ть
                                   КАЙ ТЕН

============================================================================


x x x


 Чайный  зал  "Амадеус"  -  это мир, напоминающий свадебный торт. Пастельная
глазурь,  рюшечки-розеточки. Тетушка Толстосум удостоила бы его своей высшей
похвалы:  "Восхитительный".  Что  до меня, то я бы с удовольствием раскрасил
из  баллончика  все  эти  кремовые  ковры,  молочные стены и сливочно-нежные
драпировки.  Я без труда нашел отель "Ригха Ройял" - пришлось еще час гулять
по  Харадзюку,  убивая  время.  Сонные  продавщицы  по  холодку мыли витрины
бутиков,  цветочники  поливали тротуар. Помешиваю лед в стакане с водой. Мой
дед  должен  прийти  через  пятнадцать минут. Теперь слово "дед" получит для
меня  новый  смысл. Странно, как легко слова меняют значения. Еще на прошлой
неделе  слово  "дед"  означало человека с зернистой фотографии на бабушкином
семейном  алтаре.  "Его  забрало  море"  - это все, что она рассказала нам о
своем  давно  умершем муже. В местном фольклоре он остался вором и пьяницей,
который  однажды ветреной ночью исчез, едва отойдя от причала. Позор госпожи
Оки.
     "Амадеус"  -  заведение  такого  класса,  что в нем есть метрдотель. Он
стоит  за  похожей  на  пьедестал  конторкой у жемчужных врат, листает книгу
заказов,   дает  распоряжения  официанткам  и  перебирает  пальцами,  словно
нажимая  на  невидимые  клавиши.  На  метрдотеля  нужно  учиться? Сколько им
платят?  Пробую  перебирать  пальцами. Но в тот же миг метрдотель устремляет
взгляд  прямо  на  меня.  Я  опускаю  руки  и  отворачиваюсь  к  окну, жутко
смущенный.  За  соседними  столиками  состоятельные  жены  обсуждают секреты
своей  профессии.  Деловые  люди  изучают  газетные  развороты  и  стучат по
клавиатурам  портативных  компьютеров  величиной с воробья. Вольфганг Амадей
Моцарт,  окруженный трубящими в трубы маргариновыми херувимами, смотрит вниз
с  потолочной  фрески.  На  вид  он  одутловат  и  нездорово бледен - ничего
удивительного,  что  так  рано  умер.  Нестерпимо  хочется курить - у меня в
кармане  лежит  пачка  "Кларка".  Через  панорамные окна Моцарту определенно
открывается  грандиозный  вид.  Токийская башня, "Пан-Оптикон", парк Йойоги,
где   околачиваются  старые  козлы  с  биноклями.  В  хромированных  стеклах
небоскреба  отражается  гигантский  кран - точно собственная полномасштабная
копия.  Баки  с  водой,  антенны,  заросли крыш. Сегодня погода вырядилась в
хаки.  Звон  серебряной  ложечки  о полупрозрачный фарфор чашечки - нет, это
массивные   часы  на  каминной  полке  возвещают  о  том,  что  уже  десять.
Метрдотель, кланяясь, подводит ко мне пожилого человека.
     Он!
         Мой   дед  смотрит  на  меня  -  я  вскакиваю,  взволнованный,  все
заготовленные  слова  вдруг  вылетают из головы, - и его глаза говорят: "Да,
это  я" - так смотрят, когда назначили встречу незнакомому человеку. Не могу
сказать,  что мы похожи, но и не могу сказать, что нет. Мой дед опирается на
трость;  на  нем  темно-синий  хлопковый  костюм и галстук-шнурок с аграфом.
Метрдотель  проворно  бросается  вперед и отодвигает стул. Мой дед поджимает
губы.  Кожа  у  него болезненно-серая, испещренная пигментными пятнами, и он
не может скрыть, скольких усилий стоит ему ходьба.
     - Эидзи Миякэ, надо полагать?
     Я  кланяюсь  ему  на  все  восемь восьмых, безуспешно пытаясь подобрать
нужные слова. Мой дед насмешливо возвращает мне одну восьмую.
     - Господин Миякэ, прежде всего я должен сообщить вам, что я не ваш дед.
     Я выпрямляюсь.
     - А...
     Дворецкий  откланивается,  незнакомец  садится,  а  я  в замешательстве
остаюсь стоять.
     -  Однако я пришел по воле вашего деда, чтобы обсудить вещи, касающиеся
семейства  Цукияма. Сядь, мальчик. - Он наблюдает за каждым моим движением -
из-под  набрякших  век  сверкает  острый, как бритва, взгляд. - Называй меня
Райзо.  Мы с твоим дедом знакомы не один десяток лет. Я знаю, кто ты, Миякэ.
Именно  я  указал  другу  на  твое  сообщение  в колонке частных объявлений.
Теперь  к  делу.  Как  ты  знаешь,  твой  дед  сейчас  выздоравливает  после
серьезной  операции  на сердце. Первоначальные прогнозы врачей были чересчур
оптимистичны,  он  вынужден  остаться  в  больнице  еще  на  несколько дней.
Поэтому я пришел вместо него. Вопросы?
     - Мне можно его навестить? Господин Райзо качает головой:
     -  Твоя  мачеха  помогает  ухаживать  за  ним в палате, а... как бы это
лучше сказать?
     -  Она считает, что я - пиявка, которая хочет высосать из семьи Цукияма
побольше денег.
     - Именно. Скажи просто: у тебя есть такое намерение?
     -  Нет,  господин  Райзо.  Все, чего я хочу, - это встретиться со своим
отцом.
     Сколько раз мне еще придется это повторить?
     -  Твой  дед полагает, что хранить тайну - самый верный способ избежать
подозрений  со  стороны  твоей  мачехи.  Милочка!  -  Господин Райзо пальцем
подзывает  официантку.  - Гигантскую порцию коньяка, как обычно, пожалуйста.
Что будешь пить, Миякэ?
      -  Э-э,  зеленый  чай,  пожалуйста.  Официантка  с  заученной  улыбкой
обращается ко мне:
     - У нас есть восемнадцать сортов...
     - Да принесите вы мальчику чайник чаю, черт побери!
     Официантка кланяется, убрав улыбку:
     - Да, адмирал.
     Адмирал? Сколько всего в Японии адмиралов?
     - Адмирал Райзо?
     - Это было очень давно. Лучше "господин".
     - Господин Райзо. Вы знакомы с моим отцом?
     -  Прямой  ответ  на  прямой вопрос. Я никогда не скрывал, что презираю
этого  человека.  Девять последних лет я избегал его общества. С того самого
дня,  как  узнал,  что он продал фамильный меч Цукияма. Этот меч принадлежал
его  -  твоей  -  семье пять веков, Миякэ. Пять сотен лет! Унижение от того,
как  твой отец распорядился пятью веками истории семьи Цукияма - не говоря о
тех  Цукияма, которым еще предстоит родиться, - неизмеримо. Неизмеримо! Твой
дед,  Такара  Цукияма,  -  человек, который верит в кровные узы. Твой отец -
человек,  который  верит  в  совместные предприятия на Формозе[123]. Знаешь,
где  сейчас  меч  Цукияма?  -  Адмирал скрипит зубами. - Он висит в кабинете
совета  директоров  завода,  производящего  пестициды  в Небраске! Что ты об
этом думаешь, Миякэ?
     - Это постыдно, господин Райзо, но...
     -  Это преступление, Миякэ! Твой отец - бесчестный человек! Он с легким
сердцем  бросил  твою мать на произвол судьбы, даже не подумав о том, что ее
ждет! Это дед позаботился о том, чтобы поддержать ее деньгами.
     Для меня это новость.
     -  Существует  кодекс чести, даже когда речь идет о любовницах. Плоть и
кровь  -  вот  что  имеет  значение,  Миякэ!  Узы крови - основа жизни. Наша
сущность! Знать, откуда ты родом, необходимо, чтобы знать самого себя.
     Официантка  возвращается с серебряным подносом и ставит наши напитки на
кружевные салфетки.
     -  Я  тоже считаю, что узы крови - это важно, господин Райзо. Поэтому я
здесь.
     Адмирал мрачно нюхает бренди. Я отхлебываю мыльный чай.
     -  Знаешь, Миякэ, врачи приказали мне забыть о подобных вещах. Но среди
моих  знакомых  больше  престарелых  моряков, чем престарелых докторов. - Он
одним  глотком  отхлебывает полбокала, запрокидывает голову и с наслаждением
смакует каждую молекулу напитка. - Твои сводные сестры - никчемные создания.
Визгливые  пошлячки  из  колледжа  для придурков. Встают в одиннадцать утра.
Красят  губы  белой  помадой,  носят  ботинки на толстой подошве, ковбойские
шляпы,  украинские  платки.  Они  красят  волосы в кислотные цвета. Твой дед
надеется,  что  его  внук - ты - имеет принципы благороднее, чем эти девицы,
кидающиеся на каждый новый поп-хит.
     -  Господин Райзо, простите, если... Я хочу сказать, я надеюсь, что мой
дед  ни  в  коем  случае не видит во мне своего будущего наследника. Когда я
говорю,  что  не  намерен врастать в фамильное древо Цукияма, я хочу сказать
именно это.
     Господин Райзо недовольно перебивает:
     - Кто - что - когда - зачем - почему - чей... Послушай, твой дед хочет,
чтобы  ты  прочитал  вот  это.  -  Он  кладет  на стол коробку, завернутую в
черную  ткань. - Это не подарок, потом вернешь. Этот дневник - самое ценное,
что  у  него  есть.  Храни  его  как зеницу ока. Вернешь через неделю, когда
придешь  знакомиться со своим дедом. Сюда. В это же время - десять утра - за
этот же стол. Вопросы?
     - Мы не знакомы - он не боится доверить мне...
     -  Непростительное безрассудство, по-моему. Я уговаривал сделать копию.
Не  доверять  оригинал  мальчишке.  Но  он  настоял,  старый  осел. Копия не
передает души, уникальности. Это его слова, не мои.
     - Я, э-э... - Я смотрю на черный сверток. - Я высоко ценю эту честь.
     -  Еще  бы.  Твой  отец никогда не читал этих страниц. Скорее всего, он
пустил бы их с аукциона в своем Интернете.
     - Господин Райзо, скажите, чего хочет мой дед?
     -  Еще  один  прямой вопрос. - Адмирал допивает коньяк. Камень в аграфе
отливает  синевой  океанских  глубин.  -  Я  отвечу  тебе. Войну с возрастом
невозможно  выиграть.  В  ходе этой войны мы наблюдаем отвратительные сцены.
Истины  превращаются  в  фиглярство.  Вера  становится  предметом  торга для
лжецов.  Жертвы  оказываются ненужными крайностями. Герои становятся старыми
пройдохами,  а  молодые  пройдохи  -  героями.  Этика  теперь  -  логотип на
спортивной  одежде.  Ты  спрашиваешь,  чего хочет твой дед? Я скажу тебе. Он
хочет того же, чего ты. Ни больше, ни меньше.
     Шабаш жен разражается хохотом.
     - Но чего же?
     Адмирал Райзо встает. Метрдотель с его тростью уже здесь.
     - Смысла.


x x x


                                                           1 августа 1944-го
 С  утра  было  пасмурно.  После  полудня  заморосил  дождь. Еду в поезде из
Нагасаки.  Путь  до Токуямы, префектура Ямагути, займет еще несколько часов,
а  до  острова Оцусимы, конечного пункта моего назначения, я доберусь только
завтра   утром.  В  прошлые  выходные,  Такара,  я  разрывался  между  двумя
обещаниями.  Первое  я  дал  тебе:  рассказать  во всех подробностях о своей
службе  на  Императорском  военно-морском  флоте.  Второе  я  дал  стране  и
императору:  держать  все  подробности,  касающиеся  подготовки  сил особого
назначения,  в  строжайшей тайне. Чтобы справиться с дилеммой, я решил вести
этот дневник. Эти слова - для тебя. Молчание - для императора.
     Когда  ты  будешь  читать  эти  строки, матушка уже получит извещение о
моей  смерти и посмертном повышении в звании. Возможно, ты, матушка и Яэко в
трауре.  Возможно,  вы  теряетесь  в  догадках,  что  означает  моя  смерть.
Возможно,  жалеете,  что  нечего  положить  в семейный склеп, - у вас нет ни
праха,  ни костей. Этот дневник - мое утешение, смысл моей жизни и мое тело.
Море - прекрасная могила. Не скорбите слишком.
     Итак,  я  начинаю. Военное положение быстро ухудшается. Силы императора
понесли  огромные потери на Соломоновых островах. Американцы высаживаются на
Филиппинах  с  очевидной  целью  захватить  гряду  Рюкю. Чтобы предотвратить
разорение   родных  островов,  требуются  исключительные  меры.  Вот  почему
Императорский военно-морской флот разработал программу кайтен.
     Кайтен  -  это видоизмененная торпеда марки 93: лучшая торпеда в мире с
кабиной  для  пилота. Пилот управляет торпедой, наводит ее на цель и наносит
удар  по  вражескому  судну  ниже  ватерлинии.  Поражение  цели теоретически
неизбежно.  Я  знаю,  Такара,  ты  любишь  технические подробности, так вот.
Длина кайтен - 14,75 метра. Она приводится в движение двигателем мощностью 5
50  лошадиных  сил,  работающем  на  жидком  кислородном топливе, которое не
оставляет  на  поверхности  воздушных  пузырьков  и  позволяет  нанести удар
внезапно.  Кайтен  может  двигаться  со скоростью 56 км/ч в течение двадцати
пяти  минут,  что  позволяет  ей  настичь  корабль, на который она нацелена.
Кайтен  вооружена  боеголовкой с зарядом в 1,5 тонны тонулолнитротротилового
эквивалента,  которая  взрывается  от  удара.  Подводные  лодки  подходят  к
стоянкам  кораблей противника на дистанцию поражения и выпускают кайтен. Эта
новая  торпеда, которая под управлением человека превращается в смертоносное
оружие,  вернет  нам  недавние  потери  в  полушарии,  принадлежащем Великой
Восточноазиатской  империи, деморализует военно-морской флот США и уничтожит
большую его часть. Тихий океан станет японским озером.
     На  военно-морских  авиабазах  Нара  и Цутиура свои жизни для программы
кайтен  предложили  1375 добровольцев. Строжайший отбор прошли только 160 из
них.  Видишь,  брат,  какой  чести  удостоилось  имя Цукияма и сколь славная
память о нем сохранится.

                                                                   2 августа
 Туманное  утро;  жаркий,  безоблачный  день.  Я просыпаюсь вместе с другими
курсантами  на нарах в казарме военной полиции в Токуяме - армейские казармы
были  разрушены  бомбежкой  месяц  назад. Бомба ударила в топливный склад, и
взрыв  сровнял  с землей весь порт и значительную часть города. Из этих руин
нас морем переправили на Оцусиму. Путешествие было коротким - всего полчаса,
но  перемена  разительная.  Оцусима сплошь состоит из мирных лесистых холмов
с  рисовыми  полями.  База кайтен и завод по производству торпед расположены
на низком узком перешейке.
     Младший  лейтенант  Хироси  Куроки и мичман Секио Нисина - изобретатели
кайтен,  оказали  нам  честь,  встретив  у сходней. Эти два человека - живая
легенда,  Такара.  Вначале  Верховное  командование  военно-морских  сил  не
выказывало    особой    охоты   санкционировать  использование  сил  особого
назначения  и  отклонило  предложение  младшего  лейтенанта Куроки и мичмана
Нисины  по  созданию кайтен. Чтобы убедить Верховное командование и доказать
искренность  своих  намерений, они вновь вынесли это предложение на его суд,
на сей раз написав его своей кровью. При всем при этом они - жизнерадостные,
скромные   парни.  Они  проводили  нас  в  казармы,  перебрасываясь  шутками
насчет    "Оцусимского    отеля".  Потом  весь  остаток  дня  объясняли  нам
технические подробности, а экскурсию по базе отложили на завтра.

                                                                   3 августа
 Ветрено.  Море  покрыто  рябью.  Ограждения  вокруг  базы кайтен охватывают
территорию  размером  около  шести  бейсбольных  полей,  где  размещаются от
пятисот  до  шестисот  человек. Секретность строжайшая - даже жители острова
не  знают  истинного  предназначения  базы.  Сама  база  состоит из казармы,
столовой,  трех  торпедных  заводов,  механической  мастерской для переделки
торпед  марки  93  в  кайтен,  спортивной  площадки, плаца для торжественных
построений,  административных  зданий  и причала. Через прорубленный в скале
четырехсотметровый  тоннель  узкоколейка  соединяет  механизированный  цех с
пирсом,  откуда  будут  запускаться  кайтен  и  где сегодня вечером начнутся
тренировки.  Я поспорил с Такаси Хигути, однокашником по Нара, за привилегию
быть  в первой из запущенных кайтен вместе с младшим лейтенантом Куроки. Его
камень побил мои ножницы! Что ж, моя очередь придет завтра.

                                                                   4 августа
 Душная,    влажная  жара.  Трагедия  случилась  так  скоро.  Вчера  младший
лейтенант  Куроки  и  лейтенант Хигути не вернулись из рейда вокруг северной
оконечности  Оцусимы.  Аквалангисты  искали их кайтен всю ночь. Нашли уже на
рассвете (через 16 часов после запуска), всего в трехстах метрах от причала,
наполовину  погруженную  в  ил.  Хотя  кайтен  оборудованы  двумя аварийными
люками,  их можно открыть только над водой. Под водой не позволяет давление.
Запас  воздуха  рассчитан  на  десять  часов  - если пилотов двое, это время
сокращается  наполовину.  Их  жертва  не  была напрасной - они оставили 2000
иероглифов  технических  данных  и  наблюдений,  относящихся  к  оказавшейся
роковой  неисправности. Когда кончилась бумага, они стали выцарапывать слова
гаечным  ключом  на  стене  кабины.  Мы  только что вернулись с погребальной
церемонии.  Мичман Нисина поклялся взять прах Куроки с собой в кайтен, чтобы
вместе  встретить  час  славы.  Конечно, мы все скорбим, но нас поддерживает
уверенность  в  том, что гибель наших братьев не была напрасной. Вина камнем
лежит  у  меня  на  сердце.  Я  попросил  коменданта Удзину предоставить мне
аудиенцию  и  рассказал  ему,  почему  чувствую особую ответственность перед
душой  Хигути.  Комендант Удзина обещал не оставить мою просьбу без внимания
и включить меня в число участников первой волны ударов кайтен.

                                                                   9 августа
 Нестерпимая  жара.  Извини  за  долгое  молчание,  Такара.  Тренировки идут
полным  ходом,  и  на  дневник невозможно выкроить даже десять минут в день.
Вечером  я засыпаю, едва голова коснется подушки. У меня прекрасные новости.
Во  время  утренней  поверки  объявили  имена участников первой волны ударов
кайтен,  и  Цукияма было в их числе! Эмблема нашего подразделения - кикусуи.
Это    хризантема   с  герба  Масасигэ  Кусуноки,  сражавшегося  на  стороне
императора    Годайдо.  В  битве  при  Минатогаве  семьсот  воинов  Кусуноки
противостояли  натиску  тридцати пяти тысяч предателей под предводительством
Асикаги,  и  Кусуноки вместе со своим братом Масасуэ совершил сеппуку только
после  того, как получил одиннадцать страшных ран. Мы выбрали этот символ не
случайно. Нас семьсот. Наша преданность императору неизмерима.
     В  море  выйдут  четыре  подлодки,  и  на  борту каждой из них будет по
четыре   кайтен.  I-47,  под  командованием  доблестного  капитан-лейтенанта
Зендзи  Орита,  примет  на борт мичманов Нисину, Сато, Ватанабэ и лейтенанта
Фукуду.  I-36  -  лейтенанта  Есимото и мичманов Тоезуми, Иманису и Кудо. На
борту  I-37  будут лейтенанты Камибеппу и Мураками, а также мичманы Юцуномия
и  Кондо. I-333, под командованием капитана Ёкоты, повезет лейтенантов Абе и
Гото  с  мичманами  Кусакабэ  и  Цукиямой Субару. После этого объявления нам
отвели  новые койки, чтобы члены одного пуска спали в одной комнате. Комната
тех,  кто  займет  место  на  I-333, на третьем этаже в конце коридора, окно
выходит  на  рисовые  террасы.  По  ночам  лягушки  квакают  так громко, что
заглушают  шум  литейных  цехов.  Мне  сразу  вспоминается  наша  комната  в
Нагасаки.

                                                                  12 августа
 Прохладно  и  тихо. Море гладкое, как река Накадзима, на которой мы пускали
игрушечные  яхты.  Сегодня я расскажу о наших тренировках. После завтрака мы
делимся  на Хризантем и Курсантов. Из-за того, что на учебные пуски выделено
только  шесть  кайтен, нам предоставили преимущество в тренировках. В восемь
тридцать  мы  по  тоннелю  направляемся к причалу для пуска кайтен. Когда мы
занимаем  свои  места в кабинах, кран опускает нас в море. Обычно мы садимся
по  двое. Конечно, тесно, но такое удвоение помогает сэкономить топливо, а "
капля  горючего  так  же  драгоценна, как капля крови". Инструктор стучит по
корпусу,  и  мы стучим в ответ - в знак того, что готовы к отплытию. Сначала
мы  проходим серию спусков. Потом решаем навигационные задачи с секундомером
и    гирокомпасом.   Мы  определяем  местонахождение  вражеского  корабля  и
имитируем  удар,  проходя  под  его  носовой  частью. Нужно быть осторожным,
чтобы  не  зацепиться  верхним  люком  за киль - на базе "П" так погибли два
пилота.  Еще  мы  боимся  застрять  в  иле,  как  младший лейтенант Куроки и
лейтенант  Хигути. Если это все же случится, придется закачать сжатый воздух
в  боеголовку  (которая вместо тротила наполнена морской водой), что должно,
в  принципе,  вытолкнуть  кайтен  на  поверхность.  Никому не хочется первым
проверять  эту  теорию.  Но  больше  всего  мы боимся потерять тренировочную