ь грохот океанских пушечных
залпов  у  скал, далеко внизу. Все боги связаны узами родства, и с этого дня
они  ополчатся  против  меня.  В  моей жизни не будет ни капли счастья. Ну и
пусть.  Я встаю на ноги. Поднимаю отпиленную голову, положив ее на руку, как
младенца,  и  выношу из храма на край скалы. Волны перекатываются через горб
камня-кита,  мелкие  брызги  разлетаются  во  все стороны. Раз, два, три - я
смотрю  на  отпиленную голову бога грома, пока она не исчезает в белой пене.
Теперь я тоже должен исчезнуть.

============================================================================

                                    Три
                                 ВИДЕОИГРЫ

============================================================================


x x x


 Краем  глаза  успеваю  увидеть,  как  моего  отца  запихивают  в фургон без
номерных  знаков,  припаркованный  на другой стороне бейсбольной площадки. Я
бы  узнал  его  где  угодно.  Он  барабанит по заднему стеклу, но фургон уже
выехал  за  ворота  и  исчезает в клубах токийской гари. Я вспрыгиваю на наш
патрульный    стратоцикл,  снимаю  бейсболку  и  пристраиваю  ее  на  панель
управления.    Сверкает  мятная  улыбка  Зиззи,  и  мы  срываемся  с  места,
постепенно  превращаясь  в  точку.  Мимо  скользят лавандово-синие облака. Я
навожу  пистолет  на  какого-то  вертлявого  школьника,  но  на этот раз все
обстоит  именно  так,  как  кажется.  Верх  черного,  как  ночь, "кадиллака"
поднимается,  и  оттуда  высовывается  лобстер-гангстерБах! Панцирь и клешни
разлетаются  во  все  стороны.  Я поливаю пулями заднее стекло, и автомобиль
взрывается,  вспыхивая  разноцветным пламенем. Фургон сворачивает на дорогу,
ведущую  в  аэропорт.  В  тоннеле  нас  подрезает  машина  "скорой помощи" -
размахивающий    скальпелем   медик  прыгает  к  нам  на  капот  с  глазами,
выпученными от яростиБах!По яйцам!Бах! Блевотина на капотеБах!

     Мутант  шатается,  но  не  умираетБах!  Подброшенный силой выстрела, он
пробивает рекламный шит. Перезагрузка.
     - Ты мой лучший стрелок, - проникновенно шепчет Зиззи.
     Мы  добираемся  до  аэропорта как раз вовремя, чтобы увидеть, как моего
отца  втаскивают в ванильный самолетик "Сессна"[54]. Я не решаюсь стрелять в
его  похитителей с такого расстояния, боясь промахнуться. Мощный чокмакоптер
заслоняет солнце, и оттуда по веревкам на землю гроздьями скатываются зомби.
Еще  в  воздухе  я  десятками  превращаю  их  в  месиво, но эта армия смерти
пополняется слишком быстро.
     - Зэкс, милый! - говорит Зиззи. - Мегаоружие в "Макдоналдсе"!
     Я  стреляю  по  золотым  аркам и выбираю скорострельную базуку двадцать
третьего  века. Когда я кошу врагов, она издает урчание; вскоре вся взлетно-
посадочная    полоса    усеяна  подергивающимися  конечностями.  Я  палю  по
чокмакоптеру,  пока  тот  не  пикирует на цистерны с топливом. Мир озаряется
ярко-розовыми октановыми взрывами.
       -  Нам  туда,  Зэкс!  Мы  настигнем  похитителей  твоего  отца  в  их
лаборатории!
     Взмываем  вверх  и  преследуем  "Сессну";  нажимаю на кнопку джойстика,
чтобы  пропустить  вступление.  Мы  входим  в  преисподнюю.  В клоаках стоит
тишина.
     Мертвая  тишина.  И  тут появляется гигагидра, девять ее голов источают
зеленую  слизь,  покачиваясь  на  девяти извивающихся, как лассо, шеяхБах! В
капусту. Перезагрузка. Но из одного обрубка вырастают две новые головы.
     - Зажарь урода! - визжит Зиззи.
     Я  целюсь  в  туловище многоголовой твари и привожу в действие огнемет.
Ввв-у-у-у-рррш!  Тварь,  скукожившись,  улетает  прочь,  подхваченная струей
малинового  пламени. Белокожая Лилит - Бах! - только ее и видели. Рой кибер-
ос  - бахбахбах - перезагрузка. Я собственными руками приближаю свою смерть.
Туннель  сужается  и  заходит  в  тупик.  Невидимая  глазу железная дверь со
скрипом открывается - на пороге силуэт ученого.
     -  Сынок!  Ты нашел меня! Наконец-то! Расслабившись, опускаю свою руку-
оружие.
     -  Ты  как  раз  вовремя,  -  он срывает накладную бороду, его портфель
трансформируется в гранатомет, - чтобы умереть!
     Из  шершавого сумрака вылетают тучи самонаводящихся на тепло моего тела
ракет.  Бахбахбах! Большая часть ракет остается невредимой, и мне не удается
даже прицелиться в самозванца. На экран брызжут алые пиксели горячей крови.
     - Зэкс, - умоляет моя сестра, - не покидай меня здесь - вставь монетку,
давай еще. Милый, не уходи.


x x x


 - Милый, - передразнивает голос за спиной, - не уходи!
      Меняю  оружие  и  оборачиваюсь  посмотреть  на  этого  зрителя  с  его
тупоумными  овациями.  Первая  мысль  -  слишком  он классно выглядит, чтобы
шляться  по  игровым  центрам. Старше меня, гладко зализанный конский хвост,
серьга в ухе. Так может выглядеть известная поп-звезда.
     - Впервые в преисподней, да? - Его голос выдает уроженца Токио.
     Я киваю. Мир реальный постепенно обретает свои очертания.
     - Со мной было то же самое, когда я спустился туда в первый раз.
     Звуки  лазерных выстрелов, вой вампиров, дребезжание монет, непрерывная
музыка видеоигр.
     - О!
     -  Ты  увидел  своего  отца  и  потерял  бдительность.  Грязный трюк! В
следующий  раз  пристрели  яйцеголового  на  месте.  Чтобы  убить его, нужно
примерно девять выстрелов.
     - Что ж. Извини, что умер и испортил тебе удовольствие.
     Невозможно пожать плечами более небрежно.
     -  Ты  приговорен  с  первой  монеты.  Ты платишь, чтобы отсрочить свой
конец, но видеоигра всегда выигрывает, рано или поздно.
     Вторая половина моей сигареты скончалась в пепельнице.
     - Глубокая мысль.
     -  На самом деле я ждал свою подружку в бильярдной наверху. Похоже, она
играет  в  игру  типа  "опоздай-держи-его-на-крючке".  Вот  я и пошел вниз -
убедиться,  что  она  не  перепутала  и  не  ждет меня снаружи. А тут ты - с
головой   ушел  в  "Зэкса  Омегу  и  Кровавую  Луну"[55]:  я  не  удержался,
остановился  посмотреть.  Ты  знаешь, что высовываешь язык, когда напряженно
думаешь?
     - Нет.
     -  На  самом  деле  это игра для двоих. У меня целая неделя ушла, чтобы
разобраться с ней.
     - Наверное, ты потратил целое состояние.
     -  Нет.  Дистрибьютор  работает  на человека, который работает на моего
отца.
     На это нечего ответить.
     - Что ж, надеюсь, твоя подружка скоро появится.
     - Лучше бы пришла, стерва. Иначе я с нее шкуру спущу.

 Субботний  вечер  в  Сибуя[56]  бурлит  оживлением. Спустя неделю после той
бессонной  ночи  я решил пойти осмотреться. Квартал удовольствий пышет таким
жаром,  что,  кажется,  вспыхнет,  стоит  кому-то  разок чиркнуть спичкой. В
прошлом  году  дядя  Банк  водил меня в свой бар в Кагосиме, но это ничто по
сравнению  с местом, где я нахожусь сейчас. Цены тоже не сравнить. В барах -
полчища  трутней, галстуки оттянуты, воротнички расстегнуты. Трутни женского
пола  сбросили  офисную униформу и запихали в наплечные сумки. Не слишком ли
строго  я  сужу  трутней,  учитывая, что теперь я - один из них? Но я только
притворяюсь,  что  я  один из них. Возможно, нас всех ждет один конец. Такой
же,  как  господина  Аояму. Парочки - у них свидания. Американцы с красивыми
женщинами  в  лунных  очках.  Держу  пари, что у той официантки с прекрасной
шеей  телефонная книжка забита приятелями, похожими на того, что наблюдал за
мной  в  игровом центре. Огромная реклама "ПЕЙТЕ КОКА-КОЛУ" - пурпур адского
пламени   и  лилейная  белизна  небес.  Иду  дальше,  посасывая  бомбочку  с
шампанским.  Хостессы  прощально  машут  престарелым  президентам  компаний,
усаживая  их  в  такси. Вот залитый янтарным светом ресторан, где все друг с
другом  знакомы.  Мимо  на  скутере  проезжает гигантского роста монгольский
воин,  справа  и слева от него едут девушки, наряженные кроликами, и раздают
листовки  с  рекламой  какого-то торгового комплекса. Девушки в целлофановых
жилетках,  трусиках  и  колготках сидят в стеклянных кабинках перед клубами,
предлагая  легкую беседу и купоны на десятипроцентную скидку. Я представляю,
как  кошу  эти толпы своим мегаоружием двадцать третьего века. Иллюминация и
лучи  лазерных  прожекторов окрашивают облака в цвета яркие, как карамель. У
входа  в  "Пенный  мир  Афродиты"  зазывала  сжато  расписывает  достоинства
девушек, чьи фото висят на стенде:
     -  Номер  один  -  русская,  классная,  покладистая.  Два - филиппинка,
обходительная,  превосходно  вышколена.  Француженка  -  этим  все  сказано.
Бразилианка - темный шоколад, есть за что укусить. Номер пять - англичанка -
белый  шоколад.  Шесть  -  немка,  блаженство  в  уютных  объятиях.  На этих
милашках  из Кореи - ни унции лишнего жира, сплошные мускулы. Номер восемь -
наши  экзотические черные близнецы, и номер девять - а, номер девять слишком
хороша, чтобы ее лапал простой смертный...
     Заметив, как я с глупым видом таращусь на все это, он кудахчет:
     - Приходи лет через десять, сынок, когда поднакопишь деньжат!
     Я  иду  мимо  магазина  электроники и на экране телевизора вижу кого-то
очень    знакомого    -    он   тоже  идет  мимо  магазина  электроники.  Он
останавливается  и  с  изумлением  изучает экран, немного обеспокоенный тем,
как  выглядит  в  глазах окружающих. Покупаю новую пачку "Мальборо". Проходя
мимо  красных  фонариков  какой-то  лавки,  где  продают  лапшу,  и  вдохнув
кухонные  пары,  вдруг вспоминаю, что голоден. Пытаюсь рассмотреть, что там,
за  витриной,  -  лавка  кажется  достаточно грязной, чтобы быть даже мне по
карману.  Раздвигаю  дверь  и вхожу внутрь сквозь висящие в проеме унизанные
бусинами    нити.    Душная  дыра,  наполненная  кухонным  гамом.  Заказываю
поджаренную  лапшу-тофу[57]  с  зеленым  репчатым луком и усаживаюсь у окна,
наблюдая,  как  мимо  текут  толпы  прохожих.  Приносят лапшу. Я угощаю себя
стаканом  воды  со  льдом.  С  двадцатилетием,  Эидзи Миякэ. Сегодня Бунтаро
вручил  мне  богатый урожай поздравительных открыток - по одной от каждой из
моих    четырех  теток.  Пятый  конверт  оказался  еще  одним  посланием  из
министерства  нежеланных писем, продолжающего кампанию под лозунгом "Достать
Миякэ".  Я закуриваю "Мальборо" и вынимаю это письмо, чтобы снова перечитать
его, пытаясь вычислить, шаг ли это вперед, назад или в сторону.

                                                                       Токио
                                                                  8 сентября
     Эидзи Миякэ,
     я  жена  твоего  отца.  Его первая, настоящая, единственная жена. Итак.
Мой  информатор в "Осуги и Босуги" сообщил мне, что ты пытаешься связаться с
моим  мужем.  Да  как  ты  смеешь? Неужели ты воспитан столь примитивно, что
тебе  неведомо  слово  стыд? Но так или иначе, я подозревала, что такой день
придет.  Итак,  ты  узнал  о том, что твой отец занимает влиятельный пост, и
рассчитываешь  на  легкую  поживу.  Шантаж - это скверное слово, придуманное
скверными  людьми. Но для шантажа необходимы смелость и податливые жертвы. У
тебя  нет  ни  того, ни другого. По-видимому, ты считаешь себя умником, но в
Токио  ты  -  всего лишь алчный деревенский мальчишка, и единственное, в чем
ты  хоть  что-нибудь смыслишь, - это навоз. Я твердо намерена защитить своих
дочерей  и  своего  мужа. Мы уже заплатили достаточно, более чем достаточно,
за  то,  что  сделала  твоя мать. Возможно, это ее совет? Она - пиявка. Ты -
нарыв.   Я  хочу,  чтобы  ты  понял  элементарную  вещь:  если  ты  посмеешь
попытаться  причинить  беспокойство  моему  мужу,  показаться на глаза кому-
нибудь из нашей семьи или попросить хоть иену, тогда, как и положено нарыву,
ты будешь вскрыт.

Я   поедаю  свою  лапшу.  Дракон  вертится  вокруг  земли,  пытаясь  поймать
собственный  хвост.  Итак. В день своего совершеннолетия я получил подарочек
в  образе  страдающей  паранойей  мачехи,  которая  любит подчеркивать, и по
меньшей  мере  двух  сводных сестер. К несчастью, само по себе это письмо не
поможет  мне  найти  отца - на нем нет ни подписи, ни адреса, оно отправлено
из  северного  округа  Токио,  что  сужает  круг  поиска  примерно  до  трех
миллионов  человек,  при условии, что было написано там. Моя мачеха не дура.
Ее  ненависть  ко  мне  -  это еще одно препятствие. С другой стороны, чтобы
оттолкнуть  меня, до меня нужно дотронуться. К тому же это письмо написал не
отец  - так что, в худшем случае, он все еще не уверен, стоит ли встречаться
со  мной.  В  лучшем же - это означает, что ему до сих пор неизвестно, что я
пытаюсь  его  найти.  И  в  эту  самую  секунду  я  понимаю,  что на мне нет
бейсболки.  Это  -  наихудший  из всех возможных подарков. Эту бейсболку мне
подарила  Андзу.  Начинаю вспоминать - в игровом центре она была еще у меня.
Выхожу  на  улицу  и  прокладываю  дорогу  обратно  сквозь  потоки искателей
развлечений.
     "Зэкс  Омега  и  Кровавая  Луна"  не нашли нового клиента, но бейсболка
исчезла.  Я  обыскиваю  взглядом ряды студентов, тузящих потомство "Уличного
бойца",  толпу  детворы вокруг "2084"; кабинки с девчонками, цифрующими свои
фото    под  лица  знаменитостей;  аллеи  служащих,  играющих  в  маджонг  с
видеостриптизершами.    Странно.  Эти  люди,  подобно  моей  матери,  платят
психоаналитикам  и лежат в клиниках, чтобы вернуться к реальности - и эти же
люди,    подобно   мне,  платят  "Сони"  и  "Сега"[58],  чтобы  вернуться  в
виртуальный  мир.  В  типе с отвисшим подбородком, по тому, как он барабанит
по  клавишам,  я  узнаю смотрителя. Приходится кричать ему в ухо. Оно пахнет
серой.
     - Вам не отдавали кепку? - Че?
     - Я оставил здесь бейсболку, полчаса назад.
     - Зачем?
     - Забыл!
     "Пожалуйста, подождите - совершается транзакция".
     - Забыл, зачем оставил?
     - Ладно, неважно.
     Я  вспоминаю  о  своем  зрителе.  "Наверху, в бильярдном зале" - так он
сказал.  Отыскиваю  заднюю лестницу и поднимаюсь. Наверху - подводная тишина
и  подводный  же  полумрак.  Три  ряда столов, покрытых сукном цвета морской
волны,  по  шесть  в  каждом  ряду.  Я  вижу его в дальнем углу, он играет в
одиночку,  и  на  голове  у него моя бейсболка. Его хвост продет в отверстие
над  ремешком  застежки.  Он  загоняет  шар в лузу, поднимает глаза и жестом
приглашает меня подойти.
     -  Я  знал,  что  ты вернешься. Поэтому и не стал тебя догонять. Хочешь
отыграть?
     - Я предпочел бы, чтобы ты просто снял ее и отдал.
     - И в чем же здесь интерес?
     - Никакого интереса. Но это моя кепка. Оценивающий взгляд.
     -  Верно. - Он с поклоном преподносит ее мне. - Без обид. Сегодня я сам
не свой.
     - Ничего. Спасибо, что спас мою кепку. Он улыбается честной улыбкой:
     - Пожалуйста. Мой шаг:
     - Итак, э-э, насколько она теперь опаздывает?
     - А когда "опоздать" переходит в "кинуть"?
     - Не знаю. Часа через полтора?
     -  Тогда  эта  стерва  меня  форменным  образом  кинула. А мне пришлось
заплатить  за  этот  стол  до десяти. - Он тычет кием. - Разыграем несколько
рамок, если ты не занят.
     - Я не занят. Но у меня нет ни гроша, чтобы поставить на кон.
     -  Сигарету  за  партию  ты  можешь  себе  позволить? Я в какой-то мере
польщен, что он принимает меня
     настолько  всерьез,  что  предлагает  сыграть  с  ним в пул. Все, чем я
располагал  по  части  компании,  с тех пор как приехал в Токио, были Кошка,
Таракан и Суга.
     - Конечно.

 Юзу  Дэймон  -  студент  последнего курса юридического факультета, уроженец
Токио  и  лучший  игрок в пул, какого я когда-либо встречал. Он в самом деле
великолепен.  На  прошлой  неделе я посмотрел "Мошенника"[59]. Дэймон мог бы
разделать  героя  Пола  Ньюмена  под  орех.  Из  вежливости он позволяет мне
выиграть пару партий, но к десяти часам выигрывает семь следующих подчистую,
отточенным  стилем,  с разворотами на 180° и ударами с наскока. Мы сдаем кии
и  садимся  выкурить свои трофеи. Моя пластмассовая зажигалка сдохла: огонек
пламени со щелчком вылетает из-под большого пальца Дэймона. Красивая вещь.
     - Платина, - говорит Дэймон.
     - Должно быть, стоит целое состояние.
     -  Мне  ее  подарили на двадцать лет. Тебе надо больше тренироваться. -
Дэймон кивает в сторону стола. - У тебя меткий глаз.
     - Ты говоришь, как мой школьный учитель физкультуры.
     -  Брось.  Послушай, Миякэ, я решил, что суббота обязана компенсировать
мне этот облом. Что скажешь, если мы пойдем в бар и снимем девчонок?
     - Э-э, спасибо. Я лучше пойду.
     - Твоя подружка никогда не узнает об этом. Токио слишком велик.
     - Да нет, дело совсем не в...
     - Значит, женщина тебя сейчас не ждет?
     - Не то чтобы на самом деле, нет, но...
     - Не хочешь же ты сказать, что ты - голубой?
     - Насколько я знаю, нет, но...
     -  Тогда  ты  дал  обет  воздержания?  Ты член какой-нибудь религиозной
секты?
     Я показываю ему содержимое своего бумажника.
     - Ну и что? Я предлагаю оплатить все расходы.
     - Я не могу принимать от тебя подачки. Ты и так уже заплатил за стол.
     -  Ты  не  будешь  принимать  от  меня  подачки. Я же говорил тебе, что
собираюсь  стать  адвокатом. Адвокаты никогда не тратят собственных денег. У
моего  отца  есть  счет  на  представительские  расходы,  на  котором  лежит
четверть  миллиона иен, которые нужно истратить, или бюджет его департамента
будет  подвергнут  пересмотру. Так что, видишь, отказываясь, ты ставишь нашу
семью в трудное положение.
     Крупная сумма.
     - И так каждый год?
     Дэймон видит, что я говорю серьезно, и разражается смехом:
     - Каждый месяц, дурень!
     - Принимать подачки от твоего отца еще хуже, чем от тебя.
     -  Слушай, Миякэ, я всего лишь предлагаю выпить пару кружек пива. Самое
большее,  пять.  Я  не  пытаюсь  купить  твою душу. Брось. Когда у тебя день
рождения?
     - Через месяц, - вру я.
     - Тогда считай, что я заранее делаю тебе подарок.

 Санта-Клаус  работает  за  барной  стойкой,  красноносый  Олененок  Рудольф
появляется  из  туалета  с  метлой  в  руках, а эльфы в колпаках обслуживают
столики.
     Я  наблюдаю, как под потолком танцуют снежинки, и покуриваю "Мальборо",
зажженную  Девой  Марией.  Юзу  Дэймон  барабанит  пальцами  по столу в такт
психоделическим рождественским песнопениям.
     - Это место называется "Бар веселого Рождества".
     - Но сегодня девятое сентября.
     -  Здесь  каждый  вечер двадцать пятое декабря. Это то, что мы называем
детской забавой.
     -  Возможно,  я  наивен,  но  ведь твою девушку могло просто что-нибудь
задержать.
     -  Ты  более чем наивен. В каком веке застряла эта твоя Якусима? Стерва
кинула  меня.  Я знаю. Мы с ней договорились. Если бы она хотела прийти, она
пришла  бы.  А  теперь  я  одинок,  как новорожденный младенец, и на нее мне
наплевать.  Наплевать.  Но  - только не оборачивайся сразу - кажется, прибыл
наш  утешительный  приз.  Вон  там,  в  уголке между камином и елкой. Одна в
кофейной коже, другая в вишневом бархате.
     - Они выглядят как модели.
     - Модели для чего?
     - Такие на меня дважды не посмотрят. И разу не посмотрят.
     - Я обещал оплатить твою выпивку, но не ублажать твое эго.
     - Я это и имею в виду.
     - Чушь.
     - Посмотри, как я одет.
     - Мы скажем, что ты роуди[60] какой-нибудь группы.
     - Я даже за роуди не сойду.
     - Мы скажем, что ты роуди у "Металлики".
     -  Но  ведь  мы  же  с ними незнакомы. Дэймон закрывает лицо ладонями и
хихикает:
     -  Ах,  Миякэ,  Миякэ.  Для чего, ты думаешь, созданы бары? Ты думаешь,
людям  нравится  платить  астрономические  цены за дрянные коктейли? Допивай
свое  пиво.  Чтобы  внедриться в расположение противника, понадобится виски.
Никаких  возражений!  Взгляни на ту, что в бархате. Представь, как ты зубами
развязываешь  шнуровку корсажа или что там на ней надето. Ответь просто "да"
или "нет": ты ее хочешь?
     - Кто бы не захотел, но...
     - Сайта! Сайта! Два двойных "Килмаг