дела  наша компания.  Пройдя половину пути,  он вдруг
остановился и стал смотреть, так же не отрываясь, в другую сторону. И многие
сидящие  в  зале стали поворачивать головы.  Несколько  женщин и мужчин даже
привстали со  своих мест,  словно пораженные  чем-то  происходящим.  Я  тоже
посмотрел туда, куда все уставились, и обомлел от неожиданности.
     От  входной  двери  к эстраде  шла  Анастасия.  И  ее  свободная,  даже
вызывающе свободная походка и то, как  она была одета, не могло не поражать.
Одета!  Всего-то  на  ней  были ее старенькая чистенькая  кофточка, юбка, да
мамин платок, но в этот раз они выглядели так, будто самый известный мировой
мастер-модельер   в  порыве   вдохновения   изобрел   специально   для   нее
суперансамбль,  затмивший  все, до сих пор  казавшиеся  изысканными,  модные
наряды женщин.
     Может, от  того так казалось, что ее обычную одежду дополняли необычные
украшения или походка, манера держаться?
     От  мочек  ушей Анастасии  свисали, как  клипсы, две  маленькие зеленые
веточки с пушистыми иголками. Сплетенная в косичку из каких-то трав повязка,
как диадема, обхватывала голову, придерживая густую  золотистую копну волос.
На  лбу  в  повязку был  вплетен  горящий,  как рубин, маленький  цветок.  И
накрашена она  была,  над ресницами  тени зеленые. Юбка  на ней та же, что и
раньше, но с разрезом почти до  бедра. На талии  пояс,  сделанный из платка,
завязанный  бантом.  Немыслимый  ансамбль  дополняла  необычная  супермодная
сумка, в которую превратился ее  холщовый узелок. Она привязала к  концам не
очищенной  от коры палочки концы ткани, сделала сплетенный из травы ремешок,
и  получилась хипповая сумка. И во  всем этом она  еще как-то так свободно и
уверенно шла, как супермодели или манекенщице и не придумать.
     Анастасия  дошла  до площадки, где  начинали  танцевать  несколько  пар
какой-то  быстрый  танец, и  вдруг  весело,  в  такт  музыке  несколько  раз
покружилась,  извиваясь всем телом.  При  этом ее  гибкое тело всеми  своими
частями изобразило  красивые движения,  потом она вскинула над головой руки,
хлопнула  в ладони и  засмеялась, зал  разразился мужскими аплодисментами. А
Анастасия направилась в  сторону нашего столика. Два  подоспевших  официанта
что-то спросили у нее, она показала  рукой в сторону нашего  столика, и один
из  официантов, схватив резной стул, пошел за ней. Проходя мимо собравшегося
подойти  к  нашему  столу  Лениного  знакомого   с  бычьей  шеей,  Анастасия
приостановилась, посмотрела ему в лицо и, похоже подмигнув ему, пошла к нам.
     А я сидел обняв Лену, как онемевший, наблюдая происходящее. Да и все за
столом не разговаривали — наблюдали.
     Анастасия подошла к нашему столу и  как ни  в  чем ни бывало,  будто  и
должна была прийти, поздоровалась:
     —  Здравствуйте,  приятного   Вам  вечера.  Здравствуй,  Владимир.
Разрешите... Вы не будете возражать, если я присяду с Вами ненадолго?
     —  Да,  конечно,  присаживайся,  Анастасия,  —  заговорил  я,
очнувшись от  неожиданного  ее  появления, и  встал, чтоб  уступить ей  свое
место,  но  услужливый  официант  уже подставил ей принесенный  стул. Второй
официант  отодвинул  мою   тарелку,  и  поставив  перед  Анастасией  чистую,
предложил меню.
     —  Спасибо,  — поблагодарила  Анастасия,  —  я  пока  не
голодна.
     Она запустила в свою хипповую сумку руку, достала  оттуда завернутые  в
большой лист ягоды брусники и клюквы, положила их на тарелку и  поставила ее
на середину стола, сказала, обращаясь к нам:
     — Угощайтесь, пожалуйста.
     —  Как  же  ты  оказалась вдруг здесь, Анастасия?  Ты что  же,  по
ресторанам ходишь? — спросил я.
     —  В гости  я к  тебе приехала,  Владимир.  Почувствовала, что  ты
здесь, вот и решила зайти. Не сильно помешала?
     —  Совсем не помешала.  Только  зачем ты нарядилась так  необычно,
накрасилась?
     — Я сначала не наряжалась и не красилась, но когда подошла к двери
ресторана  и войти  в  нее хотела, меня стоящий  у двери  человек не пустил.
Других впускал, дверь перед ними открывал, кланялся, а мне сказал:
     "Отойди тетка,  не  для тебя  здесь забегаловка".  Я  отошла  в тень  и
понаблюдала, почему  других пускают. Поняла, они одеты по-другому и держатся
внешне  не так, как  я. Быстро  все поняла. Там две веточки от дерева  нашла
подходящие, их кончиком ногтей расщепила и прикрепила  к ушам украшение. Вот
смотри,   —  повернулась  Анастасия  ко  мне   боком,   показывая  свое
изобретение, — как, хорошо получилось?
     — Хорошо.
     — Я  и сумку  быстро смастерила, и пояс  из платка, и  накрасилась
соком от листика и лепестка, жалко только, юбку пришлось по шву разорвать...
     — Не надо было так сильно разрывать, чуть не до  бедра. До коленки
достаточно было бы.
     — Хотела, чтоб все как лучше, чтоб пустили.
     — А помаду ты, где взяла? Губы у тебя в настоящей помаде.
     —  Это  уже  здесь.  Когда  человек  у  входа  передо  мной  дверь
распахнул,  в  холле  к зеркалу  подошла,  чтоб посмотреться.  Интересно же.
Женщины у зеркала стоят, на  меня смотрят. Одна подошла и говорит мне как-то
взволнованно: "Ты где  это наряд такой  урвала? Давай махнемся все  па  все.
Кольцо и побрякушки с себя тоже отдам. Хочешь, зелеными доплачу".
     Я ей объяснила, что  она такой наряд себе сама может быстро смастерить,
веточку-клипсу сначала показывала, женщины нас окружили тоже  смотрели. Одна
все говорила:  "Ну надо  же,  ну надо  же".  Другая допытываться стала,  где
журнал взять, в котором такие  модели, стиль такой разработан. А еще та, что
первая подошла, сказала, что если  я здесь  путанить буду, то  она главная и
никаких сутенеров не признает, потому что  они свободные и  она какую угодно
крышу загрызет.
     — Анка-путанка это  была, — сообщила  Света, — отчаянная
она,  ее действительно побаиваются. Она,  если  кто  наезжать  станет, такие
разборки может устроить, такие  интриги, так  всех  лбами столкнуть, что  не
возрадуешься.
     — Отчаянная..,  —  задумчиво  произнесла Анастасия,  — а
глаза  грустные,  мне  ее  жалко  стало.   Хотелось  сделать  для  нее  хоть
что-нибудь.  Когда она  меня  понюхала  и про  духи стала спрашивать,  я  ей
палочку  подарила внутри которой эфирное масло  от кедра было,  научила, как
пользоваться,  она  сразу надушила и подружек  своих, а мне помаду подарила,
карандашик, чтоб  по краям помаду обвести. У меня сначала не так получалось,
и  мы смеялись, потом  она мне  помогла и сказала:  "Если что,  обращаться к
ней"... Столик их  в  зале отдельный предлагала,  по я ответила, что  пришла
только поздороваться со своим.., — Анастасия замялась, потом подумала и
сказала: — чтобы поздороваться  с тобой, Владимир и с Вами. А может, ты
сможешь со мной по городу погулять? Ветерок от моря на набережной  дует, там
воздух  лучше. Или  тебе еще хочется  здесь  побыть,  Владимир,  с  друзьями
своими? Я подожду, пока ты все закончишь. Или я... я не сильно помешала?
     —  Да  совсем ты не  помешала, Анастасия, я очень рад тебя видеть.
Просто вначале обалдел от неожиданности твоего появления.
     — Правда? Так может, мы тогда и пойдем погуляем у моря? Вдвоем или
все вместе? Как ты хочешь?
     — Пойдем, Анастасия. Вдвоем пойдем.
     Но  уйти нам так  просто  не  удалось. К столику  приближался  знакомый
Елены. Он, наверное, тоже долго отходил от неожиданного появления Анастасии.
"Надо было раньше, сразу уйти", — подумал я, но теперь было уже поздно.
Они  приступили  к своему  извращенному сценарию. И Елена,  словно внутренне
приготовилась,  как-то  выпрямилась,  глазки  свои  опустила,  волосы  стала
картинно поправлять.
     Он  подошел к  столику,  но  не  к  своей  Елене,  а к  Анастасии. Чуть
поклонился и произнес, никого не замечая,
     кроме Анастасии. Елена даже рот раскрыла, когда он предложил Анастасии:
     — Девушка,  разрешите  Вас пригласить на танец.  Анастасия встала,
улыбнулась и ответила:
     — Спасибо, Вам большое, за  приглашение. Присядьте, пожалуйста, на
мое место. Вас здесь будет не хватать. А я не настроена сейчас танцевать. Мы
только что  решили  с  моим... с  моим  кавалером  пойти погулять на  свежем
воздухе.
     Он, повинуясь ее словам  и  не отрывая от  Анастасии взгляда, сел на ее
стул. Мы вдвоем пошли к выходу.
     Я  решил отойти  подальше от ресторана,  немного погулять,  как  хотела
Анастасия,  а потом  взять такси  и уехать  на  квартиру.  Было часов десять
вечера.  С тенистой аллеи  мы спустились  на  каменистый берег  моря. Еще не
успели  дойти  до  воды,  как  я  услышал  скрип  тормозов,  повернулся.  От
остановившегося наверху, у  обочины дороги,  джипа в нашу сторону шли пятеро
здоровых мужиков. Когда они окружили нас, я  увидел среди них и второгодника
с бычьей шеей, он остановился чуть  поодаль от  окружившей  нас с Анастасией
четверки, но начал разговор именно он:
     — Ты бы, мужик, вернулся в кабак. Дама там без тебя скучает.
     Я не ответил ему, и он снова заговорил:
     —  Ты  глухой, что ли, тебе говорят вернуться надо к даме своей. А
ты перепутал даму с другой и ушел. Мы тебе вернуться счас поможем.
     Ближайший ко  мне накачанный  мужик  сделал  шаг  в мою  сторону,  и  я
решил...  Крикнул:  "Беги,  Анастасия" — и решил  первым  вмазать ему и
биться  до  последнего, чтоб  успела Анастасия  убежать. Я первым  попытался
нанести удар подошедшему ко  мне, но он  перехватил мою руку,  ударил меня в
солнечное сплетение, потом  по лицу. Я падал на камни. Наверное, ударился бы
о них головой, но Анастасия подставила ладонь и самортизировала удар.
     Голова  кружилась,  и  трудно   было  дышать.  Я  лежал  и  видел,  как
приближаются к лицу  ноги накачанного, обутые в полуботинки  с металлической
окантовкой.  "Ногами  сейчас будет  действовать",  —  мелькнула  мысль.
Приблизившись,  он размахнулся  ногой,  и  тут  Анастасия сделала то, что  в
подобной ситуации присуще большинству женщин,  она закричала. Но ее  крик!..
Он  только в  первое мгновение был нормальным. Его звук  сразу же  исчез,  а
беззвучный ее крик дико  резанул по перепонкам. Я  видел, как роняют из  рук
какие-то  предметы  и хватаются  за уши окружившие  нас. Трое  упали и стали
корчиться на коленях. А она ладонями своими зажав мои уши, набирала в легкие
воздух  и снова кричала. Ее крик, похожий на какой-то  ультразвук, заставлял
уже  всех  подошедших к  нам корчиться  на  коленях.  Они  не понимали,  что
происходит,  откуда  исходит этот невыносимо  режущий звук. И  я  сквозь  ее
ладони  ощущал  его режущее  воздействие, может  быть,  не  так  сильно, как
другие, но все равно было больно. Потом увидел, как сверху от дороги бежит к
нам группа  женщин. Анастасия  перестала  кричать,  разжала руки, я  сел  на
камень. Бежавшие к нам женщины были вооружены: кто бутылкой, кто монтировкой
от  машины, одна  бежала с  милицейской дубинкой, другая — с  массивным
подсвечником.  Впереди  всех  Анка-путана,  она  держала  в  руках  горлышко
разбитой бутылки  из-под шампанского. От двух "жигуленков", стоящих у джипа,
на  которых  они приехали, медленно шла еще одна толстушка в  халате,  видно
прямо  с  постели,  одеться   как  следует  не  успела.   Каким-то   образом
предводительница  путан,  как  по  тревоге,  собрала  всех  своих  подруг по
бизнесу.
     Отчаянная,  взлохмаченная Анка  остановилась метрах в  пяти  от  нашей,
приходящей  в  себя, живописно  сидящей и лежащей на  камнях группе.  Стояла
только одна Анастасия, к ней и обратилась Анка:
     —  Что-то ты, подруга, много мужиков  за  собой увела, не  надоели
тебе они?
     —  С  одним  я  захотела  поговорить,  —  спокойно   ответила
Анастасия.
     — А остальные чего ж тогда тут делают?
     — Подошли зачем-то. Не знаю, чего они хотели?
     — Ты  не  знаешь. А я знаю, чего  эти гады хотят,  — ответила
Анка и разразилась бранью  в сторону Лениною знакомого. — Сколько ж раз
тебе  остолопу  говорить,  чтоб  не трогал  ты,  скотина  кровопийная,  моих
девчонок.
     — Она не твоя, — глухо ответил бывший второгодник.
     — Все мои, кто  коллеги, понял, переросток. Я тебе  и твоим холуям
морды поискромсаю, если хоть на одну еще мою  подругу  позарится твоя  морда
сутенерская.  Запомни  это.  Не  потерплю я  ни  одного  сутенера  на  своей
территории, ни одного  гада не  потерплю. Тебе мало с предпринимателей кровь
пить? Ты еще нами торговать хочешь.
     — Совсем обнаглела. Она не твоя. Новенькая она. Я с ней только сам
пообщаться хотел.  А  ты,  Анка, все границы переходишь. Чего  встряла. Чего
тебе до нее?
     —  Подруга  она моя.  Понял.  А общения  тебе  со своей  садисткой
хватает.
     — Совсем ты дуреешь, тебе все бабы скоро подружками будут, так что
ли? Голос вожака уже не был приглушенно испуганным. И я понял почему.
     Пока разговаривала  с ним Анка, его  дружки, пришли в себя, и  вставший
рядом с вожаком невысокий  парень держал в руках пистолет,  направляя его на
Анку. Второй уже держал под прицелом своего пистолета группу  путан, стоящих
за Анкой. Группа молодых  женщин, вооруженных как  попало, стояла под дулами
бандитских пистолетов. Разборка  явно заканчивалась  далеко не в  их пользу.
Было абсолютно ясно: еще мгновение, и они будут сломлены морально, изувечены
физически, не говоря уже о  том, что потеряют  свою свободу  или  заработок.
Очень захотелось хоть как-то  повлиять на ситуацию,  не  допустить страшного
исхода. Я  дернул за руку стоящую рядом Анастасию, пристально наблюдавшую за
ситуацией, закрыл свои уши руками и быстро сказал:
     —  Кричи,  Анастасия.  Быстрее  кричи.  Она  опустила  мою руку  и
спросила:
     — Зачем кричать, Владимир?
     — Ты что,  не видишь, разборка это. Этих женщин сейчас искромсают,
искалечат. Они проиграли. Для них всех это финиш.
     — Не для всех. Дух троих из них еще борется.
     — Да что толку от духа под пистолетами, они побеждены.
     — Они  не побеждены еще,  Владимир. Пока борется их  Дух, никто не
должен  вмешиваться.   Постороннее   вмешательство  может  исправить  данную
ситуацию, но вселит в них неуверенность в себя и множество других ситуаций в
этой жизни окажутся не в их пользу. Они станут надеяться на помощь извне.
     — Да плюнь  ты на свою философию хоть сейчас.  Говорю  же ситуация
ясна.., — я замолчал, было ясно,  что убедить Анастасию невозможно. И с
сожалением подумал: "Эх, мог бы я так кричать...".
     Увидев готовность своих дружков,  ухмыльнулся Ленин ухажер и  сутенер и
уже с чувством превосходства над ситуацией заговорил:
     — Говорил же тебе, Анка-путанка, ты совсем оборзела. Но в этот раз
наша взяла. А  ну, бросайте свои ухваты, телки. Бросайте и раздевайтесь,  мы
вас сейчас всех по очереди трахать будем.
     Анка  обвела  взглядом  стоящих и  залегших  с  пистолетами бандитов  и
ответила со вздохом:
     — Может, не надо всех, может, одной меня хватит?
     —  Ага,  стерва. По-другому  заговорила, —  под смех  дружков
своих  ответил  вожак. — Не хватит  нам  тебя, мы  всех вас тут проучим
— теперь на нас будете работать, сучки.
     —  Да откуда  же силушки мужской на  всех нас у  вас возьмется. На
одну хотя бы хватило, — рассмеявшись ответила Анка.
     — Заткнись стерва. Всех перетрахаем.
     — А я сомневаюсь, думаю, вам и с одной не справиться.
     — Всех до утра и будем трахать.
     — Ух, и надоел ты мне, касатик, со своими обещаниями,  не верю я в
них, в ваше мужское достоинство, не верю.
     —  Сейчас  поверишь,  сука.  Я  тебе морду  расквашу,  —  уже
разъяренный прохрипел вожак и шагнул к Анке, надевая на руку кастет.
     Аня сделала шаг назад и крикнула своим:
     — В сторонку отойдите, девчонки.
     Группа путан сделала  несколько шагов назад, только хмурая толстушка  в
халате осталась стоять в стороне  как вкопанная, а когда  верзила еще сделал
шаг в сторону Анки, молчаливая толстушка вдруг вяло произнесла:
     — Ань, а Ань, ну чего ты... Начинать что ли?
     — Опять тебе не терпится, Машка, — ответила отступающая Анка.
— Ну, начинай, коли не терпится.
     Толстушка  спокойно   и  женственно  рванула  полы   своего   халатика,
разлетелись пуговицы. Оголилась  ее  грудь  и совсем узенькие  плавки, и еще
обнажился...  Под халатиком толстушки был автомат Калашникова с глушителем и
оптическим прицелом ночного видения. Она передернула затвор, прижала приклад
автомата к плечу, прижалась к прикладу щекой, уставившись в прицел:
     — Только ты,  Маша, не  очередью. Здесь тебе не горячая точка.  Ты
одиночными. Сама знаешь. Каждая пуля денег стоит, — посоветовала Анка.
     — Угу,  — ответила не отрываясь от прицела, толстушка, —
и  тут  же  сделала,  наверное,  с  интервалом  в  секунду,  пять  одиночных
выстрелов.  Но  каких! Первая пуля  оторвала  каблук  у вожака,  а может,  и
поранила ногу. Он отскочил в сторону моря,  прихрамывая. Четыре другие  пули
легли рядом с каждым из бандитов. Они тут же стали  прятаться за камни,  а у
кого не было поблизости камня, ничком ложились на землю.
     —  Ань, скажи, пусть к  воде ползут. А то  рикошет  их поизувечит,
— проговорила толстушка, не опуская автомат.
     —  Вы  слышали, касатики. В  воду вам надо. За  пульки,  рикошетом
летящие,  Машенька отвечать  еще не научилась, —  ласково сообщила Анка
уже и так ползущим к воде накачанным рэкетирам-бандитам.
     Через минуту они все, вместе со своим главарем стояли по пояс в морской
воде.
     Аня подошла к Анастасии, и они некоторое время, молча, смотрели друг на
друга. Стоят  и  смотрят, ничего  не говорят. Потом  Аня тихо  и с  какой-то
грустью сказала:
     —  Ты,  подружка, хотела  погулять  здесь  со  своим  другом.  Так
погуляй. Вечер прекрасный, тихий и теплый.
     — Да. Воздух хороший на город  дует, —  ответила  Анастасия и
добавила: — ты устала, Аня, может быть, в саду твоем тебе отдохнуть?
     —  Может быть...  но девчонок  жалко,  и  злость меня  на  этих...
мужиков раздирает. А ты из деревни приехала?
     -- Да.
     — Хорошо в деревне твоей?
     —  Хорошо. Но не всегда  спокойно,  когда в других местах  не всем
хорошо, как здесь, сейчас.
     — Не обращай внимания. Приезжай. А я пошла, работать надо.  Вы тут
гуляйте спокойно.
     Аня пошла  к машинам, за ней ее компания.  Когда проходили мимо сидящей
на камне толстушки, на голых коленях которой лежал автомат, Аня сказала:
     —  Ты тут  поотдыхай,  пока  Машенька.  Мы потом  за  тобой машину
пришлем.
     — Меня клиент ждет, я ж прямо от клиента. А он уже оплатил.
     —  Обслужим  мы  твоего  клиента.  Скажем,  у тебя  живот заболел.
Шампанское, мол, некачественное было.
     — Я водку пила. И всего полстакана.
     — Ну, съела, скажем, чего-нибудь...
     — Я не ела. Я одной конфеткой закусила, да пирожинками.
     — Вот-вот пирожные, значит, были не свежими. Ты их сколько съела?
     — Не помню.
     —  Да не ест  она  меньше  четырех  сразу,  — сказала одна из
девушек. — Правда, Маша?
     — Может, и правда. Сигарету тогда оставьте. А то скучно тут.
     Аня положила  рядом  с толстушкой  пачку сигарет, зажигалку,  и девушки
пошли.
     —  Эй,  — раздался из воды голос, —  вы что  свою эту на
камне оставляете?
     — Оставляем, касатики, оставляем, —  ответила Аня, — я ж
сразу говорила вам, только одной  и достаточно  будет. Вы всех  просили. А с
вами и одной-то скучно оказалось.
     — Мужики,  если  про  ваши з