о бывает рядом  с ней, но оно  не в
ней.  Попробуй  найти в  себе  силы  увидеть,  почувствовать  в  ней  просто
человека.  Она старается  быть как  все.  Для чего-то ей это  нужно  и важно
доказать, что она человек. Это трудно дается ей, потому что принципы свои не
может она нарушить при этом. Но ведь свои принципы есть у каждого?

     -- А  что это  за явление,  которому вы  определение не  даете и  в
котором наука никак не разберется?



     Аномальное явление
     Когда мы хоронили родителей Анастасии, она была  совсем маленькой.  Еще
совсем  ходить не  умела  и  разговаривать. Мы  с отцом  и  с помощью зверей
разрыли землю. Уложили  на дно ямки веточки, положили на них  тела родителей
Анастасии,  прикрыли  их травой  и  землей присыпали.  Мы  стояли  молча над
холмиком  могильным.  Маленькая   Анастасия  сидела  невдалеке  на   поляне,
рассматривала букашку,  ползающую по  ее  руке. "Хорошо, что она не способна
еще осознавать, какое горе постигло ее", -- думали мы. Потом тихо ушли.
     -- Как ушли? Вы что же, бросили еще несмышленую девочку одну?
     -- Не бросили, а  оставили ее в том месте, где родила ее мать. Есть
понятие у вас -- Шамбала, Родина. Все  абстрактнее  осмысливание понятий
этих  становится. Родина -- это "РОД, И НА". Мать. Родители до появления
на свет дитя должны ему сформировать  Пространство. Мир Доброжелательности и
Любви.  И  дать  кусочек  Родины, которая, как материнская  утроба,  и  тело
сохранит,  и  Душу  обласкает.  Даст  мудрость  мирозданья и Истину  поможет
обрести. А  что  дает своему  ребенку,  рождающемуся  среди  каменных  стен,
женщина?  Какой  мир она ему  уготовила?  Да и думала ли  вообще  о  мире, в
котором предстоит  жить ее ребенку? И мир поступает с ним,  как сам захочет.
Стремится  подчинить  себе маленькое человеческое существо, сделать из  него
винтик, раба. И мать становится  всего лишь наблюдателем, ибо не подготовила
она для своего ребенка Пространство Любви.
     Понимаешь,  Владимир,  к  матери Анастасии,  как и  к  любому человеку,
живущему так, как она жила, Природа окружающая ее, большие и маленькие звери
относились как к другу, мудрому и доброму Божеству, сотворившему вокруг себя
мир Любви.  Родители  Анастасии были веселыми  и добрыми людьми,  они  очень
любили друг друга, любили  землю, и окружающее  их  Пространство отвечало им
Любовью.  В  Пространстве этой Любви родилась и стала центром его  маленькая
Анастасия. Многие звери не трогают новорожденных.  Кошка  может выкармливать
щенка собаки  и наоборот. Многие дикие звери способны выкормить и  вынянчить
человеческого детеныша. Но эти звери стали дикими для вас. Для матери и отца
Анастасии  они  являлись  в  ином  своем  предназначении.  Звери  относились
по-иному к ним. Мать рожала Анастасию на  полянке, и  многие звери наблюдали
за  родами.  Они  видели,  как  ими  почитаемый  человек-женщина  становится
матерью, рожает  еще  одного человека.  Когда  они  наблюдали за родами,  их
чувства  к человеку-другу,  их любовь  к  нему переплеталась  с  собственным
материнским  инстинктом, рождая  новое возвышенное и светлое. Все, абсолютно
все  окружающее Пространство, от  маленькой  букашки и  травинки  до  внешне
грозного  зверя,  готово  отдать,  не  задумываясь,  жизнь за  это маленькое
существо.  И  ничто не  может  угрожать ему в  этом окружающем  Пространстве
Родины, сотворенной и подаренной  матерью  его.  Все будут нянчить и лелеять
это человеческое существо.
     Маленькая  полянка  для  Анастасии  --  словно  материнская утроба.
Маленькая  полянка  --  ее  живая  Родина. Могущественная  и  добрая.  И
неразрывно  связанная  живой  нерукотворной  нитью  со  Вселенной.  Со  всем
творением Великого Творца.
     Полянка маленькая -- живая Родина ее. От матери она и от отца. И от
Единого от  Первого  Отца. Мы не  смогли  бы заменить  ее. Потому, похоронив
родителей  Анастасии,  мы  ушли.  Через  три дня на  подходе  к  полянке, мы
почувствовали  напряжение  в  воздухе,  услышали  подвывание  волков.  Потом
увидели...
     Маленькая Анастасия тихо сидела на могильном холмике. Одна щека ее была
запачкана в земле. Мы поняли: она и спала на могилке. Из ее глаз скатывались
слезинки и падали на холмик. Плакала она беззвучно, лишь всхлипывала иногда.
И все гладила и гладила своими ручками могильный холмик.
     Не умеющая говорить, она произнесла свои первые слова  у этого холмика.
Мы услышали их. Сначала  она выговорила по слогам: "Ма-ма", потом:  "Па-па".
Она повторила их несколько  раз. Потом сложнее слова произнесла: "Ма-моч-ка,
па-по-чка,  ма-мо-чка,  па-по-чка. Я Анастасия. Я теперь  без вас  буду. Да?
Только с дедушками буду? Да?"
     Отец  первым  понял:  маленькая Анастасия,  еще когда мы закапывали  ее
родителей,  сидя на  поляне  и  рассматривая  букашку,  понимала всю глубину
постигшего ее горя. Она  усилием воли не показывала своих  чувств, чтобы нас
тем  самым не расстраивать.  С  молоком  матери вошли  в нее мудрость и сила
Первоистоков.   Есть  такая   возможность  у  кормящих  матерей,   Владимир.
Передавать  младенцу  при кормлении  грудью вместе  с молоком материнским  и
осознанность, и мудрость веков, вплоть до Первоистоков.
     Мать Анастасии знала, как это делается, и воспользовалась этим способом
в полной мере. В самой полной мере воспользовалась.
     Раз Анастасия не  хотела, чтобы мы видели ее плачущей, мы и не выходили
на полянку, не подходили к могилке, но и с места сдвинуться не смогли. Так и
стояли, наблюдая за происходящим.
     Маленькая Анастасия,  опираясь на  могильный холмик  ручками,  пыталась
встать на ножки. Не  с первого  раза  у  нее  это получилось, но  она все же
смогла  встать  на ножки. Она стояла  покачиваясь,  расставив  ручки чуть  в
стороны,  и наконец  сделала свой  первый,  робкий  шажок  от  могилы  своих
родителей, потом  еще один. Маленькие ножки  запутались в траве,  и  тельце,
потеряв равновесие, стало падать. Но падение... оно было необычным.
     В момент падения вдруг  едва видимое голубоватое  свечение разлилось по
поляне,  локально  изменив  гравитацию Земли. Какой-то  благодатной  истомой
коснулось оно  и  нас. Тельце  Анастасии  не  падало,  а  медленно  и плавно
опускалось  на  землю. Когда  она  снова встала на  ножки,  голубоватый свет
исчез, и гравитация стала прежней.
     Анастасия, осторожно  ступая  и  останавливаясь,  подошла к  лежащей на
полянке маленькой веточке, сумела поднять  ее. Мы поняли: она решила убирать
полянку,  как  делала ее  мама. Совсем  еще  крохотная девочка  несла  сухую
веточку к  краю полянки.  Но  снова  потеряла  равновесие,  стала  падать  и
выронила веточку.
     Во время ее падения снова вспыхнул голубоватый свет, изменив гравитацию
Земли, а веточка отлетела к кучке лежащих на краю поляны сухих веток.
     Анастасия, встав, искала  глазами веточку  и  не могла найти  ее. Потом
она, расставив ручки  и покачиваясь, медленно  подошла к другой веточке. Еще
не успела над ней наклониться, ветка  стала подниматься,  словно ветерок  ее
отбросил. Отбросил сухую веточку к  краю поляны.  Но достаточного для такого
действа ветра вокруг не было. Кто-то невидимый исполнил  желаемое  маленькой
Анастасией.
     Но  она  хотела  делать  все сама,  как делала  ее  мама.  И, наверное,
протестуя  против  помощи невидимого союзника, подняла вверх  свою маленькую
ручку, слегка помахав ею.
     Мы  посмотрели  вверх и увидели  его.  Над  поляной висел,  пульсируя и
светясь голубоватым светом, небольшой шаровидный сгусток. Множество огненных
разрядов,  словно  молний  разноцветных,  сплеталось внутри  его  прозрачной
оболочки. Он был похож на большую шаровую молнию. Но он был разумен!
     Непонятно было, из чего состоял его разум и что представлял собой.
     В нем ощущалась какая-то неведомая и невиданная мощь. Страха перед этой
мощью не  было. Наоборот, от него  исходила приятная истомная  Благодать, не
хотелось двигаться. Хотелось только быть.
     -- А почему вы решили, что он обладает небывалой мощью?
     --  Мой  папа заметил.  Несмотря на то что день был ясным и светило
солнышко, листочки деревьев и лепестки  цветов поворачивались в его сторону.
В  его  голубоватом  свечении  было  больше  силы,  чем  в  лучах солнца.  И
гравитацию  Земли он менял  в  момент  падения  тельца Анастасии локально  и
точно. Настолько точно менял, что  падающее тельце  плавно опускалось, но не
отрывалась от Земли.
     Анастасия долго убирала веточки,  она то  ползала, то, медленно ступая,
ходила по  полянке, пока  сама  не  убрала все. А  огненный шар,  пульсируя,
метался  над  крохотным  ребенком.  Но больше  не  помогал  убирать веточки.
Могущественный огненный шар  словно  понял жест  маленькой  детской  ручки и
подчинился ему.
     Расширяясь и  растворяясь в  Пространстве,  сжимаясь и производя внутри
себя разряды, похожие на  вспышки  какой-то  неведомо  из чего  производимой
энергии и неведомо чем гасящейся, он на мгновение исчезал и снова появлялся,
словно  волновался,  и от  волнения метался  во  Вселенском  Пространстве  с
немыслимой скоростью.
     Подошло  время, в  которое  обычно  засыпала Анастасия. Мы  никогда  не
заставляем  детей спать,  укачивая их  до  головокружения. В это  время мама
Анастасии просто  ложилась на краю полянки в одном  и том же месте  и как бы
засыпала,  показывая   пример.Маленькая  Анастасия  подползала  к   ней   и,
прижавшись к ее теплому телу, спокойно засыпала.
     И  в этот раз Анастасия подошла к тому  месту, где обычно спала днем  с
матерью. Она стояла и смотрела на то место,  на котором всегда  в  это время
спала с мамой, но теперь ее мамы не было.
     Не известно, о чем думала в тот момент, только снова  на щеке маленькой
Анастасии блеснула в  лучике  солнышка слезинка. И  сразу запульсировало  по
поляне, неравномерно мигая, голубоватое свечение.
     Анастасия подняла головку вверх, увидела пульсирующий световой сгусток,
села на травку и стала неотрывно смотреть на него. Он замер под ее взглядом.
Некоторое  время  она не отрываясь смотрела на него.  Потом протянула в  его
сторону обе ручки,  как делала, когда подзывала кого-нибудь из зверей. И тут
огненный  шар  вспыхнул множеством  мощных  молний,  вырвавшихся за  пределы
голубой  оболочки,  и...  огненной  кометой  рванулся  к  маленьким  ручкам.
Казалось,  имея возможность все разнести на своем пути. Он, в одно мгновение
оказавшись у лица Анастасии, завращался и сорвал своей молнией блестевшую на
ее  щеке  слезинку.  И  тут же загасил  все  разряды, став  голубым,  слегка
светящимся шаром в руках маленького, сидящего на траве ребенка.
     Анастасия  некоторое  время держала его, рассматривала и гладила. Потом
встала, подняла  голубой  шар, осторожно ступая,  понесла  и  положила на то
место, где спала с мамой. Снова погладила его.
     Он лежал и словно засыпал, как делала мама Анастасии. И Анастасия легла
рядом с  ним.  Уснула. Она спала  на траве,  свернувшись клубочком, а он  то
мгновенно  взлетал,  исчезая в  небесной  выси,  то  растворялся  низко  над
поляной,  словно  прикрывая  ее  собой. Потом,  снова  сжавшись  в маленький
пульсирующий шар, оказался рядом со  спящей на  траве Анастасией и гладил ее
волосы. Странное, необычное это было поглаживание. Тончайшими, светящимися и
подрагивающимися  лучиками-молниями  он брал  каждый волосок в  отдельности,
приподнимал и поглаживал.
     Впоследствии,  приходя к Анастасии на ее полянку, мы еще несколько  раз
видели его. Мы понимали, для Анастасии он был чем-то естественным -- как
солнце, луна, деревья и животные, ее окружающие. Как со всем, ее окружающим,
она  и  с  ним разговаривала. Но она  и  отличала его  от всего окружающего.
Внешне  мало чем это отличие выражалось. Было ощущение, что она относится  к
нему чуть с большим уважением, чем к другим, а иногда немножко капризничала.
Ни перед  кем никогда не капризничала, а с ним  почему-то позволяла себе. Он
реагировал на ее настроение и исполнял капризы.
     Когда  Анастасии  исполнилось четыре  годика,  в ее  день рождения,  на
рассвете,  мы  стояли у края поляны и ждали, когда  она проснется.  Хотелось
тихонько понаблюдать, как она будет радоваться нарождающемуся весеннему дню.
     Он  появился  за  мгновение до ее  пробуждения.  Слегка  сверкнул своим
голубоватым свечением  и  то  ли  рассыпался,  то  ли  растворился  во  всем
пространстве поляны.  И  мы увидели  нерукотворную живую картину, чарующую и
прекрасную.
     Преобразилась вся поляна, окружающие деревья,  трава,  букашки. Разными
мягкими  цветами засветились  иголочки  Кедров.  Прыгающие на  ветках  белки
оставляли  за  собой световые  тающие  шлейфы-радуги. Нежным зеленым  цветом
светилась  трава.  Еще  более  яркое,  разноцветное  свечение  исходило   от
множества снующих  в  траве букашек, и  все  они  составляли  необыкновенной
красоты  живой  переливающийся  ковер,   постоянно   меняющий   замысловатые
прекрасные   узоры.   Пробуждающаяся  Анастасия   открыла   глаза,   увидела
необыкновенную  живую  картину,  полную  очарования,  вскочила,  оглядываясь
вокруг.
     Она   улыбнулась,  как   улыбалась  всегда  утром,  и   на   ее  улыбку
отреагировало окружающее более ярким свечением и ускорением  движения. Потом
Анастасия осторожно опустилась на коленки и стала внимательно  рассматривать
траву и  светящихся разным цветом снующих букашек. Когда она подняла голову,
выражение  на  ее  лице  было  сосредоточенным  и  немножко  тревожным.  Она
посмотрела вверх и, несмотря  на то что ничего  вверху  не было, протянула к
небу  свои ручки. Мгновенно зашевелился застывший воздух и в ее руках возник
голубоватый шар. Она подержала его у своего лица, положила на траву, ласково
погладила.  И мы  услышали их  диалог. Говорила  только  Анастасия, но  было
полное ощущение, что он  понимает ее слова и  пытается  беззвучно  отвечать.
Анастасия говорила с ним ласково и чуть грустно:
     -- Ты хороший. Ты очень хороший. Ты хотел обрадовать меня красотой.
Спасибо тебе.  Но  верни, пожалуйста, верни все, как раньше было. И не меняй
больше никогда.
     Голубой шар  запульсировал,  слегка приподнялся  над землей,  сверкнули
внутри  него разряды молний. Но светящаяся  картина не  исчезала.  Анастасия
внимательно смотрела на него и снова заговорила:
     -- У каждой букашечки, жучка, муравья есть  мама. У всех есть мамы.
Мамы любят своих детей такими, какими родились они,  не  важно сколько у них
ножек и  какого цвета их тела. Ты все изменил. Как  теперь мамы узнают своих
детей? Верни все, как было, пожалуйста.
     Шар мигнул слегка, и на поляне все стало прежним. Он  снова опустился у
ног Анастасии.  Она погладила  его  и поблагодарила:  "Спасибо тебе!"  Потом
помолчала, внимательно  глядя  на шар, а когда заговорила, слова ее поразили
нас. Она говорила ему:
     -- Ты не приходи больше  ко мне. С тобой мне хорошо. Ты всегда всем
стараешься  сделать  только  хорошее,  помогать  стараешься.  Но  ко мне  не
приходи.  Я  поняла, у  тебя есть своя  очень  большая полянка. Но  ты очень
быстро  думаешь,  так  быстро, что  я не  могу  понять  сразу. Только  потом
чуть-чуть  понимаю. Ты  быстрее  всех  двигаешься. Намного быстрее  птицы  и
ветерка. Ты  очень  быстро  и хорошо все делаешь,  я поняла, это потому  так
надо, чтобы  все успевать, хорошее делать на своей очень большой полянке. Но
когда ты со мной,  значит,  тебя нет  там. Значит, когда  ты со мной, некому
делать  хорошее на другой  полянке.  Уходи. Тебе нужно смотреть  на  большую
полянку.
     Голубой  шар сжался в  маленький комочек,  взлетел  ввысь. Заметался  в
пространстве,  вспыхнул  ярче  обычного  и снова  ринулся пылающей кометой к
сидящей  Анастасии, замер  рядом с  ее головой,  множество  дрожащих лучиков
потянулись  к  длинным  волосам  Анастасии  и  погладили  каждый  волосок  в
отдельности до самого кончика.
     --  Ну что же ты  медлишь? Спеши к тем, кто ждет тебя,  -- тихо
сказала  Анастасия. -- А я здесь сделаю  сама все хорошо. И мне  приятно
будет  знать,  что  на   большой  полянке  тоже  все  хорошо.  Я  тебя  буду
чувствовать. И ты обо мне вспоминай, но только иногда вспоминай.
     Голубой шар не с легкостью, как обычно, взмывал ввысь, он поднимался от
Анастасии неравномерными  рывками, исчезая  в  пространстве.  Но он  оставил
что-то  невидимое   вокруг  нее.  И  каждый  раз,  когда  что-то  происходит
отрицательное,  нежелаемое  Анастасией,  окружающее  пространство  замирает,
словно парализованное. Вот и ты сознание потерял, когда пытался прикоснуться
к ней вопреки  ее  воле. Она поднятием вверх руки останавливает это явление,
когда успевает. Она по-прежнему все хочет делать только сама.
     Мы задавали вопрос маленькой Анастасии,  спрашивали: "Что опускалось на
полянку светящееся,  как ты его  называешь?" Она  недолго  думала и  коротко
ответила:
     -- Это назвать можно "Хорошим", дедулечки.
     Старик  замолчал.  Но мне  хотелось  еще услышать,  как  жила маленькая
Анастасия в лесу, и я спросил его:
     -- Что же она потом делала, как жила?
     -- Так и жила,  -- ответил  старик. -- Росла, как все люди.
Мы ей  предложили дачникам  помогать. С  шести лет она  уже могла видеть  на
расстоянии  людей,  чувствовать  и помогать  им.  Увлеклась  она  дачниками.
Считает  теперь,  что  явление  дачников  --  есть   плавный  переход  к
осмысливанию сути земного  бытия. Вот и светила  она неустанно двадцать  лет
своим лучиком.  Растения  на  маленьких участках обогревала.  Людей  лечила.
Пояснить старалась людям  ненавязчиво, как  нужно с растениями обращаться, и
получалось  у нее  здорово. Потом  и  другие аспекты жизни людской наблюдать
стала.  С тобой вот судьба свела. Да еще эту мысль создала: "Перенести людей
через отрезок времени темных сил".
     -- И что же, может получиться у нее? -- спросил я.
     -- Анастасия, Владимир, знает силу мысли  Человека-Творца  и просто
так не позволила бы себе заявлять. Значит, есть в ней сила такая. Теперь она
не свернет с этого пути, не отступит. Упорная она. От отца это у нее.
     -- Значит, она действует. Мыслеобразы свои производить старается, а
мы   тут  все  только  рассуждаем  о   духовном.  Словно  сопли,  как  дети,
размазываем. Некоторые вообще спрашивают у меня: "Существует Анастасия или я
все придумал?"
     --  Люди такого  спрашивать  не могут. Люди  ее сразу  почувствуют,
соприкоснувшись  с  книгой.  Она  и  в  ней.  Такие вопросы  могут  задавать
иллюзорные люди, не настоящие.



     Иллюзорные люди
     А я  говорю о самых настоящих, таких  вот, как эти две девушки. Видите,
-- показал я на двух стоящих метрах в пяти-шести от скамейки девушек.
     Старик внимательно в них всмотрелся и сказал:
     -- Думаю, одна из них, та, что курит, не настоящая.
     -- Как это -- не настоящая? Я  сейчас подойду к ней да врежу по
заднему месту -- визг или мат более чем настоящий услышите.
     --  Понимаешь, Владимир, ты  видишь сейчас  перед собой  всего лишь
образ.   Образ  созданный   постулатами   технократического  мира.  Посмотри
внимательно. Девушка обута в неудобные  туфли на высоких каблуках. К тому же
они  ей  немножко жмут. Она обута  именно в такие  туфли, потому что  кто-то
другой  диктует,  какую обувь сейчас нужно носить.  На ней короткая  юбка из
материала,  похожего на кожу, но не кожа,  она вредна  для тела,  но она  ее
носит,  подчиняясь диктату, создавая желаемый им образ.  Посмотри,  она ярко
накрашена и надменна. Внешне независима. Но только  внешне. Вся ее внешность
не  соответствует  ей, настоящей.  Продиктованный чужими мыслями  и  формами
образ "забил" ее, настоящую, он, иллюзорный, не имеющий Души, заслонил собой
живую Душу. Ее Душа в плену у этого образа.
     -- Все  что угодно  сказать можно  про  Душу, плен и диктат  образа
какого-то. Так это или нет, разобраться трудно.
     --  Стар я уже, не  могу подстроиться под твою  скорость мыслей. Не
получа