,  заскулил, как щенок. Ему
удалось вырваться, или она сама его отпустила.  Только оказавшись на  земле,
волчонок быстро еще раз лизнул царапину и припустился догонять волчью стаю.
     --  Ну почему? -- стал я говорить подбежавшей ко мне Анастасии.
-- Почему ты сразу волков не позвала? Почему?
     Анастасия  улыбалась,   быстро   ощупывала  мои  ноги,   руки.  Чистым,
успокаивающим голосом говорила:
     -- Не  волнуйся,  пожалуйста.  Собачкам  показать  необходимо,  что
человек всегда сильнее их. Волков они и так боятся. А на  человека  нападать
стали.  Теперь  не  будут  на   человека...  Ты  не  волнуйся.  А  я,  когда
почувствовала, поняла,  что ты идешь...  Побежала  навстречу. Зачем  ты  так
рисковал? Пошел... А я потеряла тебя сначала, потом догадалась...
     Анастасия отбежала в сторону, сорвала  какой-то травы, потом поискала в
другом месте и  снова сорвала траву. Она растирала траву  в своих ладонях  и
осторожно   терла  влажными   ладонями   больную   ногу.   И   говорила   не
останавливаясь:
     -- Пройдет. Быстро пройдет. До свадьбы заживет.
     Я заметил, она употребляла разные поговорки, и спросил:
     -- Ты откуда поговорки наизучала?
     --  Слушаю иногда, как разные  люди говорят. Чтоб научиться больший
смысл во фразе короткой отобразить. А тебе не нравится?
     -- Невпопад у тебя иногда получается.
     -- А иногда все же впопад? Здорово, когда впопад?
     -- Какой "впопад"?
     -- Так ты же это слово первый произнес. Я повторила только.
     -- Скажи, Анастасия, далеко еще до поляны твоей?
     -- Ты половину пути проделал, мы вдвоем теперь быстро дойдем.
     -- Быстро, наверное, не получится, нога пока болит.
     -- Да, еще немножечко  болеть может. Пусть отдохнет нога, а пока  я
помогу тебе идти.
     Анастасия легко  подняла  тяжелый  рюкзак,  повернулась ко  мне спиной,
опустилась на одно колено и предложила:
     --  Ты за  меня хватайся. Садись  на  меня.  На спину,  --  она
говорила так быстро и решительно, что я и залез ей на спину, обхватив руками
за  шею.  Анастасия  быстро  встала  и  легко,  вприпрыжку  побежала. И  все
говорила, говорила на бегу.
     -- Тебе не тяжело? -- спросил я через некоторое время.
     -- Своя ноша не тянет, -- ответила  Анастасия и еще добавила со
смехом:
     -- Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик.
     -- Стой. Дай слезу. Сам попробую идти.
     -- Но мне не тяжело. Почему сам?
     -- А что ты про мужика? "Я и баба и мужик"?
     -- Так это  же просто поговорка  такая.  Не к месту проговорила ее,
да? Ты обиделся?
     -- Неважно, просто  сам хочу попробовать  идти.  Ты  только  рюкзак
понеси еще немного.
     -- Если самому идти, тогда надо  отдохнуть твоей ножке  хотя бы час
еще один. Ты  посиди пока,  я быстро, я  сейчас. -- Анастасия убежала на
некоторое время.  Вернулась с пучком разных трав  и снова стала втирать их в
ногу около ступни. Потом присела рядом,  хитро как-то и с улыбкой смотрит на
рюкзак и вдруг спрашивает: -- Скажи, пожалуйста, Владимир, что в рюкзаке
твоем?
     -- Некоторые  письма читателей.  Подарки тебе  от них же. И я купил
кое-что для ребенка.
     -- Ты мог бы сейчас, пока отдыхаем, показать мне подарки?
     --  А  ребеночка, сына, ты мне покажешь? Не будешь говорить, что не
должен он меня видеть, пока не очищусь?
     --  Хорошо. Я  покажу  тебе  нашего сына.  Только не сразу.  Завтра
покажу. Сначала ты поймешь немножко, как общаться с ним. Ты  быстро поймешь,
как увидишь.
     -- Пусть завтра.
     Я развязал рюкзак  и стал доставать сначала подарки для Анастасии.  Она
брала  бережно в руки  каждую  вещь,  с интересом рассматривала ее, гладила.
Стала  звонить  в   валдайские  колокольчики,  которые  подарила   ей  Ольга
Сидоровна. А когда я подал ей красивый большой цветастый платок,  подаренный
тоже очень доброй женщиной Валентиной Ивановной,  сразу понял:  женщины есть
женщины, много в них одинакового.
     Анастасия взяла платок, развернула  его.  Потом она проделала с платком
массу манипуляций. Повязала платок себе на  голову так, как на  шоколадке  с
картинкой "Аленушка", и еще на разный манер.
     Анастасия, смеясь, завязывала платок на талии, как цыганка, набрасывала
его на плечи и  прохаживалась передо мной в  каком-то народном танце.  Потом
свернула  аккуратно  платок  и положила  на  выложенные  на  траве  подарки,
сказала:
     --  Ты, пожалуйста, скажи, Владимир, каждому  человеку.  Передай от
меня слово "спасибо" каждой женщине за  тепло их Души,  присланное  с  этими
вещами.
     --  Передам, кого  увижу. Но  больше  мне  показывать  тебе нечего.
Остальное не для  тебя.  Для сына.  Все необходимое. Ты этим пользоваться не
можешь, я тебе сам на месте покажу, как придем.
     -- А сейчас почему  не  хочешь? Все равно же  сидим,  отдыхаем. Мне
очень интересно посмотреть.
     Я не хотел показывать  Анастасии то, что  купил  для сына,  потому  что
помнил  ее слова, которые  она сказала  еще при первой  нашей встрече: "Тебе
захочется приобрести для сына всякие бессмысленные побрякушки, но они ему не
нужны, они нужны тебе. Для самоудовлетворения. Какой я хороший, заботливый".
Но  все же решился  показать, потому  что и  самому было интересно, как  она
отнесется  к  достижениям  нашей  цивилизации  в  заботе  о  детях.  Я  стал
показывать Анастасии подгузники и рассказывать, как они эффективно действуют
по впитыванию влаги, когда ребенок в  них мочится, и от того кожа ребенка не
преет.  Рассказывать все  то, что  видел в  рекламе по  телевизору.  Питание
детское показал.
     --  Видишь, Анастасия,  это  питание  детское,  оно  --  просто
шедевр. В нем есть все вещества, для ребенка необходимые, витаминные добавки
в  нем тоже  есть.  А главное, готовить его  можно без проблем. Разбавляй  в
теплой воде -- и каша готова. Поняла?
     -- Поняла.
     --  Ну   вот,  не   зря,   значит,   трубы  заводов   дымят  нашего
технократического мира. Есть среди прочих и трубы заводов, которые выпускают
такое  вот  питание для детей, упаковку.  Видишь, на упаковке ребенок  какой
красивый, розовощекий, улыбающийся изображен?
     -- Вижу.
     Самым  последним  я  показал  Анастасии  детский  конструктор  и  сразу
прокомментировал:
     --  Это  конструктор детский. Конструктор  --  не бессмысленная
погремушка. Здесь  написано, он специально разработан для  развития ребенка.
Можно  из  него машину  сделать,  как  на этой  картинке,  можно  паровозик,
самолетик,  дом.  Ну, он чуть попозже сыну пригодится. Сейчас, конечно,  еще
ему осмысливать рано, что как движется, летает.
     -- Почему -- рано?  Сейчас как раз он это и осмысливает, --
ответила Анастасия.
     -- Вот видишь. Конструктор ему в этом и поможет.
     -- Ты так считаешь? Уверен в этом?
     --  Тут не  только моя уверенность, Анастасия. Так  и многие ученые
считают, психологи, которые детскую психику изучают. Видишь, они в аннотации
свое заключение пишут.
     -- Хорошо, хорошо,  Владимир.  Ты не беспокойся.  Сделаешь сам все,
как нужным считаешь сделать. Только  ты,  пожалуйста, посмотри  сначала, как
живет наш сын. Сам и определишь тогда, что ему необходимо в первую очередь.
     --  Ладно.  Как  скажешь,  --  обрадовался   я,  что  не  стала
оспаривать  Анастасия  необходимость  привезенных  мною  вещей,  --  сам
посмотрю и определю.
     -- А пока  давай спрячем  рюкзак твой. Потом, как определишь, какая
вещь нужна в первую очередь, я сбегаю и принесу ее  или весь рюкзак принесу.
Сейчас тяжело  его  нести. Нога ведь болит  у тебя, а  на  меня садиться  не
желаешь.
     -- Ну ладно, давай пока спрячем, -- согласился я. -- Только
письма заберем. В них вопросов к тебе много. Я их все и не запомнил.
     -- Хорошо, письма заберем, --  согласилась Анастасия. Она взяла
пакет  с письмами. Я  оперся  на  ее  плечо,  и  мы  пошли в сторону  поляны
Анастасии.
     Только к позднему вечеру пришли мы на поляну Анастасии.
     Как  и прежде, ничего  на ней не было. Никаких построек. Даже шалаша не
было.  Но  ощущение  складывалось,  будто  бы  пришел  в  родной  дом.  Даже
настроение поднялось, и успокоенность какая-то наступила. Уснуть захотелось.
Наверное,  оттого, что с Александром всю ночь проговорили. "Надо же,  --
подумалось  мне,  -- абсолютно  ничего  нет на  этой поляне,  а ощущение
возникает такое, словно в дом пришел.
     Видно,  ощущение дома не  в том, какая у тебя  по величине квартира или
даже замок, а в чем-то другом".
     Анастасия сразу подвела меня к озерцу и предложила искупаться. Купаться
мне совсем не хотелось, но я подумал,  что лучше ее пока слушаться  во всем,
чтоб сына быстрее посмотреть.
     После  купания,  когда вышел на  берег, холоднее, чем  в  воде,  стало.
Анастасия  ладонями согнала  с меня воду,  травой какой-то  потерла,  и тело
словно горячее стало. Потом протянула свое платьице и говорит со смехом:
     -- Надень, пожалуйста, Владимир, это будет рубашка для тебя ночная.
Я одежду твою намочу, постираю. Запах от нее сильный.
     Я надел платье Анастасии, потому что понял: надо уничтожить запах.
     -- Это для того, чтобы сын не испугался?
     -- И для него, -- ответила Анастасия.
     -- Но в платье одном мне будет холодно спать.
     -- Не беспокойся, я все  уже сделала.  Ты выспишься,  тебе не будет
холодно. Под голову положишь с письмами пакет, подушечку заменит он  тебе. Я
все придумала, ты выспишься и не замерзнешь.
     -- Опять медведицей обогреваться? Не буду спать с медведицей, лучше
сам как-нибудь.
     -- Я так все постелила, что не будет холодно или жарко тебе.
     Мы  подошли к  той  землянке, где раньше  я  спал. Анастасия раздвинула
нависшие  над входом ветки.  Я  ощутил  приятный запах трав сухих,  залез  в
землянку, погрузился в травы, сон приятной истомой окутывал все вокруг.
     --  Можешь укрыться кофточкой, но  и без нее тебе не будет холодно.
Если захочешь,  я тоже  потом рядом лягу.  Обогрею тебя, --  сквозь  сон
услышал я слова Анастасии и ответил ей:
     -- Не надо. Ты лучше к сыну иди, обогрей...
     -- Не беспокойся, Владимир.  Наш сын уже  во  многом самостоятельно
справляется.

     Как же он может  самостоятельно, он же  маленький...-- Больше я
ничего говорить не мог, погружаясь в глубокое, спокойное блаженство.


НОВОЕ УТРО КАК НОВАЯ ЖИЗНЬ
     Проснулся утром. А настроение такое необычно хорошее, что лежу и думаю,
не буду пока двигаться, чтоб вдруг не  ушло такое настроение. И  что  это за
ночь была  такая? И почему так утром оказалось, как будто ночью этой тело  и
сознание словно в  Любви купались.  При  свете дня мне стало ясно, почему ни
холодно, ни жарко ночью не было. Я лежал, погруженный в сухую траву и цветы,
они  источали  приятный  запах  и  грели.  Читатели  спрашивают  часто,  как
Анастасия зимой, в морозы лютые сибирские,  не замерзает, а ведь  как просто
все: в стог сена если закопаться, никакой мороз не страшен.  Правда, она еще
каким-то  образом  обогревается,  ходит  полуобнаженной  даже всего при пяти
градусах тепла и не мерзнет и  даже купается при  такой низкой температуре и
не дрожит, как из воды выходит.
     Еще  я подумал, когда  лежал в  блаженстве на  сухой  траве:  "Вот утро
настает,  иль  новый день  пришел,  а впечатление такое,  будто  новой жизни
начало наступает, вот если  бы всегда так было, каждым утром, тогда за жизнь
одну как будто  тысячу прожил веков и каждый век прекрасен, как это утро. Но
как так сделать, чтоб каждый новый день прекрасным был, как это утро?"
     Подниматься я стал только, как услышал веселый голос Анастасии:
     -- Если рано кто встает, тому Бог много дает.
     Я вылез  из  прекрасной ночной  спальни. Она  стояла наверху,  у  входа
сразу. Золотистые  волосы были заплетены  в  косу,  а  внизу коса травинками
обвязана, как бантом. Новая прическа ей тоже очень шла.
     --  Пойдем  к   озеру,   умоешься,  оденешься,   --  предложила
Анастасия, перебрасывая косу вперед, как кокетка.
     "Надо же, женщины есть женщины", -- подумал я и говорю ей вслух:
     -- Очень красивая у тебя коса, Анастасия.
     --  Красивая.  Да?  Очень,  очень  красивая? -- засмеялась она,
перекруживаясь.
     Мы побежали к озеру. На берегу, на ветках у кустов висели мои  рубашка,
брюки, майка, в общем, все,  что вечером оставил. Я  потрогал, они оказались
уже высохшими.
     -- Как же они успели высохнуть так быстро?
     -- Я помогла им, -- ответила Анастасия. -- На себя надела и
побегала  немножко в твоей  одежде, она  и  подсохла быстренько.  Теперь  ты
искупаешься и наденешь ее.
     -- А ты будешь купаться?
     -- Я все уже проделала, необходимое для встречи дня.
     Анастасия  перед тем,  как  я зашел в воду,  натерла  мое тело какой-то
кашицей из травы. И когда  я нырнул,  вокруг  вода  зашипела, тело  защипало
немножко,  но, когда из воды  вышел, здорово было. Как будто  все поры  тела
интенсивно сами задышали, и каждая сама воздух  вдыхала. Дышать вообще стало
легко, свободно.
     Анастасия, веселая, игривая, стала снова, как вечером, руками  капельки
с тела обтирать. Когда со спины стирала, я  вдруг почувствовал, как по спине
моей что-то горячее неожиданно полоснуло. Раз, второй, я резко повернулся, а
она,  двумя  руками  надавливая свою  грудь,  пустила мне  струйку  горячего
грудного молока прямо в лицо, потом из другой мне струйку в грудь пустила. И
давай с хохотом растирать быстро-быстро.
     --  Ты зачем такое выделываешь? --  спросил я, как оправился от
неожиданности.
     --  А затем!  А  затем! --  хохочет Анастасия, потом подала мне
брюки и рубашку.  Они тоже пахнут не так, как  раньше, я сразу это  заметил,
когда надевал. И сказал твердо Анастасии:
     -- Все я сделал, как ты хотела. Теперь давай показывай сына.
     --  Хорошо.  Пойдем.  Только  ты, Владимир,  пожалуйста, не пытайся
подходить к нему сразу. Ты сначала понаблюдай за ним, понять его попробуй.
     -- Хорошо, понаблюдаю, ладно. И пойму.
     Мы  подошли  к  знакомой  уже  мне  полянке.  У  кустов  на краю поляны
Анастасия говорит:
     -- Здесь посидим тихонечко, посмотрим, он сейчас будет просыпаться,
и ты его увидишь.
     У дерева на краю поляны лежала на боку медведица, но никакого ребенка я
не увидел. Волнение  все  больше охватывало меня, и  сердце  странно  биться
стало.
     -- Где же он? -- все больше волнуясь, спросил Анастасию.
     -- Смотри внимательней, -- ответила она. -- Вот его головка
и ножки из-под лапы у медведицы торчат. Он спит на ней, в паху ее, там мягко
и тепло, над ним она и лапу свою держит, не прижимает, только прикрывает его
лапой чуть.
     И  я увидел.  Крохотное  тельце  малыша покоилось  в  густой  медвежьей
шерсти. В  паху огромного  зверя,  под его чуть приподнятой передней  лапой.
Медведица лежала на боку, не шевелясь, и только головой из стороны в сторону
водила, озираясь. Малюсенькие ножки зашевелились в глубокой шерсти, и  сразу
медведица лапу немножко приподняла. Малыш просыпался.  Когда  ручкой двигал,
медведица  подымала лапу,  когда  опускал ручку,  она его  снова прикрывала.
Только лапой и водила да головой, а туловище не шевелилось.
     -- Она что же, так и лежит, не шевелясь, ей же неудобно все время в
одной позе?
     --  Она  так  долго может лежать,  не шевелясь. И совсем ей  это не
трудно. Она от восторга млеет, когда он заползает в свою кроватку. И вообще,
теперь она вся из себя важная такая стала. Ответственная. Даже дружка своего
к себе не подпустила, когда время настало своим потомством обзаводиться. Это
не очень-то хорошо.  Но  когда наш  сын подрастет немножко,  она подпустит к
себе дружка.
     Я  слушал Анастасию  и,  не  отрываясь, смотрел, как  снова задвигались
маленькие ножки под огромной лапой медведицы. Потом лапа поднялась вверх.
     Малыш двигал  ручками,  ножками, потягивался, поднимал головку и  вдруг
замер.
     -- Чего он двигаться перестал, опять засыпать будет? -- спросил
я у Анастасии.
     --  Смотри  внимательнее, он же мочится.  Опять не успела медведица
опустить  на  траву  вовремя  или  не  захотела,  балует  она его. Маленький
фонтанчик лился на шерсть медведицы. Она, как и малыш, лежала, замерев, даже
головой  водить  перестала  и  лапой   двигать,  пока  не  прекратился  этот
фонтанчик.  Потом  медведица  стала  переворачиваться на другой бок, и малыш
скатился на траву.
     --  Хорошо.  Вот видишь, соображает она, что он  еще продолжит свое
большое дело, наш маленький человечек, -- весело сообщила Анастасия.
     Крохотное человеческое  тельце  лежало на земле и тужилось.  А  над ним
стояла огромная медведица и, казалось, помогала урчанием своим,  словно сама
с  ним тужилась. Малыш повернулся на  животик,  задвигал ручками и пополз на
четвереньках  по  траве.  Попка его  была  немножко  испачкана  в  какашках.
Медведица шагнула в его сторону и лизнула маленькую человеческую попку своим
огромным  звериным  языком,  словно нянька,  вытирая  испачканное.  Ее  язык
толкнул  малыша, и  он  шлепнулся на  животик, но  тут же привстал и  пополз
дальше, а она,  медведица,  снова за ним и снова лизнула, хотя и так все уже
чисто было.
     --  Как ты думаешь,  Владимир, смогла бы она  подгузники снять  или
трусики, а потом надеть ему новые? -- тихо спросила Анастасия.
     -- Да ладно тебе, --  также шепотом ответил я, -- и так все
понятно.
     Малыш  перевернулся  на спину, и когда назойливая медведица в очередной
раз лизнула его между ног, он изловчился  и  маленькая  ручка  уцепилась  за
шерсть медвежьей морды.
     Подчиняясь явно незначительным усилиям ручки,  огромная медвежья голова
легла на землю у ног малыша, он взял ее за морду, второй ручкой подтянулся и
стал карабкаться по голове зверя вверх.
     -- Куда это он?
     --  К  глазкам медведицы. Блестят  у нее глазки,  ему интересно, он
всегда их потрогать хочет.
     Малыш лежал животиком на медвежьей морде и рассматривал ее  глаз, потом
попытался пальчиком потрогать его, но медведица тут же зажмурилась.  Пальчик
ткнулся  в веки. Еще немножко подождав и не  увидев больше блестящего глаза,
малыш  стал вниз сползать  с  медвежьей морды,  прополз немножко по  траве и
замер, что-то рассматривая в ней. Медведица встала и два раза рыкнула.
     -- Это она  волчицу  зовет.  Ей  самой почиститься,  поесть  нужно.
Сейчас ты увидишь, как  они между  собой дружно  разговаривать будут, --
прокомментировала Анастасия.
     Через  некоторое время на  краю поляны появилась  волчица, но медведица
встретила ее  появление  совсем не  приветственным, а  грозным  рычанием.  И
волчица  повела  себя  отнюдь  не  дружелюбно.  Она  осмотрела  всю  поляну.
Пружинистой походкой прошлась немного  по краю поляны, залегла, потом  вдруг
сделала сильный прыжок, снова залегла, будто готовясь нападать.
     -- Где  же дружелюбие их?  -- спросил я.  -- Чего медведица
позвала, а сама рычит на нее? И волчица тоже грозно ведет себя?
     --  Так они  поговорили между собой. Медведица рычанием  остановила
волчицу, чтобы посмотреть, все ли с  ней в порядке. Не больна ли чем-нибудь,
не  опасно  ли ее подпускать к ребенку человеческому. Достаточно ли  сильна,
чтобы  суметь охранять его. Волчица показала,  что с  ней все  в порядке. На
деле показала, не словами. Ты же видел, и  прошлась, и  прыгнула  достаточно
высоко.
     Медведица действительно, понаблюдав за  волчицей, спокойно заковыляла с
поляны. Волчица легла на траву невдалеке от маленького. Малыш еще  некоторое
время что-то разглядывал, трогал в  траве, потом, заметив волчицу, пополз  к
ней. Когда подполз, ручками стал трогать  ее за морду, гладил пальчиком зубы
в открытой  волчьей пасти,  хлопал ладошкой по языку. Волчица лизнула его  в
лицо, потом маленький  Владимир подполз  к брюху,  потрогал  соски  волчицы,
обсосал свою руку и поморщился.
     --  Нашему  сыночку кушать время настает,  --  снова заговорила
Анастасия. -- Но он еще не настолько проголодался, чтоб у волчицы молоко
есть. Я сейчас