая, вся в веснушках девочка
--  претендентка на  выступление -- шла мимо стола с гордо  поднятой
головкой.  В  ее руках  была папка  побольше  и  потолще,  чем  у  мальчика,
наверное, в папке тоже были какие-то рисунки и чертежи.
     Мальчик   у  стола  попытался  что-то  сказать  проходившей  мимо  него
девочке-претендентке,  но  малышка  не  остановилась, поправила  свою  рыжую
косичку, и прошла мимо, демонстративно отвернувшись. Мальчик некоторое время
растерянно смотрел вслед удаляющейся гордой рыжеволосой малышке. Потом снова
стал сосредоточенно перекладывать свои листочки.
     -- Кто же  этим детям успел до такой степени астрономию  преподать,
чтобы доклад перед взрослыми делать? -- спросил я у Анастасии.
     А она в ответ:
     --  Никто им не преподавал. Им было  предложено самим поразмыслить,
как все устроено, подготовиться и представить свои умозаключения. Они больше
двух  недель   готовились,  и  теперь   настал   ответственный   момент.  Их
умозаключениям может  оппонировать, кто захочет, они  будут отстаивать  свое
мнение.
     -- Так это игра, получается?
     -- Можешь  расценивать  происходящее  как  игру.  Только  очень она
серьезная.  У  каждого  из присутствующих сейчас  будет включена и  ускорена
мысль  о планетарном  устройстве,  а  может,  и  о  чем-то  большем  мыслить
присутствующие  начнут.  Дети  ведь мыслили две недели,  думали, а  их мысль
ничем,  никакими  догматами  не  ограничена,  никакие  версии  о планетарном
устройстве над ними не довлеют. Еще неизвестно, что они выдадут.
     -- Нафантазируют своим детским умом, хочешь ты сказать?
     --  Хочу сказать, представят свою  версию. У взрослых ведь тоже нет
аксиомы  планетарного  обустройства.  Цель этого  симпозиума  не  выработать
какие-то каноны,  а ускорить мысль, которая впоследствии и определит истину,
или подойдет близко к ней.
     К  второму столику подошел молодой  человек и объявил о начале доклада.
Мальчик начал говорить.
     Выступал  он  уверенно и  увлеченно минут  двадцать пять-тридцать.  Его
речь, как  мне  показалось, была  сплошной детской фантазией. Фантазией,  не
обоснованной  никакими  научными теориями  или  даже  элементарными знаниями
курса астрономии средней школы. Мальчик говорил примерно следующее:
     -- Если вечером посмотреть на небо, там светится очень много звезд.
Звезды  бывают разные. Совсем маленькие звезды бывают, и  побольше. А совсем
маленькие звезды тоже могут быть большими. Только мы думаем сначала, что они
маленькие. А  они  очень большие.  Потому что  самолет  когда летит  высоко,
маленький, а когда  на земле  мы к нему  подойдем, он оказывается большой  и
много  людей  в нем могут поместиться. И на каждой  звезде может много людей
поместиться. Только нет сейчас на  звездах людей. А они вечером светятся.  И
большие светятся, и маленькие тоже. Они светятся, чтобы мы смотрели на них и
думали о них. Звезды хотят, чтобы  на них мы так же хорошо все  сделали, как
на  земле. Они  немножко завидуют земле. Они очень хотят, чтобы на них росли
такие же, как  у нас, ягоды и  деревья,  чтобы речка такая  же была и рыбки.
Звезды ждут нас, и каждая  старается  светиться, чтобы  мы обратили  на  нее
внимание. Но  мы еще не  можем к  ним полететь, потому что у нас  много  дел
дома; Но когда мы все дома переделаем, и везде, на всей  земле будет хорошо,
мы полетим к звездам.  Только  мы полетим не  на  самолете и не  на  ракете.
Потому  что  на самолете долго лететь, и на ракете долго и скучно.  И еще на
самолете и на ракете все не поместятся. И много разного груза не поместится.
И деревья не поместятся, и речка. Когда мы сделаем на всей земле все хорошо,
мы полетим к первой звезде всей землей. Еще некоторые звезды сами захотят  к
земле прилететь и прижаться к ней.  Они уже посылали свои кусочки, и кусочки
их прижимались к земле. Люди сначала думали, что это кометы, но это  кусочки
звезд,  очень  сильно  захотевшие прижаться  к красивой  земле.  Их  послали
звезды, которые нас ждут. Мы можем подлететь к далекой звезде всей землей, и
кто захочет, останется на звезде, чтобы там было, как на земле, красиво.
     Мальчик  поднимал  свои  листочки,  показывал   их  слушавшим  его.  На
листочках  были  рисунки  звездного неба,  траектории передвижения  земли  к
звездам. На последнем рисунке две цветущие в садах  звезды и удаляющаяся  от
них в своем межгалактическом полете Земля.
     Когда мальчик закончил говорить и показывать  рисунки, ведущий сообщил,
что  желающие  могут  выступить  в качестве  оппонентов или  высказать  свои
соображения по поводу услышанного. Но никто выступать не спешил. Все молчали
и, как мне показалось, почему-то волновались.
     --  Чего это  они волнуются?  -- спросил я  у Анастасии. --
Никто из взрослых астрономии не знает, что ли?
     -- Волнуются потому, что нужно говорить аргументированно и понятно.
Ведь здесь  присутствуют  их дети.  Если  выступление  будет непонятным  или
неприемлемым детской душе, к выступающему возникает недоверие или,  еще хуже
того, --  неприязнь. Взрослые дорожат отношением к себе, волнуются и  не
хотят  рисковать.  Боятся  выглядеть  нелицеприятными  перед собравшимися, а
главное перед своими детьми.
     Головы многих  присутствующих стали поворачиваться в сторону сидящего в
середине  зала  пожилого седеющего мужчины.  Он обнимал  за  плечи маленькую
рыжеволосую девочку, ту,  что была одной из претенденток на доклад. Рядом  с
ними сидела молодая и очень красивая женщина. Анастасия прокомментировала:
     -- Многие смотрят сейчас  на седеющего мужчину в  центре  зала. Это
профессор университета. Он ученый. Он сейчас на пенсии.  Личная жизнь у н