я  Миякэ  его "харлей" - это, как бы получше
сказать,  его  пятая точка свободы между музыкальными тусовками, верно? Рок-
звезд  окружает столько дерьма, вы не поверите. Поклонницы, наркоманы, ворье
-  Миякэ  недавно  со всем этим покончил. Превосходно, Мириам, ты не пролила
ни  капли.  Полагаю, ты часто практикуешься. Скажи, тебя давно держат в этой
дыре в качестве официантки-то-есть-хостессы?
     При  свете  лампы  Мириам  похожа на призрак, но не теряет достоинства.
Комната  наполнена  интимностью  и теплом. Я вдыхаю запах духов, косметики и
недавно настеленного татами.
     - Оставьте, господин Дэймон. Леди не говорят о возрасте.
     Дэймон распускает свой конский хвост.
     -  А  дело  в  возрасте?  Ну  надо же. Ты, должно быть, очень счастлива
здесь.  Ну,  я  ко всем обращаюсь, шампанское готово, и я хочу провозгласить
два тоста.
     - И за что же мы, как бы, пьем? - спрашивает Кофе.
     -  Во-первых:  как  Миякэ  уже знает, я только что освободился от одной
дрянной  женщины,  для  которой  забыть свое обещание все равно, что шлюхе -
вот хорошее сравнение - натянуть или снять резинку.
     - Я точно знаю, каких женщин ты имеешь в виду, - кивает Кофе.
     -  Мы так хорошо понимаем друг друга, - вздыхает Дэймон. - Выбирай, где
поженимся: в Вайкики, Лиссабоне или Пусане?
     Кофе играет серьгой Дэймона.
     - Пусан? Эта корейская клоака?
     -  Ядовитое  местечко,  - соглашается Дэймон. - Можешь взять эту серьгу
себе.
     - Как бы, здорово. Итак, за свободу.
     Мы звеним бокалами.
     -  А  какой  твой  второй  тост?  - спрашивает Бархотка, гладя пальцами
хризантему.
     Дэймон жестом указывает на Кофе и Бархотку:
     -  Ну, конечно же - за цвет истинной японской женственности. Мириам, ты
смыслишь в таких вещах. Какими качествами должна обладать моя будущая жена?
     Мириам обдумывает ответ:
     -  В  вашем  случае, господин Дэймон, слепотой. Дэймон хватается руками
за сердце, будто хочет остановить кровотечение.
     -  О,  Мириам! Где сегодня твое сострадание? Мириам любит кормить уток,
Миякэ.  Я  слышал,  к  водоплавающим она относится с большим участием, чем к
своим любовникам.
     Мириам слегка улыбается:
     - Я слышала, водоплавающие больше заслуживают доверия.
      -  Заслуживают  доверия,  ты  говоришь?  Или  оказывают?  Неважно.  Ты
согласна, что мы с Миякэ - самые счастливые мужчины в Токио?
     Одно  мгновение она смотрит на меня. Я отвожу взгляд. Интересно, как ее
зовут по-настоящему?
     - Только вы сами можете знать, насколько вы счастливы, - говорит она. -
Это все, господин Дэймон?
     -  Нет,  Мириам, это не все. Я хочу травки. Той кармической смеси. И ты
знаешь,  каким  голодным  я становлюсь после наркотиков, так что принеси нам
чего-нибудь поклевать примерно через полчаса.

 В  комнате есть ширма-фузума, за которой скрывается выход на балкон. Из дна
ночи  вырастает  Токио. Всего месяц назад я помогал своему двоюродному брату
чинить  "Ротаватор" на чайной плантации дядюшки Апельсина. А теперь - только
посмотрите.  Банка  "КИРИН  ЛАГЕР  БИЭР"[67],  высотой  с  шестиэтажный дом,
освещает  все  вокруг  ярко-желтым неоновым светом. Темным пятном выделяется
Императорский  дворец,  за  которым  над  вершиной "Пан-Оптикона" вспыхивают
предупредительные  огни  летящего самолета. Альтаир и Вега пульсируют каждая
на    своей   стороне  Млечного  Пути.  Шум  транспорта  затихает.  Бархотка
перегибается через перила.
     -  Какой  же  он  огромный,  -  говорит  она сама с собой. Горячий бриз
треплет  ей  волосы.  Ее  тело  сплошь состоит из изгибов, которые я ощущаю,
даже не прикасаясь к ней.
     -  Я  со всей ответственностью заявляю, - говорит Дэймон, друг, который
преподносит  мне  все  это  на  блюдечке,  - что я свернул самый совершенный
косячок по эту сторону от борделей Боготы.
     - Откуда ты знаешь? - Кофе наклоняется, чтобы зажечь самокрутку.
     - Я владею десятком из них.
     Он  вылезает из своего пиджака и швыряет его в комнату. На его футболке
написано:  "Вещи  видятся  нам  не  такими, каковы они есть, они видятся нам
такими, каковы мы есть" - где-то я это уже слышал.
     Бархотка свешивается ниже:
     - Это острова или корабли? Там, где кольцо из огней.
     Дэймон вглядывается в темноту через перила:
     - Отвоеванная земля. Новый аэропорт. Кофе смотрит на огоньки:
     - Давайте поедем туда и посмотрим, как быстро бегает твой "порш".
     -  Давайте  не поедем, - Дэймон раскуривает самокрутку, втягивает дым и
выпускает его с громким "а-а-а-а-а-а-а-а-а-а...".
     Кофе  опускается  на  колени,  и Дэймон подносит самокрутку к ее губам.
Дядюшка  Толстосум  прочитал  мне  строгую  лекцию  о  наркотиках в Токио, о
которой,  как я понимаю, едва взглянув на Бархотку, я предпочту забыть. Кофе
сжимает губы и, подобно дракону, выпускает дым из ноздрей.
     -  Я  уже  говорил вам, - Дэймон рассматривает пламя своей зажигалки, -
что  эта  зажигалка  имеет  историческую ценность? Она принадлежала генералу
Дугласу Макартуру[68] во времена оккупации.
     - Как бы, так и есть, если ты говоришь, - с недоверием усмехается Кофе.
         -    Говорю,    но    это    неважно.   Принеси  мне  забутон,  моя
кофейносливочномедоваякиска,  пусть  твои  легкие напитаются этой прелестью,
мы отправимся на машине в Терра-дель-Фуэго и заплодим Патагонию...
     Пока  Кофе  несет  подушку  из  комнаты,  мобильный  у  нее  в  сумочке
тренькает "Лунную сонату". Дэймон тяжело вздыхает:
     - Вот достал! - и передает самокрутку мне.
      Я  отдаю  ее  Бархотке.  Дэймон  отвечает  на  звонок,  подражая  тону
кронпринца:
     - Я приветствую вас в этот прекрасный вечер.
     Кофе, хихикая, бросается к нему:
     - Отдай!
     Дэймон  прижимает  ее  к  полу,  зажав между коленями. Она извивается и
хихикает, оказавшись в ловушке.
     -  Нет,  мне  очень  жаль, но вы не можете поговорить с ней. Ее друг? В
самом  деле?  Это  она  вам  так  сказала?  Какой  ужас. Я трахаю ее сегодня
вечером,  видите  ли,  поэтому  пойди  и  возьми в прокате порнокассету, ты,
жалкий  козел. Но сначала послушай внимательно - вот как звучит твоя смерть.
- И он выбрасывает телефон с балкона.
     Хихиканье Кофе обрывается. Дэймон улыбается, как пьяная жаба.
     - Ты выкинул мой мобильник! Смех Дэймона звенит, как капель:
     - Я знаю, что выкинул твой мобильник.
     - Он может ударить кого-нибудь по голове.
     -  Что  ж,  ученые  предупреждают,  что  мобильные  телефоны могут быть
опасны для мозгов.
     - Это был мой мобильник!
     - О, я куплю тебе новый. Я куплю тебе десять новых.
     Кофе взвешивает "за" и "против".
     - Самой последней модели?
     Дэймон хватает забутон, ложится на спину и изображает гангстера:
     -  Я  куплю  тебе  целый завод, милашка моя. Кофе надувает губы с видом
маленькой девочки и прижимает к уху бокал с шампанским:
     - Я слышу пузырьки.
     Бархотка  пальцами  пощипывает  мне  мочки  ушей,  прижимает свой рот к
моему,  и  дым  марихуаны  стремительно  наполняет  мне  легкие.  Ворованный
шоколад, липкий и мягкий.
     -  Охо-хо-хо-хо-хо-хо-хо-хо,  - Дэймон заметил нас, - займитесь-ка этим
в  той  комнате,  вы  двое.  А  то мне кажется, что этот юный выскочка снова
обскакал меня - и мою новобрачную тоже.
     Бархотка толкает меня в грудь, и я оказываюсь в комнате.
      -  Садись  там,  -  говорит  она,  указывая  на  противоположный  край
низенького стола.
     Пьяный  монах  -  что  кобель  в  рясе.  Ее  руки  блестят от пота. Она
задувает  свечу. Мы по очереди затягиваемся, не говоря ни слова. Иногда наши
пальцы  соприкасаются.  От  нее словно исходит электрический ток. Биоборг. Я
различаю  ее  силуэт  в зареве ночного города, притушенного бумажной ширмой.
Она  старается  не  дотрагиваться  до  меня, и ее поведение служит сигналом,
чтобы  я  не прикасался к ней, пока она не позволит. Яркий кончик самокрутки
путешествует  сквозь полумрак. Иногда я - это я, иногда - не совсем. Жемчуг,
лунный  камень,  блеск  зубной эмали. Несогласованность времени/пространства
распространяется  и  на  мои  члены.  На  листе  темноты  я, будто составляя
фоторобот,  представляю ее грудь, волосы, лицо. Если я вдруг чихну, Годзилла
просто взорвется у меня в трусах.
     - Ты давно это куришь?
     Ее слова кажутся извивающимися облачками дыма.
     - Да, с двадцати лет.
     Свиток, кукла, прикольный тролль, уронившая голову хризантема в вазе.
     - Так сколько же тебе лет, роуди?
     Я слышу даже, как шуршат ее пышные волосы.
     - Двадцать три. А тебе?
     Шквал горьких снежных хлопьев.
     - Сегодня мне миллион.
     Резкий  вскрик  Кофе  и  "грррр-р-р-р-р-р"  Дэймона,  и  мы с Бархоткой
хохочем  так,  что  рискуем  сломать  себе ребра, хотя при этом не издаем ни
звука. Потом я забываю, почему смеюсь, и снова сажусь прямо.
     -  Держи  руки  на столе, - строго предупреждает она. - Терпеть не могу
парней, которые лезут, куда не надо.
     После  пары  неудачных  попыток наши губы встречаются, и мы сливаемся в
поцелуе на девять дней и девять ночей.

 Фузума  перед  балконом  раздвигается.  Мы с Бархоткой отпрыгиваем в разные
стороны.  На  пороге  в  лунном  свете  стоит Дэймон, его торс обнажен, и на
груди  помадой  нарисовано  нечто  вроде  вампира-кролика  Миффи[69].  Соски
изображают зрачки Миффи, горящие жаждой крови.
     - Миякэ! Ты под кайфом или у тебя не стоит? Еще не хочешь поменяться?
     Седзи,  отделяющее  комнату от внешнего коридора, раздвигается. У входа
стоит  Мириам,  держа  в  руках  поднос  с  какими-то  клейкими  крупинками,
кубиками  арбуза  и  очищенными  личи[70].  Я  успеваю  заметить  на ее лице
потрясение,  гнев  и  ненависть  -  но  она  тут  же  вновь натягивает маску
профессионального безразличия.
     -  Мириам!  Ты  принесла  нам поклевать! Икра - ничего себе! Одно из ее
ценных качеств, Миякэ, - это умение почувствовать момент.
     Она снимает туфли, входит и ставит поднос на стол.
     - Простите меня.
     -  О, Мириам, что тебе мое прощение, ведь у тебя такие могущественные и
влиятельные покровители! Они о тебе позаботятся.
      Появляется  Поросенок  Кофе,  на  ходу  приводя  в  порядок  одежду  и
поддерживая  раму  фузумы,  чтобы та не упала. Замечает Мириам. Чувствуется,
что она привыкла командовать прислугой:
     - Проводите нас в дамскую комнату!

 Дэймон   говорит  с  Эидзи,  но  Эидзи  обнаруживает,  что  ему  трудновато
сосредоточиться,  потому  что его голова так и норовит открутиться и укатить
в угол. Кофе с Бархоткой сидят в дамской комнате уже целую вечность.
     -  Я  обычно  хожу  в  тихий  отель любви в Восточном Синдзюку, рядом с
парком,  он пристроен к другому четырехзвездочному отелю, так что в номер из
кухни можно заказать приличную еду.
     Эидзи как-то неловко. Дэймон внимательно на него смотрит:
     -  Только  не  говори,  что  волнуешься  из-за  денег.  Эидзи  пытается
помотать головой, но вместо этого случайно кивает.
     - Деньги - это всего лишь дерьмо, которого у моего отца слишком много.
     "Эти  девушки,  -  думает  Эидзи,  -  можно ли просто..." Дэймон слышит
мысли  своего  друга,  застегивает  пуговицы  на  его  рубашке  и  поднимает
указательный палец:
     -  Эти две играют исключительно в паре, Миякэ. Или мы уложим обеих, или
они  обе  вернутся к себе домой в свои надушенные лавандой спальни. Покинешь
меня  сейчас  - и мне придется дрочить за самую крупную сумму с тех пор, как
Майкл  Джексон  выступал  в "Будокане"[71] в последний раз. Твоя, по крайней
мере,  обладает  хоть каким-то практическим интеллектом. У моей же - чувство
моды вместо мозгов.
     Эидзи хочет что-то сказать, но забывает, что, едва открыв рот.
     - Девчонки - как видеоигры, Миякэ. Платишь, играешь, уходишь.
     Эидзи  - сама благодарность. Он пытается выразить эту благодарность, но
слова  ускользают  от  него,  как  бесконечный  дождь,  льющийся  в бумажный
стаканчик,  они  мчатся  с  дикой  скоростью,  стремясь достичь другого края
вселенной, и он отказывается от своей затеи. Кофе приносит другая хостесса.
     - Кто вы такая, черт побери? - вопрошает Дэймон. Хостесса кланяется:
     - Ая-чен, господин Дэймон. Мириам-сан стало плохо.
     Дэймон злится:
     -  Дуй  обратно  к  Маме-сан  и напомни ей, кто такой Дэймон, и кто его
отец, и каким вздорным козлом я могу стать, если...
     Но  его  фраза  обрывается на полуслове. Он отрывает головку хризантемы
от стебля и начинает обрывать лепестки.
     -  Забудьте,  что  я  сказал,  Ая-чен.  Передайте это призраку Мириам с
моими  глубочайшими извинениями. - Он вручает ей то, что осталось от цветка,
и это кажется Эидзи довольно милым.
     Эидзи  -  на  переднем  сиденье такси. Дэймон - сзади, между своих двух
наложниц.  Улицы  пустеют;  они  едут  по  широкому  мосту. В фойе Атлас[72]
сгибается  под  тяжестью  земного  шара;  Дэймон пялится на экран с номерами
комнат  и  ценами:  свободные  -  светятся,  занятые - темные; и нажимает на
кнопки,  и  получает ключи. Снова лифт. Дэймон целует Эидзи в губы и с силой
вталкивает    в    комнату.  Десятисекундный  душ  и  примитивное  порно  по
коммерческому  каналу. Презервативы девяти видов. Снаружи розовыми вспышками
мигает  буква "X". Цветочные головки на стеблях, головки подсолнухов. Входит
Кофе,   лимонно-желтое  полотенце  прикрывает  ее  блестящее,  как  леденец,
медовое  тело,  она  сейчас  какая-то  заторможенная;  сексодром  из  легенд
воплощен  вполне реально; она задергивает полог; закрой глаза, говорит она и
скользит  в  постель, кожа у нее гладкая, ягодки сосков набухли; да, хорошо,
так  можно,  только  не трогай меня там; налетел на препятствие; да, так; он
всегда  меняется  дамами?  Твой  друг? Юзу Дэймон? Что за имя - "Юзу", прямо
как  фрукт?  Наверное. Молчи. Мягкий шоколад, как это пошло; зубы покусывают
живот;  пушистые  укромности,  нервный  толчок; нет, я же сказала не трогать
меня  там;  Годзилла  отступает,  на  спине выступают капельки пота, подъем,
спуск,  подъем,  весь  технический  набор,  на  этом, пожалуй, все. Годзилла
снова  меняет  решение,  корни  врастают  глубже,  ветки  плещутся и сзади и
спереди,    пальцы  ее  рук  сжимаются,  пальцы  ног  находят  точку  опоры,
странствуя  по  океану,  океану простынь, бурному, стонущему, погружающему в
летаргию,  она ловит ртом воздух, она погружается, вздрагивает; да, уже все?
нет,  и  вверх, и да, и вниз, и нет, и вверх, и да, и вниз, и вверх, и вниз,
кончаю и кончаю, если кончаю; ты - не - проснешься - пока - не - ударишься -
о - землю - ты


x x x


 Просыпаюсь  в  круглой  кровати,  один-одинешенек, как выброшенная игрушка.
Эта  комната  в  отеле  любви  -  храм розового. Розового не как цветы - как
потроха.  Шторы  запачканы  утренним  светом.  Грохот отбойных молотков, шум
машин  на перекрестках и гул толпы. Сухие подсолнухи в вазе. В голову словно
вкрутили  штопор от виска до виска. Язык натерли солью, высушили на солнце и
отдали  на  растерзание  куницам.  Горло подверглось нападению геологических
молотков. Колени и локти использовались для высекания огня с помощью трения.
В  паху  воняет  креветками.  Простыни  скомканы, и матрас пестрит засохшими
пятнами  крови. Итак, два девственника лишили друг друга этого сана. Так тот
чих из паховой области и был секс?
     Никакого  моста  Золотые Ворота к земле обетованной. Всего лишь хлипкая
доска  через  топкое  болото.  И никто даже значка тебе не даст, чтобы куда-
нибудь  нацепить.  Эта  комната,  как носовой платок общего пользования, - в
отелях  любви  наверняка  наивысшая  концентрация секса-на-кубический-метр в
этой  стороне  от... откуда? От Парижа. Я пытаюсь нащупать сигарету - пусто.
Спокойно.  Если учесть все, вместе взятое, я легко отделался. Звонннннннннит
телефон. Голову даю на отсечение - это Дэймон из соседнего номера.
     -  Доброе  утро,  это  администратор.  -  Мужской  голос,  оживленный и
беззаботный.
     - Э-э, доброе.
     - Я просто хочу напомнить, что ваш номер заказан до семи...
     Мои часы лежат на тумбочке рядом с кроватью: 6:45.
     - Хорошо.
     - После семи снова устанавливается почасовая оплата.
     - Хорошо, я спущусь прямо сейчас.
     - Вы будете платить наличными или кредитной картой?
     - Что?
     -  Когда  ваши  дамы  уходили,  вот только что, они не знали, будете вы
платить  наличными  или кредитной картой. Две комнаты на всю ночь составляют
пятьдесят  пять  тысяч иен, при условии, что вы ничего не взяли из мини-бара
и освободите комнату в течение следующих пятнадцати минут.
     Удар под дых.
     По-прежнему оживленно, хотя и не так беззаботно:
         -  Поэтому  я  и  звоню,  чтобы  избежать  какого-либо  неприятного
взаимонепонимания.
     Если меня вырвет, это поможет?
     - У вас какие-то затруднения? - скрытая угроза.
     - Нет, вовсе нет. Э-э, пожалуй, я заплачу наличными. Я сейчас спущусь.
     - Мы будем ждать в вестибюле у входа.

 Я  натягиваю  измятую одежду и пулей лечу в номер Дэймона. Никого. Все, как
и  в  моем,  только на зеркале намалеванные чем-то желеобразным иероглифы: "
ВСЕГО  ЛИШЬ  ВИДЕОИГРА". Дэймон, ты первостатейный ублюдок. Миякэ, ты идиот.
Выворачиваю  карманы  джинсов и нахожу 630 иен мелочью. Этого не может быть.
Я пытаюсь проснуться. Тщетно. Все это происходит наяву. Мне не хватает 54 37
0  иен.  За  следующие  девять  минут  мне необходимо придумать какой-нибудь
совершенно  исключительный план. Сажусь на унитаз и извергаю из себя дерьмо,
параллельно перебирая имеющиеся возможности. Первая: "Понимаете, тот парень,
с  которым  я  пришел,  он  обещал,  что  заплатит за все с, э-э, отцовского
расходного  счета". Главарь Якудзы складывает вместе кончики пальцев: "Эидзи
Миякэ,  работает  в  бюро находок? Пост, требующий доверия. В каком восторге
будут  твои  наниматели,  когда  узнают, как ты проводишь выходные. Я считаю
своим  гражданским долгом сообщить им об этом, если только ты не испытываешь
желания  вернуть  нам  свой долг, выполнив определенные поручения, не все из
которых,  должен  предупредить,  можно назвать приятными". Вторая: "Бунтаро!
На  помощь!  Мне  нужно,  чтобы  ты  сию  же минуту принес мне в отель любви
пятьдесят  пять  тысяч  иен,  или  тебе придется искать другого жильца". Ему
будет  нетрудно  сделать  выбор.  Третья:  "Главарь  Якудзы  пробует на язык
лезвие  своей  бритвы.  Итак, это тот самый вор, который пытался улизнуть из
моего    отеля,    не  заплатив  за  полученные  услуги".  Я  поднимаю  свою
окровавленную  голову  и  распухшие  веки.  Мой  язык лежит в его тазике для
бритья.
     Ах, если бы (проблемы) тоже можно было смыть в унитаз.
     В  кино  люди убегают по крышам. Пытаюсь открыть окно, но оно для этого
явно  не  предназначено,  кроме того, я не умею ползать по стенам. Смотрю на
людей  на  замусоренных  улицах  и  завидую  каждому из них. Может, устроить
пожар?  Сирены  и  разбрызгиватели? Я следую за пожарными датчиками до конца
коридора,  только  чтобы  что-то  делать.  "В случае пожара дымовая пожарная
сигнализация  автоматически  разблокирует  эту дверь". Дядя Асфальт говорит,
что  отели  любви проектируются таким образом, чтобы не допустить побегов, -
лифт  всегда  доставляет  вас прямо к администратору. Что еще делают в кино?
Смываются  через  черный  ход. Ну, и где этот черный ход? Я пытаюсь искать в
другом  конце  коридора. "Аварийная лестница. Выхода нет". Черный ход всегда
идет  через  кухню.  Смутно  припоминаю,  что  Дэймон,  да  сгниют его яйца,
говорил мне, где находится кухня.
     В  отелях  кухни  обычно  в  цокольном  этаже.  Выскальзываю за дверь и
начинаю  спускаться по лестнице. Тупо смотрю вниз через перила. Спасительный
выход  Аоямы.  Иду так быстро и бесшумно, как только могу. Что я скажу, если
меня  здесь  поймают? Что в лифте у меня начинается клаустрофобия. Заткнись.
Вот  и  первый  этаж.  Большая стеклянная дверь ведет к стойке. За ней стоит
огромный  а