его
вначале не ладилась, детей не было. Десять лет назад он  взял себе  участок,
обустраивать  его один начал. Его полюбила молодая девушка  и родилась у них
рыжеволосая девочка. Молодая  женщина рядом с ним -- его жена и мать его
дочери. Бывший профессор очень любит своего позднего  ребенка. И рыжеволосая
девочка, его  дочь,  относится к нему в большим  уважением и любовью. Многие
присутствующие считают, что профессор должен первым выступить.
     Но седеющий профессор медлил со своим выступлением. Было  видно, как он
теребил руками от волнения какой-то журнал. Наконец профессор встал и  начал
говорить. Он сказал что-то о строении  Вселенной, о кометах, о массе Земли и
в конце подытожил:
     -- Планета Земля, конечно, движется в пространстве  и вращается. Но
она  неразрывно связана с Солнечной системой, и не может самостоятельно, без
своей Солнечной системы передвигаться  к удаленным галактикам.  Солнце  дает
жизнь  всему  живому  на  земле.  Удаление  от   солнца  повлечет  за  собой
значительное похолодание на земле и, как следствие, омертвление планеты. Все
мы можем наблюдать, что происходит  даже при относительно небольшом удалении
от солнца. Происходит зима...
     Профессор   неожиданно   замолчал.   Мальчик-докладчик   растерянно  то
перебирал  свои рисунки,  то смотрел вопросительно  на своих сверстников  из
группы, с которой готовил  выступление. Но, видно, для всех аргумент с зимой
и  похолоданием  был  весьма  весомым и  понятным.  Этот  аргумент  разрушал
красивую детскую мечту о  совместном полете. И вдруг в  наступившей  тишине,
длившейся уже с полминуты, снова зазвучал голос седеющего профессора:
     -- Зима... Всегда жизнь замирает, если не хватает  земле  солнечной
энергии.  Всегда!  Не нужно никаких  научных теоретических изысканий,  чтобы
видеть это... убедиться... Но, возможно, такая же, как у солнца есть энергия
и на самой земле.  Только  она еще не проявила себя. Ее еще никто не открыл.
Возможно, когда-нибудь  вы откроете... Возможно, земля самодостаточной может
быть. Эта энергия проявится в чем-то... Проявится на земле энергия солнца, и
она будет раскрывать, как солнечная энергия, лепестки цветков. И тогда можно
путешествовать на земле по галактике... Да, тогда...
     Профессор сбился  и замолчал.  В зале  послышался  недовольный ропот. И
началось...
     Выступающие  взрослые  поднимались  со  своих   мест  и  высказывались,
опровергая профессора в части возможности жить без солнца. Говорили что-то о
фотосинтезе, который происходит в растениях, о температуре окружающей среды,
о траекториях движения планет, с которых ни одна планета не может сходить. А
профессор  сидел, все  ниже  опуская  седеющую голову.  Его  рыженькая  дочь
поворачивала головку в сторону  каждого выступающего, иногда она привставала
-- казалось, хотела собой защитить отца от его оппонентов.
     Пожилая женщина, похожая на учительницу,  взяв  слово, стала говорить о
том, что нехорошо потакать, льстить детям ради расположения их к себе.
     --  Любая ложь будет выявлена со временем, и как потом мы все будем
выглядеть? Это не просто ложь, это малодушие, -- говорила женщина.
     Рыжеволосая девочка вцепилась ручками в полы пиджака  своего  отца. Она
стала трясти его, чуть не плача, приговаривая срывающимся голосом:
     -- Ты, папочка, соврал про  энергию...  Ты соврал, папочка?  Потому
что  мы дети? Тетя сказала -- ты смалодушничал. Смалодушничал -- это
плохо?
     В зале  под открытым небом  наступила тишина. Профессор  поднял голову,
посмотрел  своей  дочери в глаза,  положил  руку на  ее плечико  и  негромко
произнес:
     --  Я  поверил,  доченька,  тому, что  сказал. Рыжеволосая  малышка
сначала замерла.  Потом она  быстро забралась ножками на  сиденье и  высоким
детским голоском выкрикнула в зал:
     -- Мой папа не малодушничал. Папа поверил! Поверил! Девочка  обвела
взглядом притихших в зале. Никто в  их сторону не смотрел. Она повернулась к
своей  матери.   Но  молодая  женщина  отвернувшись,   опустив  голову,   то
расстегивала, то застегивала  пуговицы на рукаве своей кофты. Девочка  снова
обвела взглядом  молчавший  зал,  повернулась  к отцу. Профессор по-прежнему
как-то беспомощно смотрел на свою маленькую дочь. В абсолютной тишине снова,
но уже негромко и ласково зазвучал голос рыжеволосой девочки.
     --  Люди не  верят  тебе,  папочка.  Они не  верят потому,  что  не
появилась  еще  на  земле энергия,  которая может, как  солнышко, раскрывать
лепестки  цветочков.  А когда она  появится,  все  люди тебе  поверят. Потом
поверят, когда появится. Потом...
     И вдруг рыжеволосая дочь  седого профессора поправила быстрым движением
свою челку, спрыгнула в  проход  между сиденьями и побежала. Выбежав  к краю
зала под  открытым небом, она  устремилась к одному из рядом стоящих  домов,
вбежала в дверь, через секунды две снова появилась в дверях. Девочка держала
в  руках горшок с  каким-то растением. С ним она и побежала к уже пустующему
столику докладчика. Она поставила горшок  с растением  на столик. И  детский
голосок, громкий и уверенный, зазвучал над головами присутствующих:
     -- Вот  цветок.  Закрылись его  лепестки. Лепестки  цветочков  всех
закрылись. Потому что нет солнышка. Но они сейчас откроются. Потому что есть
на земле  энергия... Я  буду... Я превращусь в энергию, открывающую лепестки
цветков.
     Рыжеволосая  девочка сжала свои  пальчики в кулачки и стала смотреть на
цветок. Смотреть не мигая.
     Сидящие на своих местах люди не  разговаривали. Все смотрели на девочку
и стоящий перед ней на столике горшочек с каким-то растением.
     Медленно встал со своего места профессор и пошел к дочери. Он подошел к
ней,  взял за плечи,  пытаясь увести. Но  рыжеволосая подернула  плечиками и
прошептала:
     -- Ты лучше помоги мне, папочка.
     Профессор, наверное, совсем растерялся и остался стоять рядом с дочерью
положив руки на детские плечики, и тоже стал смотреть на цветок.
     Ничего с цветком не происходило.  И мне было как-то жалко и рыжеволосую
девочку, и седеющего профессора. Ну надо же ему было так вляпаться со своими
высказываниями о вере в неоткрытую энергию!
     Вдруг из первого ряда встал  мальчик,  делавший  доклад. Он  повернулся
вполоборота к молча сидящему залу, шмыгнул носом и пошел к столу. Степенно и
уверенно он подошел к столу и встал рядом с рыжеволосой девочкой. Как и она,
направил свой  пристальный  взгляд на  растение  в  глиняном  горшочке. Но с
растением по-прежнему, конечно же, ничего не происходило.
     И тут  я увидел! Увидел,  как из зала начали подниматься  со своих мест
дети  разного возраста.  Дети один за другим подходили  к  столу. Они  молча
вставали рядом и смотрели внимательно на цветок. Последней девочка лет шести
тащила,  обхватив  двумя  ручками,  совсем  маленького  своего братика.  Она
протиснулась вперед стоящих, с трудом, с чьей-то  помощью поставила  братика
на находящийся  перед  столом стул. Малыш,  поозиравшись на  стоящих вокруг,
повернулся к цветку и стал на него дуть.
     И  вдруг, на  растении, в  горшке  стали медленно раскрываться лепестки
одного из цветков. Совсем медленно. Но это заметили притихшие в зале люди. И
некоторые из них молча  вставали со  своих мест. А  на столе  раскрывал свои
лепестки уже второй цветок, одновременно с ним третий, четвертый...
     -- Ииии...  --  закричала восторженным  детским голосом пожилая
женщина,  похожая  на  учительницу,  и  захлопала  в ладоши.  Зал разразился
аплодисментами. К отошедшему в сторону от стоящих у цветка, ликующих детей и
потирающему  висок профессору бежала из зала молодая  красивая  женщина, его
жена. Она с разбегу  подпрыгнула, бросилась ему на шею  и стала целовать его
щеки, губы...
     Рыжеволосая девочка сделала  шаг в сторону своих целующихся  родителей,
но ее  удержал  мальчик-докладчик.  Она  выдернула  свою  руку,  но,  сделав
несколько шагов, повернулась,  подошла к  нему  вплотную и стала застегивать
расстегнувшуюся на  его рубашке пуговичку.  Застегнула, улыбнулась и, быстро
повернувшись, побежала к своим обнимающимся родителям.
     Из зала к  столу  подходило все больше  людей: кто брал на  руки  своих
детей,  кто  жал руку маленькому  докладчику. Он  так и стоял,  протянув для
рукопожатия  руку, а  ладонью  второй руки  прижимал только что  застегнутую
рыжеволосой пуговичку.
     Вдруг кто-то  заиграл  на  баяне что-то между  русской и цыганочкой.  И
притопнул  ногой  на  сцене  какой-то  старик,  а  к нему  выходила  уже как
лебедушка  толстоватая  женщина.  И  зашлись в  залихватской  присядке  двое
молодых парней. И смотрел цветок раскрывшимися  лепестками  на залихватскую,
завлекающую удалью все больше народу, русскую пляску.
     Картина необычной школы резко  исчезла, словно экран  погас. Я сидел на
траве. Кругом таежная растительность, да Анастасия рядом.  А внутри какое-то
волнение,  и слышен смех люден счастливых, и звуки  музыки веселой пляски, и
со всем  этим не хотелось расставаться.  Когда затихло  постепенно  звучащее
внутри, Анастасии я сказал:
     -- То,  что  сейчас  ты  показала, совсем  не похоже  ни  на  какой
школьный урок. Это какое-то собрание  семей, живущих по соседству. И не было
ни одного учителя, все само по себе происходило.
     -- Учитель был, Владимир, там мудрейший. Ничье внимание учитель тот
собой не отвлекал.
     --  А  родители зачем  присутствовали?  Из-за их эмоций переживания
получились.
     -- Эмоции  и чувства многократно ускоряют мысль. Подобные  уроки  в
этой школе еженедельно происходят. Учителя, родители едины в устремленьях, и
дети равными себя считают среди них.
     -- Но  как-то  необычным  все  равно кажется  участие  родителей  в
обучении детей. Родители ведь не учились специальности учителя.
     -- Печально то, Владимир, что привычным стало для людей своих детей
передавать  другим  на  воспитанье. Кому --  неважно.  Школе иль  другим
каким-то заведениям. Передавать своих детей, не зная даже зачастую, какое им
внушать  будут мировоззренье, какую уготовит им судьбу чье-то  ученье. Своих
детей  отдавший  в  неизвестность  сам  лишается своих  детей. Вот  потому и
забывают матерей те дети, которых отдают матери кому-то в обученье.
     * * *
     -- Настала пора возвращаться. Полученная информация так переполняла
всего меня,  что  окружающее не воспринималось и не замечалось. С Анастасией
простился как-то наспех. Сказал:
     -- Не провожай. Когда один буду идти, никто не помешает думать.
     -- Да, пусть никто  не  помешает тебе  думать, -- ответила она.
--  Когда  придешь  к реке,  там будет дедушка, он переправиться тебе на
лодке к пристани поможет.
     Шел один по тайге к реке и думал сразу обо всем увиденном и услышанном.
Настойчивее всех вставал один вопрос: как же так получилось с нами, я имею в
виду  --  с большинством  людей?  Родина  вроде  бы есть  у  каждого,  а
маленького собственного кусочка  родины никто не  имеет. И даже закона нет в
стране, закона, гарантирующего человеку, его  семье, возможность  заиметь  в
пожизненную  собственность  хотя  бы  один гектар земли. Партии,  правители,
сменяя друг друга,  обещают разные блага, но этот вопрос  с кусочком  родины
для каждого  обходят  стороной.  Почему?  А ведь большая Родина  состоит  из
маленьких  кусочков. Родных,  родовых маленьких местечек. Садов и домиков на
них. Если нет  таковых ни у кого, так из чего  же тогда состоит Родина? Надо
закон такой издать, чтобы был этот кусочек Родины у каждого. У каждой семьи,
которая захочет  его  иметь. Закон депутаты могут принять. Депутатов мы  все
выбираем. Значит, надо  тех  выбирать, кто согласится  такой  закон принять.
Закон. Как его сформулировать? Как? Может, так?
     "Каждой семейной паре  государство обязано предоставить  по ее  просьбе
один   гектар  земли   в  пожизненное  пользование,  с  правом  передачи  по
наследству.  Сельхозпродукция, произведенная на родовых  угодьях,  никогда и
никакими налогами облагаться не будет. Родовые угодья продаже не подлежат".
     Так вроде бы нормально. А если землю кто-то возьмет, а делать ничего на
ней не будет? Тогда надо еще указать в законе:
     "Если в течение трех лет земля  не обрабатывается, государство может ее
изъять". Ну, а если человек хочет в городе жить, работать, а в поместье свое
как на дачу приезжать? Ну  и пусть. Рожать женщины все равно в свое  родовое
поместье поедут. Тех,  которые не поедут,  их дети потом  не  простят. А кто
закон будет  проталкивать? Партия? Какая? Организовать надо  такую партию. А
кто будет организацией заниматься? Где таких политиков найти?
     Надо как-то искать. Быстрее  искать! Иначе умрешь,  а на родину так  ни
разу  и не попадешь. И внуки  тебя не вспомнят. Когда  же случится  так, что
появится  возможность?...  Когда  можно  будет  сказать: "Здравствуй, родина
моя!"?
     * * *
     Дедушка Анастасии сидел на бревнышке у берега. Рядом чуть колыхалась на
волнах привязанная у  берега маленькая деревянная лодка. Пройти на веслах до
ближайшей  пристани на  другом  берегу  реки  несколько километров  вниз  по
течению несложно, но как обратно против течения грести будет? -- подумал
я, здороваясь со стариком, и спросил его об этом.
     --  Доберусь  потихоньку,  --  ответил дедушка.  Обычно  всегда
веселый, он  был  в  этот  раз, как мне  показалось,  серьезным  и  не очень
разговорчивым.
     Я сел с ним на бревно и сказал:
     -- Не могу понять, каким это образом Анастасия столько информации в
себе содержит? О прошлом помнит и то, что сейчас происходит  в  нашей жизни,
все знает? А живет в тайге, цветочкам, солнышку да зверюшкам радуется. Вроде
бы и не думает ни о чем.
     -- А чего  тут  думать?  --  ответил  дедушка.  --  Она  ее
чувствует, информацию. Когда надо ей, берет столько, сколько захочет. Ответы
на все  вопросы  в  пространстве, рядом с нами, их  уметь  принять, озвучить
только нужно.
     -- Как это?
     --  Как...  Как...  Вот  ты по  улице  идешь  тебе знакомого хорошо
городка,  о  своем  деле  думаешь, к  тебе прохожий  неожиданно  подходит  и
спрашивает, как пройти куда-то. Ты же ему сможешь дать ответ?
     -- Смогу.
     -- Вот видишь, просто  все. Ты думал о своем. Вопрос  возник совсем
не  связанный с  тем, о  чем ты думал, но ты ответишь человеку. В тебе ответ
хранится.
     --  Но  это  просьба объяснить  как пройти.  А если спросит  у меня
прохожий, что было в городке, где встретились мы с ним,  ну,  скажем, тысячу
лет до момента встречи, ему никто не сможет дать ответ.
     -- Не сможет, если поленится. Все в человеке каждом и вокруг него с
мгновенья сотворения хранится. Садись-ка лучше в лодку, отчаливать пора.
     Старик  на  весла сел. Когда  от  берега мы  километр примерно  отошли,
молчавший дедушка заговорил:
     -- Ты в  этой информации  и  размышлениях старайся  не  погрязнуть,
Владимир. Действительность собой определяй. Собою ощущай материю  и то, чего
не видно, равномерно.
     -- К чему вы это говорите, непонятно мне.
     -- К тому,  что  в информации ты стал копаться, умом ее определять.
Но  не получится умом.  Объем  того,  что знает  внучка,  ум  не  вместит. И
перестанешь ты вокруг тебя творящееся замечать.
     -- Да все я замечаю. Вот речка, лодка...
     -- Так что же  ты, все  замечающий, проститься с  внучкой, сыном не
сумел нормально?
     -- Ну, может, не сумел. О более глобальном потому что думал.
     Я  действительно ушел, почти не попрощавшись с Анастасией, и всю дорогу
думал так усиленно,  что и  не  заметил,  как  у  речки оказался,  и добавил
дедушке:
     -- Анастасия тоже о другом мечтает,  о глобальном, ей сантименты разные
и не нужны.
     --  Анастасия чувствует собой  все планы бытия.  И  каждый  не  в ущерб
другому ощущает.
     -- Ну и что?
     --  Бинокль достань  из  своей  сумки,  на  дерево  на  берегу, где
отходила лодка наша, посмотри.
     На  дерево в бинокль я посмотрел. На берегу рядом с его стволом стояла,
сына на руках держа, Анастасия. На согнутой ее руке висел  узелок. Стояла  с
сыном и рукой махала вслед  лодке  удаляющейся по  течению  реки.  И я рукою
помахал Анастасии.
     --  Похоже,  внучка  с  сыном за тобою  шла. Ждала, когда закончишь
размышления свои,  о сыне  вспомнишь и о  ней  подумаешь. И  узелок тебе вон
собрала. Но информация, полученная от нее, тебе  важнее оказалась. Духовное,
материальное,  все надо равномерно ощущать. Тогда и в жизни прочно, на двоих
ногах  будешь стоять.  Когда  одно  преобладает  над другим,  словно  хромым
становишься. -- Беззлобно говорил старик и веслами сноровисто работал.
     То ли ему, то ли себе я сам вслух пытался отвечать:
     -- Мне главное сейчас понять... Самому понять! Кто же мы? Где мы?

     аномалии В ГЕЛЕНЖИКЕ
     Уважаемые читатели, все,  что написано  мной  в  книгах,  я услышал  от
Анастасии, увидел и пережил  сам. Все события,  это реальные события из моей
жизни и описывая их, я указывал, особенно в первых книгах, реальные адреса и
не  вымышленные фамилии людей,  о  чем в последствии  пришлось пожалеть. Все
чаще стали этих людей беспокоить любопытные.
     Существенной проблемой  стали и всевозможные слухи, события, и явления,
которые связывают со мной и Анастасией. Своеобразная трактовка этих событий,
и, следовательно, своеобразные выводы меня и беспокоят. Не со всеми из них я
могу согласиться.  Например,  я  против поклонения дольменам. Считаю, что  с
дольменами можно и нужно с уважением общаться, но не поклоняться им.
     Среди читателей книг об Анастасии люди разных вероисповеданий, духовных
конфессий, с  разным  уровнем  образования. Считаю,  что к  любой  трактовке
событий нужно  отнестись со  вниманием.  Каждый  имеет право на  собственное
мнение,  но тогда давайте говорить:  "это мое мнение, мои предположения". И,
конечно же, не надо  все подряд мистицировать, ни меня, ни Анастасию.  Иначе
можно превратить Анастасию из  человека, пусть не очень обычного, в какое то
необычное  существо.  Может  она и  есть на самом  деле  обычный человек,  а
необычными являемся как раз  мы? Вот, пожалуйста, и сам сбился на  указания.
Это оттого, что меня беспокоят вот какие обстоятельства.
     Сейчас  с  быстротой  молнии распространяется слух об  огненном шаре, с
которым общается  Анастасия.  Помните,  уважаемые  читатели,  я  описывал  в
предыдущих  книгах,  как   этот  шар   появляется   рядом   с  Анастасией  в
экстремальных ситуациях?  Как он впервые появился, когда маленькая Анастасия
плакала на  могилке своих родителей, а потом  учил ее делать первые шажки по
земле. Как защищал во  время покушения  на  нее. На вопрос дедушки: "Что это
такое?", Анастасия ответила: "Он хороший".
     Да, она с ним общается,  но  не знает до  конца,  что представляет  это
природное явление.  К  чему  я  стал  вдруг  вспоминать  об  огненном  шаре,
появляющемся неизвестно откуда? Потому что именно этот  шар,  как утверждает
масса свидетелей, появился над Геленджиком  и произвел некоторый  переполох.
Теперь  недоброжелателями распускаются слухи,  будто  бы  Анастасия  может в
случае чего с помощью этого шара чуть ли не разбомбить неугодных ей. Что она
общается не  только со светлыми,  но  и с  темными  силами.  А тут  еще сами
читатели масла в огонь подливают. И в Туапсе меня уже просили направить этот
шар  на  Сочинскую администрацию,  чтоб они  так  же  стали  прозревать, как
Геленджикская.
     Уважаемые  читатели,  я  сейчас  постараюсь  рассказать,  что  было   в
Геленджике  на  самом деле  и  призываю вас отнестись  к  этому  спокойно  и
рассудительно.
     В Геленджике местное общественное  объединение готовилось  к проведению
читательской конференции по книгам. Взаимоотношения  руководства объединения
с администрацией города были, мягко  говоря,  натянутые.  А тут  еще и  я во
второй книге  не  лестно  отозвался о  старом  руководстве  города.  На этом
фоне... и надо же было такому случиться.