чина в грязном плаще. - Один
шаг за дверь, и течение смоет вас дальше острова Гуам.
     Ослица  подает  голос  с  самого безопасного места - полки для кофейных
фильтров:
     -  Если мы останемся здесь, то утонем! Беременная женщина трогает рукой
живот и шепчет:
     - О нет, не сейчас, не сейчас.
     Священник  вспоминает  о  роли  алкоголя  и  делает  большой  глоток из
плоской  фляжки.  Лао-Цзы мурлычет себе под нос матросскую песенку. Младенец
все  никак  не  заткнется.  Я  вижу раскрытый зонт, его несет в самую бурную
часть  потока;  красно-сине-желтый  зонт,  а  с  ним  и  моя официантка - то
скроется  под  водой,  то  вынырнет,  судорожно молотя по воде руками и ловя
ртом  воздух. Не раздумывая, я вспрыгиваю на стойку и открываю верхнее окно,
до которого еще не дошла вода.
     - Не надо! - хором кричат беженцы. - Это верная смерть!
     Бросаю свою бейсболку Лао-Цзы, словно метательный диск.
     - Я вернусь.
     Сбрасываю  кроссовки, подтягиваюсь на руках и вылезаю в окно - бурлящий
поток,  словно  какая-то  мифическая  сила, которая колошматит меня, топит и
снова  выбрасывает  на поверхность с дикой скоростью. Вспыхивает молния, и я
узнаю  Токийскую башню, наполовину погруженную в воду. Здания пониже тонут у
меня  на  глазах.  Должно  быть, количество погибших исчисляется миллионами.
Лишь  "Пан-Оптикон"  не  пострадал,  возвышаясь в самом сердце урагана. Море
отступает   и  снова  накатывает,  завывает  ветер  -  сумасшедший  оркестр.
Официантка  и  зонт  то приближаются, то их относит совсем далеко. Когда мне
уже  кажется,  что  я вот-вот пойду ко дну, она приближается ко мне на своем
зонте-байдарке.
     - А вы, оказывается, спасатель, - говорит она, хватаясь за мою руку.
     Она  улыбается,  но  улыбка  тут  же  превращается в гримасу ужаса: она
увидела  что-то  у  меня  за  спиной.  Я  оборачиваюсь  - к нам приближается
крокодилья  пасть.  Изо  всех  сил отталкиваю зонт и поворачиваюсь навстречу
смерти.
     -  Нет!  -  кричит  моя  официантка,  как и подобает. Я молча жду своей
участи.  Крокодил  ныряет,  его  огромное  туловище уходит под воду, пока не
исчезает даже хвост. Может, он просто хотел меня напугать?
     -  Скорее!  -  зовет  официантка, но острые зубы хватают меня за правую
ногу  и  тащат под воду. Я изо всех сил пинаю крокодила, но с тем же успехом
мог  бы  сражаться  с  кедром.  Ниже,  ниже,  ниже;  я пытаюсь вырваться, но
добиваюсь  лишь  того,  что  облака крови из прокушенной икры становятся еще
гуще.  Мы  опускаемся на дно Тихого океана. Оно смахивает на крупный город -
оказывается,    крокодил   решил  утопить  меня  перед  кафе  "Юпитер";  это
доказывает,  что у земноводных тоже есть чувство юмора. Посетители и беженцы
смотрят  на  нас с беспомощным ужасом. Буря, должно быть, утихла, потому что
вода  вокруг прозрачна, как в бассейне, и полна танцующих лучиков света, и я
могу  поклясться,  что  слышу "Lucy in the Sky with Diamonds"[13]1. Крокодил
смотрит  на  меня  глазами  Акико  Като, предлагая порадоваться вместе с ним
тому,  что  он  упрячет  мой  раздувшийся труп в своем логове и на несколько
недель  послужит  ему  закуской. Я слабею, и мое тело наполняется легкостью.
Лао-Цзы  закуривает  последнюю  сигарету  из моей пачки и снимает мою кепку.
Потом  изображает,  будто  вонзает  что-то  себе  в  глаз,  и  указывает  на
крокодила. Мысль приходит сама собой. Вчера мой домовладелец дал мне ключи -
тот,  которым  открывается  штора  витрины,  целых  три дюйма длиной и может
послужить  мини-кинжалом. Изогнуться так, чтобы нанести удар, - подвиг не из
легких,  но  крокодил  задремал  и не видит, как я вставляю ключ острием ему
между  век  и  загоняю.  Глаз поддается, хлюпает и вытекает. Вопль крокодила
слышен  даже  под водой. Челюсти разжимаются, и чудовище удаляется, дергаясь
в  конвульсиях  и вертясь вокруг своей оси. Лао-Цзы аплодирует, но я уже три
минуты  под водой без воздуха, а поверхность до невозможности далека. Я вяло
отталкиваюсь  от дна. В мозгу играет азот. Я парю, а вокруг поет океан. Лицо
в  воде,  что  ищет  меня,  свесившись  с  камня-кита, - это моя официантка,
верная    мне   до  конца,  с  развеваемыми  водой  волосами.  Наши  взгляды
встречаются  в  последний  раз,  а  потом, зачарованный красотой собственной
смерти, я тону, описывая круги, медленно и печально.
     С  первым  лучом рассвета священнослужители храма Ясукуни[14] разжигают
погребальный    костер    из   сандалового  дерева.  Мои  похороны  -  самое
величественное  зрелище  на  памяти  ныне живущих; вся страна объединилась в
трауре.  Движение  пущено  в  объезд  Куданситы[15],  чтобы дать возможность
десяткам  тысяч  скорбящих  прийти и отдать мне дань уважения. Языки пламени
лижут  мое тело. Послы, всевозможные родственники, руководители государства,
Йоко  Оно  в  черном.  Мое  тело  ярко  пылает,  восходящее солнце прорезает
предрассветную  дымку,  и  день  вступает  в  свои  права. Его Императорское
Величество  пожелал  поблагодарить моих родителей, так что они снова вместе,
впервые  за  двадцать  лет.  Журналисты спрашивают у них, что они чувствуют,
они  задыхаются от избытка эмоций и не могут отвечать на вопросы. Я не хотел
такой  помпезной церемонии, но что поделать - героизм есть героизм. Моя душа
возносится    к    небу    вместе  с  моим  прахом  и  парит  среди  набитых
телевизионщиками  вертолетов  и  голубей. Я усаживаюсь на гигантские ворота-
тори[16]  -  они такие огромные, что под ними мог бы свободно пройти военный
корабль,  -  и  наслаждаюсь  возможностью  читать в людских сердцах, которую
дарует смерть.
     "Мне не следовало покидать этих двоих", - думает моя мать.
     "Мне не следовало покидать этих троих", - думает мой отец.
     "Интересно, смогу я оставить себе задаток?" - думает Бунтаро Огизо.
     "Я так и не спросила, как его зовут", - думает моя официантка.
     "Ах,  если  бы Джон был сегодня с нами, - думает Йоко Оно. - Он написал
бы реквием".
       "Ублюдок,  -  думает  Акико  Като.  -  Источник  пожизненного  дохода
безвременно иссяк".


x x x


 Лао-Цзы смеется, заходится кашлем и судорожно ловит ртом воздух.
     -  Ой-ой-ой!  Да  такого ливня не было года с семьдесят первого. Должно
быть, конец света. По телевизору говорили, что он вот-вот наступит.
     Едва  он  успевает  это произнести, как ливень прекращается. Беременные
женщины  смеются.  Я  думаю  об их младенцах. Что возникает в их воображении
все  эти  девять месяцев взаперти? Горные потоки, болота, поля сражений? Для
людей,  когда  они  еще  не  вышли  из  материнского  чрева,  воображение  и
реальность,  должно  быть,  одно  и то же. Снаружи пешеходы опасливо смотрят
вверх  и поднимают ладони, проверяя, идет ли еще дождь. Зонтики закрываются.
Облака-декорации    уезжают   со  сцены.  Дверь  кафе  "Юпитер"  со  скрипом
отворяется - помахивая сумкой, входит моя официантка.
     -  Вы  не особенно торопились, - ворчит Вдова. Моя официантка кладет на
прилавок коробку с фильтрами.
     - В супермаркете была очередь.
     -  Вы  слышали гром? - спрашивает Ослица, и тут мне кажется, что она не
такой уж плохой человек, просто натура слабая: попала под влияние Вдовы.
     -  Конечно,  слышала!  -  фыркает  Вдова.  -  Моя тетушка Отанэ однажды
услышала такой гром, что пролежала без чувств целых девять лет.
     Почему-то  мне  кажется,  что  Вдова  подделала  завещание  и  спустила
тетушку Отанэ с лестницы.
      -  Чек  и  сдачу,  если  позволите.  В  головном  офисе  меня  считают
образцовым бухгалтером, и я не намерена портить свою репутацию.
     Моя  официантка  подает  ей  чек  и  стопку монет. Безразличие - мощное
оружие  в  ее руках. На часах два тридцать. Зубочисткой я рисую в пепельнице
пентаграммы.  Мне приходит в голову, что прежде чем подниматься в офис Акико
Като,  я  должен, по крайней мере, удостовериться, что она находится в "Пан-
Оптиконе",  -  если  я  прорвусь  через  секретаршу  лишь  для  того,  чтобы
обнаружить  на экране ее компьютера наклейку с надписью "Вернусь в четверг",
то  буду  выглядеть  полным  идиотом.  Визитка  госпожи  Като лежит у меня в
бумажнике.  Я  позаимствовал ее из бабушкиного несгораемого шкафа, когда мне
было  одиннадцать  лет,  собираясь  изучить  вуду[17]  и  использовать  ее в
качестве  тотема.  "АКИКО КАТО. АДВОКАТ. ОСУГИ & БОСУГИ". Адрес в Синдзюку и
номер  телефона.  Сердце  забилось  быстрее. Я сам с собой заключаю сделку -
один  кофе со льдом, последняя сигарета, и я звоню. Дожидаюсь момента, когда
моя  официантка  встанет за стойку, и подхожу получить свой кофе вместе с ее
благословением.
     -  Стаканы!  - Вдова рявкает так резко, что мне ошибочно кажется, будто
она обращается ко мне.
     К  стойке  подходит  Ослица,  а  моя  девушка  отправляется  обратно  к
раковине. Мне грозит передозировка кофеина, но отказываться уже поздно.
     - Кофе со льдом, пожалуйста.
     Дождавшись,  когда Лао-Цзы в очередной раз погибнет от рук биоборгов, я
вымениваю  спичку на "Карлтон". Пытаюсь разделить пополам пластинку миндаля,
но она застревает у меня под ногтем.

 - Добрый день. "Осуги и Босуги".
     Пытаюсь придать голосу хоть немного солидности.
     -  Д-да...  -  Голос  ломается,  как  будто  у  меня яйца не созрели. Я
краснею,  притворно  кашляю  и снова начинаю говорить, теперь пятью октавами
ниже: - Скажите, Акико Като сегодня работает?
     - Вы хотите поговорить с ней?
     - Нет. Я хотел бы узнать... да. Да, пожалуйста.
     - Пожалуйста - что?
     - Не могли бы вы соединить меня с Акико Като? Будьте любезны.
     - Могу я узнать, кто говорит?
     - Так она, э-э, сейчас в офисе?
     - Могу я узнать, кто говорит?
     - Это, - это какой-то кошмар, - конфиденциальный звонок.
     -  Вы  можете  рассчитывать  на полную конфиденциальность, но я обязана
узнать, кто говорит.
     - Меня зовут, э-э, Таро Танака.
     Самое фальшивое из всех фальшивых имен. Идиот.
     -  Господин Таро Танака. Понятно. Можно ли узнать, по какому вопросу вы
звоните?
     - По некому юридическому вопросу.
     - Вы не могли бы высказаться более определенно, господин Танака?
     - Э-э. Нет. В самом деле. Медленный вздох.
     -  Госпожа  Като  в  настоящий  момент  на  совещании с нашими старшими
партнерами,  поэтому я не могу просить ее переговорить с вами немедленно. Но
если  вы  сообщите  ваш номер телефона и название компании, а также, в общих
чертах, суть вашего дела, то я попрошу ее перезвонить вам попозже.
     - Естественно.
     - Итак, ваша компания, мистер Танака? - Э-э...
     - Мистер Танака? Замолкаю и вешаю трубку.

 "Д"  с  минусом  за  стиль. Но зато я знаю, что Акико Като прячется в своей
паутине.  Считаю  этажи  "Пан-Оптикона"  -  двадцать  семь, потом начинаются
облака.  Я выпускаю дым вам в лицо, Акико Като. Вам осталось меньше тридцати
минут  жизни,  в  которой  Эидзи  Миякэ - всего лишь туманное воспоминание с
туманного  гористого  острова  у  южной  оконечности  Кюсю.  Вам  ни разу не
снилась  встреча  со мной? Или я - только имя на соответствующих документах?
Айсберги  у  меня в кофе, позвякивая, тают. Я выливаю в чашку сироп и сливки
из  пластиковых  коробочек  и  смотрю,  как жидкости растворяются, кружась в
водовороте.  Беременные  женщины  рассматривают детские журналы. Моя девушка
ходит  от  столика  к  столику и высыпает пепельницы в ведро. Подойди сюда и
высыпь  мою.  Она этого не делает. Вдова разговаривает по телефону, вся одна
большая  улыбка.  Мое  внимание  привлекает человек, переходящий улицу Кита:
могу  поклясться,  минуту  назад  этот  человек  уже  переходил эту улицу. Я
внимательно  слежу  за  тем,  как  он  двигается сквозь прыгающую через лужи
толпу.  Он  переходит дорогу, затем ждет, когда загорится зеленый. Переходит
Омекайдо-авеню,  ждет,  когда  загорится  зеленый.  Потом он снова переходит
улицу  Кита.  Ждет светофора и снова переходит авеню Омекайдо. Я смотрю, как
он  делает  один,  два,  три  круга. Частный детектив, биоборг, сумасшедший?
Солнце  вот-вот  прорвется  сквозь пелену облаков. Протыкаю лед соломинкой и
пью  кофе.  Мочевой  пузырь требует моего внимания. Я встаю, подхожу к двери
туалета,  поворачиваю ручку - заперто. Чешу в затылке и смущенно возвращаюсь
на  место.  Когда  захватчик  выходит  -  это  какая-то секретарша, - отвожу
взгляд,  чтобы  она  не  заподозрила,  что  это  я  дергал  дверную ручку, и
пропускаю   свою  очередь.  Меня  опережает  застенчивая  старшеклассница  в
школьной  форме  -  через  пятнадцать  минут  она  является  миру с грудями,
выпирающими    из  бюстгальтера,  влажно  блестящей  кожей,  в  бело-розовом
полосатом  топе  и  мини-юбке - просто мечта. Встаю со стула, но на этот раз
меня обгоняет мамаша с маленьким ребенком.
     - У нас авария, - хихикает она, и я понимающе киваю.
     Может,  мне  все  это  снится  - во сне всегда, чем ближе к чему-нибудь
подходишь, тем дальше оказываешься?
     "Послушай,  -  визжит  мочевой пузырь, - давай скорее, или я за себя не
отвечаю!"  Я встаю рядом с дверью и пытаюсь думать о песчаных дюнах. Вот он,
токийский  порочный круг - чтобы сходить в туалет, ты должен купить выпить и
снова  наполнить  свой  мочевой пузырь. На Якусиме можно отлить за ближайшим
деревом.  Мамаша  с  ребенком выходят, и я наконец внутри. Задержав дыхание,
судорожно  запираюсь.  Поднимаю  крышку унитаза и отливаю три кофе. Воздух в
легких  кончается,  и  мне  приходится  вдохнуть  -  в общем, не очень тут и
воняет.  Моча,  маргарин,  лавандовый  освежитель. Отбрасываю мысль вытереть
ободок  унитаза.  Раковина,  зеркало,  пустая  мыльница.  Выдавливаю парочку
угрей и разглядываю свое отражение под разным углом: вот он я - Эидзи Миякэ,
житель  Токио.  Интересно, я хоть кого-нибудь обдурил или смешки, улюлюканье
и  косые  взгляды  адресованы  именно  мне?  На угри сегодня урожай. Неужели
загар,  который  я привез с Кюсю, уже сходит? Мое отражение играет со мной в
гляделки.  Оно  выигрывает  -  я  первым  отвожу взгляд и начинаю работу над
вулканической  цепью  угрей.  Снаружи  стучат  и  дергают ручку. Я зачесываю
назад смазанные гелем волосы и открываю дверь.


x x x


 Это  Лао-Цзы.  Я  бормочу  извинения за то, что заставил его ждать, и решаю
без  промедления  идти  на штурм "Пан-Оптикона". И тут на авансцену широкими
шагами  выходит  Акико  Като.  Из плоти и крови, здесь и сейчас - между нами
всего  лишь пять миллиметров стекла и максимум метр воздушного пространства.
Совпадение,  о  котором  я  так  мечтал,  случилось, едва я перестал на него
надеяться.  Она  медленно поворачивает голову, смотрит на меня в упор и идет
дальше.  Мне просто не верится, меня застали врасплох. Акико Като подходит к
перекрестку,  и  тотчас  загорается  зеленый свет. В моем воображении она не
постарела;  в  действительности это не так, но мои воспоминания на удивление
точны.  Скрытое коварство, орлиный нос, холодная красота. Пошел! Я жду, пока
двери со скрипом откроются, выбегаю на улицу и...
     Бейсболка, идиот!
     Бросаюсь  обратно  в  кафе  "Юпитер", хватаю свою кепку и снова мчусь к
переходу.  Зеленый  уже  мигает. После двух часов, проведенных в помещении с
кондиционером,  мне кажется, что кожа потрескивает и лопается от полуденного
зноя.  Акико  Като  уже  на  другом  берегу - я, рискуя жизнью, бегу за ней,
перепрыгивая  лужи  и  полоски  "зебры". Мотоциклы набирают обороты и рвутся
вперед,  светофор  загорается красным, водитель автобуса разражается бранью,
но  мне  удается вынырнуть на другой берег, не отскочив ни от одного капота.
Моя  добыча  уже  на  ступенях  "Пан-Оптикона".  Бегу  наверх  сквозь толпу,
получая  оскорбления  и на ходу извиняясь, - если она войдет внутрь, я упущу
шанс  встретиться на нейтральной территории. Но Акико Като не входит в "Пан-
Оптикон".  Она  идет  дальше,  по направлению к вокзалу Синдзюку, - я должен
догнать  ее и задержать, но мне приходит в голову, что если я пристану к ней
на  улице,  это скорее настроит ее против меня, чем расположит в мою пользу.
В  конце концов, я собираюсь просить ее об одолжении. Она подумает, что я ее
выслеживаю,  и  будет права. Вдруг она неправильно меня поймет, а я не успею
ей  все  объяснить?  Вдруг  она  закричит:  "Насильник!"?  Однако  я не могу
позволить  ей  раствориться  в  толпе. Поэтому я следую за ней на безопасном
расстоянии,  напоминая  себе, что взрослого Эидзи Миякэ она в лицо не знает.
Она  не  оборачивается  ни  разу  -  а  зачем? Мы проходим под строем чахлых
деревьев,  с которых падают последние дождевые капли. Акико Като встряхивает
волосами  и  надевает  темные  очки.  Подземный  переход  проводит  нас  под
рельсами,  и  мы  выплываем  на  яркий  солнечный  свет  посреди запруженной
транспортом  и  людьми улицы Ясукуни, с рядами бистро и магазинов, торгующих
мобильными  телефонами,  откуда  несется  дребезжание  струнных  аккордов. В
реальной  жизни  не  так  просто  кого-то  преследовать. Спотыкаюсь о чей-то
велосипед  -  он  звенит.  Сквозь  промытые дождем линзы солнце утюжит улицу
паровым  утюгом.  Намокшая  от пота футболка липнет к телу. Пройдя магазин с
девяносто  девятью  сортами  мороженого,  Акико  Като сворачивает на боковую
улицу.  Иду  за  ней,  продираясь  сквозь джунгли женщин, столпившихся перед
бутиком.  Никакого  солнца,  мусорные  баки  на  колесиках, пожарные выходы.
Декорации  к  фильму про Чикаго. Она останавливается перед каким-то зданием,
которое  оказывается кинотеатром, и оборачивается удостовериться, что за ней
никто  не  идет,  - я ускоряю шаг, изображая ужасную спешку и, проходя мимо,
низко  надвигаю  бейсболку,  чтобы  спрятать  лицо.  Когда  я  беглым  шагом
возвращаюсь  обратно,  она  уже  скрылась  в кинотеатре "Ганимед". Это место
видало  лучшие  дни.  Сегодня  здесь  показывают  фильм  под названием "Пан-
Оптикон".  Рекламный  плакат  - ряд кричащих русских матрешек - ни о чем мне
не  говорит.  Я  размышляю.  Хочется  курить, но сигареты я оставил в кафе "
Юпитер",    так  что  приходится  обойтись  бомбочкой  с  шампанским.  Фильм
начинается  через  десять  минут.  Я  вхожу,  сначала потянув дверь на себя,
вместо того, чтобы
     толкнуть  ее.  Пустынный холл пестрит ковром психоделической расцветки.
Не  заметив ступеньки, спотыкаюсь и чуть не подворачиваю лодыжку. Безвкусный
шик,  запах средства для полировки. Мрачного вида люстра светит коричневатым
светом. Женщина в кассе с явным раздражением отрывается от вышивания.
     - Да?
     - Это, э-э, кинотеатр?
     - Нет. Это линкор "Ямато"[18].
     - Я зритель.
     - Как мило с вашей стороны.
     - Э-э. Этот фильм... Он, э-э, о чем? Она продевает нитку в ушко иголки.
        -  Вы  видите  на  моем  столе  надпись:  "Здесь  продается  краткое
содержание"?
     - Я только...
     Она вздыхает, как будто ей приходится иметь дело с недоумком.
     -  Так  видите  вы  или  нет  на  моем  столе надпись: "Здесь продается
краткое содержание"?
     - Нет.
     - А почему, скажите на милость, здесь нет такой надписи?
     Я  бы  пристрелил  ее, но "Вальтер ПК" остался в прошлой фантазии. Я бы
ушел, но я точно знаю, что Акико Като где-то здесь, в этом здании.
     - Один билет, пожалуйста.
     - Тысяча иен.
      На  сегодня  бюджет  исчерпан.  Она  дает  мне  потрепанный  билет.  В
нескольких  местах  он  заклеен  пластырем. По справедливости, это заведение
должно  было  прекратить  свое  существование не один десяток лет назад. Она
возвращается к вышиванию, поручив меня нежным заботам надписи, гласящей:

                     | ВХОД В ЗАЛ - ДИРЕКЦИЯ НЕ НЕСЕТ
                       ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА НЕСЧАСТНЫЕ
                           СЛУЧАИ НА ЛЕСТНИЦЕ |.

     Крутые  пролеты  идут  вниз под прямым углом. Стены увешаны плакатами к
фильмам.  Ни  один мне не знаком. Каждый пролет кажется последним, но каждый
раз  я  обманываюсь.  В  случае  пожара  зрителей  любезно  просят  спокойно
обугливаться.  Похоже, становится те